Рубрика «Список переводчиков Льюиса Кэрролла»
М. С. Блехман перевел, а точнее пересказал сказку Кэрролла. Этот пересказ под названием «Приключения Алисы в Стране Чудес или Странствие в Странную Страну» появился в Интернете 18.09.2006 на сайте proza.ru.
В 2004 г. он был издан в г. Харькове с иллюстрациями Дарьи Раковой. Эту книгу можно заказать здесь.
Блехман Михаил Самойлович — родился в 1951 г. в Харькове. Лингвист, переводчик. Закончил Харьковский государственный университет по специальности «Компьютерная лингвистика». Защитил кандидатскую диссертацию в Ленинградском государственном университете. Литературой занимаюсь с 15 лет: начал, как все, со стихов о неразделённой любви, а также — наверно, не как все — с критических статей и пародий на Пушкина и Маяковского. С тех пор постоянно пишу: рассказы, пьесы, эссе. Работаю всю жизнь лингвистом. 13 лет проработал в институте ВНИИТэлектромаш в Харькове, потом, в разгар Перестройки, занялся частным бизнесом — сначала с партнёрами, а в 1993 г. основал собственную фирму — «Лингвистика 93». Преподавал в харьковских университетах. В 1998 г. вместе с семьёй переехал в Канаду, в Монреаль, и создал корпорацию Lingvistica’98 Inc. Моя фирма разрабатывает компьютерные лингвистические системы — программы перевода, словари, системы обучения языкам. Наши заказчики — во всём мире: в Северной Америке, Европе, Азии, Австралии и даже в Африке. Научных публикаций у меня больше 100, на 3-х языках — русском, украинском, английском. Не знаю, какой я «писатель» и писатель ли вообще — судить об этом, разумеется, не мне, но вот переводчик — кажется, да: я перевёл «Алису в Стране Чудес» на русский язык, и детям — чем я безумно горжусь — нравится. Редактирую Интернет-альманах «Порт-Фолио». Женат, у меня две взрослые дочки.
***
Михаил Блехман:
Моя «Алиса»
О переводе «Алисы» Льюиса Кэрролла
В 15 лет я начал писать пародии — на Пушкина, Маяковского, на других, менее выдающихся авторов. Когда мне было 16, написал пародию-перевод «Евгений Онегин». Это была, так сказать, двойная пародия — на великий роман в стихах Александра Пушкина и потрясающий перевод на украинский Максима Рыльского. Моя пародия была задумана — и, кажется, получилась — не злой, а доброй и потому — вроде бы смешной. И, кажется, именно тогда я начал понимать то, что сформулировал для себя только сейчас: перевод — это и есть пародия. Только — добрая.
Теперь расскажу вам вкратце (полный рассказ занял бы месяцы и мегабайты) историю моего перевода другой великой книги другого великого писателя — «Приключений Алисы в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла. Точнее говоря, это не совсем перевод, а скорее пересказ, потому что перевести эту книгу — в изначальном, «непародийном» смысле слова «перевод», — наверное, невозможно. История эта — длинная, long and sad tale, то есть наоборот, совсем даже не печальная, но очень длинная. Попробую сократить, не выплеснув главного.
Началось всё, когда я учился в университете. Было мне лет 20, и мы изучали английский язык и теорию перевода. Преподавателем теории у нас был умнейший человек — Владимир Лазаревич Юхт. Он, и преподаватель английского языка Раиса Васильевна Погорелова (моя лучшая учительница в университете и один из лучших учителей в жизни), каким-то непонятным мне до сих пор образом внушили мне немыслимую страсть к лингвистике и переводу. Иначе говоря, развили во мне то, что заложили родители: я по природе «клинический» лингвист. Язык для меня — самодостаточная ценность, а в литературе едва ли не главное — стиль. На языке и стиле я помешан, — но это предмет отдельного разговора, не будем отклоняться, хотя и очень хочется отклониться.
Владимир Лазаревич как-то рассказал нам об Иринархе Введенском, о его переводах Диккенса. В частности, о том, что Введенский, считавший (это и стало моим кредо в переводе «Алисы»), что переводить следует не букву, а дух, перевёл вроде бы элементарную английскую фразу He kissed her примерно так — в полном соответствии с контекстом: «Он запечатлел поцелуй на её пурпурных устах». Ясно, что в другом контексте та же фраза должна была бы быть переведена иначе, например: «Он впился губами в её тощие губёнки» или — тривиально (иногда нужно тривиально) — «Он поцеловал её».
В то же время — так Бог дал (и это для меня оказалось чудом!) — я прочитал в журнале перевод «Алисы» Бориса Заходера. Заходер стал ещё одним моим учителем, и я жутко захотел сначала прочитать «Алису» по-английски, а потом — перевести её — лучше, чем Заходер. Сказано, что ученик не может быть лучше учителя, но я хотел не сам считаться лучше (хотя, чего греха таить, — и это было и есть), а — лучше перевести. Сначала думал — «ещё лучше», а когда повзрослел — просто «лучше». Нет — просто «намного лучше».
Для краткости опускаю рассказ о том, как и где достал оригинал «Алисы» — книгу, изданную в Англии. А прочитав «Алису» и перевод Н. Демуровой, понял, что просто обязан перевести сам. Тем более что моей старшей дочке Оле было 6, потом 7 лет — возраст Алиски, а младшая — Марина — была на 6 лет младше, т.е. понемножку дорастала до этого важного возраста.
Главной моей идеей была вот какая. Я считал и считаю, что все маленькие девочки — ну, лучшие из них, скажем так, хотя этих лучших — очень, к счастью, много, — в принципе одинаковые: умненькие, хитренькие, смешливые, и с громадным чувством юмора. А играть в слова — это для них просто величайшее наслаждение. Перекручивать, переделывать, переиначивать, пере… смешивать. Потому-то Алиска Лидделл и попросила заику До-до рассказать им сказку — чтобы было необычно, весело и смешно. Она-то, как и её сёстры, была нормальной, то есть викторианской, девочкой, и похохотать было для неё первейшим делом. При этом, ясная речь, Алиска была примерной ученицей и ребёнком цивилизованным, — как я сказал, нормальной, то есть викторианской девочкой. Из тех, которые вырастали не в «зрителей», а в «артистов» — я об этом написал пьесу «Синдром зрителя», о феномене зрителей и артистов, который меня очень тревожит. Но, снова-таки, не буду отклоняться. И о викторианской культуре — как я её понимаю — тоже пока не буду. Лучше как-нибудь напишу об этом рассказ.
Итак, я взялся переводить «Алису», и было это в начале 80-х. Процесс был такой: приходил вечером с работы, обедал, жена одевала младшую Марину, укладывала её в коляску, и мы с ребёнком отправлялись на пару часов гулять. Было уже холодно, морозно, ребёнок спал, а я в голове переводил. На вечер у меня было задание: перевести одну игру слов или одно имя. Но — перевести, а не вымучить. Ведь перевод — это не вымученность, а… — пародия. Только не злая, а добрая, в этом секрет.
Возвращался, передавал Марину жене, а Оля ждала меня в коридоре. Она не знала, что я перевожу «Алису», я умышленно не говорил ей. Чтобы проверить, получился ли перевод, я говорил найденную шутку Оле. Если она улыбалась, перевод годился, если нет — я на следующий вечер придумывал новый и проверял аналогично. Вот, например, Кот без Сапог, но с юмором был принят на ура моментально. Аналогично — Божья коровка с Божьим Бычком, «Есть хочется… сыро» — она тут хитро, совершенно понимающе улыбнулась.
Очень важно было, чтобы перевод был — рассказом от лица девочки, причём викторианской. Чтобы говорил не я, а именно девочка, то есть чтобы Алиса по-русски рассказала о своих диковинных приключениях. А для этого мне нужно было стать ею, Алиской, — да, собственно, любой нормальной 6-7-летней девочкой. Не подражать ей, а именно стать ею. Как заметил Бальзак, «Госпожа Бовари — это я». Ведь пародия — это не подражание, это говорение устами того, кого пародируешь. И поскольку Алиса по-русски говорить не умеет, мне пришлось помочь ей и сделать это за неё.
Поэтому взрослые, а также девочки, к сожалению, не наученные этими взрослыми играть в свой родной язык, не всегда понимают язык моей «Алисы». Вот вам примеры — уж вы-то меня поймёте.
Английская Алиса говорит по-французски «Ou est ma chatte?» Это — фраза из её учебника французского языка. Я бы, конечно, мог попросиь её сказать по-взрослому, скучно и обыденно: «Где моя кошка?» Но я хотел разговаривать с детьми так, чтобы им захотелось если не в разведку пойти с Алиской, то уж во всяком случае — прыгнуть вместе с ней в заячью норку. И тогда сам собою вопрос сформулировался так: «Куда запропастился мой кот?» Моей Оле эта фраза безумно понравилась. Она ходила по квартире, мудро подняв сложенные щепоткой пальцы правой руки (признак, я думаю, неординарности момента) и, понимающе улыбаясь, повторяла: «Куда запропастился мой кот?» Она смаковала слово «запропастился» — в сочетании со словом «кот» оно для неё было совершенно великолепным.
Или вот ещё. В начале книги Алиска сидит на берегу реки, возле своей старшей сестры, и делать ей совершенно нечего. Сестра читает книгу, причём книгу без картинок и разговоров. А что это за книга без картинок — в ней же читать нечего — сказал я по-русски за Алису, и моя Оля, а затем и подросшая Марина, полностью с нею согласились.
Алиске нечего было делать, день был ленивый, и ей постепенно начало хотеться спать. Именно так — начало хотеться, любая девочка меня поймёт — и поняла. А взрослый сказал бы просто — «захотелось спать». Ну, так взрослый на то и взрослый, он и во фразе «Кот наплакал» не заметит ничего смешного. А моя Оля рассказывает, что когда её прадедушка впервые сказал «Кот наплакал», ей стало безумно, гомерически смешно.
А как достать диковинный фрукт? Разумеется, путём надкусывания пирога. И два ёжика, разумеется, не закончили драться, а — додрались. И не Дину напущу на вас, мелюзгу, а — Динищу.
Я сравнивал свои находки с переводами Заходера и Демуровой, с грандиозным переводом Раисы <тут ошибочка — надо — Галины — С,К,> Бушиной на украинский язык. Анализировал переводы Соловьёвой и Набокова. А печатал — ввиду отсутствия в те годы персональных компьютеров — на пишущей машинке.
По окончании — прочитал перевод Оле. Она хохотала, и я понял, что — получилось. Потом отнёс на работу, и там женщины перепечатывали мой перевод для своих и других детей на машинках с закладкой до 8-ми листов (горжусь этим жутко!) папиросной бумаги. Потом Олина подружка Маша нарисовала потрясающие — не сохранились, жаль! — рисунки, мы переплели книгу в типографии в красном твёрдом переплёте и подарили в детский дом. А в «Порт-Фолио» «Алиса» вышла с чудесными рисунками харьковской художницы Дарьи Раковой. Опубликовать же мой перевод в виде «нормальной» книги не удалось тогда, не удаётся и сейчас. Увы, в издательствах не работает ни одной нормальной девочки.
Ну, что ж, как бы там ни было, а благодаря моим родителям, учителям и Льюису Кэрроллу мне удалось сделать лучший перевод «Алисы», точнее — пересказ. Перевод, над которым бы хохотали нормальные — то есть викторианские — девчонки, сделать невозможно.
То, что я сказал, не имеет к хвастовству ни малейшего отношения, даже наоборот. Человек я, хотя и весёлый, но сильно комплексующий по поводу своих «способностей» и «талантов». Но «Алису» перевести был обязан, подчёркиваю — обязан. Сделал это, и моей заслуги тут намного меньше, чем родителей, учителей, Льюиса Кэрролла и Алиски Лиддэлл. Потому эпитет «лучший» — не похвала себе, а благодарность им.
В 1982 г. я перевёл на русский язык «Алису в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла. Я хотел передать не «букву», а дух великой сказки, поэтому у меня Алиса — говорящая по-русски викторианская девочка. Так что это не совсем перевод, а скорее пересказ, ведь перевести «Алису» — в изначальном, «не пародийном» смысле этого слова — наверное, невозможно. Хотелось создать совершенно не вымученную, естественную игру слов, придумать понятные нашим детям имена персонажей, сочинить смешные стишки, а не буквально перевести оригинал. Очень важно было, чтобы перевод звучал как рассказ от лица ребёнка, чтобы говорил не я, а именно девочка, то есть, чтобы Алиса рассказала о своих диковинных приключениях на понятном нашим детям языке.
А для этого мне нужно было стать 6-7-летней девочкой. Не подражать ей, а именно стать ею. Как заметил Флобер, «госпожа Бовари — это я».
Я был счастлив, что взрослые люди перепечатывали мою «Алису», передавали своим детям, детям друзей. А единственный «подарочный» экземпляр, напечатанный на хорошей бумаге, в твёрдом красном переплёте, мы с моими детьми и их подружками отдали в один из харьковских детских домов.
Автор и координатор проекта «ЗАЗЕРКАЛЬЕ им. Л. Кэрролла» — Сергей Курий