Стихотворения Льюиса Кэрролла — Two Brothers / Два брата

Рубрика: «Стихотворения Льюиса Кэрролла»

Публикации: рукописный журнал «Misch-Masch» (1853-62);

mischmasch-two brothers

ОРИГИНАЛ на английском (1853):

THE TWO BROTHERS

There were two brothers at Twyford school,
         And when they had left the place,
It was, “Will ye learn Greek and Latin?
         Or will ye run me a race?
Or will ye go up to yonder bridge,
         And there we will angle for dace?”

“I’m too stupid for Greek and for Latin,
         I’m too lazy by half for a race,
So I’ll even go up to yonder bridge,
         And there we will angle for dace.”

He has fitted together two joints of his rod,
         And to them he has added another,
And then a great hook he took from his book,
         And ran it right into his brother.

Oh much is the noise that is made among boys
         When playfully pelting a pig,
But a far greater pother was made by his brother
         When flung from the top of the brigg.

The fish hurried up by the dozens,
         All ready and eager to bite,
For the lad that he flung was so tender and young,
         It quite gave them an appetite.

Said he, “Thus shall he wallop about
         And the fish take him quite at their ease,
For me to annoy it was ever his joy,
         Now I’ll teach him the meaning of ‘Tees’!”

The wind to his ear brought a voice,
         “My brother, you didn’t had ought ter!
And what have I done that you think it such fun
         To indulge in the pleasure of slaughter?

“A good nibble or bite is my chiefest delight,
         When I’m merely expected to see,
But a bite from a fish is not quite what I wish,
         When I get it performed upon me;
And just now here’s a swarm of dace at my arm,
         And a perch has got hold of my knee.

“For water my thirst was not great at the first,
         And of fish I have quite sufficien—“
“Oh fear not!” he cried, “for whatever betide,
         We are both in the selfsame condition!

“I am sure that our state’s very nearly alike
         (Not considering the question of slaughter),
For I have my perch on the top of the bridge,
         And you have your perch in the water.

“I stick to my perch and your perch sticks to you,
         We are really extremely alike;
I’ve a turn-pike up here, and I very much fear
         You may soon have a turn with a pike.”

“Oh grant but one wish! If I’m took by a fish
         (For your bait is your brother, good man!)
Pull him up if you like, but I hope you will strike
         As gently as ever you can.”

“If the fish be a trout, I’m afraid there’s no doubt
         I must strike him like lightning that’s greased;
If the fish be a pike, I’ll engage not to strike,
         Till I’ve waited ten minutes at least.”

“But in those ten minutes to desolate Fate
         Your brother a victim may fall!”
“I’ll reduce it to five, so perhaps you’ll survive,
         But the chance is exceedingly small.”

“Oh hard is your heart for to act such a part;
         Is it iron, or granite, or steel?”
“Why, I really can’t say — it is many a day
         Since my heart was accustomed to feel.

“’Twas my heart-cherished wish for to slay many fish,
         Each day did my malice grow worse,
For my heart didn’t soften with doing it so often,
         But rather, I should say, the reverse.”

“Oh would I were back at Twyford school,
         Learning lessons in fear of the birch!”
“Nay, brother!” he cried, “for whatever betide,
         You are better off here with your perch!

“I am sure you’ll allow you are happier now,
         With nothing to do but to play;
And this single line here, it is perfectly clear,
         Is much better than thirty a day!

“And as to the rod hanging over your head,
         And apparently ready to fall,
That, you know, was the case, when you lived in that place,
         So it need not be reckoned at all.

“Do you see that old trout with a turn-up-nose snout?
         (Just to speak on a pleasanter theme),
Observe, my dear brother, our love for each other —
         He’s the one I like best in the stream.

“To-morrow I mean to invite him to dine
         (We shall all of us think it a treat);
If the day should be fine, I’ll just drop him a line,
         And we’ll settle what time we’re to meet.

“He hasn’t been into society yet,
         And his manners are not of the best,
So I think it quite fair that it should be my care,
         To see that he’s properly dressed.”

Many words brought the wind of “cruel” and “kind”,
         And that “man suffers more than the brute”:
Each several word with patience he heard,
         And answered with wisdom to boot.

“What? prettier swimming in the stream,
         Than lying all snugly and flat?
Do but look at that dish filled with glittering fish,
         Has Nature a picture like that?

“What? a higher delight to be drawn from the sight
         Of fish full of life and of glee?
What a noodle you are! ’tis delightfuller far
         To kill them than let them go free!

“I know there are people who prate by the hour
         Of the beauty of earth, sky, and ocean;
Of the birds as they fly, of the fish darting by,
         Rejoicing in Life and in Motion.

“As to any delight to be got from the sight,
         It is all very well for a flat,
But I think it all gammon, for hooking a salmon
         Is better than twenty of that!

“They say that a man of a right-thinking mind
         Will love the dumb creatures he sees —
What’s the use of his mind, if he’s never inclined
         To pull a fish out of the Tees?

“Take my friends and my home—as an outcast I’ll roam:
         Take the money I have in the Bank—
It is just what I wish, but deprive me of fish,
         And my life would indeed be a blank!”

Forth from the house his sister came,
         Her brothers for to see,
But when she saw that sight of awe,
         The tear stood in her e’e.

“Oh what bait’s that upon your hook,
         My brother, tell to me?”
“It is but the fantailed pigeon,
         He would not sing for me.”

“Whoe’er would expect a pigeon to sing,
         A simpleton he must be!
But a pigeon-cote is a different thing
         To the coat that there I see!”

“Oh what bait’s that upon your hook,
         My brother, tell to me?”
“It is but the black-capped bantam,
         He would not dance for me!”

“And a pretty dance you are leading him now! ”
         In anger answered she,
“But a bantam’s cap is a different thing
         To the cap that there I see!”

“Oh what bait’s that upon your hook,
         Dear brother, tell to me?”
“It is my younger brother,” he cried,
         “Oh woe and dole is me!

“I’s mighty wicked, that I is!
         Or how could such things be?
Farewell, farewell, sweet sister,
         I’m going o’er the sea.”

“And when will you come back again,
         My brother, tell to me?”
“When chub is good for human food,
         And that will never be!”

She turned herself right round about,
         And her heart brake into three,
Said, “One of the two will be wet through and through,
         And t’other’ll be late for his tea!”

Croft, 1853

____________________________________________________

Перевод Андрея Москотельникова:

ДВА БРАТА

Из твайфордской школы два брата шли;
         Один размышлял на ходу:
«Быть может, поучим сейчас латынь?
         А не то — погоняем в лапту?
Или вот что: не хочешь ли, милый брат,
         Карасей поудить на мосту?»

«Слишком туп я для этой латыни,
         Неохота мне бегать в лапту.
Так что дела не выдумать лучше,
         Чем удить карасей на мосту».

И тот час же удочку он собрал,
         Лесу из портфеля вынул;
Раскрыв дневничок, извлёк он крючок
         И вонзил его братику в спину.

Десяток ребят уж так загалдят,
         Дозволь им ловить поросёнка;
Но сильней будет визг и сверкание брызг,
         Если сверзится с моста мальчонка.

Рыбёшки несутся на крик и плеск —
         Пожива для них лежит!
Упавший шалун так нежен и юн,
         Что проснулся у них аппетит.

«Тебе покажу я, что значит „Т“! —
         Изволит кидальщик смеяться. —
Одни только рыбы умерить могли бы
         Весёлость несносную братца».

«Мой брат, прекрати эти бис и тер! —
         Доносится крик возмущенья. —
Что я совершил? Зачем ты решил
         Развлекаться игрой в утопленье?

Любоваться готов на порядочный клёв
         И сам я весь день напролёт.
Меня там и тут уже рыбы клюют,
         Только это иной оборот.
Успел карасей растолкать я взашей,
         А окунь вопьётся вот-вот.

Я не чувствую жажду, от жары я не стражду,
         Чтобы в воду кидаться в спасенье…»
А в ответ: «Ерунда! Ничего, что вода!
         Ведь с тобой мы в одном положенье.

Посуди: разве лучше кому-то из нас
         (Утопленье в расчёт не берём)?
Одного тут пока я поймал окунька,
         Но и ты со своим окуньком.

Я пронзил своего, этот впился в тебя
         И повис на крючке, трепеща.
Тут любой дуралей надаёт мне лещей,
         Но и ты там подцепишь леща».

«Но прошу о таком: ты меня с окуньком
         (Ведь теперь мы вдвоём на крючке)
Потяни из реки, хорошо подсеки
         И доставь нас на сушу в сачке».

«Терпенье! Сейчас приплывёт форель,
         Я сразу же пикой пронжу.
А ежели щука — тут иная наука:
         Я с десяток минут погожу».

«Эти десять минут мою жизнь унесут —
         Загрызёт ведь меня без помех!» —
«Чтобы выжить ты смог, подожду лишь пяток,
         Но сомнительным станет успех». —

«Из чего твоё сердце — из редиски и перца?
         Из железа оно, из гранита?» —
«Не знаю, родной, ведь за клеткой грудной
         Моё сердце от химиков скрыто.

Карасей наловить да ухи наварить —
         Давнишняя, братец, мечта!
И пока в самом деле не поймаю форели,
         Я не сдвинусь, не сдвинусь с моста!» —

«В любимую школу назад хочу,
         Под розгой учить латынь!» —
«Зачем же назад? — ответствует брат. —
         И здесь хорошо, как ни кинь.

Такое везенье — позабыты склоненья,
         То окунь тебе, то карась.
Не учишь словечки, а купаешься в речке,
         Наживкой для рыб притворясь!

Не мотай головой — мол, висит над тобой
         Эта удочка, свалится вдруг.
За неё тут держась, ощущаю я связь
         И не выпущу, братик, из рук.

Ну так вот: верь не верь, подплывает форель,
         Кверхуносая рыбка она.
Ты увидишь, братишка, что любовь наша слишком,
         Что любовь наша слишком сильна.

Я намерен её пригласить на обед,
         Лишь бы день только ей подошёл.
Я чиркну ей пять строк, и в условленный срок
         Мы усядемся с нею за стол.

Она, правда, в свете ещё не была,
         Манерами блещет навряд;
Так что мне надлежит обеспечить ей вид —
         Подобрать, то бишь, нужный наряд».

А снизу упрёки: «Рассужденья жестоки,
         Мысли гнусны, несносны страданья!»
Но на каждое слово братик сверху толково
         Отвечать прилагает старанья:

«Что? Так ли уж лучше по речке плыть,
         Чем ровно на дне лежать?
Однако ж заметь: на тарелочке сельдь
         Восхитительна — не описать!

Что? Желаешь скорей ты сбежать, дуралей,
         От рыбок весёлых и милых?
Загадочно мне! Почему б тебе не
         Наловить их, когда в твоих силах?

Есть люди — часами готовы бубнить
         Про небо и птичек полёт,
Про зайчишек в полях и рыбёшек в морях,
         Коим в радость их жизнь без забот.

А что до стремленья из их окруженья,
         Чем вместе пускать пузырьки,
Так это ты брось — ты не сом, не лосось,
         Чтоб тебя я тащил из реки.

Пускай утверждают: рассудок велит
         Всех тварей в природе любить —
Но разум советчик, кого мне из речки,
          Из этого Тиза тащить.

Что одежда и дом? Можно жить босяком;
         Всё бери — даже деньги со счёта!
Ничего мне не жалко, но лишуся рыбалки —
         Это будет не жизнь, а нудота».

Искала братиков сестра;
         Придя на этот мост,
Такое дело она узрела
         И не сдержала слёз.

«А что там, братик, на крючке?
         Наживка что, ответь». —
«Веерохвостых голубок,
         Не захотел мне спеть». —

«Да пенья можно ли всерьёз
         Желать у голубятни?
И вовсе он не станет петь
         От этакой губятни!

Так что там, братик, на крючке?
         Я, кажется, узнала!»
«Бентамка с чёрным колпачком,
         Сплясать мне не желала». —

«А у тебя на поводу
         Бентамка пляшет славно!
Но колпачок — не колпачок,
         А лапки и подавно!

Так что там, братик, на крючке?
         Признайся поскорей!» —
«Мой братец младший, — тот в ответ. —
         Не хнычь и не жалей.

Я нынче зол, не знаю как!
         И не на то решусь!
Прощай, любимая сестра, —
         Я в странствие пущусь». —

«Когда же ты, любимый брат,
         Вернёшься к нам сюда?» —
«Когда на горке свистнет рак,
         А значит — никогда».

На это молвила сестра,
         Качая головой:
«Один, полагаю, не явится к чаю,
         И вымок до нитки другой!»

Крофт, 1853 [1]

—— 

Примечание переводчика:

[1]  Упомянутая в стихотворении Твайфордская школа — это одна из самых старых так называемых «подготовительных» (для поступления в колледж Винчестера и другие учебные заведения более высокой ступени) школ-пансионатов Англии (первоначально только для мальчиков; в двадцатом столетии обучение стало совместным). Она находится в деревушке Твайфорд близ городка Винчестер в графстве Гемпшир, расположенной на той же реке Тиз, что и Крофт.

Стихотворение написано в 1853 году, когда несколько младших братьев (родных и двоюродных) молодого Доджсона, уже студента Оксфорда, были учащимися Твайфордской школы; позднее, в декабре 1857 года, Доджсон посетил эту школу, желая навестить бывших однокашников по колледжу Христовой Церкви, которые там теперь преподавали. Учащиеся мальчики вызвали в нём симпатию, и на следующий год Доджсон прибыл туда с фотоаппаратом. А 17 февраля 2009 года в школе была организована выставка Кэрролловых фоторабот и состоялся праздничный обед в ознаменование двухсотлетия первой сделанной в этой школе фотографии (разумеется, Кэрролловой).

Стихотворение пародирует стиль и манеру выражения антологии Вальтера Скотта «Песни [шотландской] границы»; в нём, по словам комментатора Gillian’а Beer’а, «неспровоцированные расправы и диалогический характер повествования при несогласованности вопросов и ответов между собой преобразуются в фантасмагорию ссоры между маленькими Доджсонами».

В стихотворении, по нашему мнению, читатель вновь встретит упоминание о «Т» (см. памфлет «Видение трёх „Т“»). Этими «Т», скорее всего, обозначаются т-(или y-)образные подставки под удочки, когда последние закреплены одним концом на суше. Разумеется, в слове Teesво втором случае следует видеть название реки, но, может быть, и множественное число от  «Т» в первом?

____________________________________________________

Перевод Светланы Головой (2010):

Два брата

Учились в Твифорде два сына
         И выучились в школе.
А дома слышат: «На латыни
         Читаешь — или ноль?»
«А пробежишь вот те мосты?»
         «Крючок насадишь к ловле?»

«Я туп, чтоб выучить латынь,
         Хоть бегать лень и вновь мне,
Давай взберемся на мосты,
         Крючок насадим к ловле!»

Он к удочке приставил сук,
         Была коротковата,
Достал он крюк без мук и вдруг
         Столкнулся тут же с братом.

И забросали — шум безумный! —
         Свинью камнями мигом.
Но брат наделал больше шума,
         Скакнув с верхушки брига.

Тут стаи рыбок налетели —
         У каждой зуб торчит:
Он возбудил в них мягким телом
         Ужасный аппетит.

«Пороть? — Его усвоят рыбы,
         Заучат на зубок
Ответь про зубра без ошибок,
         Таков тебе урок».

Донес тут ветер прямо к уху:
         «Помилуй, братик мой!
За что служить чужому брюху,
         Кормить рыб на убой?

Ведь отродясь я кушал всласть,
         Теперь меня едят,
Здесь дивный клев, но я улов
         Хотел увидеть, брат:
Косяк плотвы у головы,
         А окунь возле пят.

Не как тогда — чужда вода,
         Как кит, планктоном сыт».
А брат в ответ: «Средь страшных бед
         Мы оба, — говорит, —

Судьба одна — и неспроста,
         Хоть ты решил топиться,
Мой окунь на верху моста,
         А твой в воде резвится.

Убью сома — тебя бьет сом,
         На нас с тобой — о мука! —
Нащучен рок — от страха взмок:
         Ты станешь мокрой щукой».

«Прошу, мой брат, — меня едят,
         Но лучше быть наживкой
Мне для тебя — тащи любя
         Ту рыбу, в коей жив я».

«Коль то форель — смогу скорей
         Поймать и даже взвесить,
Коль это щука — одна с ней мука:
         Возиться минут десять».

«Дан малый срок — чтоб сгинул рок,
         Чтоб брат твой не пропал».
«Минут за пять — сраженье б дать,
         Но шанс ужасно мал».

«Беда, когда кровь как вода,
         А сердце словно сталь».
«Ах, пожалей — уж много дней
         Как я бесчувствен стал.

Желанье сердца просто — поймать бы рыбы вдосталь,
         Но злоба все растет.
С тьмой окуней — не стал добрей,
         Скорей наоборот».

«Вернуться б в Твифорд, в нашу школу,
         Жить с розгой веселей!»
«И так веселый — гонял в футбол он,
         Сиди средь карасей».

В речной водичке — беспечней птички,
         Бездельник ты, игрок;
Прозрачна леска и прелестна
         И лучше книжных строк.

Лишь удочка над головой,
         Готовая упасть,
Ты здесь пожил, корпел, учил —
         Уж научился всласть.

Но где форель-старуха — курноса, с белым брюхом?
         (Не вспомню без улыбки.)
Люблю я, брат, ее сто крат
         Сильнее прочей рыбки.

Хочу к обеду, между прочим,
         Ее зазвать из речки,
Коль жарко очень — черкну ей строчку
         И мы назначим встречу.

Она не выходила в свет,
         Не знает обращенья,
Кто как одет — и то секрет:
         Возьму ее в ученье.

Доносит ветер: «злой», «любезный»,
         «Страдаю пуще зверя»,
А брат же с логикой железной
         Ответил: «Я не верю».

«Что-что? Прелестней плавать всюду,
         Чем вдавливаться в ил?
Взгляни на блюдо, где рыбок груда, —
         Как натюрморт сей мил!

Что? В грязной тине — тебе противно
         Их плаванье, мерцанье?
Ах ты дурак! Ведь их пора
         Убить, не созерцая.

Всяк пустослов устал от слов
         О красоте творенья:
Как мчится птица — форель резвится,
         Ликуя от движенья.

Так насладись, взирая ввысь,
         Живешь в прелестном зданье.
Но слаще речь — как рыб подсечь,
         Чем вздор о мирозданье.

Все говорят: кому дан ум,
         Тот любит божьи твари.
Зачем же ум, когда нет дум,
         Как их ловить и жарить».

«Дом и друзей — возьми скорей
         Из банки — денег груды,
Противен кров средь плавников,
         Спаси меня отсюда!»

Сестра из дома вышла смело,
         Чтоб братьев повидать,
Когда ж узрела — как плохо дело,
         То начала рыдать.

«Что за наживка на крюке?
         Скажи мне милый брат!»
«Трубастый голубь там в реке
         Молчит, а я не рад».

«От голубя напрасно ждешь
         Ты песенок, к тому же
На голубятню не похож
         Загон, где я погружен».

«Что за наживка на крюке?
         Скажи мне милый брат!»
Он крикнул: «Младший брат в реке.
         О горе мне и ад!

Я зол. И звать пора
         Мне смерть, и не одну.
Прощай, прощай сестра,
         А я пошел ко дну».

«Когда же ты придешь назад?
         Скажи мне, милый брат!
Ведь блюда с рыбою стоят
         И ждут, что их съедят».

И сердце вдруг разорвалось,
         И молвила печально:
«Один промок насквозь-насквозь.
         Другой — придет ли к чаю?» 

____________________________________________________

Перевод Григория Кружкова:

Баллада о двух братьях

Жили-были два брата, один и другой.
         Как закончили школу в Тинбруке,
Старший брат говорит: «Что ты, братец, решил:
         Посвятишь ли себя ты науке?
Изберёшь ли коня и красивый мундир,
         Взяв оружие в крепкие руки?
Или, может, пойдём мы на речку вдвоём,
         На мосту порыбачить от скуки?»

Отвечает другой: «О мой брат дорогой!
         Слишком глуп я, увы, для науки,
Слишком робок, признаюсь тебе одному,
         Чтоб оружие взять в свои руки,
Но на речку с тобою пойти я готов
         На мосту порыбачить от скуки».

Выбрал самую прочную удочку он,
         Преисполнился злобного духу —
И в родимого брата вонзил свой крючок,
         Как вонзают в червя или в муху.

Завизжит и свинья, если дать ей пинка,
         Закричит и петух: «Кукареку!»
Но истошней и звонче вскричал младший брат,
         Старшим братом низвергнутый в реку.

И тотчас, как плеснуло, вокруг собралась
         Вся весёлая рыбья семейка:
И сазан, и голавль, и плотва, и карась,
         И проворная рыбка уклейка.

И хвалили они рыбака-добряка,
         И на много ладов повторяли:
«Вот так славный обед! С незапамятных лет
         Мы наживки вкусней не клевали».

«Поделом же тебе! — старший брат проворчал. —
         Ждал я годы, и дни, и недели;
Долго, братец любезный, ты мне докучал,
         Удручал ты меня с колыбели».

«Помоги, старший брат! Разве я виноват?
         Посмотри, как взялись эти черти!
Ведь съедят меня милые рыбки, съедят —
         А не то защекочут до смерти.

Рад любой рыболов, если правильный клёв,
         Лучше нету хорошего клёва, —
Только если не вместо наживки висеть,
         А на месте сидеть рыболова.

Милый братец, спаси! Заклюют караси!
         Пожалей ты злосчастного братца!
Хоть я сызмала в речке купаться любил, —
         На крючке неприятно купаться.

Если б мог я сейчас с бережка иль с моста
         Наблюдать этих рыбок прекрасных,
Я б твердил без конца: красота, красота —
         И не ведал терзаний напрасных.

Я б забыл про уду, про питьё и еду,
         Я с рыбалкой навеки б расстался
И смотрел на язей как на лучших друзей
         Да игрой пескарей любовался!»

«Как! Забыть про уду, про питьё и еду
         И навеки забросить рыбалку!
Извини меня брат, ты несёшь ерунду,
         Мне тебя, неразумного, жалко.

Для того и даны караси, сазаны,
         Чтоб ловить разжиревших в июле
И с укропом потом и лавровым листом
         Их варить в чугуне иль в кастрюле.

Лучше нету ухи из ершей и язей,
         Да и жарить их тоже неплохо;
Нет, с рыбалкой, клянусь, ни за что не прощусь,
         Никогда, до последнего вздоха!»

Тут на берег выходит младая сестра
         И ужасную видит картину;
Замирает она, и хладна, и бледна,
         И роняет на землю корзину.

«Брат, поведай мне: что у тебя на крючке?
         Что, безумец, ты сделал наживкой?»
«Голубок прилетел, он мне петь не хотел,
         Для него это стало ошибкой».

«Вот так новости! Голуби разве поют?
         Брат, признайся, что это такое?»
«То мой братец в реке, он висит на крючке,
         Ах, оставьте меня вы в покое!

Сам не знаю я, как получилося так,
         Это грех мой и тяжкое горе.
О, прощай! Поплыву я в неведомой край,
         Уплыву я за синее море».

«А когда ты вернёшься, о брат мой, скажи,
         О скажи мне, мой брат и опора!»
«Я вернусь, когда все облысеют ежи,
         То есть очень и очень нескоро».

И сестра повернулась, рыдая в платок:
         «Ох, накажет Господь непоседу…
Вот несчастье! Один совершенно промок,
         А другой опоздает к обеду!» 

____________________________________________________

Автор и координатор проекта «ЗАЗЕРКАЛЬЕ им. Л. Кэрролла» —
Сергей Курий