Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»
<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>
Рис. Джона Тенниела.
(больше иллюстраций см. в «Галерее Льюиса Кэрролла»
ОРИГИНАЛ на английском (1865):
“As to poetry, you know,” said Humpty Dumpty, stretching out one of his great hands, “I can repeat poetry as well as other folk, if it comes to that—”
“Oh, it needn’t come to that!” Alice hastily said, hoping to keep him from beginning.
“The piece I’m going to repeat,” he went on without noticing her remark,” was written entirely for your amusement.”
Alice felt that in that case she really ought to listen to it, so she sat down, and said “Thank you” rather sadly.
“In winter, when the fields are white,
I sing this song for your delight—
only I don’t sing it,” he added, as an explanation.
“I see you don’t,” said Alice.
“If you can see whether I’m singing or not, you’ve sharper eyes than most.<96>” Humpty Dumpty remarked severely. Alice was silent.
“In spring, when woods are getting green,
I’ll try and tell you what I mean.”
“Thank you very much,” said Alice.
“In summer, when the days are long,
Perhaps you’ll understand the song:
In autumn, when the leaves are brown,
Take pen and ink, and write it down.”
“I will, if I can remember it so long,” said Alice.
“You needn’t go on making remarks like that,” Humpty Dumpty said: “they’re not sensible, and they put me out.”
“I sent a message to the fish:
I told them ‘This is what I wish.’
The little fishes of the sea,
They sent an answer back to me.
The little fishes” answer was
‘We cannot do it, Sir, because—’”
“I’m afraid I don’t quite understand,” said Alice.
“It gets easier further on,” Humpty Dumpty replied.
“I sent to them again to say
‘It will be better to obey.’
The fishes answered with a grin,
‘Why, what a temper you are in!’
I told them once, I told them twice:
They would not listen to advice.
I took a kettle large and new,
Fit for the deed I had to do.
My heart went hop, my heart went thump;
I filled the kettle at the pump.
Then some one came to me and said,
‘The little fishes are in bed.’
I said to him, I said it plain,
‘Then you must wake them up again.’
I said it very loud and clear;
I went and shouted in his ear.”<97>
Humpty Dumpty raised his voice almost to a scream as he repeated this verse, and Alice thought with a shudder, “I wouldn’t have been the messenger for anything!”
“But he was very stiff and proud;
He said ‘You needn’t shout so loud!’
And he was very proud and stiff;
He said ‘I’d go and wake them, if—’
I took a corkscrew from the shelf:
I went to wake them up myself.
And when I found the door was locked,
I pulled and pushed and kicked and knocked.
And when I found the door was shut,
I tried to turn the handle, but—”
There was a long pause.
——
Из примечаний к интерактивной образовательной программе «Зазеркалье»
(Изд-во «Комтех», 1998):
96 — If you can see whether I’m singing or not, you’ve sharper eyes than most — каламбурный поворот диалога, основанный на различных значениях глагола «to see».
97 — В Оксфорд часто приезжали артисты и разыгрывали театральные и цирковые представления.
На рисунке изображено объявление о сенсационном представлении с говорящей рыбой.
Именно после этого представления Шалтай-Болтай написал послание рыбам и был возмущен их нежеланием отвечать.
____________________________________________________
Перевод Нины Демуровой (1967, 1978):
— Что до стихов, — сказал Шалтай и торжественно поднял руку, — я тоже их читаю не хуже других. Если уж на то пошло…
— Ах, нет, пожалуйста, не надо, — торопливо сказала Алиса.
Но он не обратил на ее слова никакого внимания.
— Вещь, которую я сейчас прочитаю, — произнес он, — была написана специально для того, чтобы тебя развлечь.
Алиса поняла, что придется ей его выслушать. Она села и грустно сказала:
— Спасибо.
Зимой, когда белы поля,
Пою, соседей веселя.
— Это так только говорится, — объяснил Шалтай. — Конечно, я совсем не пою.
— Я вижу, — сказала Алиса.
— Если ты видишь, пою я или нет, значит, у тебя очень острое зрение, — ответил Шалтай.
Алиса промолчала.
Весной, когда растет трава,
Мои припомните слова.
— Постараюсь, — сказала Алиса.
А летом ночь короче дня,
И, может, ты поймешь меня.
Глубокой осенью в тиши
Возьми перо и запиши.
— Хорошо, — сказала Алиса. — Если только я к тому времени их не позабуду.
— А ты не можешь помолчать? — спросил Шалтай. — Несешь ерунду — только меня сбиваешь.
В записке к рыбам как-то раз
Я объявил: «Вот мой приказ».
И вскоре (через десять лет)
Я получил от них ответ.
Вот что они писали мне:
«Мы были б рады, но мы не…»
— Боюсь, я не совсем понимаю, — сказала Алиса.
— Дальше будет легче, — ответил Шалтай-Болтай.
Я им послал письмо опять:
«Я вас прошу не возражать!»
Они ответили: «Но, сэр!
У вас, как видно, нет манер!»
Сказал им раз, сказал им два
Напрасны были все слова.
Я больше вытерпеть не мог.
И вот достал я котелок…
(А сердце — бук, а сердце — стук),
Налил воды, нарезал лук…
Тут Некто из Чужой Земли
Сказал мне: «Рыбки спать легли».
Я отвечал: «Тогда пойди
И этих рыбок разбуди».
Я очень громко говорил.
Кричал я из последних сил.
Шалтай-Болтай прокричал последнюю строчку так громко, что Алиса подумала:
— Не завидую я этому чужестранцу!
Но он был горд и был упрям,
И он сказал: «Какой бедлам!»
Он был упрям и очень горд,
И он воскликнул: «Что за черт!»
Я штопор взял и ватерпас,
Сказал я: «Обойдусь без вас!»
Я волновался неспроста
Дверь оказалась заперта,
Стучал я в дверь, стучал в окно
И достучался бы я, но…
<стихотворение в пер. Д. Орловской>
Наступило долгое молчание.
____________________________________________________
Адаптированный перевод (без упрощения текста оригинала)
из серии «Метод обучающего чтения Ильи Франка»
(«Английский с Льюисом Кэрроллом. Алиса в Зазеркалье» —
М.: Школа иностранных языков Ильи Франка, Восточная книга, 2009)
Пособие подготовила Ольга Ламонова:
“Что касается стихов, знаешь ли,” сказал Шалтай-Болтай, протягивая одну из своих больших рук, “Я могу читать стихи так же хорошо, как и другие <= не хуже>, если на то пошло…”
“О, необязательно до этого доходить!” поспешно сказала Алиса, надеясь удержать его от декламации <«от начала»>.
“Стихотворение, которое я собираюсь прочитать,” продолжил он, не обращая внимания на ее замечание, “было написано исключительно, чтобы развлечь тебя <«для твоего развлечения»>.”
Алиса подумала, что в таком случае ей действительно следует выслушать его, поэтому она присела и сказала «благодарю вас» довольно печально.
“Зимой, когда поля белы,
Я пою эту песню, чтоб усладить тебя
— только я не пою ее,” добавил он в качестве объяснения.
“Я вижу, что не /поете/,” сказала Алиса.
“Если ты можешь видеть, пою я или нет, значит у тебя глаза более зоркие, чем у большинства,” строго заметил Шалтай-Болтай. Алиса промолчала.
“Весной, когда леса зеленеют <«становятся зелеными»>,
Я попытаюсь рассказать, что я имею в виду.”
“Спасибо большое,” сказала Алиса.
“Летом, когда дни долгие,
Возможно, ты поймешь эту песню.
Осенью, когда листья бурые,
Возьми перо и чернила и запиши ее.”
“Я /так и сделаю/, если я смогу запомнить ее так надолго,” сказала Алиса.
“Тебе не надо продолжать делать подобные замечания,” сказал Шалтай-Болтай: “они глупые и сбивают меня.
Я отправил послание рыбам:
Я сказал им: «Вот чего я желаю».
Маленькие рыбешки морские,
Прислали мне ответ /назад ко мне/.
Ответ маленьких рыбешек был таков:
‘Мы не можем выполнить это, сэр, потому что…”
“Боюсь, что я не вполне понимаю,” сказала Алиса.
“Дальше будет полегче <«оно становится легче дальше»>,” ответил Шалтай-Болтай.
“Я отправил им снова /послание/, чтобы сказать:
‘Было бы лучше подчиниться.’
Рыбы ответили с ухмылкой,
Ух, в каком вы расположении духа!’
Я сказал им один раз, я сказал им два раза:
Они не стали слушать совета.
Я взял котелок большой и новый,
Пригодный для дела, которое я должен был выполнить.
Мое сердце подпрыгивало, мое сердце тяжело стучало;
Я наполнил котелок у колонки.
Потом кто-то пришел ко мне и сказал:
‘Маленькие рыбки спят <«в постели»>.’
Я сказал ему прямо:
‘Тогда ты должен снова разбудить их.’
Я сказал это очень громко и отчетливо,
Я пошел и прокричал ему в ухо.”
Голос у Шалтая-Болтая почти сорвался на крик <«Шалтай-Болтай повысил голос почти до крика»>, когда он читал эту строчку, а Алиса подумала с содроганием, “Я бы ни за что не стала этим посыльным!”
“Но он был очень чопорен и горд;
Он сказал: «Вам не следует так громко кричать»!’
И он был очень горд и чопорен;
Он сказал: «Я пойду и разбужу их, если…» ’
Я взял штопор с полки
И сам пошел будить их.
А когда я обнаружил, что дверь заперта,
Я стал тянуть и толкать, пинать ногами и стучать.
И когда я обнаружил, что дверь закрыта,
Я попытался повернуть ручку, но…”
Наступила долгая пауза.
____________________________________________________
Перевод Владимира Азова (Ашкенази) (1924):
— Что касается стихов, ты должна знать,- сказал Ванька-Встанька, — я большой специалист по стихам. Я их превосходно декламирую, между прочим. Я тебе прочту сейчас один стишок.
— Маленький? — с надеждой сказала Алиса.
— Вовсе не маленький, а очень длинный стишок. Я называю его стишок, но мог бы назвать и стишина. Он тебе понравится, если ты его поймешь. А если не поймешь, так вовсе не важно, чтобы он тебе понравился.
Алиса вздохнула и приготовилась слушать.
Ванька-Встанька начал:
Когда поля в снегу зимой —
Пою тебе, друг милый мой.
— Только я не пою, — сказал Ванька-Встанька, — а сказываю.
— Я вижу, — сказала Алиса.
— Если ты видишь, как человек не поет, а сказывает, — сердито возразил Ванька-Встанька, — у тебя очень острое зрение.
Зеленой вешнею порою
Я песни смысл тебе открою.
— Благодарю вас, — сказала Алиса.
В дни лета, глядя на цветы,
Ее поймешь, быть может, ты.
Во мраке осени сыром
Ты запиши ее пером.
— Запишу, если не забуду до тех пор, — сказала Алиса.
— Молчи! — сказал Ванька-Встанька, — твои замечания выбивают меня из вдохновения.
Я рыбкам разослал приказ:
«Вот что угодно мне от вас!»
Они из глубины морской
Ответ прислали мне такой:
«Никак нельзя на этот раз
Исполнить, сударь, ваш приказ».
— Я что-то не понимаю, — сказала Алиса.
— Дальше пойдет легче, — сказал Ванька-Встанька.
Я им приказ послал опять:
«Извольте сразу исполнять!»
Они, осклабясь, мне в ответ:
«Вам так сердиться смысла нет».
Сказал я раз, сказал я два…
Напрасны были все слова,
Тогда на кухню я пошел
И разыскал большой котел.
В груди стучит… В глазах туман…
Воды я налил полный чан!
Но кто-то мне пришел сказать:
«Все рыбки улеглись в кровать».
Тут снова отдал я приказ:
«Так разбудить их сей же час!»
Ему я это повторил
И крикнул в ухо из всех сил.
Голос Ваньки-Встаньки перешел в визг.
Но он сказал мне, горд и сух:
«К чему кричать?… Хорош мой слух».
И горд, и сух, сказал он мне:
«Я б разбудил их, если б не…»
Тут с полки штопор я схватил
И разбудить их сам решил.
Но дверь нашел я запертой.
Тянул, толкал, стучал… Постой!
Дверь отворить не мудрено.
Схватился я за ручку, но…
<стихотворение в пер. Т. Щепкиной-Куперник>
Наступила длинная пауза.
____________________________________________________
Перевод Александра Щербакова (1977):
— Что касается чтения стихов, — сказал Пустик-Дутик, вытягивая руку, — то я читаю их не хуже прочих, если на то пошло.
— Ох, пожалуйста, пусть на то не пойдет, — торопливо попросила Алиса, тщетно пытаясь остановить его.
— Вещичка, которую я сейчас прочту, — продолжал Пустик-Дутик, не обращая внимания на эту просьбу, — написана исключительно для того, чтобы доставить тебе удовольствие.
После таких слов Алиса не сочла себя вправе не слушать и печально сказала: «Благодарю вас»,
Зимою в дни морозных вьюг
Я песню пел для вас, мой друг.
— По-настоящему-то я не пел,— пояснил Пустик-Дутик.
— Это очевидно, — кивнула Алиса.
— Если ты можешь очами видеть пение, значит, они у тебя получше моих,— жестко заметил Пустик-Дутик.
Алиса промолчала.
Весной под шум младой листвы
Ту песню услыхали вы.
— А тут по-настоящему сейчас весна? — заинтересовалась Алиса.
За время долгих летних дней
Сумейте разобраться в ней.
Чтоб осенью под ветра вой
Списать ее в альбомчик свой.
— Непременно спишу, если не забуду. Ведь до осени еще очень долго ждать, — сказала Алиса.
— Ты могла бы воздержаться от подобных замечаний,— сказал Пустик-Дутик. — Они бессмысленны и только мешают мне.
Я написал письмо ершу!
«Послушайте, я вас прошу…»
И мне ответил ерш в пруду
«Сэр, я, увы, лишен ввиду…»
— Боюсь, что я не совсем поняла,— сказала Алиса.
— Дальше легче,— ответил Пустик-Дутик.
Я возразил ему тотчас!
«Извольте выполнить приказ!»
Но ерш уклончив и лукав:
«Что,— говорит,— у вас за нрав?»
Я раз сказал, я два сказал,
Но он все время ускользал,
Я разработал новый план.
Поставил я котел под кран,
В груди дыханье затая,
Котел наполнил по края.
Но кто-то вдруг меня отвлек.
Ёрш, говорит, в постель залег,
Я приказал ему пойти,
Поднять ерша и привести,
Я внятно прокричал приказ
Ему на ухо десять раз!
Дойдя до последних строк, Пустик-Дутик уже почти визжал, и Алиса подумала, передернув плечами; «Я бы ни за что не хотела оказаться этим «кем-то».
Он был неловок и угрюм.
Мол, зря я поднял этот шум.
Он был угрюм и разозлен.
Мол, так и быть. Мол, если он…
Тогда схватил я штопор сам
И сам отправился к ершам.
Я дом и дверь нашел с трудом,
Стучал, стучал — был заперт дом,
И я решил разбить окно,
Я замахнулся было, но…
Пустик-Дутик внезапно замолк.
____________________________________________________
Перевод Владимира Орла (1980):
— Да, коль скоро речь зашла о поэзии, — сказал Шалтай, отводя в сторону руку, — коль скоро речь зашла о поэзии, не могу не напомнить тебе, что лично я, если уж на то пошло, читаю стихи ничуть не хуже, чем все остальные…
— Ох, что вы, что вы! — поспешно перебила Шалтая-Болтая Алиса, пытаясь остановить его.
— Фрагмент, который я сейчас оглашу, — продолжал он, не слушая Алису,- написан исключительно для того, чтобы развлечь тебя перед дорогой.
Тут Алиса поняла, что ей придется выслушать Шалтая-Болтая.
— Благодарю вас, — печально сказала она и приготовилась слушать.
Зимой, когда буран затих,
Я вам пропел вот этот стих.
Только на самом деле я его не пою, а читаю,- пояснил Шалтай.
— Да я вижу, что не поете,- ответила Алиса.
— Если ты видишь, пою я или нет, у тебя чрезвычайно острое зрение, — сурово заметил Шалтай.
Алиса промолчала.
Весной, среди густой травы,
Его поймете даже вы.
— Благодарю вас, — сказала Алиса.
А в летний полуденный зной.
Стих будет вновь исполнен мной.
И осенью, когда начнутся первые заморозки и до известной степени пожелтеет листва,
Вы вспомните мои слова.
— Конечно, я постараюсь их запомнить до осени, — сказала Алиса, — только некоторые строчки слишком длинные, и я их, наверно, позабуду.
— Перестань делать мне замечания! — ответил Шалтай-Болтай. — Все, что ты говоришь,- бессмыслица, и это сбивает меня с толку.
Черкнул я рыбам пару строк,
Гласивших: «Я суров и строг!»
Большой переполох на дне.
И рыбки отвечают мне.
Вот строки Рыбьего Письма:
«Простите, сэр, но мы весьма…»
— Извините, но у меня такое ощущение, будто я не совсем понимаю, что вы читаете, — сказала Алиса.
— Дальше будет проще, — заявил Шалтай. — Ну, я, разумеется, пишу им в следующем письме: «Вы просто не в своем уме!» Но рыбы пишут мне в ответ: «Попридержи язык! Привет!»
Я им писал и раз, и два —
Но тратил попусту слова.
Не дрогнула моя рука:
Я чайник взял из сундука.
И я налил в него воды,
Во избежание беды.
Тут кое-кто пришел ко мне
Сказать, что рыбки спят на дне.
Я отвечал ему: «Иди
И спящих рыбок разбуди!» —
Я повторил, собравшись с духом,
Я рявкнул у него над ухом.
Дойдя до этого места, Шалтай-Болтай так завопил, что Алиса вздрогнула и подумала: «Не хотела бы я оказаться этим кое-кем!»
Но кое-кем владела спесь,
И он сказал: «Нет уж, ты иди туда сам, с меня хватит, надоело, знаешь ли. Я останусь здесь».
Но кое-кто сказал со спесью:
«Кончай орать. Останусь здесь я».
Сказав: «Пока! Я ухожу
И лично рыбок разбужу!» —
Я тут же кинулся к реке,
Но к этому времени дверь у рыбок, разумеется, уже давно была на замке.
И я тогда полез в окно,
И я налег на ставни, но…
Наступило продолжительное молчание.
____________________________________________________
Перевод Леонида Яхнина (1991):
— Коли дело дойдет до стихов, — сказал Желток-Белток, плавно взмахивая рукой, — то лучшего чтеца, чем я, надо еще поискать. Ты бы послушала…
— Ой, нет, я бы лучше не послушала!.. — вскрикнула Алиса, надеясь улизнуть поскорее.
— Отрывок, который я тебе прочту, — продолжал как ни в чем не бывало Желток-Белток, — сочинен специально для твоего удовольствия совсем недавно, только сейчас.
Алиса поняла, что ей не отвертеться, покорно присела на траву и вежливо промямлила:
— Я вам чрезвычайно признательна.
Желток-Белток начал:
Письмо я зимнею порой
Писал, а снег лежал горой.
Писал весеннею порой.
Капели пели вразнобой…
Капели, конечно, не пели, — пояснил Желток-Белток, — то есть они пели, но, видишь ли, вразнобой.
— Вижу, — подтвердила Алиса.
— Видишь или слышишь? А может быть, ты видишь ушами? Или слышишь глазами? — желчно заметил Желток-Белток и продолжал:
Писал я летнею порой…
Жара! Окно скорей открой! —
вдруг выкрикнул он.
Алиса огляделась в поисках окна.
— Где же окно? — спросила она.
— Оно в стишке! — отрезал Желток-Белток. — Не сбивай!
Писал осеннею порой —
Я переписку вел с плотвой.
Пишу я: «Рыбки! Ни гугу!
Ведь я сижу на берегу!»
А рыбки пишут: «дрогой!
Да мы на берег ни ногой!»
Пишу я: «Мелкая плотва!
Да за подобные слова…»
— Простите, — снова перебила Алиса, — я не очень понимаю, о чем вы там с рыбами переписываетесь.
— Потерпи, поймешь, — бросил Желток-Белток.
А рыбки пишут: «Грубиян!
Попробуй сунься в океан!»
Со злости я в другом письме
Не написал ни бе ни ме.
А рыбам будто дела нет —
Они ни слова мне в ответ.
Тогда я написал: «Ну что ж…»
Пошел и взял консервный нож
Потом из кухни приволок
Помятый медный котелок.
Скорбя в предчувствии беды,
Налил я в котелок воды.
Тут появился сам собой
Какой-то странный НИКАКОЙ.
И я сказал: «Кипит вода.
Скорей зовите рыб сюда!»
Вернулся быстро он назад,
Развел руками: «Рыбы спят.
Я не решился их будить.
Придется, право, погодить».
Я топнул правою ногой:
«Какой ты, право, НИКАКОЙ!»
Желток-Белток так громко гаркнул последнюю строчку, что Алиса вздрогнула.
«Не хотела бы я быть этим Никаким», — поежилась она.
Но он обиделся, чудак,
И проворчал: «Ах, вот вы как!»
Решил я сам пойти на дно,
Взяв нож консервный заодно.
Я весь до ниточки промок,
А дверь закрыта на замок.
Стучал я долго в дверь: ТУК-ТУК!
Стучал в окно: БАМ-БАМ! И вдруг…
Наступило долгое молчание.
____________________________________________________
Перевод Юрия Лифшица (1991, опубликовано в 2017):
***
Стихи, прочитанные Хрупи-Скорлупи Алисе
Зимой, когда идет снежок,
Спою тебе я свой стишок.
Весной, когда поля в цвету,
Его тебе я вновь прочту.
А летом, глядя на цветы,
Мой стих поймешь, надеюсь, ты.
А осень ранняя придет,
Его запишешь ты в блокнот.
Я рыбам написал в письме,
Что, мол, себе я на уме.
И потрясенные мальки
Позаточили плавники
И написали мне в ответ:
«О да, милорд, но не секрет…»
Я вновь беру перо, тетрадь,
Пишу: «Вам лучше помолчать!»
А рыбы отвечают так:
«Милорд, какой же вы чудак!»
Я написал им раз, другой…
Они смеялись надо мной.
Тогда я взял большой котел
И на берег реки пошел.
Буквально из последних сил
В котел воды я нацедил.
Тут Некто начал мне пенять:
«Малькам давно пора в кровать…»
А я сказал ему: «Ступай
И спать им нынче не давай.
Им спать сегодня ни к чему!» —
Я в ухо проорал ему.
Но Некто гордо произнес:
«Зачем вопить? Вот в чем вопрос!».
(Тот Некто очень гордым был.)
Чтоб рыб он не предупредил,
Я мигом бросился на дно,
Но было там темным-темно.
Когда ж нашел я рыбий дом,
Он оказался под замком.
Ломился в двери я, в окно,
Бил, колотил, стучался, но…
____________________________________________________
— Что до стихов, знаешь ли, — сказал Шалтай-Болтай, вытягивая вперед одну из своих огромных рук. — Я могу повторить наизусть любые стихи, раз уж об этом зашла речь…
— Ах, не стоит, прошу вас! — торопливо сказала Алиса в надежде, что ей удастся удержать его.
— То, что я хочу прочитать, — продолжал он, не обращая внимания на ее слова, — было написано исключительно для вашего развлечения.
Алиса поняла, что в таком случае она просто обязана выслушать ЭТО, и она села на землю и сказала:
— Благодарю вас, — правда довольно грустно.
Зимой, когда поля белы,
Пою тебе я эту песню
— Но я петь не буду, — уточнил Шалтай-Болтай.
— Я это вижу, — сказала Алиса.
— Если вы можете видеть пою я или нет, у вас очень острое зрение, — строго заметил Шалтай-Болтай.
Алиса промолчала.
Весной, когда деревья зелены
Скажу тебе о чем та песня.
— Большое вам спасибо, — сказала Алиса.
Порою летней, дни длинны
И ты поймешь о чем та песня,
А осенью, когда листы желты
Возьми перо и запиши о чем та песня.
— Я так и сделаю, если к тому времени не забуду, — сообщила Алиса.
— Прекрати, пожалуйста, свои комментарии, — сказал Шалтай-Болтай, — они неуместны и сбивают меня.
Послал я весточку рыбешкам:
Сказал им: » Все это понарошку».
И рыбки из глубин морей
Прислали мне ответ скорей.
И вот что мне они сказали:
Не можем сделать это, сэр, вначале…-
— Боюсь, что не совсем поняла… — начала Алиса.
— Дальше будет легче, — ответил Шалтай-Болтай.
Я снова им послал письмо:
Оно до них быстрей дошло.
Но рыбки только усмехнулись:
«Вы, милый сэр, совсем рехнулись!»
Сказал я раз, сказал я два:
Они не слушали меня!
Тогда схватил я котелок
Огромный как баржа
На берег моря приволок
Как сонного моржа.
И тут шепнул посыльный в ухо мне
«Рыбешек нету уж в воде».
Ответил строго я ему:
«Я сударь, что-то не пойму»!
Слова мои честны, громки
И прямо в ухо донесли!
Голос Шалтая-Болтая срывался на крик, когда он произносил эти строки и Алиса с содроганием подумала:
— Ни за что не буду посыльным!
Но он был так жесток и смел,
Что прокричать в ответ сумел
«Хотя рыбешек больше нет
Найду и привезу на брег!»
Тогда схватил я штопор
И сам пошел вперед во весь опор,
Но дверь была закрыта
И сколько я не бился
Она была закрыта.
Я дернул ручку по…
После этого наступило продолжительное молчание.
____________________________________________________
Пересказ Александра Флори (1992, 2003):
– Поскольку речь зашла о подлинной поэзии, – сказал Янус, – не мешало бы упомянуть о том, что и я сочиняю стихи. Если тебе очень захочется, я МОГУ даже прочесть кое-что.
Алиса поспешно воскликнула:
– Умоляю вас…
Но Янус не дал ей договорить:
— Не УМОЛЯЙ, дитя мое! Достаточно просто попросить. Что ж, если тебе так не терпится, я прочту изящный экспромт.
Алиса поняла, что экспромта не избежать, и печально сказала:
— Спасибо.
И Янус принялся за чтение.
— Когда метель кричит, как зверь,<1>
Я вам пою…
. Но ты не верь, – вдруг обратился он к Алисе. – На самом деле я не пою, а декламирую.
. Да, я вижу, – сказала она.
. Если ты ВИДИШЬ, пою я или нет, – высокомерно ответил Янус, – значит, у тебя глаза вместо ушей.
Алиса промолчала. Янус продолжал:
– Весной, когда повеет бриз,
Я вам спою еще на бис,<2> –
тоже, разумеется, ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО по вашей просьбе.
Алиса попыталась ему возразить:
. Но в заблуждении своем…
. А летом вместе мы споем, – перебил Янус, –
И ты одна споешь, когда
Придут дожди и холода.
. Если не забуду, – сказала Алиса. – Это же такие странные стихи.
. Дитя, довольно чепухи! – вскричал Янус. – Как не стыдно перебивать! Итак, продолжаю.
. Пишу малькам я как-то раз:
«Вы обнаглели. Вот я вас!»
Мальки же отвечают мне:
«Мы, видите ли, не вполне…»
. Боюсь, я тоже не вполне, – заметила Алиса.
. Не бойся, – ответил Янус. – Дальше будет легче.
Вот я пишу их главарю:
«Не потерплю и разорю!»
А он в ответ мне написал:
«Поосторожнее, нахал!»
К ним обращался я не раз,
И вот, истратив слов запас,
Решил: «К малькам я сам войду» –
И с полки снял сковороду.
А Кое-кто из-за бугра
Сказал: «Малькам уж спать пора».
Я крикнул: «Мой приказ таков:
Немедля разбуди мальков!»
Мой голос очень был силен –
Как настоящий мегафон.
Эти слова он проорал Алисе прямо в ухо, так что она поневоле содрогну-лась и подумала: «Да, и впрямь, как настоящий мегафон. Бедный Кое-кто!». Янус продолжал:
Но Кое-кто был так упрям,
И он сказал: «Буди их сам!»
Да, Кое-кто с тоской в груди
Сказал мне: «Ты их сам буди!»
Тут я беру сковороду
И к Зеркалозеру иду.
Мальки заснули крепким сном
И заперт оказался дом.
Стучал я в двери и в окно,
И я их разбудил бы, но…
Воцарилось тягостное молчание.
—-
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА:
1 — Когда метель кричит, как зверь… – цитата из «Песенки об открытой двери» Б. Окуджавы:
Когда метель кричит, как зверь,
протяжно и сердито,
Не запирайте вашу дверь,
пусть будет дверь открыта
2 — Я вам спою еще на бис… – цитата из «Песни на бис» А. Вознесенского.
____________________________________________________
– Касательно, понимаешь ли, виршей, – простирает огромную ручищу Увалень-Телепень, – раз уж на то пошло, я умею вирши читать не хуже других…
– Ой, необходимости вовсе нету! – поспешно сказала Алис в надежде его удержать.
– Произведенье, кое намереваюсь прочесть, – не замечает он её возгласа, – написано исключительно для твоего развлеченья.
Алис чувствует, мол в таком случае просто обязана его выслушать, посему садится и довольно печально говорит: «Спасибо».
Зимой поля белы; внемли же, лада:
Пою я песню для твоей услады…
правда, я-то её не пою, – поясняет он.
– Я вижу.
– Раз способна видеть, пою я или нет, глаз у тебя острее, нежели у многих, – язвит Увалень-Телепень.
Алис промолчала.
Весной деревья зелены в саду;
Сейчас скажу, чего имею я в виду.
– Премного благодарна, – выражает признательность Алис.
Дни летние длинней весенних – всё ж,
Возможно, эту песню ты поймёшь;
Буреет-вянет осенью листва,
Взяв ручку, запиши её слова.
– Обязательно, коль сумею так долго их помнить, – обещает Алис.
– Делать подобные замечанья нет необходимости; они нецелесообразны и выбивают меня из колеи.
Послал я как-то рыбам извещенье,
Где изъяснился: «Вот моё хотенье».
Морские рыбки не тянули, нет,
А дали своевременный ответ.
Ответили упористые рыбы:
«Немыслимо для нас такое, ибо…»
– Боюсь, я не вполне понимаю, – вмешивается Алис.
– Дальше пойдёт легче.
Я снова посылаю сообщенье:
«Вам лучше выполнять мои решенья».
Их отклик был поносен и обиден;
Писали рыбки мне: «Ну ты и злыдень!»
Я раз сказал им, два; но в самом деле
Они советов слушать не хотели.
Тогда я чайник взял большой и новый,
Пригодный для деянья кой-какого.
Забилось сердце, ёкнуло, трясётся:
Я чайник наполняю у колодца.
Тут кто-то подошёл ко мне с улыбкой:
«Уже в кроватке маленькие рыбки».
Ему я молвил без затей и сразу:
«Тогда ты разбудить их всех обязан».
Я молвил очень громко, а не глухо:
Буквально подошёл и гаркнул в ухо.
Увалень-Телепень, произнося вирши, возвысил голос чуть ли не до вопля, и Алис, вздрогнув, подумала: «Ни за какие коврижки его посыльным не стала бы!»
Но тот ведь очень своевольный-гордый:
«Не надобно орать» – воротит морду.
Но тот ведь очень горд и своеволен;
Твердит: «Пойду будить их, только коли…»
Я, пробочник витой схвативши с полки,
Сам поднимать их двинулся в светёлку.
Но дверь закрытой обнаружив, стал
Я дёргать и толкать; пинал, стучал.
А обнаружив запертым окно,
Я ручку повернуть пытался, но…
Долго не раздавалось ни звука.
____________________________________________________
Перевод Ирины Трудолюбовой (2016):
— Что до стихов чтения, — изрек Умпти, — то в искусстве стихамиговорения мне равных не сыскать.
— О, прошу, не надо! — воскликнула Алиса, надеясь удержать маэстро.
— Стихотворение, которое я зачитаю, — продолжил Умпти, пропустив мимо ушей возглас Алисы, — написаны как будто именно для тебя.
Алиса поняла, что в таком случае она просто должна выслушать. Поэтому она села и сказала:» Я очень рада» — но это прозвучало как-то грустно.
Зимой, когда припорошит снежок,
Спою я для тебя, дружок.
— Ну я, конечно, не пою, — добавил Умпти на всякий случай.
— Я прекрасно вижу — согласилась Алиса.
— Ну, если ты видишь, пою я или нет, значит у тебя зрение острее, чем у большинства, — строгим голосом заметил Умпти.
Алиса промолчала.
Весною, когда расцветет первоцвет,
Тебе открою я свой секрет.
— Большое спасибо, — поблагодарила Алиса.
Летом, когда день длинен и хорош,
Возможно, мою ты песню поймешь.
Осенью, когда лист шуршит в тиши,
Эти слова мои запиши.
— Запишу, если не забуду, — сказала Алиса.
— Попрошу в дальнейшем удерживаться от подобных ремарок, — произнес Умпти. — В них нет смысла, и они меня отвлекают.
Послание я рыбам написал.
Я им сказал:» Я этого желал»
И рыбы малые из моря
Ответ такой прислали вскоре.
Ответ их был: нам жизнь дороже
Мы сделать этого не можем.
— Простите, но я не совсем понимаю, — сказала Алиса.
— Дальше станет еще непонятней, — пообещал Умпти.
Я им послал письмо опять,
Что лучше мне не возражать.
Мне отвечали рыбки дерзко:
Какой у вас характер мерзкий!
Сказал им раз, сказал им два
Но не послушалась плотва.
Тогда я выбрал ковш большой,
Мне предназначенный судьбой.
Душа из тела вон рвалась,
Когда вода в тот ковш лилась.
И тут почтарь принес письмо,
Что рыбки в море спят давно.
Ответ сумел я начертить:
Рыбешек в море разбудить.
Почтарь как тетерев был глух.
Пришлось кричать ему на ух.
Тут Умпти возвысил голос почти до крика. «Ни за какие коврижки не хотела бы оказаться на месте этого посыльного» — с дрожью подумала Алиса.
«Не нужно так кричать на ухо» —
Мне заявил курьер тот сухо.
Курьер надменен был и краток:
Я рыбок подниму с кроваток.
Но штопор взяв за рукоять,
Пошел я рыбок усмирять.
Дверь оказалася закрытой.
Я бил в нее, как конь копытом
Я у дверей стоять остался
И ручку повернуть пытался,…
И тут повисла длинная пауза.
.
____________________________________________________
— Что касается чтения стихов, — начал Ванька-Встанька, выбросив вперед здоровенную руку, — я могу прочесть любое стихотворенье не хуже всякого, если уж на то пошло.
— Ах, не утруждайте себя! — спохватилась Аня, надеясь уберечь его от начинанья.
— Отрывок, который я собираюсь прочесть, — спокойно продолжал Ванька-Встанька, — был написан специально, чтобы тебя позабавить.
Аня подумала, что в таком случае она просто обязана его послушать. Поэтому она присела и уныло произнесла «спасибо».
Зимой, когда снегом укрыты поля,
Пою эту песню, тебя веселя…
…вот только я не пою, — добавил Ванька-Встанька в качестве поясненья.
— Вижу, что не поете, — сказала Аня.
— Если ты можешь видеть, пою я или нет, то у тебя очень острое зрение, — сухо заметил Ванька-Встанька.
Аня молчала.
Весною, когда зеленеет листва,
Тебе объясню этой песни слова.
— Спасибо большое, — сказала Аня.
И летом, когда долго тянутся дни,
Быть может, понятнее станут они.
Когда ж начинает листва опадать,
Гусиным пером запиши их в тетрадь.
— Запишу, если не забуду, — сказала Аня.
— Тебе не нужно делать столько замечаний, — возмутился Ванька-Встанька, — они не разумны и они меня сбивают.
Послал как-то рыбкам записочку я,
В которой сказал: «Вот вам воля моя».
Морские рыбешки вернули гонцов,
Снабдив их ответом, — ответ был таков:
«Мы с радостью будем служить вам и впредь,
Но это не можем мы выполнить, ведь —»
— Боюсь, я плохо понимаю, — сказала Аня.
— Чем дальше, тем проще, — ответил Ванька-Встанька.
Я снова отправил записочку им
С приказом: «Мы вам подчиняться велим».
На что мне с ухмылкою рыбки твердят:
«Приказ ваш понятен, но тон грубоват».
Один раз сказал, и еще один раз, —
Считают, что рыбам никто не указ.
Приличных размеров беру котелок:
Уж я преподам этим рыбкам урок!
А сердце стучит! а сердечко щемит!
Сходил за водой — нагулял аппетит.
Тогда кое-кто мне решился сказать,
Что рыбок давно уложили в кровать.
Я прямо ответил на это ему:
«Тебе нужно их разбудить самому».
Ответом его я сразил наповал —
Я в самое ухо ему прокричал.
Ванька-Встанька возвысил голос почти до крика, проговаривая эти строки, и Аня, содрогнувшись, подумала: «Не хотела б я быть у него на посылках!»
Он был очень слаб и к тому ж еще горд,
Сказал: «Мне дороже душевный комфорт!»
Он был очень горд и к тому ж еще слаб,
Сказал: «Я бы мог разбудить их, когда б —»
Я штопор схватил, я бежал во всю прыть,
Я лично отправился рыбок будить.
Но видя, что дверь не открыть мне никак,
Пинал и стучал, стиснув пальцы в кулак.
И видя, что дверь не открыть все равно,
Я ручку подергать попробовал, но —
Наступило длительное молчанье.
____________________________________________________
ПЕСЕНКА ХАМПТИ-ДАМПТИ
Зимой, когда поля в снегу,
Пою я песню, как могу.
Весной, когда в цвету земля,
Я объясню, в чем мысль моя,
А летом, если подрастешь,
Ты, может быть, ее поймешь
И осенью, в лесной тиши,
Присядь и песню запиши.
В письме послал я рыбам знак —
Я написал: «Да будет так!»
Они прислали мне ответ —
Я вскрыл немедленно конверт.
Мне не понравился их тон:
«Сэр, видите ли, дело в том…»
Я рыбам написал опять:
«Прошу условия принять!»
Они ответили сквозь смех:
«Зачем же на душу брать грех…»
Я повторил им сорок раз —
Никто не выполнил приказ.
Тогда я взял большой котел,
Почистил и песком потер,
Я побежал за три версты,
Чтобы в котел набрать воды.
Но доложил тут Некто мне:
«Все рыбы спят на самом дне…»
Я завопил что было сил:
«Ты что же их не разбудил?!»
Я встал с ним рядом — носом в нос —
И четко повторил вопрос.
Но, как скала, был Некто тверд:
«К чему весь этот шум, милорд?»
Он мне в ответ твердил одно:
«Я б разбудил рыбешек, но…»
Я сверил время по часам
И бросился будить их сам,
Но дверь закрыли на замок —
Я рвался, дергался и взмок.
Но на замок закрыли дверь…
Когда б не это, то поверь…
____________________________________________________
Перевод Андрея Москотельникова:
Зимой, когда белы поля
Я спел, тебя повеселя.
Весной, когда сады в цвету,
Я примечания прочту.
И летом ты, в жару и зной,
Идею песенки усвой,
А жёлтой осенью в тетрадь
Попробуй всё переписать.
Послал я рыбкам как-то раз
Записку: «Это — мой приказ».
Ах, эти рыбки в глубине!
Они ответ прислали мне.
В ответе было, на беду:
«Не можем выполнить, ввиду».
Писал я снова: «Не пенять,
Коль не хотите исполнять!»
И снова рыбки, повздыхав,
Писали: «Ваш нелёгок нрав!»
И раз, и два я повторил,
Но их не переговорил.
Я взялся чайник выбирать
Делам задуманным под стать.
И, выбрав новый и большой,
Наполнил я его водой.
Но Некто весть принёс о том,
Что рыбки улеглись рядком.
Ему сказал я: «Как же быть?
Коль спят, изволь их разбудить!»
Ему я в ухо, в полный дух
Кричал, как будто был он глух.
Сказал он гордо, напрямик:
«Тут не поможет шум и крик».
Сказал он холодно вполне:
«Не добудиться их, за не…»
Тогда я штопор с полки взял
И сам будить их побежал.
Спешу к их двери запертой,
яну, толкаю, бью ногой,
Пытаюсь высадить плечом,
А дело видите ли, в чём…
—-
Комментарии переводчика Андрея Москотельникова:
Это стихотворение, на наш взгляд, является одним из лучших нарративных стихотворений Кэрролла для детей. Говоря «лучших», мы имеем здесь в виду близость этого стихотворения к загадке, а оттого умышленную смысловую запутанность, хоть и схожую по способу происхождения с той, на которой основаны такие шедевры нашего автора, как «Выступление Белого Кролика в суде», но даже в контексте сказки не имеющую в виду одурачить слушателей — им предлагается всего лишь игра в отгадывание. Тем поучительнее будет присмотреться к тому, что получилось из этого стихотворения у разных переводчиков на русский язык.
Песенка Шалтая-Болтая отчётливо делится на две части — на вступление и на основную часть, образующую собственно загадку для отгадывания, а потому обрывающуюся на том месте, где слушателю требуется дать ответ. Начнём обзор с, возможно, наиболее известного (растиражированного) варианта — перевода Дины Орловской из Академической Алисы.
Зимой, когда белы поля,
Пою, соседей веселя.
Весной, когда растет трава,
Мои припомните слова.
А летом ночь короче дня,
И, может, ты поймешь меня.
Глубокой осенью в тиши
Возьми перо и запиши.
Здесь переводчице следует поставить в вину игнорирование того момента, что ведь песенка Шалтая-Болтая адресована именно Алисе — с самого начала, а не только в двух последних двустишиях. Никаких соседей Шалтай-Болтай вовсе не желал веселить, одну Алису, стоящую в тот момент перед ним. В переводе Щербакова:
Зимою в дни морозных вьюг
Я песню пел для вас, мой друг.
Весной под шум младой листвы
Ту песню услыхали вы.
За время долгих летних дней
Сумейте разобраться в ней.
Чтоб осенью под ветра вой
Списать ее в альбомчик свой.
В целом возразить тут нечего. Разве что не вполне точна передача действий Шалтая-Болтая из поры в пору: на соответствие белая зима — зелёная весна — долгие дни лета — жёлтая осень накладывается соответствие спел — разъяснил — усвой — запиши. Совсем худо с этим делом у разухабистого Леонида Яхнина:
Письмо я зимнею порой
Писал, а снег лежал горой.
Писал весеннею порой.
Капели пели вразнобой…
Писал я летнею порой…
Жара! Окно скорей открой!
Писал осеннею порой —
Я переписку вел с плотвой.
Гораздо ближе оригиналу старый перевод Т. Щепкиной-Куперник:
Когда поля в снегу зимой —
Пою тебе, друг милый мой.
Зеленой вешнею порою
Я песни смысл тебе открою.
В дни лета, глядя на цветы,
Ее поймешь, быть может, ты.
Во мраке осени сыром
Ты запиши ее пером.
Предложим же читателю и наш собственный перевод, на наш взгляд — максимально простой, как и Кэрроллов оригинал (в котором имеются лишь одни мужские рифмы):
Зимой, когда белы поля… (см. полный текст выше)
Далее следует основная часть стихотворения, содержащая рассказ о препирательстве Шалтая-Болтая с некими рыбками и о его желании достать их физически. Перевод Орловской вначале звучит естественно и, в целом, верно передаёт оригинал.
В записке к рыбам как-то раз
Я объявил: «Вот мой приказ».
И вскоре (через десять лет)
Я получил от них ответ.
Вот что они писали мне:
«Мы были б рады, но мы не…»
Здесь, кроме излишних «десяти лет» (отсебятины для рифмы), всё безупречно.
Я им послал письмо опять:
«Я вас прошу не возражать!»
Они ответили: «Но, сэр!
У вас, как видно, нет манер!»
Сказал им раз, сказал им два
Напрасны были все слова.
Я больше вытерпеть не мог.
И вот достал я котелок…
(А сердце — бух, а сердце —стук),
Налил воды, нарезал лук…
Тут Некто из Чужой Земли
Сказал мне: «Рыбки спать легли».
Я отвечал: «Тогда пойди
И этих рыбок разбуди».
Я очень громко говорил.
Кричал я из последних сил.
И тут возражения можно приберечь. Далее, однако, идут слова Некоего из Чужой Земли (это опять-таки для рифмы «земли—легли»; в оригинале же просто «Некто»), и вот они переведены очень вольно, общими восклицаниями, тогда как на деле они соответствуют некоему забавному приёму (см. ниже).
Но он был горд и был упрям,
И он сказал: «Какой бедлам!»
Он был упрям и очень горд,
И он воскликнул: «Что за чёрт!»
Переводя следующее двустишие, переводчица применила для рифмы редкое, не всем известное специальное иностранное слово, что уже совершенно недопустимо в стихотворениях для детей.
Я штопор взял и ватерпас,
Сказал я: «Обойдусь без вас!»
Заглянув в словарь, находим, что ватерпас — это прибор под названием «уровень». Однако операции с этим прибором Шалтаем-Болтаем вовсе не предусмотрены; переводчица, скорее всего, так и не разгадала загадки. Далее — окончание; передано оно вроде бы и верно, но отчего-то маловразумительно…
Переводчик Щербаков заставляет рассказчика адресовать письмо не «рыбкам», как бы они ни звались, но лишь одной-единственной рыбке — ершу, да ещё ершу из пруда! Стихотворение теряет свой первоначальный, совершенно прозрачный, сюжет (понял ли его и Щербаков?), а потому рассматривать далее перевод Щербакова вряд ли имеет смысл.
А вот перевод Леонида Яхнина, несмотря даже на то, что он также далёк в этой части от подлинника, рассмотреть всё же стоит: начинает Яхнин в совершенно оригинальном духе, отчего начинает казаться, будто дальше последует не менее, чем у Кэрролла, весёлая последовательность неожиданных событий. Итак:
Писал [я] осеннею порой —
Я переписку вел с плотвой.
Пишу я: «Рыбки! Ни гугу!
Ведь я сижу на берегу!»
А рыбки пишут: «Дорогой!
Да мы на берег ни ногой!»
Пишу я: «Мелкая плотва!
Да за подобные слова…»
А рыбки пишут: «Грубиян!
Попробуй сунься в океан!»
Со злости я в другом письме
Не написал ни бе ни ме.
А рыбам будто дела нет —
Они ни слова мне в ответ.
Как видим, последовательность обмена письменными репликами (даже если это «пустые» реплики, не содержащие ни «бе», ни «ме») у Яхнина совершенно естественна для своеобразной логики выстраиваемой им игровой переписки. И неважно, что у Кэрролла тут — иная логика; стихотворение Яхнина до сих пор совершенно оригинально; читатель вправе предположить уже, что перед ним не перевод, но сочинение «по мотивам» — т. е. сочинение аналогичной структуры и ритма, но с иным, хоть и близким, сюжетом.
Но далее Яхнин неожиданно возвращается к подлиннику.
Тогда я написал: «Ну что ж…»
Пошел и взял консервный нож.
Только при чём здесь консервный нож? Шалтаю-Болтаю он действительно нужен в английском оригинале, так ведь его рыбки не в океане живут…
Потом из кухни приволок
Помятый медный котелок.
Скорбя в предчувствии беды,
Налил я в котелок воды.
Тут появился сам собой
Какой-то странный НИКАКОЙ.
И я сказал: «Кипит вода.
Скорей зовите рыб сюда!»
Вернулся быстро он назад,
Развел руками: «Рыбы спят.
Я не решился их будить.
Придется, право, погодить».
Я топнул правою ногой:
«Какой ты, право, НИКАКОЙ!»
Ответная реплика Незнакомца передана, опять-таки, очень вольно; соответствующее двустишие можно вообще счесть лишним — выкиньте его, и стихотворение Яхнина не пострадает:
Но он обиделся, чудак,
И проворчал: «Ах, вот вы как!»
Последние три двустишия Яхнин превращает и вовсе в нечто несуразное.
Решил я сам пойти на дно,
Взяв нож консервный заодно.
Я весь до ниточки промок,
А дверь закрыта на замок.
Стучал я долго в дверь: ТУК-ТУК!
Стучал в окно: БАМ-БАМ! И вдруг…
Неужели и в понимании Яхнина рыбки живут где-то на дне водоёма, куда за ними и рассказчику приходится опять лезть с ватерпасом? Но это не так! А последнее двустишие вовсе переводчиком не понято. Но предложим же читателям и наш вариант, отражающий, надеемся, замысел Кэрролла во всей доступной нам полноте.
Послал я рыбкам как-то раз… (см. полный текст выше)
Дело в том, что это рыбки из консервной банки, которую требуется вскрывать открывалкой. До нас одна только Т. Щепкина-Куперник передала эту ситуацию совершенно недвусмысленно:
Я рыбкам разослал приказ:
«Вот что угодно мне от вас!»
Они из глубины морской
Ответ прислали мне такой:
«Никак нельзя на этот раз
Исполнить, сударь, ваш приказ».
Я им приказ послал опять:
«Извольте сразу исполнять!»
Они, осклабясь, мне в ответ:
«Вам так сердиться смысла нет».
Сказал я раз, сказал я два…
Напрасны были все слова,
Тогда на кухню я пошел
И разыскал большой котел.
В груди стучит… В глазах туман…
Воды я налил полный чан!
Но кто-то мне пришел сказать:
«Все рыбки улеглись в кровать».
Тут снова отдал я приказ:
«Так разбудить их сей же час!»
Ему я это повторил
И крикнул в ухо из всех сил.
Но он сказал мне, горд и сух:
«К чему кричать? Хорош мой слух».
И горд, и сух, сказал он мне:
«Я б разбудил их, если б не…»
Тут с полки штопор я схватил
И разбудить их сам решил.
Но дверь нашел я запертой.
Тянул, толкал, стучал… Постой!
Дверь отворить не мудрено.
Схватился я за ручку, но…
У перевода Щепкиной-Куперник имеется, однако, один изъян — в её двустишии «Никак нельзя на этот раз // Исполнить, сударь, ваш приказ» потеряна резкая обрывчатость мысли, оставляющая Алису в полном недоумении: «The little fishes’ answer was // “We cannot do it, Sir, because—” Такой комический приём встречается в данном стихотворении ещё один раз — в последней реплике Неизвестного: «Сказал он холодно вполне: // „Не добудиться их, за не…“» (или даже „зане“). А ведь после этого «because» (‘ввиду’) Алиса вынуждена перебить Шалтая-Болтая и пожаловаться, что она не вполне понимает, о чём идёт речь. Переводчики обязаны тут в любом случае выстроить что-то сходное.
Есть в этом стихотворении и ещё один интересный момент. Это двустишие «I sent a message to the fish: // I told them ‘This is what I wish’». В нашем переводе оно передано как «Послал я рыбкам как-то раз // Записку: «Это — мой приказ». Некоторые другие переводы схожи, однако мы считаем, что тут следует перевести максимально близко, даже усилить идею.
Чтобы объяснить, в чём тут дело, воспользуемся комментарием Мартина Гарднера к другому стихотворению из «Алисы в Зазеркалье», почти соседствующему с нашим. Это знаменитое стихотворение «Пуговки для сюртуков» (иначе — «Сидящий на стене», «С горем пополам», «Древний старичок» и проч.), сочинение Белого Рыцаря. Знаменито это стихотворение не в последнюю очередь тем шоком, в который повергла умудрённых в респектабельной философии взрослых читателей мешанина его заглавий, а также той «помощью», которую предложил им Белый Рыцарь, чтобы в ней разобраться. Так, собственно заглавием является лишь «С горем пополам», в то время как «Пуговки для сюртуков» есть название уже не песни самой по себе, но только её заглавия; сама же песня называется «Древний старичок», и есть она «Сидящий на стене».
Подробно прокомментировав это место (см. Академическое издание, с. 201—202), Мартин Гарднер упоминает в заключение мнение одного своего коллеги-кэрролловеда, Роджера Холмса: «Профессор Холмс, заведующий кафедрой философии в Маунт Холиоук Колледж, полагает, что Кэрролл посмеялся над нами, когда заставил своего Белого Рыцаря заявить, что песня эта есть „Сидящий на стене“. Разумеется, это не может быть сама песня, но лишь ещё одно имя. „Чтобы быть последовательным, — заключает Холмс, — Белый рыцарь, сказав, что песня эта есть…, должен был бы запеть саму песню“».
Мы видим, таким образом, что даже в середине прошлого века философы отрицали, что некоторая песня может быть не только самой собой, но ещё и собственным именем. Очевидно, в то время наука семиотика на Западе находилась в зачаточном состоянии. Вещь несомненно может являться не только самой собой, но и чем-то другим, и тогда она уже не она, но — знак этого другого, хотя бы это другое было только именем (а уж имя само может вести нас куда-то далее).
Понимал ли это Кэрролл за сто лет до того, как Мартин Гарднер взялся его комментировать? Трудно сказать определённо, и всё же в случае Кэрролла такой ход мысли не невозможен. Мы полагаем, что к Песне Белого Рыцаря от песенки Шалтая-Болтая Кэрролл тянет некоторую ниточку, что ситуация с первой есть логическое развитие ситуации, ранее появляющейся во второй. Шалтай-Болтай посылает рыбкам записку, и эта записка есть им приказ. Не содержание её является для них приказом, но сама записка как таковая, а имеющиеся в ней слова «Это — мой приказ» лишь подтверждают данный факт.
Таким образом, записка здесь — это вещь в качестве слова. В английской литературе такая ситуация встречается не впервые. Вспомним встречу двух лапутянских философов из Третьего путешествия Гулливера: каждый из них нёс за плечами мешок, набитый различными предметами, и разговор они вели между собой, демонстрируя друг дружке поочерёдно эти предметы, чтобы таким образом вообще, намеренно, исключить употребление слов.
____________________________________________________
Монолог Шалтая-Болтая
Я написал посланье львам:
«О львы! повелеваю вам!»
Но дерзко отвечали львы:
«А вот и нет! А сами Вы!..»
Я снова им послал приказ,
Я пригрозил им: «Вот я вас!»
Я честно их предупредил:
«Я вас могу, как крокодил…»
Но львы не вняли мне опять:
Они легли спокойно спать!
Я в раж вошел! Я вышел из!
Я карандаш от злости сгрыз!
Я чайник полный вскипятил,
Я штопор со стола схватил:
«Ну, я вас разбужу теперь!» —
И бросился с размаху в дверь…
Но кто-то дверь заколдовал.
Я тряс ее, лягал, толкал,
Я тер ее разрыв-травой,
Царапал, бился головой,
Я дергал ключ, крутил замок…
Я рвался к львам — но я не мог!
____________________________________________________
Перевод Николая Горбунова (2008):
http://www.stihi.ru/avtor/gorba
Управление по…
Я рыбам отослал приказ:
«Хочу всего, и чтоб сейчас.»
Морская отвечала рыба:
«Сэр, это невозможно, ибо…»
Я передал приказ вторично
С пометкой «Вздор! Проверю лично.»
От рыб тотчас пришел ответ:
«Не беспокойтесь! Спешки нет.»
Сказал им раз, сказал им два —
Да что за глупая плотва!
Я покажу, кто здесь начальник —
Подать мне самый новый чайник!
Воды туда, по самый нос!
Я им тут босс или не босс?
Но тут гонец принес доклад:
Мол, так и так, все рыбы спят.
Я встрял, внушителен и гибок:
«Немедля разбудите рыбок!»
Я излагал легко и твердо —
Лицом к лицу. Приватно. В морду.
Гонец был горд и нравом крут:
«Я не люблю, когда орут.»
Гонец был крут и нравом горд:
«Я разбужу их, если…»
Черт!
Я взял из шкафа том «Муму».
Опять придется самому…
Чу! Дверь закрыта на замок!
Я скреб и бил, как только мог —
Закрыта дверь! На все замки!
Тут я нажал на ручку, и…
____________________________________________________
Перевод Елены Дембицкой (2010):
http://www.stihi.ru/avtor/gepardikus
Зимой, когда поля кругом белы
Пою я эту песню для твоей души —
Весной, когда леса зазеленеют,
Хочу сказать, что я в виду имею:
Летом, когда нам солнышко смеётся
Наверняка поймёшь, о чём поётся:
По осени, когда деревья в золото одеты
Возьми перо, чернила — запиши всё это.
Послал я рыбкам сообщенье:
В нём написал я: «Вот моё веленье».
И мелкие рыбёшки океана
Ответили, как это и не странно.
Рыбёшки мелкой был ответ:
«Не выполнить, нам это, нет — »
Я рассерчал: «Не пререкаться!
А лучше взять и постараться!»
Ответили они не без ухмылки:
«Умерьте лучше нрав свой пылкий!»
Сказал им раз, сказал им дважды
Совет мой не хотели слушать даже.
Я взял котёл – большой, блестящий,
Как раз для дела подходящий
Под сердца стук, сдержав одышку,
Воды налил в него по крышку.
Тут некто подошёл и заявил,
Что «Рыбки спят, совсем без сил».
Сказал ему я прямо и понятно:
«Иди и разбуди ты их обратно».
Сказал я громко, даже грубо
Пошёл и крикнул прямо в ухо.
Но он был горд и непреклонен,
Сказал: «Я к глухоте не склонен!»
Продолжил гордо, непреклонно:
«Пошёл и разбудил бы я, но…»
Я взял с кухонной полки штопор
И сам пошёл, не слыша ропот.
И вот сюрприз – закрыта дверь,
Тянул, толкал, стучал, пыхтел.
Иль дверь открыть не суждено,
За ручку снова дёргал я, но…
____________________________________________________
Перевод Жанны Жаровой (2013):
http://www.stihi.ru/avtor/jannaj
Зимой, когда весь мир был бел,
Тебе я эту песню пел.
И после, в зелени весны,
Её пытался пояснить.
Возможно, летним днём опять
Её попробуешь понять.
А осенью, в лесной тиши –
Возьми перо и запиши.
И рыбкам я письмо послал,
Чтоб объяснить, что я желал.
Но рыбки на морской волне
Моё письмо вернули мне.
От них услышал я ответ:
«Ах, мы не сможем, сэр, о нет!».
Я им письмо пишу опять:
«Иначе вам несдобровать!».
Смеются рыбы: «Ты не прав!
Но почему? О, что за нрав!»
Сказал им двадцать раз подряд –
Они и слушать не хотят.
Взял чайник я большой тогда,
Чтоб дело сделать без труда.
А сердце «тик-и-так» стучало –
Ведь помпа воду мне качала.
Тут некто мне сказал: «В кровать
Легли все рыбки, чтобы спать».
Ему сказал я очень внятно:
«Их нужно разбудить, понятно?».
Я громко говорил и ясно,
И в ухо крикнул – всё напрасно!
Он был заносчив и упрям,
Сказал: «Кричать вам тут не дам!».
Он был упрям, он был заносчив,
Сказал: «Я б разбудил, но, в общем…» —
Тогда я штопор взял на полке,
Чтоб разбудить их втихомолку.
Вдруг вижу – дверь-то заперта!
Тяну, толкаю – ни черта!
Закрыта дверь. Стучал я всяко,
И ручку повернул, однако —
____________________________________________________
Перевод Сергея Иткулова (2014):
http://www.stihi.ru/avtor/podstrel
Монолог Шалтая-Болтая
Зимой, когда белым бело,
Пою,чтоб стало вам тепло.
Весной, средь зелени садов,
Я вновь пропеть для вас готов.
А летом, когда долги дни,
Поймете вы слова мои,
Чтоб желтой осени листок
Вам песнь мою напомнить смог.
Письмо я рыбам написал,
Где подчиниться приказал.
А рыбы мелкие на дне
Тотчас ответ послали мне.
И пишут рыбы мне в письме:
«Простите, мистер, но мы не…»
Тогда я снова им пишу:
«Вас подчиниться я прошу!»
А рыбы пишут мне скорей:
«Ну что за нрав у вас, ей-ей!»
Я раз сказал, и два сказал –
Язык узлом я завязал!
В припадке чайник я достал –
Я бушевал и клокотал!
А сердце прыгало под нос…
Я сунул чайник под насос.
Тут незнакомец подбежал.
«Все рыбы спят», — он мне сказал.
Ему ответил я: «Ах так!
Так разбуди же их, чудак!»
Чтоб лучше довести до слуха,
Я ЗАВОПИЛ ЕМУ НА УХО!
Но он спесив был и уперт,
Сказал он мне: «Я очень горд!»
Но он уперт был и спесив,
Сказал он мне: «Зачем идти в…»
Тогда я штопор с полки взял
И сам я к речке побежал.
Но дверь закрытой я застал,
Пинал, бодал, кусал, плевал…
И я решил залезть в окно,
Уже стекло разбил я, но…
____________________________________________________
Перевод Бориса Далматова (2014):
http://www.stihi.ru/avtor/niksomov
Приглашение на чай
Когда зимой поля белы,
Пою тебе о днях былых.
Когда мы встретимся весной,
Ты эту песню пой со мной.
И летним утром между дел
Ты вдруг поймешь, о чем я пел.
С деревьев облетит листва
И вспомнишь ты ее слова.
Я сказал сегодня рыбкам:
«Ваше будущее зыбко»
Получил такой ответ:
В рыбьей жизни счастья нет,
Что они так жить устали,
Что давно об этом знали,
Что прокисли здесь как йогурт,
Но иначе жить не могут.
Говорю тогда им снова:
«Ничего тут нет такого»
А в ответ они с усмешкой:
«Ты, пожалуйста, не мешкай».
Я прошу у них совета,
Как мне лучше сделать ЭТО.
А в ответ одно и то же:
«Мы тебе помочь не можем».
Взял я чайник, чашки, чай —
Приглашаю их на чай.
Сердце скачет, блюдца бьются,
От досады слезы льются.
Рыбкам я стучу на взводе.
Рыбки что-то не выходят.
Где-то рядом говорят:
«Может, рыбки просто спят».
Я на это отвечаю:
«Мне б хотелось выпить чаю.
Лучше вы меня не злите,
Рыбок срочно разбудите!
Это, кажется, не сложно» —
«Разбудить, конечно, можно.
Но не стоит так кричать,
Рыбок можно испугать»
Может, чай им не хорош?
И хватаю с полки нож.
Покажу пример всем вам:
Разбужу я рыбок сам!
Я стучу, кричу от злости,
Приглашаю рыбок в гости.
Но пока кричал, стучал,
Нож нечаянно сломал.
Бросил новые попытки,
Ведь не ходят в гости рыбки.
.
____________________________________________________
Перевод Евгения Клюева (2018):
— Кстати, о стихах… — Сэр Шар, как артист, протянул руку вперед и вверх. — Я ведь тоже умею декламировать, и не хуже других, если на то пошло…
— О, это совсем не обязательно! — Своим поспешным восклицанием Алиса надеялась удержать Сэра Шара от декламации, но он не слушал и продолжал:
— То, что я сейчас прочту, было написано только ради твоего удовольствия.
Алиса просто нутром ощутила, что в таком случае она обязана слушать: пришлось сесть и сказать спасибо, хоть и весьма уныло.
Зимой, когда белы поля,
Тебе пою: «Траля-ля-ля!»
— Я, правда, не пою, — уточнил он.
— Вижу, что не поете, — сказала Алиса.
— Если ты способна видеть, пою я или нет, то глаза у тебя острее, чем у большинства из нас, — буркнул Сэр Шар. Алиса смолчала.
Весной, лишь зазвенит капель,
Я расскажу, о чем я пел.
— Большое спасибо, — сказала Алиса.
А в летний день в тени ветвей
Мои слова уразумей.
Когда ж осенний день придет,
Ты запиши их в свой блокнот.
— Попробую, — пообещала Алиса, — если еще буду их помнить.
— А тебе обязательно все время лезть со своими замечаниями? — спросил Сэр Шар. — Они совершенно дурацкие и выводят меня из себя.
Отправил рыбкам я письмо:
Мол, я прошу вас, если мо…
Подумав пару-тройку лет,
Они прислали мне ответ:
Мол, разумеется, нельзя,
Но мы благодарим вас за…
— Боюсь, тут я не совсем поняла, — призналась Алиса.
— Дальше будет не так трудно, — обнадежил ее Сэр Шар.
Я обратился к ним опять:
Мол, подчиняться и молчать!
Они ответили: «Да ну…
А не пойти ли вам ко дну?»
Я повторил им много раз,
Что не приемлю их отказ,
И в кухонном шкафу нашел
Огромный новенький котел
В предчувствии большой беды
Я наливал в котел воды,
Но Некий Тип принес мне весть:
Мол, рыбки спят — и к ним не лезть.
Как это «спят»? — Я был взбешен,
Я требовал прервать их сон…
Сэр Шар перешел почти на крик, декламируя это двустишие; Алиса даже вздрогнула и подумала: «Не хотела бы я, чтобы со мной так разговаривали, — ни за какие коврижки!»
Я так орал, что весь охрип,
Я так орал, что этот Тип
Сказал сурово, но любя:
«Да, братец, повело тебя!»
Сказал любя, хоть был суров:
«Пусть спят рыбешки на здоров…»
Но я схватил консервный нож
И бросился будить рыбеш…
Да дверь закрыли изнутри —
Хоть тут ори, хоть не ори.
Да, дверь закрыли на замок:
Когда б не это, я бы мог…
Потом была долгая пауза.
____________________________________________________
Перевод Сергея Жукова (отрывок) (2020):
— Представь себе, — сказал Шалтал, и назидательно воздел руку — что если уж речь зашла о стихах, то я читаю их превосходно, всем другим на зависть! Вот, например…
— Нет-нет! — быстро сказала Алиса, надеясь прервать ещё неначатую декламацию — Это совсем необязательно!
Но Шалтал-Болтал пропустил её слова мимо ушей.
— То, что я тебе сейчас прочту — продолжал он, как ни в чём не бывало — было написано специально для тебя! Чтобы ты сильно не скучала!
Алиса поняла, что деваться некуда и смирилась. Она убито произнесла «Благодарю» и сделала книксен.
Когда поля накроет снежный пух,
Я запою, твой услаждая слух.
— Это просто в стихе так написано, — пояснил Шалтал — на самом деле петь я не собираюсь.
— Я это вижу, — сказала Алиса.
— Если ты это видишь, то ты наверняка ясновидящая, — сварливо заметил Шалтал.
Алиса прикусила язык.
Когда зазеленеет лес весной,
Тебе раскрою смысл песни той.
— Благодарю вас, — сказала Алиса.
Когда настанет летом длинный день,
Ты этот смысл поймёшь дитя, поверь!
— Приложу все усилия! — заверила Алиса.
Когда же осенью свой цвет изменит лист,
Возьми перо и запиши сей смысл!
— Обязательно запишу, — сказала Алиса. — Во всяком случае — всё, что ещё буду помнить к тому моменту.
— Да замолчи же наконец! — воскликнул Шалтал. — Лабуду бормочешь под руку, мешаешь мне только.
Я рыбкам написал в письме
Приказ — «Желаю, чтобы все…»
Но рыбья теребень в ответ,
Мне возвратила мой конверт.
В нём были их слова — «Увы
Сэр! Невозможно, ибо мы…»
— Простите, — робко вставила Алиса — я не очень понимаю…
— Дальше будет проще простого, — обнадёжил Шалтал.
Я новый манифест им шлю —
«Кругом, равняйсь! Не то сварю!»
Морская мелочь ржёт как конь —
«Ух! Да вы прям-таки огонь!»
Я повторил и раз и два —
Для них всё было трын-трава!
(сказал им раз, и два, и три!
не слышат — будто глухари…)
Тогда лагун я приволок
Для дел, что повелел мой долг.
Тяжёлый стук в груди скакал,
Когда с колонки воду брал.
Тут шкет какой-то говорит —
«Нельзя! Вся рыбья мелочь спит!»
Я без обиняков ему —
«Иди буди! Быстрее! Ну!»
Он слышать это должен был,
Прям в ухо я ему вопил!
Шалтал-Болтал прокричал эти строки с таким надрывом, что Алиса подумала: «Бедный шкет! Ни за что не хочу быть на его месте!»
Но шкет надут был и гордец —
«Ори, — сказал — громчей, отец!»
Но он гордец был и надут,
Сказал — «Пойду, вот если тут…»
Сам я будить пошёл тогда,
Взял нож консервный со стола.
Но домик рыб закрытым был —
Я колотил, стучал, долбил!
Дверь обнаружил наконец,
Схватил за ручку, и ….
Шалтал оборвал фразу. Наступила долгая тишина.
— Это конец? — наконец осторожно поинтересовалась Алиса.
— Да, это конец. — подтвердил Шалтал-Болтал. — Можешь не задерживаться!
____________________________________________________
Украинский перевод Галины Бушиной (1960):
— Ну, знаєш, коли говорити про вірші, — сказав Хитун-Бовтун, викидаючи вперед свою величезну руку, — то я вмію читати їх не гірше від інших, коли вже на те пішло.
— О, не треба, щоб на те пішло! — вигукнула Аліса, сподіваючись стримати його запал.
— Уривок, який я хочу прочитати, — продовжував Хитун-Бовтун, не звертаючи уваги на її вигук, — був написаний саме для тебе.
Якщо так, відчувала Аліса, то їй не минеться слухати цього вірша, тому вона сіла і досить сумно подякувала йому.
Узимку, як біліє сніг,
Співаю я пісень дзвінких.
— Але я не співаю, — пояснив Хитун-Бовтун.
— Я бачу, — сказала Аліса.
— Якщо ти спроможна бачити, співаю я чи ні,- то в тебе занадто гострий зір, — зауважив Хитун-Бовтун сердито. Аліса промовчала.
Весною, як усе цвіте.
Скажу тобі про се й про те.
— Дуже вдячна вам, — сказала Аліса.
Улітку будуть довгі дні,
Ти зрозумієш ці пісні,
А восени, як жовкне лист,
Запишеш ти пісень цих зміст.
— Я запишу, як не Забуду до осені, — пообіцяла Аліса.
— Кинь свої репліки, — гримнув Хитун-Бовтун. — Вони зовсім безглузді і лише збивають мене.
Я написав листа до риб:
«Якби хотіли, ви могли б».
А рибоньки морські дрібні
Прислали відповідь мені.
Їх відповідь була така:
«У нас причина є, яка…»
— Боюсь, що я не зовсім розумію, — сказала АлІса.
— Далі буде легше, — відповів Хитун-Бовтун.
Я знов послав до них листа:
«Ваш лист — лиш викрутка пуста».
Послав листа, а рибки в сміх:
«Уже ми бачили таких!»
Сказав їм раз, сказав їм два —
Даремні всі мої слова.
Ну, покажу ж я вам смішок!
Узяв я добрий казанок,
А в казанок води набрав,
Як треба до подібних справ.
Тут хтось прийшов і став казать,
Що вже маленькі рибки сплять,
А я йому: «А ти піди
І знову рибок розбуди».
Команду викрикнув я цю
На саме вухо посланцю.
На останніх рядках Хитун-Бовтун мало не верещав, Аліса подумала здригаючись:
«Я нізащо не погодилася б бути посланцем».
Тут посланець зробивсь лихий:
«Ви не кричіть, я не глухий!»
Хоч ти що хоч йому роби;
«Я розбудив би їх, якби…»
Тоді я штопора знайшов
І сам будити риб пішов.
Та в хату я ввійти не міг, —
Замкнув хтось двері, як на гріх.
Було те лихо не мале,
Тягнув за клямку я, але…
Настала довга пауза.
____________________________________________________
Украинский перевод Валентина Корниенко (2001):
— Ну, якщо йдеться про вірші, — похвалився Шалам-Балам і врочисто підніс дебеле ручисько, — то я також умію їх читати… Незгірше за інших…
— Ні-ні, в цьому немає жодної потреби! — поквапилася стримати його Аліса, але Шалам-Балам пустив її слова повз вуха.
— Вірш, якого я зараз прочитаю, написаний спеціально для тебе, — сказав він.
Аліса збагнула, що тепер їй таки доведеться його вислухати. Вона сіла і невесело відказала:
— Дякую.
І він почав:
Узимку, як біліє сніг,
Співаю я пісень дзвінких…
Тут він урвав і додав у вигляді коментаря:
— Себто, співаю тільки у вірші. А так — ні.
— Я бачу, — зауважила Аліса.
— Якщо ти бачиш, співаю я чи ні, то в тебе на диво гострий зір, — суворо зауважив Шалам-Балам.
Аліса промовчала.
Я дочекаюся весни
Й скажу тобі, про що вони.
— Красненько дякую, — озвалася Аліса.
У довгі й тихі літні дні
Подумай про мої пісні.
А восени листки суши
Й на них пісні ці запиши.
— Залюбки, — сказала Аліса. — Якщо, звичайно, не забуду.
— Краще, якби ти надалі взагалі не вставляла своїх п’ять пенсів, — зауважив Шалам-Балам. — Вони безглузді, і до того ж через них я збиваюся.
Я написав листа до риб:
«Якби хотіли, ви могли б…»
Невдовзі (за дванадцять літ)
Отримав я від них одвіт:
«Ми теж хотіли, і могли б
Зробити це для вас, коли б…»
— Щось я не вельми розумію, — сказала Аліса.
— Далі буде ясніше, — пообіцяв Шалам-Балам.
Я знов послав до них листа:
«Ваш лист — лиш бульбашка пуста».
Вони у відповідь: «Пардон!
Взяли ви надто грубий тон!»
Писав їм раз, писав їм два —
Але даремні всі слова.
Тоді урвався мій терпець!
Узяв я добрий казанець,
А в казанець води набрав,
Додав цибульки і приправ…
Тут Хтось прийшов і став казать,
Що вже маленькі рибки сплять.
А я кажу: «А ти піди
І їх негайно розбуди!».
Команду викрикнув я цю
У саме вухо посланцю.
Останні два рядки Шалам-Балам викрикнув так голосно, аж бідолашна Аліса здригнулася.
«Ой, не заздрю я тому посланцеві!» — подумала вона.
А він закляк і став лихий:
«Ви не кричіть — я не глухий!»
Лихий він став, і як закляк:
«Я розбудив би їх, однак…»
Тоді я штопора знайшов
І сам будити їх пішов.
Та двері, бачте, хтось запер, —
Що ж мав робити я тепер?
Було те лихо немале,
Тягнув за клямку я, але…
Залягла тривала мовчанка.
____________________________________________________
Украинский перевод Виктории Нарижной (2008):
— Якщо ми вже заговорили про поезію, — сказав Бовтун-Товстун, простягаючи вперед свою велику руку, — то я вмію читати вірші не гірше за інших, коли вже на те пішло…
— О, ні-ні, не завдавайте собі зайвого клопоту! — квапливо вигукнула Аліса, сподіваючись завадити йому навіть розпочати.
— Твір, який я зараз продекламую, — оголосив Бовтун-Товстун, анітрохи не зважаючи на її вигук, — був написаний навмисне для твоєї втіхи.
Аліса відчула, що в такому разі вона просто МАЄ послухати вірша, тому сіла й доволі печально сказала:
— Дякую.
Узимку, як біліє сніг,
Цю пісню я співати звик…
— От тільки зараз я її не співаю, — пояснив він.
— Це ж очевидно, що ви не співаєте, — здивувалася Аліса.
— О, ну якщо твоїм ОЧАМ ВИДНО, що я не співаю, то в тебе найгостріше око в світі, — в’їдливо зауважив Бовтун-Товстун.
Аліса принишкла.
Як навесні заквітне все,
Я розтлумачу пісні сенс.
— Дуже вам дякую, — сказала Аліса.
А влітку, в розпал спекоти,
Його збагнеш, можливо, ти.
Тож восени, коли дощить,
Цю пісню сядь і запиши.
— Обов’язково, якщо тільки пам’ятатиму її так довго, — пообіцяла Аліса.
— Ти не маєш постійно коментувати, — відказав Бовтун-Товстун, — твої зауваження безглузді й збивають мене з думки.
Я рибкам вістку надіслав.
«Ось що я хочу», — їм сказав.
В ту ж мить з морської глибини
Прислали відповідь вони.
Маленькі рибки кажуть так:
«Не можем, пане, позаяк…»
— Боюся, я не зовсім розумію, — втрутилася Аліса.
— Далі буде простіше, — відповів Бовтун-Товстун.
Я ще раз шлю гінця туди:
«Зробіть, щоб не було біди».
А риби зуби шкірять знов:
«Не треба сердитись, агов!»
Я їм сказав і раз, і два,
Та чхали риби на слова.
Тоді знайшов я мідний таз —
Для мого плану він якраз.
Бухтіло серце, мов таран:
Я мідний таз підніс під кран.
Аж тут з’являється кур’єр
І каже: «Рибки сплять вже, сер».
Йому сказав я навпростець:
«То йди і їх буди, гонець».
Я прогорлав це на весь дух
Йому прямісінько до вух.
Читаючи останню строфу, Бовтун-Товстун уже майже кричав, й Аліса, здригнувшись, подумала: «Ні за що не буду кур’єром, ніколи».
Та він твердий і гордий був,
Сказав: «Я все й без крику чув».
Та він був гордий і твердий,
Сказав: «Щоб я їх розбудив…»
Тож я з полиці штопор взяв
І сам будити їх помчав.
Я в двері калатав, як міг,
Та був замок міцний на них.
Доклав старання чимале
Я до замка того, але…
Тут запала довга пауза.
.
____________________________________________________
Белорусский перевод Дениса Мусского (Дзяніса Мускі):
— Што датычыцца паэзіі,- прамовіў Ханьці-Данці, артыстычна складаючы рукі,- Калі так, я сам чытаю верш не горш за астатніх.
— Вой не! Навошта! Не турбуйцеся!- шпарка прамовіла дзяўчынка, спадзеючыся, што гэта яго спыніць.
— Тое, што я зараз прачытаю,- Ханьці быццам не чуў Алісіных слоў,- я напісаў спецыяльна, каб цябе пазабавіць.
Зразумеўшы, што ў любым выпадку слухаць прыйдзецца, яна маркотна падзякавала аўтару і прысела.
“Зімой, калі завея злая,
Цябе я песняй забаўляю…”
Зразумала, я гэта не спяваю…- дадаў Ханьці.
— Я бачу,- адказала Аліса.
— Няўжо ты можаш бачыць спеў, калі так, ты маеш выдатнейшы зрок!- сувора адказаў ён. Каб не пакрыўдзіць яго зноў, Аліса замаўчала.
“Калі Вясна зямлю адновіць,
Я растлумачу песні словы.”
— Дзякуй вам вялікі,- прамовіла дзяўчо.
“І летнім сонцам адагрэта,
Ты зразумееш песню гэту.
Як восень загрукоча ў дзверы,
Усё запішаш на паперы.”
— Калі буду іх датуль памятаць,- прамовіла Аліса.
— Твае словы,- адказаў на гэта Ханьці-Данці,- раняць мяне, няўжо ты зможаш гэта забыць?- але працягваў:
“Я рыбкам ў мора ліст даслаў
Ў ім напісаў: “Я пажадаў!”
І ўрэшце рэшт, праз нейкі час,
Ад рыбак атрымаў адказ.
Там напісана: “Мы нічым,
Не можам вам дапамагчы””
— Баюся, што не разумею, аб чым ідзе гаворка,- заўважыла дзяўчынка.
— Не хвалюйся, далей верш будзе значна лягчэй,- адказаў Ханьці.
“Я зноўку рыбкам напісаў,
Слухмянасці патрабаваў,
І атрымаў ад іх адказ:
“Тон памяняць мы просім вас!”
Пісаў ім раз і два пісаў:
Ані радка не атрымаў.
Ад гэткіх спраў я раззлаваў,
Таму кацёл з паліцы зняў.
Пакуль ваду я наліваў,
Я грукат сэрца адчуваў.
Мне лістанош прыйшоў сказаць,
Што рыбы ўжо у ложках спяць.
Яму сказаў: “Тады ідзі
І зараз жа іх разбудзі!”
Не варухнуўся ён. Пачаў
У вуха я яму крычаць.”
Гэтыя радкі Ханьці-Данці насамрэч пракрычаў і зрабіў гэта настолькі громка, што Аліса ўзрадавалася, што яна не на месцы беднага лістаноша.
“Ён мне няўмольнасць паказаў,
Ён “Не крычы”- мне адказаў.
Ён з гонарам прамовіў мне:
“Я разбудзіў бы іх, але…”
Я штопар ўзяў і непахісна
Пайшоў будзіць іх асабіста.
Я дзверы ўбачыў і пачаў
Ў іх стукацца, за іх крычаць:
“Прачніцеся дурныя рыбы!”,
І разбудзіў бы іх, калі бы…”
Пачалася доўгая паўза.
____________________________________________________