Стихотворения Льюиса Кэрролла — The Path Of Roses / Путь роз

Рубрика: «Стихотворения Льюиса Кэрролла»

Публикации: «The Train» (май 1856); «Phantasmagoria and Other Poems» (1869); «Three Sunsets and Other Poems» (1898);

ОРИГИНАЛ на английском (10 апреля 1856):

The Path Of Roses

In the dark silence of an ancient room,
Whose one tall window fronted to the West,
Where, through laced tendrils of a hanging vine,
The sunset-glow was fading into night,
Sat a pale Lady, resting weary hands
Upon a great clasped volume, and her face
Within her hands. Not as in rest she bowed,
But large hot tears were coursing down her cheek,
And her low-panted sobs broke awefully
Upon the sleeping echoes of the night.
Soon she unclasp’d the volume once again,
And read the words in tone of agony,
As in self-torture, weeping as she read:—

“He crowns the glory of his race:
He prayeth but in some fit place
To meet his foeman face to face:

“And, battling for the True, the Right,
From ruddy dawn to purple night,
To perish in the midmost fight:

“Where hearts are fierce and hands are strong,
Where peals the bugle loud and long,
Where blood is dropping in the throng:

“Still, with a dim and glazing eye,
To watch the tide of victory,
To hear in death the battle-cry:

“Then, gathered grandly to his grave,
To rest among the true and brave,
In holy ground, where yew-trees wave:

“Where, from church-windows sculptured fair,
Float out upon the evening air
The note of praise, the voice of prayer:

“Where no vain marble mockery
Insults with loud and boastful lie
The simple soldier’s memory:

“Where sometimes little children go,
And read, in whisper’d accent slow,
The name of him who sleeps below.”

Her voice died out: like one in dreams she sat.
“Alas!” she sighed. “For what can Woman do?
Her life is aimless, and her death unknown:
Hemmed in by social forms she pines in vain.
Man has his work, but what can Woman do?”
And answer came there from the creeping gloom,
The creeping gloom that settled into night:
“Peace! For thy lot is other than a man’s:
His is a path of thorns: he beats them down:
He faces death: he wrestles with despair.
Thine is of roses, to adorn and cheer
His lonely life, and hide the thorns in flowers.”
She spake again: in bitter tone she spake:
[Pg 11]“Aye, as a toy, the puppet of an hour,
Or a fair posy, newly plucked at morn,
But flung aside and withered ere the night.”
And answer came there from the creeping gloom,
The creeping gloom that blackened into night:
“So shalt thou be the lamp to light his path,
What time the shades of sorrow close around.”
And, so it seemed to her, an awful light
Pierced slowly through the darkness, orbed, and grew,
Until all passed away—the ancient room—
The sunlight dying through the trellised vine—
The one tall window—all had passed away,
And she was standing on the mighty hills.
Beneath, around, and far as eye could see,
Squadron on squadron, stretched opposing hosts,
Ranked as for battle, mute and motionless.
Anon a distant thunder shook the ground,
The tramp of horses, and a troop shot by—
Plunged headlong in that living sea of men—
Plunged to their death: back from that fatal field
A scattered handful, fighting hard for life,
Broke through the serried lines; but, as she gazed,
They shrank and melted, and their forms grew thin—
Grew pale as ghosts when the first morning ray
Dawns from the East—the trumpet’s brazen blare
Died into silence—and the vision passed—
Passed to a room where sick and dying lay
In long, sad line—there brooded Fear and Pain—
Darkness was there, the shade of Azrael’s wing.
But there was one that ever, to and fro,
Moved with light footfall: purely calm her face,
And those deep steadfast eyes that starred the gloom:
Still, as she went, she ministered to each
Comfort and counsel; cooled the fevered brow
With softest touch, and in the listening ear
Of the pale sufferer whispered words of peace.
The dying warrior, gazing as she passed,
Clasped his thin hands and blessed her. Bless her too,
Thou, who didst bless the merciful of old!
So prayed the Lady, watching tearfully
Her gentle moving onward, till the night
Had veiled her wholly, and the vision passed.
Then once again the solemn whisper came:
“So in the darkest path of man’s despair,
Where War and Terror shake the troubled earth,
Lies woman’s mission; with unblenching brow
To pass through scenes of horror and affright
Where men grow sick and tremble: unto her
All things are sanctified, for all are good.
Nothing so mean, but shall deserve her care:
Nothing so great, but she may bear her part.
No life is vain: each hath his place assigned:
Do thou thy task, and leave the rest to God.”
And there was silence, but the Lady made
No answer, save one deeply-breathed “Amen.”
And she arose, and in that darkening room
Stood lonely as a spirit of the night—
Stood calm and fearless in the gathered night—
And raised her eyes to heaven. There were tears
Upon her face, but in her heart was peace,
Peace that the world nor gives nor takes away!

____________________________________________________

Перевод Андрея Москотельникова
(из издания «Льюис Кэрролл: досуги математические и не только», 2018):

ПУТЬ ИЗ РОЗ

Под тёмным сводом в горнице немой
С окном на запад, узким как стрела,
Где в кружевах висящих лоз играл
Закатный свет, тускнеющий в ночи,
Сидела дева, руки положа
На фолиант застёгнутый, лицо —
На руки сверху; не в мечтах склонясь:
Блестели слёзы на её щеках,
И эхо сонное ночной поры
Внезапно звук рыданий нарушал.
       Но вот она, застёжку отстегнув,
Слова читает голосом тоски,
Себя терзая, плача над строкой:

«Его увенчан славный путь —
В свой час подставил битве грудь,
Чтоб вновь в глаза врагу взглянуть

И пасть средь воплей и угроз,
Чтоб Право с Правдой шло не врозь,
В тот миг, как руку вновь занёс.

Где взгляд свиреп, удар тяжёл,
Палят огнём раскаты жёрл,
Где мор рассудок превзошёл —

Остекленевший, тусклый зрак
Уж не следил успех атак
И толчею случайных драк.

В могилу с честью положён;
Близ ярких храмовых окон
Почиет с храбрецами он,

Чтоб ныне певчие могли
Взнести в простор вечерней мглы
Слова молитвы, песнь хвалы.

И праздный мрамор иль гранит
Насмешкой здесь не оскорбит
Покой простых солдатских плит;

А дети изредка придут
И с милым шёпотом прочтут,
Кого земля укрыла тут».

       На сим умолкла. Позже, как во сне,
«Увы! — вздохнула. — Женщин путь убог:
Бесцельна жизнь их и бесславна смерть;
Тисками их сжимают быт и свет,
Одним мужчинам предназначен труд».
       И вот ответом разразился мрак,
Вечерний мрак, крадущаяся ночь:
«Да будет мир с тобой! Мужчины путь —
То путь из тёрна, тёрн топтать ему
И встретить смерть, в отчаянье борясь.
Твой путь из роз — беречь и украшать
Мужчины жизнь, сокрыв цветами тёрн».
       Но горше ей, и молвит вновь она:
«Игрушкой разве, куклою на час,
Иль яркой розой, свежей поутру,
Пожухлой к ночи, брошенной в пыли».
       И вновь ответом разразился мрак,
Вечерний мрак, крадущаяся ночь:
«Ты путь его как светоч озаришь
В тот час, как тень тоски падёт вокруг».
       И вот — неужто въявь? — чудесный свет
Сквозь толщу стен пробился, заблистал,
И всё исчезло — и высокий свод,
И солнца отблеск в кружевах лозы,
И щель окна — и вот она стоит
Среди страны широкой на холме.
       Внизу, вдали, насколько видит глаз,
Стоят ряды враждующих сторон —
Готовы к битве, замерли пока.
Но вот потряс равнину гром копыт,
И сотен быстрых всадников валун
Низринулся на океан живых;
Он расплескал их брызгами окрест,
Их разметал как пригоршни земли;
Покинув строй, бегут, за жизнь борясь…
Но зрит она — их облик истончал,
Поблёк и сгинул с первым светом дня,
И в отдаленье резкий рык трубы
В безмолвье стих — видение прошло,
И вот другое: ряд больничных лож,
Где умирают в боли и тоске
Под сенью Азраилова крыла.
Но здесь одна, что ходит взад-вперёд —
Легки шаги, спокойствие в лице
И твёрдый взгляд не сторонится тьмы.
Она любого ободрить спешит,
Касаньем нежным охладить чело
И тихо молвить ждущим их ушам
Страдальцев бледных нужные слова.
И каждый воин, глядя ей вослед,
Благословляет вслух. Благослови
И Ты, даривший древле благодать!
       Так дева вдруг взмолилась всей душой,
Следя за ней, но тут портьерой ночь
Сокрыла всё — видение прошло.
       А шёпот — здесь: «В нечистый зев борьбы,
Что превзошла отчаянье мужчин,
Когда Война и Ужас правят бал,
Дорогой скорбной женщине идти,
От жутких сцен не отвернув чела.
Когда мужчины стонут — каждый свят
Её поступок, благо — в ней самой.
Мало деянье — польза есть и в нём,
В великом — будет часть её труда.
Пусть каждый на своей стоит стезе;
Иди — и Богу вверься в остальном».
Затем — молчанье. Девы же ответ —
Глубокий вздох; в нём слышалось «Аминь».
       И поднялась она, и в темноте
Одна стояла, словно дух ночной,
Тиха, бесстрашна перед ликом тьмы —
С очами к небу. По её лицу
Слеза стекала, в сердце ж был покой,
Покой и мир, которых не отнять.

—-

ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА:

Стихотворение посвящено Флоренс Найтингейл (1820—1910) — знаменитой английской сестре милосердия, прославившейся организацией санитарной помощи союзникам во время Крымской войны. Это стихотворение впервые было подписано именем «Льюис Кэрролл».

Фрагмент от слов «Внизу, вдали, насколько видит глаз» и до слов «Покинув строй, бегут, за жизнь борясь…», также как и терцины из первой части стихотворения, описывают атаку британской лёгкой кавалерии под Балаклавой. Несмотря на бравурное изображение, атака закончилась катастрофой: почти вся кавалерия полегла на подступах к хорошо укреплённым русским позициям. Теннисон посвятил этому эпизоду войны знаменитое стихотворение «Атака лёгкой кавалерийской бригады», которое Кэрролл знал наизусть. Приведём его здесь.

Всего пол-лиги, всего,
Пол-лиги скакать вперёд.
Через долину смерти
     Будут мчаться шестьсот.
«Вперёд, бригада, вперёд!
На пушки! Победа ждёт!»
С ходу в долину смерти
     Вступят шестьсот.

Видят в лицо врагов.
Каждый из них готов
Биться сейчас и впредь —
     Кто же тут повернёт!
И не отводят глаз;
Ясен бойцам приказ,
Ясен и смерти час —
Сделать и умереть
     Скачут шестьсот.

Справа пушка палит,
Слева пушка палит,
Спереди бьёт по ним,
     Огненный воздух жжёт.
Смертью на них летят
Пуля, ядро, снаряд,
Прямо в кромешный ад
Через огонь и дым
     Скачут шестьсот.

Сабля над головой,
Страшен взмах круговой —
Пусть ни один живой
Не убежит пушкарь.
     Мир, поражён, замрёт.
Дым застилает бой.
Врезались прямо в строй.
Русские и казаки
Вертятся тут юлой,
Чтоб не достал удар.
     Полно, отход!
Многих, многих уж нет
     Из шестисот.

Справа пушка палит,
Слева пушка палит,
Сзади картечи град,
     Огненный воздух жжёт.
Битвы жестока власть —
Смерть попирует всласть:
Нынче героям пасть.
Через долину смерти
Каждый уйти спешит;
Горстку выпустит ад
     Из шестисот.

Этот ли бой — бравада?
Слава в веках — награда.
     Мир пред ними встаёт.
Вышедшая из ада
Доблестная бригада —
     Славьтесь, шестьсот!

В 1968 году кинокомпания «Юнайтед Артистс» выпустила очередной фильм с аналогичным названием «Атака лёгкой кавалерийской бригады» (режиссёр Тони Ричардсон, в главных ролях Ванесса Редгрейв, Тревор Хауард и Джон Гилгуд). Фильм с изрядной долей иронии воспроизводит действия союзников и в целом осуждает войну. Персонажа по имени Флоренс Найтингейл в фильме нет.

____________________________________________________

Автор и координатор проекта «ЗАЗЕРКАЛЬЕ им. Л. Кэрролла» —
Сергей Курий