Сергей Курий — «Читая «Алису в Стране чудес»» (цикл видеороликов), выпуски 1-12: Феномен сказки Кэрролла, мифы и трактовки

Рубрика: «Мои видеоролики»

Подробный разбор сказки Льюиса Кэрролла и её влияния на мировую культуру.
Плейлисты всех выпусков на Дзен, ВКонтакте, YouTube, RuTube

_______________________________________________

Выпуск № 1:
По волне моей памяти

«Июльский полдень золотой сияет так светло…»
А вот и мой первый — пробный — ролик к циклу «Читая «Алису в Стране чудес»». Я специально приурочил его к дате создания сказки, чтобы заставить себя сдвинуться с мёртвой точки. Ролик сделан больше для затравки и посвящён моему личному знакомству с великой английской сказкой.

Посмотреть можно на:

Дзен (04.07.2023)

ВКонтакте (04.07.2023)

YouTube (04.07.2023)

RuTube (12.05.2024)

_______________________________________________

Выпуск № 2:
Сказка не для всех?

На кого всё-таки рассчитана «Алиса в Стране чудес» — на детей или взрослых? Как Льюис Кэрролл переписал свою сказку для малышей? Стоит ли включать «Алису» в обязательный круг чтения?

Посмотреть можно на:

Дзен (09.07.2023)

ВКонтакте (09.07.2023)

YouTube (09.07.2023)

RuTube (03.05.2024)

_______________________________________________

Выпуск № 3:
Alice, Drugs & Rock’n’Roll

Как сказку про Алису стали связывать с наркотиками? Какую роль в этом сыграла песня «White Rabbit»? Как «Алису» использовали в антинаркотической пропаганде? Был ли Льюис Кэрролл психом или наркоманом?

Посмотреть можно на:

Дзен (21.07.2023)

ВКонтакте (21.07.2023)

YouTube (21.07.2023)

_______________________________________________

Выпуск № 4:
Абсурд или рациональность?

Почему Рэй Брэдбери сравнивал «Алису» с «холодной овсянкой»? В чём причины горячей любви учёных к творчеству Кэрролла? Сделал ли Льюис Кэрролл какие-то научные открытия?

Посмотреть можно на:

Дзен (27.07.2023)

ВКонтакте (27.07.2023)

YouTube (27.07.2023)

RuTube (22.08.2024)

_______________________________________________

Выпуск № 5:
Христианство, эзотерика и мораль

Есть ли в сказке Кэрролла тайные смыслы и христианская символика? «Алиса» — сказка моральная или аморальная?

Посмотреть можно на:

Дзен (05.08.2023)

ВКонтакте (05.08.2023)

YouTube (05.08.2023)

RuTube (14.09.2024)

_______________________________________________

Выпуск № 6:
Лирическая ода детству?

Можно ли считать «Алису» романтической и лирической сказкой? Как воспринимал детей Льюис Кэрролл? Моё мнение по этому поводу я высказал в 6-м ролике цикла.

Посмотреть можно на:

Дзен (12.08.2023)

ВКонтакте (12.08.2023)

YouTube (12.08.2023)

RuTube (18.09.2024)

_______________________________________________

Выпуск № 7:
Миф о «педофилии» Льюиса Кэрролла

До сих пор редкая статья или передача о Кэрролле обходится без упоминаний о его «скрытой педофилии» и тайной влюблённости в Алису Плэзнс Лидделл – ту самую девочку, которая вдохновила оксфордского математика на создание знаменитой сказки. И, судя по всему, эти мифы проникли в головы обывателей гораздо глубже, чем мне поначалу казалось…

Посмотреть можно на:

YouTube (20.08.2023)

Дзен (20.08.2023)

ВКонтакте (20.08.2023)

RuTube (28.09.2024)

_______________________________________________

Выпуск № 8:
Политические карикатуры и пародии

Алиса, как Гитлер, Гусеница, как Путин, Трамп, как Чеширский Кот, Борис Джонсон, как Труляля, Россия, как Валет… Обо всё этом в моём 8-м ролике цикла «Читая «Алису в Стране чудес»». Данный выпуск посвящён тому, как сказки Льюиса Кэрролла используют в политической борьбе и социальной сатире.

Посмотреть можно на:

Дзен (02.09.2023)

ВКонтакте (02.09.2023)

YouTube (02.09.2023)

_______________________________________________

Выпуск № 9:
Льюис Кэрролл и Джек Потрошитель

Что общего у Льюиса Кэрролла и… Джека Потрошителя? Что можно вычитать в «Алисе», если долго переставлять буквы? Самый безумный миф о Кэрролле — в 9-м выпуске цикла «Читая «Алису в Стране чудес»»!

Посмотреть можно на:

Дзен (08.09.2023)

ВКонтакте (08.09.2023)

YouTube (08.09.2023)

_______________________________________________

Выпуск № 10:
Льюис Кэрролл и королева Виктория

Правда ли, что королева Виктория была истинным автором «Алисы в Стране чудес»? Насколько близок был Льюис Кэрролл к королевской семье?

Посмотреть можно на:

Дзен (16.09.2023)

ВКонтакте (16.09.2023)

YouTube (16.09.2023)

_______________________________________________

Выпуск № 11:
Фейковые цитаты «из Льюиса Кэрролла»

Разбор фейковых цитат из сказки Кэрролла. Вы узнаете, откуда они берутся, каким образом распространяются и как на них повёлся один авторитетный книжный магазин… За дополнительную информацию — огромное спасибо Alex Nemo!

Посмотреть можно на:

Дзен (23.09.2023)

ВКонтакте (23.09.2023)

YouTube (23.09.2023)

_______________________________________________

Выпуск № 12:
Структура сказки и её недостатки

Почему сказку Кэрролла так трудно адекватно перенести на экран? Чем она отличается от традиционных сказок? Есть ли в ней логические нестыковки и ляпы?

Посмотреть можно на:

Дзен (06.11.2023)

ВКонтакте (06.11.2023)

YouTube (06.11.2023)

_______________________________________________

| Выпуски №13-20 >

Автор роликов — Сергей Курий

Виктор Фет. «Прерывающийся диалог: Почему русские переводы Льюиса Кэрролла так часто терпят неудачу»

Рубрика «Льюис Кэрролл: биография и критика»

Рис. Олега Липченко к поэме «Охота на Снарка».

Автор: Виктор Фет
Источник: журнал «Слово\Word», №110 • 03.06.2021

Поэма Льюиса Кэрролла «Oхота на Снарка» («The Hunting of the Snark», 1876) за последние 30 лет неожиданно стала одним из наиболее часто переводимых на русский язык английских стихотворных текстов (Fet, 2016). В этом «Снарка» можно сравнить с «Вороном» Эдгара По (в русской Википедии перечислено 22 перевода) или с 66-м сонетом Шекспира. В то же время, анализ почти 40 русских переводов «Снарка», опубликованных начиная с 1991 г., выявляет тревожную тенденцию, которую я попробую обсудить ниже.

Феномен, который называют, следуя идеям Михаилa Бахтинa, литературной реакцентуацией (Gyulamiryan, 2017; Fet, 2018), похоже, не имеет пределов — взять хотя бы такие примеры, как Алиса, Гамлет, мифологические (Икар, Прометей) или библейские персонажи. «Доктор Фаустус» Томаса Манна или «Мастер и Маргарита» Булгакова — вольные вариации на тему Фауста. Скучные фильмы Тима Б?ртона, выходящие под маркой «Алисы», имеют мало отношения к оригиналу, и в то же время явно не задумывались как пародии. В любом случае мы узна?м «ссылку на оригинал», тем более если упомянуто его название. Когда фокус смещается до неузнаваемости, оригинал практически исчезает, становясь неким архетипом вроде юнговского, «не все войны — реакцентуация Троянской, не все путешествия сводятся к Одиссеевым». Но в то же время между культурами постоянно возникает диалог, когда они опираются на существующие иcточники. Это — односторонний диалог между зам?рзшим прошлым и меняющимся настоящим, пиксель нашей цивилизации, существующий только, пока диалог продолжается — пока сигнал, идущий из прошлого, принимается потомками и воспринимается ими всерь?з. Сила и успех такого диалога зависит от культурной восприимчивости и необходимости его для принимающей стороны.

Вот небольшой пример, относящийся к предмету моих заметок — русским переводам Льюиса Кэрролла. Одной из самых ранних пародий, известной с античных времен, является так называемая «Батрахомиомахия», или «Война мышей и лягушек» (гр. Βατραχομυομαχία), небольшая (304 строки) пародия на «Илиаду». Римляне считали, что эту поэму написал сам Гомер, хотя уже Плутарх приписывал её авторство Пигрету Галикарнасскому (5-й век до н.э.); сейчас считается, что поэма имеет более позднее, эллинистическое происхождение. Пародия была впервые переведена на русский уже в 1772 г.; в 1831 г. е? фрагмент был переведён В. А. Жуковским (заметим, что «Илиаду» впервые перевел Гнедич в 1826, а «Одиссею» — Жуковский в 1831).

Отрывок этой пародии (10 строк) в переводе Жуковского мы находим в одном из первых переводов на русский язык «Алисы в стране чудес» (Кэрролл, 1908). Переводчица Матильда Гранстрем не отличалась особым чувством юмора — достаточно сказать, что она удалила из кэрролловского текста весь нонсенс и все прочие пародии (Fet, 2017). В то же время М. Гранстрем остроумно использовала отрывок из «Войны мышей и лягушек» для замены «сухой лекции» о Вильгельме Завоевателе, которую читает Мышь у Кэрролла. Русские школьники 1900-х гг. были хорошо знакомы с «Батрахомиомахией», а наличие в обоих текстах мышей и лягушек способствовало дополнительному укреплению шутливого диалога.

Более поздние советские переводчики 1930-1980х гг. открыли новые линии коммуникации с абсурдом классического английского стиха, сродни «остранению» Шкловского (Fet & Everson, 2019). Устойчивая традиция перевода и пересказа создавала поэзию нонсенса: от Корнея Чуковского до Вадима Левина («Глупая лошадь»), от обериутов 1930х гг. (Николая Олейников и Даниил Хармс), через Самуила Маршака и Евгения Шварца, поколения советских детей (среди которых был и я) радовались разноречию, «гетероглоссии» (ещё один термин Бахтина) диалога с европейским прошлым, богатому потоку образов и мыслей, идущему из Англии, Франции, Германии, Дании (Андерсен), Испании (Сервантес)…

Даже совсем не детский том «Гаргантюа и Пантагрюэль» в переводе Любимова с иллюстрациями Доре оказался, как ни странно, одной из первых книг моего детства. Но Сервантес или Рабле знали оригиналы своих пародий; наше же поколение (я родился в 1955 г.) в СССР зачастую знало только пародийные тексты. Мы были отрезаны от исходных текстов европейской культуры, таких как Библия, мы жили в мире, где коммуникация с прошлым прерывалась и оригиналы были неизвестны. Так развивался — и, видимо, деградировал — наш советский диалог с европейским прошлым. Возможно, что эта ситуация усиливала нашу чувствительность, восприимчивость к пародии и бессмыслице, зачастую затмевая и вкус, и здравый смысл.

Здесь мне хочется процитировать вопрос, который задавала в своих интервью Н.М. Демурова «Чем, по-Вашему, объясняется популярность Кэрролла в России?»

На мой взгляд, лучше всех на это ответила поэт Ольга Седакова (1949 г.р.): “Я могу только предполагать: эта воздушная иррациональность, я бы сказала, этот танец смыслов как-то облегчает восприятие окружающего нас абсурда. Российский бытовой абсурд тяжел, безвыходен, может представиться, что он поглощает тебя, как болото, — а здесь тайная игра. С безумными обстоятельствами можно свободно играть! Вот что, мне кажется, утешает и радует отечественного читателя.» (Седакова, 2008). В 1978 г. Седакова написала пародийные стихи для переиздания демуровского перевода «Алисы».

Замечательный киевский режиссёр Андрей Хржановский (1939 г.р.), создавший мультфильм по книгам «Алисы» на основе перевода Демуровой, пишет о «всенародной» («если под “народом” подразумевать сравнительно узкий круг читающей публики») любви к Кэрроллу, сравнимой с любовью к Булгакову и Хармсу: «Эти писатели… предложили читателю то единственное духовное пространство, пространство воображения и фантазии, иронии и насмешки, которое не было оккупировано советской властью и было недосягаемо для ее пропагандистской машины. …Если попытаться подобрать по принципу контраста позицию к такому кристальному по своей тупости набору общих мест, как любая директива ЦК КПСС, то в числе лучших на противоположном полюсе был бы, безусловно, Льюис Кэрролл» (Хржановский, 2008).

Юрий Ващенко (1941 г.р.), один из лучших иллюстраторов Кэрролла в России и создатель, вместе с Хржановским, вышеупомянутого мультфильма, замечает: «то, что в Европе и в Англии является предметом нонсенса, в России сплошь и рядом является предметом реальности. …В России есть вполне опредеённые взаимоотношения с нонсенсом, потому что он иногда становится настолько реальным, что перестает быть нонсенсом. Вот это зыбкое качание, как у Шалтая-Болтая, или, знаете, такое раскачивание на стуле, когда чуть-чуть сюда — и ты сидишь во вполне плотной, законной реальности, сидишь устойчиво, прочно, и ничего нет удивительного. Чуть-чуть туда — и бред сумасшедшего, и шею себе сломал, и нет никакого тебе качания» (Ващенко, 2008). (Увы, за годы, прошедшие со времени этого интервью, амплитуда качания только увеличилась…)

Другой знаменитый иллюстратор Кэрролла, Олег Липченко (1953 г.р.), говорит о популярности этого автора «в СССР (в нашем Сюрреалистическом Союзе С Реальностью). Мы же все не в ладах с Реальностью. Взять хотя бы наши безумные чаепития. А Кэрролл, “Алиса” — это то немногое, что было доступно из “свободного мира”, мира свободной мысли… Алиса — не диссидентская литература, но, возможно, это диссидентство иного порядка. …Все путешествие импровизационно, встречи неожиданны и не обусловлены предыдущими событиями. И вот это НЕследование правилам сказки, привычным структурам и есть самое притягательное, самое сладостное. Это ощущение свободы. Как во сне» (Липченко, 2008).

Один за другим собеседники Демуровой утверждают: Кэрролл писал о нашей жизни, о советском абсурде, о тоталитарном (добавлю, и о постмодернистском) пренебрежении логикой и правдой. Мы равнялись на его суховатый юмор, добрые парадоксы и экзистенциальное отчаяние. Как отмечал поэт и литературовед Евгений Витковский: «Нам говорили, что мы живем в Стране чудес, а оказалось, что мы жили в Зазеркалье».

Все эти замечания, однако, относятся скорее не к английским оригиналам Кэрролла, а к переводам, которые были доступны русским читателям в 1960-1970х гг. Основным текстом обеих книг «Алисы» был тогда перевод Нины Михайловны Демуровой, впервые опубликованный в 1967 г. Он был написан ясным, традиционным языком, с минимумом сленга: Демурова родилась в 1930 г. и росла в советское время, но поколение её учителей ещё сохраняло язык Чехова и Толстого.

Третье (после дилогии об Алисе, 1865 и 1871) и последнее главное произведение Кэрролла — поэма «Охота на Снарка» (1876). В ней есть явные черты сюрреализма, но есть и пародийность, видимая у Кэрролла уже в его ранних «Англо-Саксонских Пародиях» и в знаменитой балладе «Jabberwocky». Оксфордец Кэрролл был, конечно, хорошо знаком с традицией «макаронической» школярской поэзии, хотя карнавальная природа пародии была Кэрроллом сознательно переработана («баудлеризована») для детского читателя. Этот жанр присутствует в обеих книгах «Алисы» — в их пародиях на детские песенки, на дидактические стихи Исаака Уоттса («Трудолюбивая пчела») и т.д.

Лёгкая английская пародийная поэзия (часто бурлескного содержания, подобно лимерикам) была излюблена советскими переводчиками с 1920-х гг. Часто, однако, они создавали довольно отдалённые эквиваленты, следуя жёсткой схеме лимерика (рифмовка ААББА), но понятным образом замещая содержание. Такой игровой, обманчиво простой подход требует от переводчика больше такта и умения, чем часто имеется в наличии.

В отличие от «Алисы» (первый русский перевод «Страны чудес» был опубликован уже в 1879 г.; см. Фет, 2017), экипаж корабля из «Охоты на Снарка» достиг берегов России только через 100 лет после появления поэмы. Первые полные переводы были опубликованы только в 1991 году; они принадлежали Григорию Кружкову и Михаилу Пухову. В 2016 г. я опубликовал библиографию русских текстов «Охоты на Снарка» (Fet, 2016). Туда вошло 85 публикаций (67 полных и 18 частичных, вплоть до небольших фрагментов и строк), принадлежащих 42 переводчикам, с 1958 по 2015. В этом список включено 36 различных полных вариантов поэмы, принадлежащих 33 переводчикам, и все найденные перепечатки. Среди них была моя собственная скромная попытка, законченная в 1981 (первый вариант, 1975), но впервые опубликованная только в 2001.

Несмотря на такое необыкновенное внимание к «Снарку», близкое к культовому, большинство русских переводов поэмы сильно расходится с оригиналом. К сожалению, за те 30 постсоветских лет, в течение которых печать в России была сравнительно свободной, многие переводчики использовали эту возможность для создания собственных версий, имеющих мало отношения к Льюису Кэрроллу. Викторианский автор, его «эксцентрическая иностранная аура» (по словам Валерия Ананьина, 2011), использовались как прикрытие для неограниченного сленга и грубости. Многие переводчики, очевидно, хотели просто изобрести свой собственный вариант нонсенса, нарисовав его поверх кэрролловского холста, и в результате испортили текст оригинала, или русский язык, или и то и другое вместе.

Но возможен ли «адекватный перевод» такого произведения, как «Снарк»? Некоторые из попыток могут быть названы вполне приемлемыми. Какие же критерии «близости к оригиналу» существуют в этом случае, и как совместить их с неизбежными заменами, с так называемым «одомашниванием»?

Наверно, проще всего указать на то, чего не надо делать. И по моему убеждению, как минимум, переводчик не должен использовать слова и выражения, которые автор мог употребить, но не сделал этого. Так, например, в наиболее известном переводе Кружкова замечание Bellman’а о Пекаре (Baker) «His form is ungainly — his intellect small» (приблизительно: «Он лицом неказист и умом невелик») переведено как «Он умом не Сократ и лицом не Парис». Однако Кэрролл не использовал этих сравнений — хотя, заметим, вполне мог бы это сделать, если бы захотел!

Никто, конечно, не может полностью и точно передать по-русски все образы и выражения Кэрролла. Многие переводчики, однако, следовали тексту вполне аккуратно и сделали честную попытку передать его на осмысленном русском языке. Любопытно, что никто не попытался передать викторианскую поэзию с помощью средств русского литературного языка того времени, хотя существует параллельная традиция русского нонсенса — труды Козьмы Пруткова, вымышленного персонажа, созданного А.К. Толстым и его друзьями, начиная с 1850-х гг. Многие переводы намеренно, и зачастую слишком, модернизируют викторианский текст, но мало кто из переводчиков попробовал следовать русской абсурдистской традиции, близкой к сюрреализму и дадаизму (обериуты 1920-х-1930-х гг., особенно поэзия Даниила Хармса и Александра Введенского). Некоторые изобретают новые слова. Другие изменяют тон текста так, что он становится пародией, но не может быть назван близким переводом.

Tон, взятый переводчиком, и отношение его к оригиналу сразу видны из выбранного словаря. Демурова (2001) сравнивала четыре русских перевода (Кружкова, Клюева, Липкина и Яхнина), обсуждая жёсткие «степени свободы», в пределах которых вынужден работать переводчик, — начиная с того загадочного принципа, что имена всех членов команды в оригинале начинаются на букву «Б». Имя Bellman, например, с трудом переводимо; иногда оно просто сохраняется в транслитерации как «Беллман». Часто его переводят как Боцман, и это, пожалуй, единственный имеющийся морской термин. В то же время Кэрролл вполне мог назвать этого персонажа «Boatswain» (англ. Боцман), но не сделал этого. Ведь в оригинале Bellman — капитан корабля, а не боцман.

Когда Евгений Клюев, в игровом стиле, превращает слово «Боцман» в изобретённого им «Бомцмана» («бом», звук колокола), этот перевод отходит от стиля Кэрролла, у которого для имён членов экипажа неологизмы не использовались. К тому же слово с трудом произносимо. Михаил Матвеев предлагает имя Билл Склянки — это допустимая игра слов, которая следует традиции перевода английского нонсенса. Однако, при этом тон поэмы смещается в игровой спектр, сродни стихам «Алисы» или народным детским песенкам, которые переводили Маршак и Чуковский. Другие варианты перевода более случайны, например, Брандмейстер в прозаическом пересказе Александра Флори, или Барабанщик в моём собственном варианте 1981 г.

Одним из лучших русских вариантов Bellman’а остается имя Благозвон, выдуманное М. Пуховым и использованное также Андреем Москотельниковым. Оно подходит благообразному кэрролловскому герою, напоминающему поэта Теннисона, которого мы видим на иллюстрациях Генри Холидея. Тут же, впрочем, возникает ложная ассоциация с церковным «благовестом». В переводе Михаила Вайнштейна мы даже находим имя Звонарь. Но ведь колокол Bellman’а не имеет отношения к церковному; это колокольчик вроде того, которым учитель в старые времена обозначал конец урока. К сожалению, Благозвон вызывает также неизбежную рифму с русским ругательством, которое употребляется по отношению к болтуну, пустозвону.

В то же время, имя Балабон в наиболее известном переводе Г. Кружкова, на мой взгляд, является менее удачным, поскольку оно мгновенно смещает текст в сторону грубости и несерьёзности, которые чужды Кэрроллу. Жаргонная грубость поистине «зашкаливает» во многих переводах, где даются такие варианты как Балабол, Баламут и т.д. Многие переводчики нарочно и постоянно используют грубый сленг, в то же время называя свой текст «переводом Льюиса Кэрролла». Я не думаю, что преподобный Чарльз Додсон одобрил бы грубые выражения, бесцеремонно употребляемые подобными «переводчиками».

Другой простой маркер верности оригиналу в переводе «Охоты на Снарка» — сохранение названий четырёх языков (древнееврейский, голландский, немецкий, греческий), на которых говорил Пекарь, один из главных персонажей поэмы, забывший, что команда корабля говорит по-английски. Специалисты считают, что выбор языков автором мог быть не случаен: два из них — языки Священного Писания, а два другие — классической философии (Спиноза, Кант, Гегель). Вместить все четыре языка в строки русского перевода не просто, но попытки этого делались. Даже длинное слово «древнееврейский» ложится в русскую строку; есть и современный синоним, «иврит». Мы видим, как ряд переводчиков пытается добросовестно воспроизвести все четыре языка, упомянутые у Кэрролла — тогда как другие произвольным образом отходят от оригинала, используя «для нонсенса» исключительно экзотические языки, и даже выдумывая несуществующие!

Это вовсе не та «гетероглоссия», которая имеется у Кэрролла — хотя он мог бы вполне употребить и такой при?м. Я предлагаю использовать подобные простые критерии как отправную точку для оценки как лексики переводов, так и особенно отношения переводчиков к их работе.

Ещё одна легко узнаваемая особенность оригинала — так называемые «слова-портманто». Вряд ли Кэрролл был их изобретателем, но он постоянно использовал «слова-портманто», и даже комментирует их использование в предисловии к «Снарку» (Richard + William = Rilchiam). Слово «Снарк» само по себе является простым портманто, которое Кэрролл сам расшифровал для Беатрис Хэтч как «snail + shark» («улитка + акула»). Возможны и другие варианты («snake + shark»). Кроме того, имеется интересная гипотеза о том, что слово «Снарк» порождено игрой английского и русского алфавитов, которую вызвала поездка Кэрролла в Россию в 1867 г. (Fet & Everson, 2018). «Слова-портманто» соединяют «Снарка» (1867) с «Алисой в Зазеркалье» (1871), где Шалтай-Болтай использует тот же принцип для интерпретации пародийной баллады «Jabberwocky» («Бармаглот» в переводе Дины Орловской, 1967).

«Слова-портманто» вполне воспроизводимы в русских переводах. Однако, прослеживая попытки создания имён для чудовищ, упомянутых в переводах «Снарка», мы находим такие вялые или откровенно несерьёзные, детские (чтобы не сказать инфантильные) попытки, как Жутконос, Злодюка, Бурностай или Плезиозубр.

Tаким образом, качество русских переводов чрезвычайно разное. В дополнение к искусству стихосложения, оно зависит от вкуса и такта — которые, увы, часто отсутствуют в постоянных попытках русского перевода «Охоты на Снарка». Увы, многие переводчики полагают, что Bellman, будучи капитаном корабля, должен «выражаться как матрос», и наполняют его речь ругательствами. В оригинале, однако, Bellman вовсе не таков — это «мудрый и торжественный вождь в океане неизвестности, а непрестанные удары его колокола измеряют текущее время жизни» (Giuliano, 2019).

Обсуждать проблемы такого рода всегда нелегко, часто болезненно. Порою исследователь пытается препарировать словарь и качество работы автора, чья собственная позиция попросту не существует — или сводится к издевательству над пародией. Диалог переводчика с текстом оригинала постоянно прерывается. Много говорят о концепции «ненадёжного рассказчика», но в данном случае вся бахтинская гетероглоссия иссякает, будучи выхолощена «ненадёжным переводчиком».

Увы, большинство из русских переводчиков «Снарка» отнеслись к поэме как к лёгкому жанру, вроде детских стихов из книг «Алисы», и остались в полном неведении о том, что это была одна из наиболее мрачных, глубоко философских работ Кэрролла, непосредственно и постоянно повествующая о смерти. Переводчики обычно даже не пытались передать эту глубину, и в этом они повторили заблуждение викторианской публики — ведь для большинства современников Кэрролла поэма эта казалась лёгким развлекательным текстом, вроде «Баллад о Бабе» Вильяма Швeнка Гилберта (Giuliano, 2019).

Чтобы дать заинтересованному читателю хотя бы некоторое впечатление о текстах русских переводов, я приведу ниже мои краткие и, конечно, субъективные впечатления от наиболее характерных переводов «Охоты на Снарка», опубликованных в России с 1991 по 2015 г. Я привожу только имя переводчика без упоминания его литературного статуса или опыта. Я также никак не сравниваю их тексты со своим собственным переводом, который хронологически был первым (1975-76, второй вариант 1981, первая книжная публикация 2001) (подробнее см. Фет, 2008).

(1) Григорий Кружков (1991).
Текст Кружкова — первый опубликованный русский перевод «Охоты на Снарка», а также наиболее часто (около 20 раз) перепечатывавшийся. Перевод был выполнен тщательно и изобретательно, но он заложил сомнительную традицию легковесного отношения к оригиналу и преувеличенных отступлений от него в пародийном стиле. Здесь попадается, хотя и не часто, сленг, режущий слух: «дохляк», детское «бо-бо». Важный древнееврейский язык Пекаря становится турецким. Bellman назван жаргонным «Балабон». Bandersnatch назван Кровопир (портманто «кровь» + «вампир»).

(2) Евгений Клюев (1992).
Перевод постоянно уходит от оригинала, текст трудночитаем. Здесь не только присутствует сленг, но «абсурдизованные» слова часто и неуклюже «англизируются» путём введения двойного «л» или «с», например, «Боллван», «Болбесс». Изобретённые имена страдают излишествами и плохо соотносятся с именами Кэрролла. Bellman назван Бомцман, Мясник (Butcher) — Бандид (aнглизированное «бандит», возможно, ненамеренно также напоминающее вольтеровского Кандида?). Bandersnatch назван Бурностай, Буджум — просто Без (неловкий каламбур от слова «бес»). Джабджаб назван Чёрдт, т.е. снова бес, но уже с «иностранным» окончанием — но почему-то не английским, а немецким.

(3) Леонид Яхнин (1999).
Преувеличенный, вольный текст-пересказ, видимо, предназначенный для детей, если судить по отсутствию грубого сленга. Используются смешные, инфантильные имена; Bellman назван Билли-Белл, Мясник — Бука-Бяка, Пекарь — Бисвкит, а Джабджаб — Жутконос. Серьёзная проблема этого перевода в том, что здесь имеется много произвольно добавленных, полностью выдуманных строк, которых нет у Кэрролла. Так, строфа 12 первой главы гласит: «Ходят слухи, что Снарка Сурком обозвал, / Чем обидел беднягу до смерти. / Снарк об этом в парламент письмо написал / И отправил с курьером в конверте». Ничего подобного в оригинале нет! Языки Пекаря — финский, арабский и валлийский; кроме того, его «понимали монах, и феллах». Свинья в Сне Барристера превращается в Свиную Отбивную… В финале исчезает не только Пекарь (как в оригинале), но и вся команда.

(4) Владимир Гандельсман (2000).
Изобретательный, но далёкий от Кэрролла текст. Один из редких случаев, когда сохраняется «Беллман». В то же время все чудовища сильно изменены: Буджум назван Злодюка, Джабджаб — Фьюжас. Постоянно используется вульгарный современный сленг: «патлы», «шмотки», «пудрить мозги». Снарк на вкус напоминает «цимес» (традиционное еврейское блюдо со сладкой морковью). Пекарь мог говорить «на ста двадцати языках (для престижа — и на суахили)».

(5) Евгений Фельдман (2003).
Тон перевода — игровой и полный несуразицы, которой нет в оригинале. Здесь есть Снаркоман, Снаркотик и Снаркенштейн; Барристер становится Балаболом; Мясник — Бедокуром, а Bandersnatch — Барабашкой. Вольный пересказ с употреблением обильного современного сленга. Этот текст исключительно дал?к от Кэрролла. Вряд ли стоило публиковать его под маркой «Шедевры классической поэзии».

(6) Сергей Шоргин (2007).
Шоргин изменил Б-имена на С-имена. Bellman стал Спикером (хороший выбор), тогда как Бобёр превратился в Сурка. Это не так страшно: оба они грызуны, да и в некоторых переводах «Алисы» Сурок заменяет Соню; однако, переводчик тут же упоминает «День Сурка», смешивая эпохи и континенты. Следуют неограниченное одомашнивание и модернизация: упомянут Чебурашка (!); цитируется Пушкин (!!); Джабджаб назван «Соловей-Разбойник», а Bandersnatch — Бандюгад. Пекарь стал Стюардом, и по необъяснимой причине знает не только иврит, но и идиш, и даже ладино! Используется грубый сленг («стервец»; «кретин»; «олух»), а стихосложение хромает.

(7) Валерий Ананьин (2011).
Teкст снабжён подробными комментариями. Это — упражнение самого переводчика (а вовсе не Кэрролла) по созданию нонсенса, изобретательное по словотворчеству и развязное по стилю, при этом переполненное сленгом. Bellman назван Бомболтайн (вымышленное «англизированное» слово, от «бом», звук колокола, и «болтать»). Мясник назван Бузодёрл (видимо, англизированное «бузотёр»). Пекарь — Буфетчер. Этот перевод — хороший пример «стёба», т.е. агрессивного, часто издевательского текста, который забавляет в основном самого автора.

(8) Дмитрий Ермолович (2015).
Снарк (главное имя, обычно сохраняемое в переводах) здесь назван «Угад» — имя-портманто, которое нелегко сразу расшифровать. Переводчик поясняет, что это гибрид слов «угорь» и «гадюка», также содержащий слово «наугад». В то же время имя может быть расшифровано как «У, гад». Буджум назван «Обум», от слова «наобум» (т.е. синоним слова «наугад»). Мясник переведён тяжеловесным именем Бойневладелец. Сленг ограничен. В последней строфе утверждается, что Пекарь попал в «берлогу» Снарка (в оригинале этого нет).

Легко сказать, что какой-то перевод плох, но непросто сказать, почему. По моему мнению, помимо требуемой минимальной грамотности, а также умения достаточно хорошо слагать рифмованные стихи, переводчик должен обладать вкусом и тактом. Вкус (это относится и к оригиналу), конечно, же, является субъективной ценностью; но вот его отсутствие (по-русски называемое «пошлость») вполне очевидно разумному читателю уже из выбранного переводчиком словаря (см. выше). Такт в данном случае относится к действиям переводчика по отношению к давно умершему автору. Как я показал выше, многие из современных переводчиков Кэрролла на русский язык не проявляют интереса к оригиналу. Вместо Кэрролла они показывают нам собственные, достаточно бедные и грубые фантазии, возможно, намеренно пародийные по отношению к викторианскому автору — но этот подход не работает.

Кажется, что язык перевода не способен серьезно отнестись к исходному тексту, или не заинтересован в этом — это относится как к переводчикам, так и к читателям. Большинство переводов «Охоты на Снарка», как мне кажется, не справились с передачей сущности этой классической поэмы Кэрролла — этого, по словам Н.М. Демуровой, «апофеоза нонсенса Кэрролла, который …сочетает лёгкость и «безответственность» этого автора с глубиной и торжественностью его мысли и речи» (Демурова, 2001). Вероятно, необходимо более пристальное лексико-семантическое исследование — но похоже, что мы наблюдаем быстрый распад коммуникации между языками: викторианским английским и постсоветским русским. Диалог между культурами прерывается, и малосерьёзные попытки перевода выливаются в разочарование.

_________________________

Благодарности

Я благодарен за помощь и поддержку в моих исследованиях Михаилу Вайнштейну, Славе Грач?ву, Клэр Имхольц, Августу Имхольцу-Мл., Сергею Камышану, Сергею Крупод?ру, Сергею Курию, Ирине Мишиной, Андрею Москотельникову, Галине Фет, Якову Фету, Эмме Фет, Владимиру Фету, Дагу Ховику и Майклу Эверсону. Я чрезвычайно признателен моему доброму другу, ветерану снаркологии и кэрролловедения Байрону Сьюэллу за те многие часы, которые он пров?л со мной над моими рукописями. И я с радостью вспоминаю те помощь и наставничество, которые на протяжении многих лет я получал от Нины Михайловны Демуровой, давшей Льюиса Кэрролла нашему поколению в России.

_________________________

Литература

Ващенко, Ю. 2008. «Эта книга казалась мне замечательным пространством для игры с реальностью». С. 36–62 в кн.: Демурова, Н.М. (ред.) Картинки и разговоры: Беседы о Льюисе Кэрролле. Спб: Вита Нова.

Демурова, Н.М. 2001. О степенях свободы. Перевод им?н в поэме Льюиса Кэрролла «Охота на Снарка». С. 29–49 в кн.: Альманах переводчика. М.: Российский гос. гуманитарный ун-т.

(Кэрролл, Л.) Карроль, Л. 1908. Приключенiя Ани въ мiре чудесъ. Перевод М.Д. Гранстрем. СПб: Э.А. Гранстрем.

Кэрролл, Л. 1991. Охота на Снарка: Агония в восьми воплях. Перевод Г. Кружкова. Илл. Л. Тишкова. [Рига:] Рукитис.

Кэрролл, Л. 1992. Охота на Снарка: Агония в восьми приступах. Перевод Е. Клюева. С. 76–119 в кн.: Эдвард Лир, Льюис Кэрролл. Целый том чепухи. Английский классический абсурд XIX века. М.: Объединение «Всесоюзный молод?жный книжный центр».

Кэрролл, Л. 1999. Охота на Снарка: Переполох в восьми охах. Перевод Л. Яхнина. С. 316–354 в кн.: Кэрролл, Л. Алиса в Стране Чудес. Алиса в Зазеркалье. Охота на Снарка. Письма к детям. М.: Эксмо.

Кэрролл, Л. 2000. Охота на Снарка: Бред в восьми пароксизмах, или Свершение в восьми песнях. Перевод В. Гандельсмана. Волга (Саратов), 4: 131–137.

Кэрролл, Л. 2003. Охота на Снарка: Трали-вали в восьми финтах. Перевод Е. Фельдмана. В кн.: Льюис Кэрролл. Шедевры классической поэзии для юных читателей. Сост. Е. Витковский. М.: Эксмо.

Кэрролл, Л. 2007. Охота на Снарка: Гонение в восьми воях. Перевод С. Шоргина. С. 97–124 в кн.: Льюис Кэрролл. Охота на Снарка. СПб: Азбука-классика [антология четыр?х переводов: Г. Кружкова, В. Гандельсмана, С. Шоргина и Ю. Лифшица].

Кэрролл, Л. 2011. Охота на Снарка или Снаркова травля: Предсмердие в восьми амбзацах, или Трагония в восьми взрыдах. Перевод В. Ананьина. Петрозаводск.

Кэрролл, Л. 2015. Охота на Угада: Терзания в восьми содроганиях. Перевод Д. Ермоловича. С. 21–83 в кн.: Кэрролл, Л. Охота на Угада и другие странные истории. М.: Аудитория.

Липченко, О. 2008. «Кэрролл—сoкровенный человек…». С. 101–204 в кн.: Демурова, Н.М. (ред.) Картинки и разговоры: Беседы о Льюисе Кэрролле. СПб: Вита Нова.

Седакова, О. 2008. «Эта воздушная иррациональность… этот танец смыслов как-то облегчает восприятие окружающего нас абсурда…» Taм же, с. 149–156.

Фет, В. 2008. Долгое путешествие в поисках Снарка. Taм же, с. 319–328.

Фет, В. 2017. Вокруг «Сони»: о первом русском переводе «Алисы в Стране чудес». «Мосты», 53: 283–307.

Хржановский, А. 2008. «Мой “Любящий друг”». С. 205–220 в кн.: Демурова, Н.М. (ред.) Картинки и разговоры: Беседы о Льюисе Кэрролле. СПб: Вита Нова.

Fet, V. 2016. An annotated bibliography of Russian translations of The Hunting of the Snark.” Р. 119–165 in: Кэрролл, Л. Охота на Снарка в восьми напастях. Перевод В. Фета. Portlaoise: Evertype.

Fet, V. 2017. Three еarly Russian translations. Knight Letter, 98: 16–17.

Fet, V. 2018. Russian translations of Lewis Carroll’s Alice books: A Bakhtinian re-accentuation. Pp. 63–84 in: Mikhail Bakhtin’s Heritage in Literature, Arts, and Psychology. Edited by Slav N. Gratchev & Howard Mancing. Lanham, MD: Lexington Books.

Fet, V. & M. Everson. 2018. Is SNARK part of a Cyrillic Doublet? Knight Letter, 99: 16–17.

Fet, V. & M. Everson. 2019. Defamiliarization in translating Lewis Carroll’s Wonderland. Pp. 51–64 in: Viktor Shklovsky’s Heritage in Literature, Arts, and Philosophy. Ed. by Slav N. Gratchev & Howard Mancing. Lanham, MD: Lexington Books.

Giuliano, E. 2019. Lewis Carroll: The World of his Alices. Brighton, UK: Edward Everett Root Publ.

Gyulamiryan, T. 2017. On re-accentuation, adaptation, and imitation of Don Quixote. Pp. 11–22 in: Don Quixote: The Re-accentuation of the World’s Greatest Literary Hero. Ed. by Slav N. Gratchev & Howard Mancing, Lewisburg, PA: Bucknell University Press.

История переводов Льюиса Кэрролла. «Алиса в Стране чудес» и «Зазеркалье» Нины Демуровой.

Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика:
«Зарубежные хиты»

11 июля 2021 года пришло печальное известие – на 90 году жизни скончалась Нина Михайловна Демурова. Для поклонников сказочной литературы это имя не нуждается в представлении, ведь, благодаря Нине Михайловне, появился на свет самый известный перевод дилогии Льюиса Кэрролла про Алису в Стране Чудес и Зазеркалье.
Конечно, русские переводы этих сказок издавались и раньше (причём не один раз). Но до Демуровой ни один из них не вызывал в СССР такого всплеска массового интереса к творчеству Кэрролла — особенно со стороны взрослых читателей (в том числе, серьёзных учёных — математиков, физиков, лингвистов…). Попробуем же восстановить историю данного перевода и выяснить, почему именно он до сих пор остаётся самым популярным и авторитетным.

Перевод Н. Демуровой в издании 1982 года.

О том, что «Алиса в Стране чудес» долгое время не входила в число любимых книг советской детворы, свидетельствует воспоминания самой Демуровой. Несмотря на раннюю любовь к литературе, маленькая Нина не только не читала сказку Кэрролла, но даже о ней не слышала. Впервые она прочитала «Алису», когда заканчивала факультет МГУ по специальности «английский язык и литература» — причём сразу на языке оригинала. Что, как мне кажется, пошло только на пользу — ведь Демурова сложила своё представление о книге без влияния переводчиков.

Интересно, что первой сказкой, которую перевела Нина Михайловна стала вовсе не «Алиса», а повесть Д. Барри «Питер Пэн и Венди». Оригинал «Питера Пэна» был приобретён в… Индии, где Демурова работала переводчицей в составе советской делегации. Судьба этого перевода оказалась куда более долгой и непростой, чем судьба перевода «Алисы» (подробнее об этом я уже писал здесь).

Нина Демурова в Индии. Конец 1950-х годов.

Ирония заключалась ещё и в том, что Демурова изначально не планировала делать полный перевод «Алисы», а уж тем более его издавать. Просто случилось так, что во время лекций по английскому языку она часто зачитывала студентам отрывки из Кэрролла, приводя в пример лингвистические каламбуры и смысловые парадоксы, которыми так славился автор. Студенты, в свою очередь, стали спрашивать — а можно передать всё это словесное пиршество средствами русского языка? В результате, Демурова стала предлагать собственные варианты перевода, и со временем таких заметок у неё накопилось изрядное количество.

То, что данная забава перерастёт во что-то большее, переводчица тогда не подозревала. В дело вмешался случай, а, точнее – казус. Лучше всего о нём рассказала сама Демурова в нескольких интервью (прошу сразу извинить за длинные цитаты и «многа буков»).

«Картинки и разговоры. Беседы о Льюисе Кэрролле» (2009):
«Знаете, в советское время существовало такое учреждение «Международная книга», […] которое, в частности, занималось тем, что заказывало переводы и книги в так называемых странах народной демократии. Там сидел чиновник, который изучал списки новых книг, вышедших в Чехословакии, Болгарии, Румынии, Венгрии и т. д. […], а потом заказывал переводы на русский язык тех из них, которые казались ему наиболее интересными. […]
В один прекрасный день чиновник, сидевший в «Межкниге», просматривая списки книг, вышедших на болгарском языке, увидел вдруг название «Алиса в Стране чудес и Зазеркалье» […] и отправил заказ на перевод сказки Кэрролла… с болгарского на русский язык! […] Директор издательства […] смутился: «С болгарского на русский?» Но делать нечего – он написал любезное письмо, в котором говорилось, что с радостью издаст эту замечательную книгу, но, может быть, все-таки её лучше переводить не с болгарского, а с английского языка. Прошло полгода – и чиновник повторил свой заказ на «Алису», и опять с болгарского на русский! Тогда директор, у которого было дивное имя Ангел… Стоянов, если я не ошибаюсь, […] начал искать какие-то обходные пути. Он понимал, что переводить «Алису» с болгарского языка на русский – совершенный нонсенс.
Тут случилось так, что он оказался в Москве на какой-то конференции, встречался с разными московскими издателями и рассказал одному из них, в какое трудное положение он попал. И тот ему сказал: «Слушай, я знаю, что тебе надо сделать. Тебе надо найти переводчика здесь и заказать ему перевод!» Обоим было ясно, что в Болгарии переводчика, который мог бы перевести «Алису» с английского на русский, просто не найти. «Я даже знаю, кто мог бы это сделать». И назвал моё имя».

«Мастерство перевода. Сборник седьмой» (1970):
«Я отказалась, рекомендуя издательству других переводчиков, которые, как мне думалось, могли бы взять на себя эту трудную задачу. Но издательство решило переиздать уже имевшиеся переводы — «Алису в стране чудес» А. Оленича-Гнененко и «Алису в Зазеркальи» В. А. Азова — и просило меня отредактировать эти переводы. Я выписала оба перевода и положила их рядом с оригиналом.
Почитав эти переводы, я ясно увидела, что Льюис Кэрролл предстает в них русским читателям как автор странный, неумный и плоский. Какая несправедливость!
В отчаянии я согласилась на новый перевод обеих книг».

Как я уже писал выше, Демурова полюбила сказки Кэрролла в оригинале, поэтому сразу увидела незашоренным взглядом недостатки предыдущих переводов. У Оленича-Гнененко и Азова главным недостатком был т.н. «буквализм», из-за чего сказки Кэрролла становились тяжёлыми по языку и «тёмными» по смыслу. Ведь каламбуры почти невозможно перевести буквально.

Н. Демурова, «Русский Журнал», 15.03.2002:
«Подчас «Алиса» Оленича-Гнененко похожа на бред. Например, Комар из Зазеркалья спрашивает Алису: «Какие есть у вас насекомые?» — «Ну, вот, к примеру, есть у нас Бабочка» (Вutterfly)», — отвечает она. «Подумаешь! — протянул Комар, — а у нас есть Вread-and-Вutterfly» (bread — хлеб, butter — масло — С.К.). В его переводе появляется «Хлебная бабочка» — вся словесная игра теряется. […]
Когда я начала переводить «Алису», один мой приятель, ценитель литературы, сказал: «Зачем ты за неё взялась? Какая это неприятная книга! В ней есть что-то патологическое»».

«Мастерство перевода. Сборник седьмой» (1970):
«Я понимала, что взялась за задачу, с т р о г о г о в о р я, невыполнимую — ведь невозможно т о ч н о передать на другом языке детали и понятия, в этом, другом языке не существующие. И всё же… Всё же, думала я, вероятно, возможно с наибольшим приближением (пусть не с адекватностью!) передать, донести подлинник, пойти параллельным путем, если нет пути совпадающего, ценой любых уверток и ухищрений воссоздать пусть не органическую слитность буквы и духа, но хотя бы дух подлинника».

Взять, хотя бы, сонное бормотание Алисы — «Do cats eat bats? Do bats eat cats?», которое Демурова перевела, как «А едят ли кошки мошек? А едят ли мошки кошек?». На самом деле в оригинале речь идёт вовсе не о «мошках», а о «летучих мышах». Но после долгих раздумий переводчица всё же решила поступиться точным смыслом ради рифмы. И такие сложные задачи приходилось решать постоянно.

Слева – рис. Harry Rountree (1908), справа – кадр из советского м-ф «Алиса в Стране чудес» (1981).

Сложность усугублялась ещё и тем, что, отвергая «буквализм», Демурова не хотела впадать в другую крайность – русифицировать текст, как это часто делали переводчики до неё (например, Набоков) и после неё (например, Заходер). То есть, превращать Алису в Аню, а Чеширского кота — в Сибирского или Масляничного. Конечно, в данном подходе нет ничего порочного (многие вполне заслуженно любят перевод Заходера, где Алиса напоминает советскую школьницу) — просто на выходе мы получаем не столько перевод, сколько вольный пересказ. Демурова же принципиально хотела сохранить в сказке Кэрролла английский колорит по максимуму.

Н. Демурова, «The New Times», № 3 (272) от 04.02.2013.:
«Я всегда стремлюсь выдержать стиль писателя. Яхнин, скажем, очень грубо перевел: он хотел, чтобы было смешно, вставлял свои шутки, которые очень не походили на Кэрролла: грубым смехачеством тот не занимался, у него все более тонко. У Заходера тоже была своя интонация — такой октябрятско-пионерский задор. Это, по-моему, совершенно не нужно. Хочется передать стиль автора, его построение фраз, интонацию».

Н. Демурова, «Мастерство перевода. Сборник седьмой» (1970):
«С самого начала я твердо решила отказаться от русификации “Алисы” и в то же время постараться доказать, что “Алиса” — книга не только глубокая, но и смешная. Мне хотелось донести до русского читателя дух “Алисы” — дух эксцентрический и веселый.
Мне хотелось сохранить и передать в русском переводе эти два “адреса” книги — взрослым и детям, разуму и непосредственности. Русская “Алиса”, думала я, должна быть понятной и близкой малышам — и в то же время не скользить по поверхности, сохранить кэрролловскую глубину, предназначенную ученым».

H. Демурова. «О переводе сказок Кэрролла» (1978):
«Необходимо было передать особый, то лукавый и озорной, то глубоко личный, лирический и философский дух сказок Кэрролла, воспроизвести своеобразие авторской речи — сдержанной, четкой, лишенной «красот» и «фигур», …зато предельно динамичной и выразительной. В авторской речи Кэрролла нет длинных описаний, сантиментов, «детской речи». Вместе с тем переводчики стремились, не нарушая национального своеобразия подлинника, передать особую образность сказок Кэрролла, своеобразие его эксцентрических нонсенсов. Мы понимали, что, строго говоря, эта задача невыполнима: невозможно точно передать на другом языке понятия и реалии, в этом другом языке не существующие. И всё же хотелось как можно ближе приблизиться к оригиналу, пойти путем параллельным, если нет такого же, передать если не органическую слитность буквы и духа, то хотя бы дух подлинника».

Похожая проблема возникла и с переводом стихов. Демурова не осмелилась переводить их сама. Для четырёх стихотворений («Папав Вильям», «Морская кадриль», «Дама Бубен варила бульон» и «Шалтай-Болтай») она воспользовалась давними переводами С. Маршака, которые уже были хорошо знакомы советским детям. Остальные же перевела племянница Маршака — Дина Григорьевна Орловская.

Н. Демурова, «The New Times», № 3 (272) от 04.02.2013.:
«Мы с ней придумали такой ход: Кэрролл пародировал стихи, хорошо известные в Англии (это не совсем так — оригиналы большинства пародий Кэрролла уже не помнят сами англичане — С.К.), а мы решили, что будем писать пародии на английские стихи, хорошо известные у нас в стране благодаря переводам Маршака и Чуковского. Помните: «Вот дом, который построил Джек»? У нас было: «Вот дом, который построил жук» — ну и так далее».

Впрочем, данный принцип не был соблюдён во всей чистоте. Да это было и невозможно. Например, стихотворение про старичка, сидящего на стене, было переведено очень близко к оригиналу Кэрролла, а вот песня Болванщика про филина и поднос, наоборот, превратилась в пародию на «Вечерний звон» (русскую песню А. Алябьева на стихи И. Козлова).

Вечерний слон, вечерний слон!
Как много дум наводит он…

Рис. Д. Тенниела.

Так или иначе, работу Дина Орловская провела блестящую. Взять, хотя бы, знаменитое стихотворение «Jabberwocky». Сколько бы его не переводили другие переводчики, версия Орловской — «Бармаглот» («Варкалось. Хливкие шорьки…») — по сей день остаётся самой удачной, несмотря на отдельные упущения в тексте. Ведь «Jabberwocky» хвалят не только за абсурд, но и за то, что этот абсурд очень изящный и «вкусный» — он легко читается и быстро запоминается. И, если «Бармаглота» вы выучите за один присест, то другие переводы этого стихотворения вряд ли…

Jabberwocky (Бармаглот) и beamish boy (светозарный мальчик) на рисунке Kriss Sison.

Несмотря на сложности, работа над «Алисой» шла довольно быстро (первую сказку Демурова перевела буквально за время летних каникул). А ранней весной 1967 года перевод дилогии с иллюстрациями Петра Чуклева был опубликован в софийском «Издательстве литературы на иностранных языках» тиражом 100 тысяч экземпляров.

Н. Демурова об иллюстрациях П. Чуклева: «Должна признаться, что в свое время они меня немного удивили. Они мне показались мрачными, особенно для детской книжки».

Правда, когда Нина Михайловна приехала в Болгарию получать гонорар, то директор банка сильно удивлялся.

Н. Демурова «Картинки и разговоры. Беседы о Льюисе Кэрролле» (2009):
««Как?! Вы не знаете болгарского? Но Вы же перевели „Алису”!» — «Да, но с английского». — «С английского на болгарский?» — «Нет, на русский». — «На русский?!» Словом, он никак не мог понять, каким образом я перевела с английского на русский, а получаю за свой перевод в Софии болгарские левы. Гонорар, правда, всё же выплатил».

Н. Демурова «Льюис Кэрролл» (из серии «ЖЗЛ», 2013):
«…А когда я возвращалась в Москву, случайный попутчик горячо советовал мне купить для детей книжку «Алиса в Стране чудес»: «Она недавно вышла. Рисунки хорошие, переплет в белом супере, и на нем девочка в короне… А переводчик какая-то Демурова… Болгарка, а русский так хорошо знает!»».

Так как книга вышла в Болгарии, то в СССР её продавали в специальной сети магазинов иностранной литературы «Дружба». Успех был огромный. Работу Демуровой оценил даже такой признанный переводчик и корифей детской литературы, как Корней Чуковский. Думаю, во многом благодаря этому успеху, на следующий год, наконец-то, издали и «Питера Пэна».

К. Чуковский «Литературная Россия», 20 сентября 1968:
«Мне так часто случалось видеть отчаянно плохие переводы «Алисы», что у меня сложилось убеждение, что перевести её на русский язык невозможно. Книга эта слишком английская… Если перевести эту книгу буквально, получится скучная чушь…
К счастью, Вы избрали другой — единственно верный — путь. Вы перевели «Алису» творчески: то есть начисто отказались от буквализма и воспроизвели дух этой книги — дух озорной, капризный и безумный».

В мгновение ока Демурова приобрела статус одной из главных советских специалисток по творчеству Кэрролла. Не случайно, спустя 10 лет её перевод решили издать в солидной академической серии «Литературные памятники».

Н. Демурова «Беседы о переводе», 19.05.2009.:
«Было большое обсуждение. Не были уверены, что это можно издавать — в конце концов, это детская книга. Спасли математики. Академик Ляпунов, который тогда возглавлял отделение в Новосибирске, написал подробное письмо относительно того, что сейчас во всех математических работах цитируется Кэрролл, и как это важно и так далее, так далее…».

«Алиса» в серии «Литературные памятники» — книга и суперобложка.

Серия «Литературные памятники» всегда отличалась тем, что каждое издание сопровождалось внушительными справочными дополнениями — биографическими и критическими статьями, подробными комментариями и приложениями.

«Алиса» не стала исключением. Издание было дополнено статьями самой Демуровой (а также эссе Г. К. Честертона, В. Вулф и др.), хронологией жизни Кэрролла, дополнительной главой «Шмель в парике» (исключённой Кэрролом из «Зазеркалья» по просьбе художника Джона Тенниела), оригинальными иллюстрациями самого Тенниела и подробнейшими комментариями.
В роли комментатора выступил американский математик — Мартин Гарднер – автор досконального исследования «Аннотированная Алиса» (1960), где он разобрал сказки Кэрролла, чуть ли, не под лупой — указал источники пародий и прообразы персонажей, прояснил «тёмные места», рассказал, как парадоксы Кэрролла нашли отражение в современной науке и т.д.

Однако весь этот справочный «багаж» создал переводчице новые проблемы.
Во-первых, Гарднер разбирал оригинальный текст сказки, поэтому его комментарии сами нуждались в комментариях (которые Демурова и сделала).
Во-вторых, чтобы комментарии Гарднера (да и отдельные рисунки Тенниела) не входили в диссонанс с русским текстом, перевод пришлось заметно подправить.

Н. Демурова «Картинки и разговоры. Беседы о Льюисе Кэрролле» (2009):
«Первый (перевод — С.К.) был адресован детям (и, конечно, взрослым) и был рассчитан на прямое восприятие; в нём не было ни комментариев, ни пояснений. Второй предназначался детям постарше и взрослым…
Конечно, свободный перевод каламбуров и прочей игры остался, но и в них приходилось порой учитывать комментарий. Как видите, цели в этих двух переводах были разные».

Например, в оригинале Кэрролла присутствовал загадочный персонаж Mock Turtle, которого Тенниел изобразил в виде Черепахи с телячьей головой и копытцами. Соль шутки заключалась в том, что Кэрролл имел в виду фальшивый «черепаший суп», который на самом деле варили из говядины. В переводе 1967 года Демурова попыталась подыскать аналог подобной имитации, более понятный советскому человеку.

«Наконец, Королева бросила игру и, переводя дыхание, спросила Алису:
– А видела ты Под-Котика?
– Нет, – сказала Алиса. – Я даже не знаю, кто это такой.
– Как же, – сказала Королева. – Это то, из чего делают воротники «под котик»».

Как вы понимаете, в новом издании подобная аналогия вступала бы в прямое противоречие и с рисунком, и с комментарием. Поэтому Под-Котик превратился в Черепаху Квази. Сразу скажу, что ни первый, ни второй вариант мне никогда не нравился («Под-Котик» быстро устарел, а «Черепаха Квази» особой ясности не добавляла). Куда лучше были варианты других переводчиков — «Фальшивая Черепаха», «Поддельная Черепаха» или даже «Чепупаха» Набокова!
Видимо, со временем Демурова и сама это поняла. Например, в «Полном иллюстрированном собрании сочинений» Кэрролла (М: Альфа-книга, 2011) она всё-таки переименовала персонажа в «Черепаху Как Бы».

Mock Turtle на рисунке Д. Тенниела.

Похожие проблемы возникли и со стихотворениями. Дело в том, что в комментариях Гарднера приводились английские стихи и песни, которые Кэрролл использовал для своих пародий. К сожалению, далеко не все переводы из издания 1967 года коррелировали с первоисточниками. Например, там, где Орловская пародировала «Дом, который построил Джек», Кэрролл переиначивал нравоучительный стишок Исаака Уоттса про трудолюбивую пчелу (только место пчелы у него занял… крокодил!). Надо было что-то менять, но вот беда — к этому времени Дины Орловской уже не было в живых (она умерла в 1969 году в возрасте 44 лет).

«Картинки и разговоры. Беседы о Льюисе Кэрролле» (2009):

«Н. ДЕМУРОВА: В конце концов, я обратилась за советом к Михаилу Викторовичу Панову, замечательному ученому и человеку. Он назвал мне Ольгу Седакову. Сейчас она хорошо известна не только у нас в стране, но и за рубежом, однако в те годы её у нас не печатали. Я позвонила Ольге Александровне, и она с готовностью откликнулась на мое предложение. Работать с ней было удивительно интересно и легко — мне и «Алисе» очень повезло.

О. СЕДАКОВА: Это была неожиданная для меня и очень интересная задача. Переводы пародий Дина Орловская уже по большей части сделала — и обратным путем к ним нужно было подвести переводы исходных текстов. В самом деле очень разных — высокой поэзии и дидактических школьных виршей».
Тем не менее, Седакова перевела заново и несколько стихотворений Кэрролла. «Вот дом, который построил жук…» заменили на «Как дорожит своим хвостом малютка крокодил…», «Вечернего слона» — на «Ты мигаешь, филин мой…», «Дама бубён варила бульон…» — на «Дама Червей испекла кренделей…».

На иллюстрациях П. Чуклева из издания 1967 года масть у королевы бубновая, а у Кэрролла и Тенниела — червонная.

Иногда приходилось идти на обратный компромисс. Например, три иллюстрации Тенниела так и не попали в советское издание, потому что изображали причудливых Зазеркальных насекомых. Дело в том, что точно перевести их оригинальные названия (напрямую связанные с внешним видом) и сохранить при этом каламбур не удалось ни Демуровой, ни другим переводчикам. Если у Кэрролла в названии «Вread-and-Вutterfly» причудливо соединяются «хлеб с маслом» (Вread and Вutter) и «бабочка» (Вutterfly), то у Демуровой появляется «Баобабочка».

Слева — Вread-and-Вutterfly на рис. Д. Тенниела, справа — Баобабочка в советском мультфильме 1982 года.

В 1978 году обновлённый перевод «Алисы» с кучей приятных «бонусов» вышел в издательстве «Наука». Спрос на книгу был так велик, что в 1982 году издательство «Правда» выпустило тот же перевод с комментариями в мягкой обложке тиражом 350 тыс. экземпляров (именно его я, будучи старшеклассником, штудировал в читальном зале), а потом регулярно допечатывало. Не был забыт и первый — более «детский» — вариант перевода.

На этом труды Нины Михайловны не закончились. В 1978 году она выпускает «Очерк жизни и творчества Льюиса Кэрролла», а в 2013-м — куда более основательную биографию писателя в серии «Жизнь замечательных людей». В 2009 году свет увидела прекрасно изданная книга «Картинки и разговоры», содержащая целый ряд интервью Демуровой с русскими иллюстраторами и переводчиками «Алисы». К этому времени Нина Михайловна уже была самой известной русской переводчицей «Алисы» в мире и почётным членом английского Общества Льюиса Кэрролла.

Н. Демурова, «The New Times», № 3 (272) от 04.02.2013.:
«Я много занималась Кэрроллом — читала его переписку, дневники, воспоминания друзей и коллег, детей, с которыми он был дружен. В результате у меня создался образ совершенно особенного писателя и человека. Мне захотелось рассказать о нем и защитить его. У нас сейчас очень модны всякие огульные обвинения, в частности, в педофилии. Я хотела защитить от них Кэрролла, который не имел никакого отношения к этим грехам. Он был человеком очень чистым и добрым, и очень религиозным».

Идеален ли перевод Демуровой? Слово «идеален» в данном случае совершенно неуместно. Как верно заметил, Борис Заходер, «легче перевезти Англию, чем перевести «Алису»». Однако именно Демуровой удалось наилучшим образом пройти по лезвию бритвы — между грубым «буквализмом» и чрезмерной «русификацией». По сути, это достоинство перевода является и его главным недостатком. С одной стороны, маленькие дети не очень привечают перевод Демуровой — он для них всё равно достаточно «сложен». С другой — дотошные исследователи регулярно отыскивают в нём неудачные моменты и расхождения с оригиналом.

Как бы то ни было, если вы хотите одновременно ощутить дух иностранного оригинала и при этом не утратить наслаждение от игры авторского ума, то данный перевод будет самым подходящим. Это не говоря уже о его высоком литературном качестве.
Да и с другими переводами «Алисы» после Демуровой знакомиться значительно легче и интереснее.

Автор: Сергей Курий
июль 2021 г.

Д. Урнов «Как возникла «Страна чудес»», глава 8: Алиса среди великанов

urnov_kak_voznikla_strana_chudes._10

Рубрика «Льюис Кэрролл: биография и критика»

Память хранит Алису вместе с Коньком-Горбунком, Маугли, Томом Сойером и Геккльберри Финном, даже — с Робинзоном Крузо и Гулливером.

«С той же ранней поры я узнал о существовании Робинзона Крузо и Дон-Кихота (так называли тогда Дон-Кихота), с присоединением немногих подробностей об их похождениях; только не помню, откуда получил я эти сведения, — сам ли читал, или слышал от матушки»,— рассказывал о своем детском чтении выдающийся наш филолог Ф. И. Буслаев. Смутность воспоминаний характерна: прочел или услышал и когда? — вопрос, не имея вполне ясного ответа, показывает, с каких давних пор жили в сознании этого человека великие образы. Глубина памяти может, в сущности, служить мерой культуры.
Буслаев, хотя и сомневался, однако помнит, когда, пусть приблизительно, стали известны ему Робинзон, Дон-Кихот, а раньше них — Бестужев-Марлинский, «Юрий Милославский», наконец, Пушкин и т. д. Не трудно, однако, представить себе или же прямо назвать из мемуаров примеры, когда такие моменты духовного развития вовсе теряются из вида, не прослеживаются в памяти: они бывают еще более ранними, потому слишком смутны и стерты, или даже вовсе оказываются как бы за пределами индивидуальной жизни — целый книжный мир, определенный круг унаследованных культурных представлений, незаметно извечно действующий в памяти. Тут уже не то, что когда-то «прочел», «услышал от матушки», а собственно с молоком матери, с кровью поколений поступает в душу знание, что такое — Дон Кихот. Знание это и формирует исподволь душу, оказывается неотъемлемой и потому почти неощутимой частью натуры.

Что способна вызвать из своих хранилищ память, чем исподволь она питается? — вопрос, таким образом, существенный. А стало быть, также очень важно, что читал — как, когда или «услышал» — от кого. Самое удивительное, если человек узнает некую книгу без чтения и не от кого-то со стороны, а как бы от себя самого. «О сказках Киплинга могу сообщить лишь одно: не помню, когда прочел их впервые»,— так говорит исследователь и биограф Киплинга, считая это убедительной оценкой знаменитой книжки.
Люди будто рождаются, уже зная киплинговские «Необыкновенные сказки». Ребенок не только читать, но и понимать еще почти ничего не может, однако он уже слушает эти сказки. Потом сам рассматривает картинки. Наконец, берется за буквы. И оказывается, ему давно и прекрасно известно, как у Верблюда вырос горб, почему у Кита узкое горло и отчего у Носорога складки на коже. А когда он узнал об этом впервые? — на вопрос ответить так же трудно, как трудно критически разбирать сказки. Ведь это жесткой рукой коснуться своих детских снов, а может быть, и разрушить их.
Робинзон-то Крузо или Гулливер вне опасности. Но это не детские книги. Просто мы растем вместе с ними. Тому Сойеру и Геккльберри Финну тоже нечего бояться. И Кот в сапогах и Конек-Горбунок могут быть спокойны. Однако — то вершины. Разной вышины, они все равно незыблемы. С каждым жизненным поворотом, подъемом или падением на эти книги смотрят иначе. А они излучают все то же ровное сияние.
Но сколько неожиданных разочарований способен принести возврат к ярким книжным воспоминаниям детства! Литературная слабость делается очевидна, как это бывает обычно с «Хижиной дяди Тома». Сентиментальность «Без семьи» Мало или «Серебряных коньков» Мейпл Додж уже не в силах тронуть. Что ж, у книг есть возраст. Они дряхлеют, слабеют, приходят вовсе в негодность.
Так что предпринимать «поиск утраченного времени», когда цель — книги детства, может оказаться опасно или, вернее, слишком печально, чтобы идти на риск.

«Приключения Алисы в Стране чудес» и «Зазеркалье» такой риск допускают. Если только есть эти кни¬ги в памяти, то они не случайны. Правда, теперь в Англии и тем более за ее пределами все меньше становится индивидуальных, так сказать, сознаний, которые бы незаметно для самих себя, то есть с ранних пор содержали книги Кэрролла. «Приключения Алисы» нуждаются в усвоении домашнем, особенном, составляющем принадлежность определенного быта, где дети растут среди взрослых и взрослые умело обогащают и оберегают мир детства, где, наконец, чтение и, в частности, книги Кэр¬ролла не только традиция, но сама атмосфера быта. Надо, стало быть, и юному читателю или слушателю обладать уже известной начитанностью, чтобы уловить намеки Кэрролла — чтобы было смешно.

Время подействовало на «Алису» своеобразно. Чаще случается, что «взрослые» книги мало-помалу становятся детскими — «Хижина дяди Тома», например. «Алиса», напротив, с годами делается все старше, все серьезнее — «взрослеет». И прежде «Приключения Алисы» читали взрослые, но ради развлечения. Теперь в них находят все больше переживаний, глубоких и грустных, хотя и облеченных в . причудливую, забавную форму.
Книгам Льюиса Кэрролла как благотворному чувству оказались покорны едва ли не все возрасты. Одно воспринимают в них дети, другое — юность, особое понимание приходит со зрелостью и, оказывается, что детская книга сопровождает человека всю жизнь. Та «пропасть», как это говорится, ума и таланта, которая была вложена писателем в детские сказки, позволяет черпать из них вновь и вновь.

<<< Глава 7 |

Дмитрий Михайлович Урнов.
Из книги «Как возникла «Страна чудес»»
(М: издательство «Книга». 1969)

Д. Урнов «Как возникла «Страна чудес»», глава 7: В Росии (1879-1968)

urnov_kak_voznikla_strana_chudes._9

Рубрика «Льюис Кэрролл: биография и критика»

«Алиса» полна намеков; она, собственно, вся от начала и до конца есть удивительно цельный и меткий намек на суть, склад, дух английской жизни. Без видимых усилий, легкими касаниями воспроизводя, как и когда англичане говорят «Здравствуйте — До свидания», «Пожалуйста — Простите», как и когда пьют чай, он рисует саму Англию. Вкус английского быта никто, пожалуй, из писателей так прозрачно и отчетливо, как Кэррол, не передал.

При чтении Шекспира и Диккенса думается: «вот каковы люди!» И, стало быть, всякий народ, принимая этих гигантов на свою почву, через их творчество (в том числе через их творчество) осмысляет самого себя. Освоение Шекспира в России — говорят, например, исследователи — стало у нас национальным делом. Конечно, мистер Пиквик — истый англичанин; даже Гамлет, которого заботит вопрос, когда именно и как следует действовать, обнаруживает чисто английское пристрастие к ритуалу и пунктуальности. Все же Гамлет, Гулливер, Робинзон Крузо, Пиквик сразу заставляют думать о столь многом и всеобщем, что поневоле ускользает из вида, кто же они, откуда вышли (и это, кстати, порождает значительные недоразумения в толковании подобных персонажей).
При чтении Льюиса Кэрролла является первой мысль: «Вот каковы англичане!» Поэтому так труден перевод «Алисы». Опытный литератор справедливо сказал: «Чтобы перевести «Приключения Алисы», надо перевезти Англию». Так особые сорта вин или фруктов, столь изумительные на месте, не поддаются транспортировке.
Нам удастся резче ощутить эту грань, если мы попробуем вообразить себе, возможно ли на ином языке передать:

А Данила и Гаврила,
Что в ногах их мочи было,
По крапиве босиком
Так и дуют прямиком.

                    «Конек-Горбунок»

Или

«Что я? Царь или дитя? —
Говорит он не шутя:
— Нынче ас еду!»

                    «Сказка о царе Салтане»

Не так уж тут просторечен язык и замысловаты обороты, что бы нс нашлось им приблизительных соответствий у другого народа. Однако каждая из картинок, схваченная в нескольких строках, содержит множество неуловимых оттенков, они связаны с уходящим в бесконечность национальным фоном. И два здоровенных парня, которые ломят по какому-то пустырю, и детски-взбалмошный царь. Через какие комментарии можно пояснить иностранцу, что значит для нас способность «дуть» напропалую, не чуя ни крапивы, ни ног под собой? И что содержит в себе вопрос, соединяющий — «царь или дитя?» Конечно, если писать как раз об этом, то сделать понятным можно. Но здесь все лишь мелькает, даже безо всякого специального расчета, а тем не менее тотчас чувствуется и уводит мысль далеко.
Англичанин со своей стороны безуспешно пытался бы внушить нам, что содержат препирательства Алисы со Шляпником и Мартовским Зайцем за «безумным чаепитием». Позвольте, сэр, почему приборов больше, чем людей? Хотите ли вы чаю или вина? — разве на наш вкус это вопросы! К нам разве что потом, после, по выходе из-за стола или даже на другой день явится вдруг желание узнать: «Как называлась эта рыба?» или «Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит» («Ревизор»). Никто из нас, «дуя прямиком», и не заметил бы каких-то формальных несоответствий. То регламентация другого сознания.
«В замечании, — говорит однажды Кэрролл, — нельзя было отыскать какого-нибудь смысла, но было оно сделано совершенно в английском духе». Кэрролл и посмеивался над тем, что на взгляд англичан совершенно естественно, что происходит ежеминутно и само собой.

Ритуальность, устроенность английской жизни, налаженность быта с чуткостью воспринял и передал Льюис Кэрролл. Он, кроме того, без нажима отметил грань, где порядок переходит в некое «методическое безумие», косность, и стрелкам в самом деле остается неизменно показывать, как у Шляпника, всегда один и тот же час.
Цепкость глаза для этого требуется особенная. Точно так же особое чутье необходимо для перевода «Алисы». Сказано ясно: «перевести «Алису» — перевезти Англию». Невыполнимо, если судить объективно.
Такие, в самом деле, неразрешимые задачи оказываются под силу лишь мастеру, способному создать произведение как бы заново. В истории литературы и различных искусств многое считалось невозможным, невыполнимым до тех пор, пока нс приходил настоящий мастер и — все становилось на свои места, оказывалось совершенно естественным и само собой понятным, А прежде велись разговоры: «Непереводимо», «Тема не та», «Пьеса несценична», «Роль безнадежна» и т. п. Нужен мас¬тер: все преображается, а вместе с тем ничего будто бы и не тронуто. Истинная творческая сила, о которой сказал английский поэт XVIII столетия Александр Поп:

Был этот мир глубокой тьмой окутан.
Да будет свет! Й вот явился Ньютон.

Мастер, творец приносит эту ясность. Лыоис Кэрролл потому так осторожно подбирал иллюстратора к своим книжкам, что нужны были не просто броские «картинки», а переосмысление «Приключений Алисы» художником. Явился Тсннил.
Переводчику «Алисы» еще труднее, чем иллюстратору. Сказки Льюиса Кэрролла обладают, в самом деле, зеркальным свойством: все живо и движется. Но каким образом взять этот волшебный мир в руки, чтобы рассмотреть его устройство? Заглянул за зеркало с обратной стороны, а там, естественно, ничего и нет. Таково и отражение в ясной спокойной воде: видно четко — протянул руку, дотронулся, все расплылось, исчезло.
Так и текст «Алисы». Даже если шутки, каламбуры п переводе сохранить, все равно расплывется, уйдет между пальцев нечто еще более существенное — та самая Англия, которую нужно «перевезти».
Первые же переводчики «Алисы» — французские и немецкие — отказались от непосильной задачи. Сам Льюис Кэрролл посоветовал им не гнаться за неуловимым Рычуном, не предпринимать попыток «перевезти» Англию с английского языка на какой-либо другой, а сменить пародийную подоплеку книги — сделать ее соответственно французской или немецкой. Совет был авторитетный, надежный и результаты оказались утешительные.

Тогда же примерно появилась первая русская «Алиса»: в переводе-обработке был выдержан тот же принцип. Нс исключено, что и наш переводчик пользовался советами Льюиса Кэрролла. Пока, к сожалению, установить его имя не удалось.
Анонимный перевод «Приключений Алисы» под названием «Соня в царстве дива» был издан в Москве типографией А. И. Мамонтова в 1879 году. Не сам ли издатель Анатолий Иванович Мамонтов (ок. 1840 — ок. 1905), известный своим переводом «Фауста», сделал обработку книги Льюиса Кэрролла? Кто вообще это мог быть? Не встречался ли переводчик с автором? Не Кэрролл ли подарил ему «Алису» — в Москве или прислал потом?
Вопросы эти пока остаются вопросами. Жаль, потому что «Соня в царстве дива» нс какая-нибудь ремесленная, случайная поделка — пересказ сделан с изобретательностью и с изяществом. Вся книжка, где даны к тому же иллюстрации Теннила, очень изящна.

К первым переводам «Алисы» у нас излишне небрежное отношение. Считается, что они отжили свое. Но если присмотреться к ним внимательно, то прежде всего станет видно, что там, где обычно предполагали большую вольность, обработку «по мотивам», окажется точный перевод. Таковы в этом смысле высшие образцы, которые сделались совершенно нашей поэзией и не считаются переводами, потому что слишком уж прекрасны: «Горные вершины» Гете, байроновское «Прощание» — у Лермонтова. И все же то переводы [1]. Даже в поэме Пушкина «Анджело», где свобода обращения с текстом «Меры за меру» Шекспира обусловлена самим жанром повествовательного пересказа, речи персонажей содержат, как правило, ‘дословный перевод шекспировских реплик и монологов.

…Прими мои дары.
Они не суетны, но честны и добры
И будешь ими ты делиться с небесами.
Я одарю тебя молитвами души…

Пушкин переводит Шекспира. Переводом это назвать трудно разве потому, что не заметны «швы», не видно никаких следов «перевозки». Кажется, не переведено, а написано по-русски то, что существовало прежде по-английски. Идеал перевода.
«Для этого нужен мастер русской речи», — так судил об основах успешного, истинного перевода наш известный шекспировед М. М. Морозов [2].
«Соня в царстве дива», конечно, несоизмеримый уровень, но то же направление. Впрочем, не удивительно: наш безымянный переводчик «Алисы» следовал развитой традиции, он двигался в ее русле. Питали эту традицию богатейший мир русской народной сказки, русской литературной сказки и детской литературы вообще, которую в XVIII столетии начал еще Новиков своими специально детскими журналами, которой на протяжении XIX века отдавали дань наши величайшие писатели. После снов Светланы и Татьяны, после «Конька-Горбунка», «Сказки о золотой рыбке», после «Городка в табакерке» Одоевского и «Черной курицы» Погорельского, то есть путешествия к «подземным жителям» мальчика Алеши, после этого, на фоне этого и «Приключения Алисы» должны были получить у нас органичное переосмысление.

Неизвестный нам переводчик мамонтовского издательства был глубоко занят тем, что, кажется, уже в меньшей степени заботило переводчиков XX века: стилистическая цельность сказки. Анонимный переводчик не счел нужным назвать свое имя, он исчез, растворился словно ради того, чтобы существовала по-русски английская книга — и только. Перевод в нашем веке все более признавался особым искусством и, естественно, всякий переводчик стремился, напротив, «показать себя», обнаружить свое умение владеть этим искусством — по отдельным, сразу заметным признакам. Каламбуры, шутки, игры словами — на это, иногда только на это и тратились силы переводчиков, Были переводы «Алисы» разных достоинств, но одного принципа: они двигались «короткими перебежками» — от шутки к шутке, от трюка до трюка. Остальное, так называемый «нейтральный текст», должно было, видимо, получиться само собой или же просто считалось несущественным.
А между тем в «нейтральном» тексте и содержалась наиболее действенная, самая небезразличная субстанция — Англия. Все прочее получится само собой, если только окажется создана по-русски естественная для всей сказки повествовательная среда. Нужен, короче говоря, слог, стиль, нужно — повествование, а не метафизический, разобщенный набор выкрутас и выдумок. Английская сказка должна сделаться русской, оставаясь при атом английской. Условие труднейшее. Однако лишь при атом условии будем мы произносить имена Алисы и Льюиса Кэрролла с тем же глубоко осознанным сочувствием, как говорим — Робинзон и Гулливер…

Ранний безымянный переводчик эту задачу и решал, своевольно, но решал. Автор «Сони» об отдельных трудностях и эффектах не думает, он просто пишет по-руски, под его пером возникает последовательная стилистическая система, различные эффекты находят в ней органичное выражение, трудности — столь же естественное, хотя и не одинаково успешное, разрешение. Цельность мышления на своем родном языке и есть та благотворная традиция русского перевода, которая достигает вершин в переводах Жуковского, Пушкина, Лермонтова.
Как уже сказано, при переводе книг Льюиса Кэрролла возможно, естественно и неизбежно переосмысление этих книг в духе детской литературы другого народа, известное «одомашнение», «акклиматизация» в новой стране. «Соня в царстве дива» — уже заглавие показывает, что переводчик сделал русификацию одним из основных своих приемов. Он воспользовался — и очень уместно — Крыловым;

А вы, друзья, как ни садитесь,
Все в музыканты не годитесь,

думает Алиса, то есть Соня, глядя, как устраиваются королевские судьи. Английским детям твердят: «Смейтесь, звездочки, над нами», русские заучивают с малых лет «Птичка божия не знает», поэтому и Алиса — Соня, когда нужно ей проверить свою сбившуюся память, декламирует:

Киска хитрая не знает
Ни работы, ни труда:
Без хлопот она съедает
Длиннохвостого зверька.

И русскому ребенку ясно, как Алисе: «Слова совсем не тс!» Эту находку мамонтовского переводчика (назовем его условно гак) подхватила и Поликсена Сергеевна Соловьева (псевд. Allegro, 1867-1924), поэтесса, драматург и художница, дочь выдающегося историка С. М. Соловьева, которая опубликовала следующий русский перевод «Приключений Алисы в Стране чудес» на страницах детского журнала «Тропинка» в 1909 году; сразу же этот перевод был издан «Тропинкой» отдельно. П. С. Соловьева взяла ту же «Птичку божию», но вместо «киски» оставила Кэрролловского «крокодила» п получилось:

Божий крокодил не знает
Ни заботы, ни труда.
Он квартир не нанимает
И прислуги никогда.

Кстати, даже в этих строках отразилось нечто характерное семейно-соловьевское — быт обширной профессорской, городской семьи с ее заботами о квартирах, обслуживании и пр. (Знаменитый браг П. С. Соловьевой, друг Достоевского, оппонент Толстого, вдохновитель Блока, философ и поэт Владимир Соловьев всю жизнь, как «божий крокодил», не имел ни домашнего пристанища, ни прислуги и скитался по знакомым.) Во обще показательно, что русская «Алиса» возникла в мамонтовско-соловьевской среде. П. Соловьева знала, безусловно, своего предшественника и двигалась з некоторых случаях по его следам (ей, возможно, имя его было известно).

Но как ни смешно пародируется «Птичка божия», все же она полностью русская. Естественно поискать нечто английское и в то же время хорошо у нас знакомое всякому — даже детям. Обоснованно и остроумно решили эту шутку новейшие переводчики «Алисы» Н. Демурова и Д. Орловская [3]. У них появилась «бессмыслица» по мотивам других, прекрасно известных детских стихов:

Вот дом,
Который построил жук.
А это певица,
Которая и темном чулане хранится,
В доме,
Который построил жук.

И «бессмысленно», и понятно, и «по-английски» и вместе с тем по-русски!

В самом раннем переводе русификация проявлялась в различных, иногда совершенно очевидных формах. «Игра в горелки», — так была названа глава, которая уже заглавием своим причиняла и причиняет хлопоты не только переводчикам, но и комментаторам Лыоиса Кэрролла, ибо даже англичане неважно понимают давний, малораспространенный политический термин из названия этой главы — «Кокус рейс». «Избирательные скачки» — был сделан А. Оленичем-Гнененко [4] почти буквальный перевод. Но что это означает? Кэрролл имел в виду беспорядочную беготню и толчею на одном месте, соревнование, где нет системы, а потому каждый может считать, что — «выиграл». Так некогда в Англии одна партия обвиняла другую партию, что ее деятельность — «кокус-рейс». От русского читателя середины прошлого века все это было далеко, и переводчик взял знакомые «горелки».

«Скачки», или «горелки», жителям Страны чудес пришлось устроить потому, что они изрядно промокли, искупавшись в «море слез». Впрочем, сначала мышь предложила свой способ, она взялась сушить всю компанию… цитатами («самыми сухими») из исторических сочинений, естественно, английских сочинений об английской истории, о том, что английским детям приходится зубрить с первых школьных лет. У русского переводчика мышь «сушила» всех рассказом из нашей, отечественной истории.

«Ну-с,— с достоинством начала мышь,— все ли на месте? Прошу покорнейше всех молчать, было это в 12-м году. Мы с Наполеоном шли на Россию, хотели брать Москву…»
Получилось забавно, живо; пожалуй, даже слишком живо — недостаточно «сухо».
«Сразились под Бородиным, — продолжала мышь,— одержали победу, вступили в Москву зимовать. Все бы хорошо, не случись беды. Москва стала гореть, а кто поджег, не известно. Русские говорят на французов, французы сваливают на русских — кто их разберет. Я в то время жила во дворце и была свидетельницей всего, что происходило». И мышь опять значительно оглянула общество. «Ну, видит Наполеон, что плохи дела, собрал совет, много толковали и нашли»…
Все по-прежнему дрожали от холода и сырости.
— Господа, — торжественно выступил тут журавль,— имею предложить заседанию распуститься для принятия более энергических мер…»

Журавль был переделан в переводе из Дронта Додо, так же, как английская история заменена русской. Естественно, что журавлю в ответ на его невразумительную тираду советуют: «Говори по-русски!»
«Говори попросту!» — был вариант П. Соловьевой.
В переводе А. Н. Рождественской, изданном в Петербурге А. Ф. Марксом в 1912 году, сказано: «Говори понятнее!» К варианту «Говори по-русски!» вновь обратился д’Актиль (псевдоним поэта А. А. Френкеля), чей перевод «Приключений Алисы» был выпущен издательством Л. Д. Френкель в 1923 году; Москва — Петроград). У него также «самая сухая вещь на свете», какую предлагает всем прочим мышь, была сделана на русский манер: «Киевский великокняжеский престол был жертвой постоянных междоусобий и т. п. ». А. Оленич-Гнененко передал опять буквально: «Говорите по-английски!» Н. Демурова в этом случае чересчур отошла от текста: «Что это он несет?» Между тем идея Льюиса Кэрролла: «Говори по-человечески!»
Вильгельм Завоеватель, папа, Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумбрии — П. Соловьевой было передано уже точно. Для детей Соловьеве кого круга, должно быть, и пояснений, не требовалось, что все это значит. Андрей Белый ft мемуарах описал этих детей:

«— Что есть, Боренька, нумерация? — спрашивал отец, когда было мне пять лет.
— Как же, голубчик мой, опять не знаешь: ужас- но-с!» [5]

Отец — это Николай Васильевич Бугаев, выдающийся математик, основатель целой школы, из которой вышли крупные ученые, в том числе специалисты по математической логике.
Но даже такие дети не способны были уловить в книге Кэрролла все специфически английское. Вещи, заведомо русскому читателю непонятные, П. Соловьева нашла хороший способ пояснить тут же в тексте, как в свое время это было сделано с индейскими словами в «Песне о Гайавате» самим Лонгфелло, а потом удачно сохранено И. А. Буниным: «Вьет гнездо Омими, голубь»… П. Соловьева, как только в тексте первый раз попался Мартовский Заяц, от себя прибавила: «Тот самый, с которым сравнивают обыкновенно сумасшедших людей, говоря; «У него буйное помешательство, он безумен как Мартовский Заяц».

Ныне Н. Демурова изобретательно обходится без таких пояснений, придумывая, например, и по-английски, и по-русски, и смешно, и понятно — Робин Гусь. Это имя — пародия удается ей потому, что мы прекрасно знаем английского Робина Гуда, так же, пожалуй, хорошо, как своего Иванушку-Дурачка. Ничего не при¬шлось придумывать переводчице, когда Алиса встретилась с Шалтаем-Болтаем: у нас его благодаря стихам С. Я. Маршака хорошо знают. А прежде, в 20-х годах, Т. Л. Щепкина-Куперник, переводя стихи «Зазеркалья» (прозаический текст в этом издании был переведен В. А. Азовым — Владимиром Андреевичем Ашкинази, журналистом, сотрудником «Сатирикона»: М.— Пг.,
Издательство Л. Д. Френкель, 1924), дала в этом случае русскую замену:

Ванька-Встанька на заборе очень весело сидел.
Ванька-Встанька вдруг с забора прямо на спину слетел.
Пусть коней король приводит, пусть зове! за ратью рать,
Никогда никто не сможет Ваньку-Встаньку посадить туда опять.

Это малоестественно и для английской песенки, и Для русского Ваньки-Встаньки. Конечно, в среде, где воспитывались с детства под руководством английских Miss — «дочерей Альбиона», Humpty Dumpty прекрасно знали. Но по-русски Шалтая-Балтая еще не было. Он и появился, собственно говоря, когда «дочерей Альбиона» не стало, распалась и среда, их включавшая. Но характерно, что перевод знаменитой песенки был сделан поэтом, который все-таки соприкоснулся с этой средой, прошел выучку в Англии и сотрудничал в старых детских журналах.

Главное, однако, не отдельные выдумки, а весь текст сказки. В самом начале безымянный мамонтовский переводчик сделал некий повествовательный сдвиг — Соня-Алиса вдруг увидела кролика: «Что кролик пробежал, нс диво, но Соня удивилась, что кролик на бегу пробормотал про себя: «Батюшки, опоздаю!» Когда же кролик достал из кармана в жилете часы, взглянул на них и во все лопатки припустился бежать, Соня вскочила на ноги. Чтобы кролики ходили в жилетах, при часах!.. Нет, такой шутки она от роду не видывала и не слыхивала».
Сдвиг в убыстрении: Соня удивляется раньше Алисы.

«В этом не было, конечно, ничего особенного, — полно переводит А. Н. Рождественская. — Не удивилась Алиса даже тогда, когда кролик пробормотал про себя:
— Ах, батюшки, опоздаю…
Думая об этом впоследствии, Алиса не понимала, как могла она не удивиться, что кролик говорил; но в то время это не казалось ей странным».

Английской Алисе не удивительно, что Кролик боится опоздать. Так по-английски полагается. Первый русский переводчик ускорил удивление девочки. Своим чередом вместо Малютки Билла-ящерицы у него появился очень смешной Васька — черный таракан. И Соня, оказавшись в доме кролика, слышит снаружи такой разговор:

«— Кому ж теперь, братцы, в трубу-то лезть?
— Как знаете, я не полезу.
— Ты, Васька, полезай!
— Ишь, ловкий! Не пойду, сам полезай!
— Кому, сударь, прикажете лезть?
— Ваське! — приказал кролик.
— Васька, барин тебе велит!»

Сдвиг последовательно соблюдается, и вместо гусеницы перед Алисой оказывается червяк, вместо Безумного Шляпника — Враль-Илюшка. «Чем ворон похож на конторку?» — спрашивает Шляпник Алису. Илюшка Соне задает вопрос: «Какая разница между чаем и чайкой?» — вполне уместный за «безумным чаепитием».
И все-таки не игра слов, не каламбуры содержат главную трудность: «перевести Алису — перевезти Англию». Характерная для англичан ритуальная оговорочность, ежемгновенная вежливость и осторожность в выражениях — вот загвоздка. Ома заставляет вспомнить стихи современника Льюиса Кэрролла — Ковентри Патмора:

— Он целовал вас, кажется?
— Боюсь, что это так!
— Но как же вы позволили?
— Ах, он такой чудак!
Он думал, что уснула и
И все во сне стерплю.
Иль думал, что я думала.
Что думал он: я сплю!

                Пер С Я. Маршака

В известном смысле эта бытовая заумь сложнее всякой логической «бессмыслицы». «Ты хочешь сказать, что думаешь, будто можешь найти ответ на эту загадку»,— переводит Н. Демурова. Верно по словам, но «Англии» здесь не чувствуется. Все же остается пока для переводчиков затруднением, «загадкой» подвижное многословие английской бытовой речи.

Друг за другом оттачивая прием, наши переводчики в некоторых случаях нашли вещи, совершенно законченные. Уже первый переводчик придумал из «четырех действий арифметики», как понимают их в Стране чудес: «слоняние и наряжение». Потом появилось «кружение, выгибание, искажение и поглупение» (Соловьева), «свержение, почитание, уважение и удивление» (д’Актиль), и вот выдумка достигает особенной изобретательности: четыре простейших арифметических действия «скольжение, причитание, умиление и изнеможение» затем сменяются целой наукой — «мать-и-мачехой», а за нею следуют «грязнописание, триконаметрия, анатомия и физиономия… А некоторые изучали римское лево. Вообще-то его изучают в универмагах, но там был у нас один старичок, он и учил всех желающих. А раз в неделю мы запирались в мимическом кабинете и делали мимические опыты» (Н. Демурова). Так действительно могут учиться в Стране чудес.

Не так далеко столетие нашего знакомства с «Приключениями Алисы». Столетний юбилей появления книжки Льюиса Кэрролла на свет был, как и во всем мире, у нас отмечен [6]. Надо надеяться, что свое столетие «Алисы» мы встретим с переводом, столь же нам близким и для нас органичным, как наши переводы, скажем, «Приключений Робинзона» или «Путешествий Гулливера».

Примечания:

1 — См.: Иван Кашкин. О методе и школе современного советского художественного перевода.—«Знамя», 1954, № 10, стр. 143—144.

2 — М. М. Морозов. А. Н. Островский — переводчик Шекспира.— В кн.: «Избранные статьи к переводы». М., Гослитиздат, 1956, стр. 248.

3 — Льюис Кэрролл. Алиса в Стране чудес. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса. Пер. Н. Демуровой. Стихотворения в пер. С. Маршака и Д. Орловской. Ред. Н. Трауберг София, «Издательство литературы на иностранных языках», 1967.

4 — Перевод А. Оленича-Гнененко (1914—1965) «Приключений Алисы в Стране чудес» был издан в Росгояе-на-Дону в 1940, а затем переиздавался в Ростове же (1945), в Москве Детгизом (1956), в Хабаровске (1961).

5 — Андрей Белый. На рубеже столетий. М.— Л., ЗИФ, 1931, стр. 76, 110-111.

6 — См., например, ст.: В. Важдаев. Льюис Кэрролл и его сказка. — «Иностранная литература», 1965, № 7.

<<< Глава 6 | Глава 8 >>>

Дмитрий Михайлович Урнов.
Из книги «Как возникла «Страна чудес»»
(М: издательство «Книга». 1969)