Информацию об отдельной песне и комментарии к ней можно прочесть, открыв страничку этой песни.

1. Превращение
(В. Бутусов)

2. Маленький подвиг
(В. Бутусов — Д.Умецкий)

3. Свидание
(В. Бутусов)

4. Никто мне не поверит
(В. Бутусов)

5. Алчи, Алчи
(В.Бутусов — Д.Умецкий, В.Бутусов)

6. Буги с косой
(В. Бутусов — Д.Умецкий)

7. Идиллия
(В. Бутусов — И. Корммильцев)

8. Мифическая столовая
(В.Бутусов — Д.Умецкий, В.Бутусов)

9. В который раз я вижу R’N’R
(В. Бутусов)

10. Князь тишины
(В. Бутусов — Э.Ади, перевод Л.Мартынова)

11. Последнее письмо
(В.Бутусов — Д.Умецкий, В.Бутусов)

12. Кто я?
(В. Бутусов — И. Корммильцев)

Вячеслав Бутусов — вокал, гитара
Дмитрий Умецкий — бас гитара, вокал
Виктор «Пифа» Комаров — клавишные, ритм-бокс

Звукорежиссеры Дмитрий Тарик, Леонид Порохня
Запись произведена в Свердловске в феврале-марте 1985 года
Издана в июне 1994 года

© 1985 NAUTILUS POMPILIUS
(p) 1994, MOROZ RECORDS
(p) 1997, MOROZ RECORDS (см. фото обложки внизу)

* * *

Интервью В. Бутусова газете «Россiя», 11.09.2003:

 – Какой этап существования «Наутилуса» был для вас самым интересным?

– Самый первый. Не тот, конечно, который в институте был, на уровне художественной самодеятельности, а этап псевдоновой волны в 1985–1987-х – мне он нравился. Все делалось с энтузиазмом, без обязательств. То, что мы делали, было спасением от снивелированной серой действительности, которая висела над головами.

.

***
Из интервью с В. Бутусовым, «ТОМСКИЙ ВЕСТНИК», № 52, 01.04.2009:

— Вы долго определяли, что для вас важнее – карьера архитектора или музыканта?

— Тогда у меня даже сомнений не было — я четко шел к диплому градостроителя и дошел до него. А искушения всякие начались, уже когда я окончил институт, поступил на службу, когда мы уже все «прокисли» после института, потому что это совсем другая атмосфера — нас всех раскидали по разным городам, по разным направлениям. Мне кажется, это сыграло существенную роль, и мы призадумались: как нам сохранить то ощущение бурной жизни. И начались искушения.

.

***
Он-лайн конференция с В. Бутусовым, 2010:

— Известный факт, что стиль и звучание «наутилуса» на альбоме «Переезд» весьма отлично даже от последовавшей за ним «Невидимки». С чем же была связана столь резкая смена музыкального стиля группы?

— Анатолий, вы задали интересный вопрос. После «Переезда» мы поддались влиянию «новой волны», побывав в Ленинграде и впечатлившись тогдашней атмосферой этого великого города.

***
Л. Порохня  «Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa»:

    Как ни странно, в реальном появлении группы «Nautilus Pompilius» виновата социалистическая организация труда: после веселого Арха ребятам предстояли большие испытания в виде проектных институтов, Славе предназначен был «Уралгипротранс», Диме — «Уралтеплоэнергопроект». В последнем заведении Умецкий целый год рисовал на планшетах декоративную плитку, планшеты напоминали ему стены общественного туалета. Бутусов тоже работал… с отвращением. И никакой богемы, привычной по вольному Арху, никакого веселья, все больше тупая производственная пьянка…
    Остальные члены «Наутилуса» разъехались кто куда, а плюс еще семьи, забота о завтрашнем дне, легкая неустроенность, неуклонное повышение производительности труда и прочая, прочая, прочая… В конце 84-го Славу с Димой от происходившего тошнило и нешуточно.
    А тут еще съездили Слава с Димой в Питер. У свердловских рокеров в те времена была странная система поощрений: подающих надежды отправляли в Питер, на рок-концерты; заранее созванивались с организаторами, чтобы билеты начинающим рок-н-ролльщикам обеспечить, «на шару» туда пробиться было совершенно невозможно. Обратно оба приехали просто окрыленные, с горящими глазами. Очень может быть, поездка эта сыграла в их судьбе роль едва ли не решающую.
    На дворе стоял 85-й, в воздухе пахло гарью: полуживой Черненко на троне, гонения от легких до средних, переходящие в нешуточные, общая рок-н-ролльная унылость и бесконечные переговоры с комсомольско-культурным начальством… Как ни странно, именно в этот момент из города Верхняя Пышма возник странный человек Толя Королев, он-то и сбил с пути истинного пару начинающих архитекторов.
Королев был циник, то есть человек честный, он хотел делать деньги и делать их на музыке, работал на опытном заводе то ли мастером сменным, то ли что-то подобное, а по вечерам занимался дискотеками — тогда это дело было в расцвете. На ниве музыкального бизнеса Толик успел потрудиться, среди рокеров имел твердую репутацию проходимца, так что выбора у него особенного не было, зато были напор и деловая хватка. Тут и подвернулся ему приунывший «Наутилус» в количестве двух человек. Толик взялся за дело: купил Славе первую настоящую гитару, купил остродефицитный микрофон типа «Шур» и в довершение всего подбросил идею записаться вдвоем.
    А к тому же один из свердловских рок-авторитетов (пока умолчим авторство) встретил однажды Славу с Димой и заявил: «Ничего из вас не выйдет. И ничего вы никогда не запишете!» Приговор начинающих архитекторов добил и разозлил одновременно. В середине января 1985-го Слава с Димой решились окончательно, договорились с урфиновскими звукарями, с Ильей Кормильцевым, тогда владельцем единственной в Свердловске портативной студии, а в первых числах февраля неожиданно возникли в гостях у Вити Комарова, клавишника студенческих времен, тоже изрядно к тому времени подуставшему от работы в конторе под названием «Главснаб».
    Витя Комаров, больше известный по прозванию «Пифа», отличался демонстративно — по тем временам и представлениям — не рок-н-ролльной внешностью, отчаянным весельем и наличием машины марки «Жигули» по прозванию «Голубой Мул». Бог весть почему, но Пифы Дима со Славой поначалу стеснялись и объясняли всем его появление в группе именно наличием машины, которая весьма во время записи может пригодиться. Но когда оказалось, что Пифа отличается кроме машины еще и удивительным музыкальным чутьем, стесняться перестали.
    В середине февраля они уже сидели на квартире бывшего однокурсника Димы Воробьева и записывали «Невидимку». Дело происходило весело, безвылазно, а когда на записи один из звукарей поинтересовался, нет ли чего поесть, радостный Умецкий извлек из- под стола ящик портвейна. Альбом писался бодро, полупьяно, с азартом, постоянно приходили и уходили какие-то друзья, некоторые оставались, некоторые — до утра… Слава записывал вокальные партии, зарывшись с головой и микрофоном под одеяло, потом выскакивал оттуда на свет Божий, красный от духоты, весь в поту. И всем было ясно, что альбом просто не может не получиться.
Точку поставили 8-го марта. Вечером наусовская троица тайком сорвалась с записи, унося драгоценную пленку, и в общежитии Архитектурного института состоялась неофициальная премьера. Дискотеками там заведовал Андрей Макаров, к нему и обратились: «Андрюха, это надо поставить на дискотеке…»
    И Андрюха поставил «Гуд бай, Америку»… Ребята страшно волновались, и… ничего. Никто не понял, не поздравил, первые рецензии были выдержаны в духе: «Ну, Наутилус и Наутилус…»
    9 марта состоялась вторая премьера, теперь уже официальная, с рокерами и портвейном. Там же, в квартире Димы Воробева. И тут наусы отквитались за вчерашний холодок: маститые рокеры просто растерялись. И как-то неуверенно, постепенно набирая обороты, принялись хвалить «Наутилус», о котором еще вчера вспоминать не хотели! Один только авторитет, недавно пророчивший им полное забвение, сидел молча и угрюмо, к вечеру случился у него внутренний кризис на тему «мир ушел вперед, а я стою у дерева»… Такова печальная история о том, как Пантыкин побывал в роли пророка и что из этого вышло.

В. Бутусов, В. Комаров и Д. Умецкий — НАУТИЛУС 1985 г.

***
А. Кушнир «100 магнитоальбомов русского рока»:

Работа над альбомом начиналась поздно ночью, после того, как вся необходимая аппаратура была собрана, а соседи Димы Воробьева по пятиэтажной хрущевке уже спали глубоким сном.
Однокомнатная квартира Воробьева была разделена на две части. Портостудия, клавиши, ревербератор и остальная аппаратура находились в комнате, а кухня была превращена в дискуссионный клуб и распивочную.
…Технология записи «Невидимки» по степени изобретательности оставляла далеко позади не только Полковника с Тропилло, но и Кулибина с братьями Черепановыми. Поскольку денег на покупку второй металлической пленки не было, имевшаяся была разрезана на две сорокапятиминутные части. На первую часть писалась болванка: в заповедной «Ямахе» включался ритм-бокс, Бутусов нажимал на немногочисленные кнопки, Комаров, пытаясь не забыть гармонии, играл свои партии, а Умецкий с энтузиазмом рубился на басу. Затем на болванку накладывались со второй кассеты гитара Бутусова и пропущенный через ревербератор вокал.
Необходимо отметить, что это был первый альбом «Наутилуса», на котором Бутусов наконец-то определился с собственным вокальным стилем. Нервная заунывность, низкие тембры и мрачные интонации придавали песням необходимую эмоциональную окраску. Бутусов привнес в «Наутилус» не только настроение, но и нечто такое, что отличает неученого гения от образованных посредственностей. И сердца даже самых отчаянных скептиков дрогнули.

***
В. Бутусов, «Комсомольская жизнь» №17 сентябрь 1988 г.:

Мы свой второй альбом «Невидимка» делали полтора года. тогда, по сути, и пришла какая-то популярность. На мой взгляд, этот альбом как единый образ более цельный и законченный, чем даже «Разлука».

.

***
Л. Порохня, Д. Карасюк. «Наутилус Помпилиус. Мы вошли в эту воду однажды»
(АСТ; Москва; 2017):
https://ast.ru/book/nautilus-pompilius-my-voshli-v-etu-vodu-odnazhdy-716450/

В отсутствие барабанщика пришлось изобретать другие варианты. У клавишника «Слайдов» Алексея Хоменко попросили «Yamaha PS-55» со встроенной драм-машиной. На ней стал играть Витя Комаров, ставший третьим «наутилусом». С появлением клавиш сразу изменился и стиль. «От драм-машинки мы пришли в страшный восторг, – говорит Бутусов. – Кроме того, это давало нам возможность записываться в однокомнатной квартире по ночам. Мы не могли позволить себе живые барабаны в этих условиях. Так что new wave была для нас идеальным форматом».

В конце февраля 1985-го началась интенсивная работа над новым материалом. «Все было очень весело, – рассказывает Комаров. – Слава приносил какую-то текстовую рыбу и слабые-слабые наметки мелодии. И на это, как на стержень от искусственной новогодней елки, остальные нанизывали свои музыкальные идеи. В результате оставалось только воткнуть наверх звездочку».
Звукооператоры Леонид Порохня и Дмитрий Тарик записывали альбом в пустой однокомнатной квартире на портастудию Кормильцева. Илье принадлежала не только аппаратура, но и текст последней вещи альбома «Кто я?» Именно с нее началось активное сотрудничество авторского тандема Бутусов – Кормильцев.
Хозяин квартиры, однокурсник «наутилусов» Дима Воробьев, уехал в отпуск и рекорд-сессии не мешал. Но стены в доме были тонкие, и Славины рулады могли переполошить соседей – запись происходила в основном в ночное время. Поэтому в тех местах, где требовалось форсировать вокал, Бутусов пел в лежачем положении – его с микрофоном накрывали всеми имеющимися матрасами и одеялами, и под этой мягкой звуконепроницаемой грудой он вопил в свое удовольствие. Правда, удовольствия было мало: под тяжестью перин он рисковал задохнуться.

Восьмого марта запись альбома, получившего название «Невидимка», была закончена. Новое творение группы в тот же вечер включили на дискотеке в арховском общежитии, но танцующие не оценили историчности момента. На следующий день состоялась «официальная» презентация релиза. На квартиру Воробьева пришел целый конклав. Человек шесть, в том числе Грахов, Белкин, Матвеев. Все уселись на полу, включили портастудию. Прослушали альбом. Несколько минут тишины. Потом начались осторожные высказывания. Народ был ошарашен. Это звучало абсолютно не в свердловском стиле. Драм-машина, четкий ритм, аккуратные клавиши, Славин вокал, исполненный какого-то страдания. Матвеев был просто пришиблен: «Мы сидим и ждем, узкий, можно сказать, избранный круг. «Помпилиусы» волнуются больше всех, возятся с аппаратурой. И вот раздается голос, просто голос… Что же, начало многообещающее, посмотрим, что будет дальше. А дальше наступил полный абзац. Все дерьмо мира и поколения, все дурные вибрации были выплеснуты на нас, но это было на таком высоком уровне, что я не побоюсь одного умного слова – катарсис. Да-да, я пережил именно катарсис и после прослушивания просто встал и поехал домой, ибо ни говорить, ни слушать больше не мог». «Невидимка» стал огромной неожиданностью. Никто не думал, что такое можно сделать.

Одно из первых прослушиваний «Невидимки» проходило дома у Пифы. Слушали и пили, причем пили больше. Потом началось нетрезвое обсуждение. Раздались голоса, что новый «Наутилус» – это попса и не имеет права именоваться роком. Бледного Бутусова закидали этими обвинениями по самую макушку. Умецкий с гитаристом «Метро» Володей Огоньковым, не любившие подобных философских базаров, ушли в дальнюю комнату, где бухали портвейн и травили анекдоты. Вдруг Умецкий заметил прошмыгнувшего на кухню Славу, схватил бутылку и бросился за ним. Влетев на кухню, собутыльники увидели разожженную газовую конфорку и пьяного в хлам Бутусова, разматывающего пленку «Basf» с драгоценной «нулевой» копией «Невидимки» на пол. Схваченный поджигатель стал кричать: «Пустите, я не выпущу это! Я уничтожу это говно!» Первым делом Дима смотал обратно на катушку пленку, а затем насильно влил в рот лидеру будущей супергруппы немного портвейна. Эта доза стала последней алкогольной каплей, необходимой для перехода Бутусова в стадию тревожного сна. Наутро он ничего не помнил. Все остальные даже ничего не заметили. Уничтожение пленки не было бы катастрофичным – к тому моменту существовало уже несколько копий, но Слава в том разрушительном порыве готов был стереть с лица земли все следы своего детища. Столь болезненная реакция на критику заставила хранить драгоценный оригинал под семью замками и уж точно не брать его с собой на «музыковедческие» застолья.

.

***
А. Кушнир:

Куда более сложной по сюжету оказалась обложка наутилусовской «Невидимки». В архиве у Ильдара находилось большое количество снимков Бутусова и Умецкого, сделанных в процессе записи альбома. Но на лицевую сторону «Невидимки» попала фотография, не включавшая в себя ни участников коллектива, ни какие-нибудь символы, которые роднили бы эту обложку с группой. По воспоминаниям Зиганшина, тот снимок был сделан в 84-м году на Московском вокзале в Ленинграде. «У меня на животе висел фотоаппарат с широкоугольным объективом, который захватывал огромное пространство вокруг, — вспоминает Ильдар. — У привокзальной стены валялся какой-то бомж, которого милиционер начал сгонять с насиженного места. Когда бомж встал, выяснилось, что он еще и калека, который как-то нелепо, по-мамоновски начал прокрадываться куда-то в неизвестность. В итоге получилась довольно странная картинка — непонятный человек на фоне какого-то пространства, расплывчатая пластика, нелепая тень…»
«На обложку «Невидимки» народ вообще никак не прореагировал, — вспоминает Бутусов. — Ильдар всегда мыслил достаточно абстрактно, но на этот раз его просто унесло в какие-то неведомые дали. И меня настолько поразило несоответствие между нашей музыкой и его оформлением, что я не колеблясь сказал Зиганшину: «Очень классно!»

 

Первая обложка альбома «Неведимка» и ее автор Ильдар Зиганшин.
 

***
В сопроводительной записке ко второму альбому группы («Невидимка»), выпущенному в том же 1985 году, факт обретения группой окончательного названия был зафиксирован следующим образом: «Группа названа в честь голожаберного моллюска, который от природы красив и обаятелен».

.

***
Наутилус Помпилиус «Невидимка». Журнал «Fuzz» №4, апрель 1998 г..:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0266-nevidimka/

Рождение «Невидимки», как это часто бывает в искусстве, произошло не благодаря обстоятельствам, а вопреки им. Пауза, возникшая в творчестве НАУТИЛУСА после записи предыдущего альбома «Переезд», объяснялась новыми жизненными реалиями, с которыми столкнулись Бутусов и Умецкий после окончания архитектурного института. В процессе распределения судьба забросила их в проектные институты с труднопроизносимыми названиями и восьмичасовым рабочим днем. Полгода творческого безделья в захудалых социалистических предприятиях оказалось вполне достаточно, чтобы превратить художников и аристократов духа в заурядных советских инженеров. Возможностей репетировать новую программу ни у Славы, ни у Димы не было, и в итоге у обоих началась нешуточная депрессия и затянувшийся нервный стресс. К началу 84-го года НАУТИЛУС впал в латентное состояние. Инфантильно-мрачноватый Бутусов и полусонно-красивый Умецкий с поразительным упрямством стали искать утешение и истину в вине.

Свердловские рок-деятели любят вспоминать историю о том, как лидер УРФИН ДЖЮСА Александр Пантыкин (продюсировавший в свое время «Переезд»), встретив в очередной раз не стоящих на ногах от передозировки портвейна Бутусова и Умецкого, уверенно предрек им неминуемый творческий кризис. Возможно, так оно бы и случилось, но, как известно, именно в подобных безнадежных ситуациях чаще всего и наступает прорыв.

По-видимому, причин ренессанса НАУТИЛУСА было несколько. Одной из них оказался неожиданный для Свердловска альянс группы с поэтом Ильей Кормильцевым. Еще летом 84-го года Кормильцев приобрел портостудию «Sony» — с целью перевести на более профессиональный уровень запись альбомов его тогдашних друзей-музыкантов из УРФИН ДЖЮСА, НАУТИЛУСА и МЕТРО. Стоило это чудо японской бытовой техники какие-то немыслимые деньги, и для его покупки Кормильцеву пришлось заложить в ломбард все ювелирные украшения жены и золото ближайших друзей.

Скорее всего, портостудия предназначалась для молодых японских балбесов, которые пытались в домашних условиях научиться записывать электрический звук. Это было весьма примитивное устройство, состоявшее из двух несинхронизированных дек с небольшим четырехканальным пультом и встроенным ревербератором. Включать ревербератор не рекомендовалось, поскольку по своему звучанию он скорее напоминал не достижения современной цивилизации в области микросхем, а Синюшкин колодец из сказок Бажова. Тем не менее, это была реальная аппаратура, на которой можно было попытаться записать альбом.

После того, как портостудия оказалась дома у Бутусова, в его мировозрении начала происходить определенная переоценка ценностей. Еще одним источником вдохновения оказалась совместная поездка Бутусова и Умецкого на очередной Ленинградский рок-фестиваль, откуда оба вернулись с горящими глазами.

«Я приехал из Питера немного шокированный, — вспоминает Бутусов. — Для меня ленинградский рок стал потрясением и чем-то гипнотизирующим. Я тогда получил от питерских групп большой заряд энергии».

Вдохновленные Бутусов и Умецкий наконец-то принимаются за работу. Наброски стихотворений сооружались прямо на кухне у Бутусова, причем, в отличие от поздних альбомов НАУТИЛУСА, тексты на этот раз создавались самими музыкантами — либо Бутусовым («Превращение», «Никто Мне Не Поверит», «Свидание»), либо Умецким («Маленький Подвиг», «Идиллия», «Мифическая Столовая»). В тот период Бутусов и Умецкий были идеальными катализаторами друг для друга, и не случайно два основных хита «Невидимки» — «Алчи, Алчи» и «Гудбай, Америка», были плодом их совместного творчества. И хотя впоследствии соавторство Умецкого на «Гудбай, Америка» афишировалось не особенно активно, именно ему принадлежали строки про «тертые джинсы» и «запретные плоды».

«Я всегда ориентировался на эту вещь, потому что композиция была однозначно сильная, — вспоминает Умецкий. — Чувство хита у меня было развито всегда,и я прекрасно отдавал себе отчет, что песня с такой тематикой будет работать очень эффектно и пробьет любые барьеры».

Помимо текстов Бутусова и Умецкого, в альбом также вошло одно стихотворение Кормильцева и апокалиптический «Князь Тишины» на слова венгерского поэта-импрессиониста Эндре Ади, книжку со стихами которого Слава купил на автобусной остановке.

Часть венгерской лирики составила текстовую основу альбома «Переезд», а не попавший туда по загадочным техническим причинам «Князь Тишины» наконец-то нашел свой приют в «Невидимке». Дело в том, что Бутусов, к тому времени только начинавший писать собственные стихи, еще не чувствовал себя достаточно уверенно в роли поэта. В сборнике венгерской поэзии он наконец-то нашел то, что искал достаточно давно — близкую по мироощущению поэзию, в которой было бы минимум конкретики при наличии большого количества ассоциаций. Немаловажную роль играл и тот факт, что стихи Эндре Ади были для России малоизвестным явлением — как бы не Пушкин и как бы не Маяковский.

…Реальные очертания будущей записи возникли после того, как однокурсник Димы и Славы по архитектурному институту Дима Воробьев доверил им на полмесяца собственную квартиру. Подобно героям популярного кинофильма «Ирония судьбы», у Воробьева была добрая традиция — нет, не париться на Новый год в бане, а уезжать в конце каждой зимы кататься на лыжах в Чегет. Не воспользоваться подобным подарком судьбы было бы попросту грешно.

Назад дороги не было — к концу 84-го года у Бутусова с Умецким была готова большая часть программы. Почувствовав приближение решающих событий, они целиком сконцентрировались на предстоящей сессии. Прежде всего они сделали невозможное и умудрились раздобыть для записи 90-минутную кассету «Maxwell» типа «metal».

«Это был великий «Maxwell», над которым тряслись и дрожали больше, чем над всем остальным, — вспоминает Бутусов. — Кассета стоила безумных денег, и мы доставали ее через каких-то блатных людей. Если вдуматься, поразительные вещи происходили тогда». В январе 85-го музыканты НАУТИЛУСА знакомятся с звукооператорами УРФИН ДЖЮСА Леонидом Порохней и Дмитрием Тариком — с целью обсудить возможность предстоящей сессии.

Незадолго до этого Тарик и Порохня записывали в Каменец-Уральском довольно вымученный альбом УРФИН ДЖЮСА «Жизнь В Стиле Heavy-Metal». Теперь им было интересно поэкспериментировать с эстетикой «новой волны». Встреча «большой четверки» в составе Бутусов-Умецкий-Тарик-Порохня происходила в условиях повышенной секретности в подъезде дома, в котором жил Кормильцев.

«Когда Слава прямо на лестничной клетке напел нам несколько песен, мы просто оторопели, — вспоминает Порохня. — Затем мы с Тариком долго ходили по улицам, разговаривали, обсуждая и напевая их. Было очевидно, что этот альбом будет обречен на успех».

Еще одним конструктивным шагом возрождающегося из пепла НАУТИЛУСА стал отказ от авантюрной идеи записывать альбом вдвоем: «Вначале бас и ритм-бокс, а затем наложить гитару, какую-нибудь клавишу и вокал». За неделю до начала сессии Дима со Славой созрели для того, чтобы пригласить в группу пианиста. В роли клавишника им виделся их старый знакомый по архитектурному институту Виктор Комаров по прозвищу «Пифа», добивавший себя и рабочие трудодни в грустной конторе под названием «Главснаб».

«В институте Пифа что-то «нарезал» на рояле, и мы, естественно, посчитали, что он — великий пианист, — вспоминает Бутусов. — Когда мы его пригласили, то выяснилось, что он, возможно, и не очень сильный исполнитель, но зато — великий прикольщик».

Приняв приглашение, Пифа за неполную неделю отрепетировал необходимые клавишные партии. Помимо этого, он оказался на редкость коммуникабельным человеком — органично вписавшись в состав, Пифа стабилизировал отношения в группе и придал двум витающим в облаках музыкантам необходимую приземленность.

Помимо массы общечеловеческих достоинств, Комаров также оказался владельцем старых «Жигулей» по прозвищу «Голубой Мул», с помощью которых во время записи добывалась недостающая аппаратура. Процесс создания материально-технической базы для домашней подпольной студии происходил по древнеславянскому принципу «с миру по нитке». С середины февраля музыканты НАУ совершали на «Голубом Муле» ежевечерние набеги на дискотечно-ресторанные точки Свердловска и его окрестностей. Первоначально они заезжали в Верхнюю Пышму (30 км от города) к комсомольско- дискотечному функционеру Толику Королеву, который выдавал на ночь ленточный итальянский ревербератор производства пятидесятых годов. Несмотря на то, что ревербератор постоянно «заикался», это было великое благо.

Затем музыканты направлялись в сторону ресторана «Центральный», в котором в поте лица лабали остатки группы СЛАЙДЫ. В составе экс-СЛАЙДОВ трудился Алексей Палыч Хоменко — старый друг Умецкого и будущий клавишник НАУТИЛУСА периода 87-88 годов. Дождавшись окончания «ловли карася», Умецкий с Комаровым получали от Хоменко на ночь заветную клавишу «Yamaha PS-55» — еще один несложный инструмент японского производства. На следующий вечер синтезатор возвращался обратно в ресторан, а в полночь снова забирался на запись.

Работа над альбомом начиналась глубокой ночью, после того, как вся необходимая аппаратура была собрана, а соседи Димы Воробьева по пятиэтажной хрущевке уже спали глубоким сном.

Однокомнатная квартира Воробьева была разделена на две части. Портостудия, клавиши, ревербератор и остальная аппаратура находились в комнате, а кухня была превращена в дискуссионный клуб и распивочную.

«Выходить из дома было некогда, поэтому все происходило «нон-стопом», — вспоминает Порохня. — Спали вповалку по-спартански, прямо на полу. Когда, проголодавшись, мы с Тариком поинтересовались у Умецкого, нет ли чего поесть, он радостно извлек из-под кухонного стола ящик портвейна — спецпитание за спецвредность».

«Это было рубилово на выживание, — говорит Умецкий. — Действительно, в то время мы часто искали утешения в портвейне. Но именно остатки юношеского задора позволили нам этот альбом сделать. Несмотря на то, что к концу записи мы уничтожили невероятное количество спиртного и превратили квартиру в полный бардак, работа шла достаточно четко».

Технология записи «Невидимки» по степени изобретательности оставляла далеко позади не только Полковника с Тропилло, но и Кулибина с братьями Черепановыми. Поскольку денег на покупку второй металлической пленки не было, кассета «Maxwell» была разрезана (!) на две сорокапятиминутные части. На первую часть кассеты писалась «болванка»: в заповедной «Ямахе» включался ритм-бокс, Бутусов нажимал на немногочисленные кнопки, Комаров, пытаясь не забыть гармонии, играл свои партии, а Умецкий с энтузиазмом «рубился» на басу. Затем на «болванку» накладывались со второй кассеты гитара Бутусова и пропущенный через ревербератор вокал.

Необходимо отметить, что это был первый альбом НАУТИЛУСА, на котором Бутусов наконец-то определился с собственным вокальным стилем. Нервная заунывность, низкие тембры и мрачные интонации голоса придавали необходимую эмоциональную окраску песням НАУТИЛУСА. Бутусов привнес в НАУТИЛУС не только настроение, но и нечто такое, что отличает неученого гения от образованных посредственностей. И сердца даже самых отчаянных скептиков дрогнули.

…Музыкально «Невидимка» «покоилась» на трех китах: увлечение акустическим LED стилистикой POLICE, альбом которых «Synchronicity» Бутусов услышал незадолго до записи. Соответственно, большая часть «Невидимки» получалась эклектичной: несколько нововолновых рок-н-роллов («Маленький Подвиг», «Буги С Косой», «В Который Раз Я Вижу R’N’R), босса-нова («Гудбай, Америка»), а также несколько мистических и абсурдистских произведений («Свидание», «Мифическая Столовая», «Превращение»).

«Славу тогда сильно тянуло в ска и в ленинградские дела, а я к Питеру относился спокойно, — вспоминает Умецкий. — Моя позиция заключалась в следующем: «Не можешь играть сложно — играй просто. Главное — чтобы были энергия и драйв».

В итоге упор в группе делался на упрощенную ритм-секцию, которая, несмотря на отсутствие живых барабанов, должна была нести мрачную энергетику, ритм и, в конце концов, добивать слушателя. Спустя пару лет подобная ориентация на несложный ритмический рисунок начала прослеживаться у группы КИНО.

Драматургия будущего альбома состояла из двух частей: «Как Я Стал Невидимкой» и «Я Невидимка».

«Это был плод моего больного воображения, — вспоминает Бутусов. — Я — человек, хоть и не умеющий делать концепцию, но все время к этому стремящийся. Возможно, тогда мы чисто интуитивно пытались подобным образом нагнать пафоса».

…Ближе к концу записи эпицентр жизни в «веселой квартирке» стал плавно перемещаться из «студии» в «закусочную». Началась весна. С лыжной прогулки вернулся Дима Воробьев с женой. Увидел заваленную пустыми бутылками квартиру, но ругаться не стал. Взяв кинокамеру, будущий директор ТПО художественных фильмов Свердловской киностудии отснял на 8-миллиметровую пленку фрагменты последних дней работы. Теоретически эта пленка сохранилась где-то на антресолях московской квартиры Умецкого. По свидетельству его супруги Алены Аникиной, «они там сидят в шерстяных носках по колено и что-то мычат. Ужасно смешно».

Финал записи «Невидимки» и впрямь проходил неправдоподобно весело. Отмечать завершение недоделанного альбома музыканты и звукооператоры начали, еще не записав «Гудбай, Америка». По воспоминаниям Бутусова, первоначально эту композицию записывать вообще не планировалось:

«Мы ее не отрепетировали, поскольку она игралась в реггей, и для этого нам надо было разучивать какие-то инструментальные ходы. Потом решили попробовать записаться «на халяву». Там, мол, посмотрим. К тому же Порохня сказал: «Отличная песня получается. Почему бы и нет? Давайте попробуем». И мы ее состряпали тут же — прямо на ходу.

«Все происходило под хиханьки-хаханьки, — вспоминает Порохня. — По-моему, мы с Тариком в «Гудбай, Америка» даже подпевали. Все было настолько бодро и в кайф, что попросту не с чем сравнивать. Это единственный альбом, который так писался — я потом еще много записей видел».

«На последней репетиции мы перепробовали несколько вариантов «Америки» — до тех пор, пока Комаров случайно не включил ритм «bossanova», — вспоминает Умецкий. — Кнопки с «reggae» на «Yamaha PS-55″ кажется, не было вообще. И вдруг мы увидели, как все просто играется и получается само собой… Может быть, немного сладковато и попсово, но очень мелодично».

Записав «Гудбай, Америка», музыканты и не предполагали, что они как бы между прочим создали гимн своего поколения. Того самого поколения, которое понимало, что что-то в этой жизни уходит, но не всегда понимало, что именно. «Америка» резко выделялась на фоне остальных песен, смысл которых был вполне очевиден, но почти непередаваем словами. Много мистики и минора, страха перед неизвестностью, навязчивых мыслей о смерти, декадентского пессимизма, порой переходящего в самооплакивание. Щемящее ощущение взгляда из-под воды, когда сдвинуты пропорции, нарушены масштабы, а очертания размыты. В воздухе запахло высоким искусством.

Вся работа над «Невидимкой» была закончена 8 марта — кажется, в день смерти Черненко, к которой и был приурочен альбом. Домой музыканты возвращались обильно заросшие, с мощным запахом многодневных дегустаций портвейна.

«Я помню, как тщетно пытался провести дома параллель между «Невидимкой» и Международным женским праздником, — вспоминает Бутусов. — Без особых успехов я доказывал жене, что альбом посвящается ей — что, с моей точки зрения, должно было послужить оправданием, почему я в течение нескольких недель не появлялся в семье».

На следующий день после окончания записи прямо на квартире у Воробьева состоялось первое прослушивание «Невидимки». Все приглашенные свердловские барабанщики, услышав звучание ритм-бокса, дружно сказали, что «это полное фуфло». Остальных слушателей смущали непривычные для местных ландшафтов электронно-припопсованные аранжировки. В итоге с энтузиазмом к альбому отнеслись только два человека — будущий председатель свердловского рок-клуба Николай Грахов и предрекавший крах НАУТИЛУСА Александр Пантыкин.

…Последней на «Невидимке» записывалась композиция «Кто Я?» — она же первая в репертуаре НАУТИЛУСА, созданная на стихи Ильи Кормильцева. В свое время Илья отдал Бутусову целую папку не прошедших цензуру УРФИН ДЖЮСА «бесхозных текстов» — без особой надежды на то, что этот шаг будет иметь в дальнейшем хоть какое-то продолжение. Одна из лирических зарисовок называлась «Кто Я?» — абсолютно шизовый прообраз психоделического «трипа», описывающий депрессию и моральный вакуум на порядок глубже большинства отечественных аналогов того времени.

«Илья подкинул нам текст, который всем понравился, но слова никак не ложились на музыкальную заготовку, — вспоминает Бутусов. — Из-за отсутствия постоянных репетиций текст и музыка вместе никак не смотрелись. Я попытался произнести слова речитативом, но он получался таким занудным и вымученным, что было решено, что этот текст должен говорить Витя Комаров».

В итоге «Кто Я?» записывалась следующим образом. Стояла глубокая ночь, и в соседних квартирах спали соседи. Злобным голосом, пропущенным через ревербератор, Пифа мрачно вещал: «школы, школки, университеты». Для того, чтобы записать припев, Бутусова уложили на кровать, дали в руки микрофон «Shur» и для лучшей звукоизоляции накрыли двумя одеялами. Сверху «для верности» был положен полосатый матрас. Находясь под всей этой пирамидой, Бутусов что есть мочи орал в микрофон: «Где я? Кто я? Куда я? Куда?», а затем вылезал — весь красный и потный — и начинал жадно глотать воздух. Так закладывался фундамент будущих побед НАУТИЛУСА.

История записи и обзор изданий альбома «Невидимка»
(Урезанная версия. Полную версию см. здесь):

_______________________________________________________________________

<<< Вернуться на главную страницу группы НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС

<<< Вернуться на страницу «Дискография группы НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС«

<<< Вернуться на страницу «Песни группы НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС по алфавиту»

Автор и координатор проекта «РОК-ПЕСНИ: толкование» — © Сергей Курий