Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика «Прочие статьи»
«…Как их бег мне задержать,
Как сильнее руки сжать?
Сохранится ль хоть одна,
Или все возьмет волна?
Или то, что зримо мне,
Все есть только сон во сне?»
(Э. По «Сон во сне»)
Признаться, я долго сомневался, стоит ли вообще касаться столь скользкой темы, как субъективный идеализм. С философскими проблемами всегда так — коснешься одной ниточки, а за ней тянуться другие — мыслимое это дело для объема обычной статьи?
Но, если уж исходить из позиций субъективного идеализма, то мое право на публикацию этих заметок неоспоримо — чем еще одно порождение моего сознания хуже других его порождений — тех же Беркли и Юмов. :)).
Quid est veritas?
«Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд.
«И все это мое, и все это во мне, и все это я! — думал Пьер. — И всё
это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!»
Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам».
(Л. Толстой «Война и мир»)
1) Забавен и, вместе с тем, показателен тот факт, что субъективный идеализм, как направление, сформировался намного позже объективного идеализма — в XVII-XVIII вв. Большинство эллинских философов чаще рассуждало в совершенно противоположном направлении. В пику будущим субъективным идеалистам, ставящих индивидуальные ощущения в основу всего, греки наоборот чаще всего рассуждали об обманчивости и недостоверности наших чувств.
К примеру, Парменид вообще заявил, что мир САМ ПО СЕБЕ абсолютен, «полон» и неизменен, а все изменения — лишь иллюзия, вызванная нашими чувствами. Истину мы узнаем лишь из «божественного откровения», которое познается разумом.
Парменид.
Платон писал о нас и нашем мире, как о «копиях», эманациях (от позднелат. emanatio — истечение) Истинного Идеального мира.
В индийских религиях привычный нам мир тоже предстает, как «иллюзорный покров Майи» в противоположность Божественному Абсолюту.
Была, конечно, в эллинском мире и философия скептицизма, но ее отношение к внешнему миру было еще далеко от положений субъективного идеализма и заключалось в утверждении всё той же ненадежности человеческого познания — правда, доведенной до крайней степени. Мол, кто его знает, каков он, этот мир, на самом деле?
Например, софист Горгий утверждал, что ничего не существует, а если что-либо и существует, то оно непознаваемо, и даже если существует и познаваемо для кого-либо одного, то он не может передать свое знание другим. Как говорила Эллочка-людоедка, мрак!
Как видите, древней человеческой мысли представление о том, что ВНЕ НАС ничего не существует, было просто чуждым. Как мне кажется, причиной этого было то, что в те времена индивиду было трудно помыслить себя совершенно автономным, вне связи с обществом и Богом — именно проявляясь в ИНОМ, взаимодействуя через ИНОЕ и ИНЫХ человек обретал смысл и стимул существования.
Н. Ге «Что есть истина?».
2) К XVII-XVIII веку, когда европейское общество, мыслимое (пусть и на интуитивном плане), как сакральное единство, стало обществом автономных буржуа-индивидов, эгоистов, чье единство держится на, так называемом, «общественном договоре», когда католическую идею «коллективного спасения» (спасения через Церковь) сменила протестантская идея «личного спасения» — именно тогда и оформилась в умах мыслителей идея о индивидуальном сознании, как источнике Истины, а следовательно и всего, что раньше мыслилось ИНЫМ.
3) Исходным пунктом любого субъективного идеализма стало знаменитое положение Рене Декарта — «Cogito ergo sum» («Мыслю — следовательно, существую»). Интересно, что к данному утверждению Декарт пришел вовсе не с целью отринуть объективность внешнего мира. Цель была другая — найти самую достоверную, неопровержимую, исходную точку для дальнейшего человеческого познания — то, что в математике называют аксиомой
— утверждением, не требующем доказательств. Далее Декарт тоже действовал как математик — выводил из этой аксиомы существование и Бога, и материи, и внешнего мира.
4) Иное дело — субъективные идеалисты. Так, Джордж Беркли в отличие от эллинов, сомневающихся в истинности наших чувств и ощущений, напротив, назвал их единственным достоверным источником мироощущения. Все предметы для Беркли лишь «комплексы ощущений» («идеи»), существующие лишь в нашем уме. Отсюда он сделал довольно забавный вывод — «Esse est percipi» («Существование — есть, восприятие», то есть, чтобы вещь СУЩЕСТВОВАЛА, она должна кем-то ВОСПРИНИМАТЬСЯ). Грубо говоря, яблоко, висящее на пустынном необитаемом острове, существовать не может, ибо никем не наблюдается.
Интересно, что своей философией Беркли, как и Декарт, не собирался потрясать основы религии. Напротив, ее целью была борьба против, набиравшего тогда силу, материализма и тех скептиков, которые считали, что ощущения лгут и мир непознаваем. Ведь если именно ощущения и составляют реальность бытия, то значит бытие более чем доступно для познания.
Рене Декарт и Джордж Беркли.
5) Следующий знаменитый субъективный идеалист Давид Юм поступил более незамысловато — он тоже сказал, что человек познает лишь свои ощущения, а по поводу того, откуда берутся эти ощущения, просто махнул рукой — мол, «от неведомых причин».
Давид Юм.
Солипсизм — безупречная теория без почитателей
«Епископ Беркли говорил когда-то:
«Материя — пустой и праздный бред»
Его система столь замысловата,
Что спорить с ней у мудрых силы нет,
Но и поверить, право, трудновато…»
(Д. Г. Байрон)
Крайним случаем субъективного идеализма является солипсизм, в основе которого утверждение Декарта «Мыслю — следовательно, существую» не только исходное, но и конечное. То бишь, есть лишь только мое индивидуальное сознание, а всё остальное — руки-ноги, люди-звери-облака, журнал, что вы держите в руках — лишь его порождения, объективно не существующие.
Здравому человеческому смыслу подобные идеи, конечно, чужды и кажутся бредом наркомана. Однако, вести с солипсистом философский спор по всем правилам логики я бы не советовал.
Как это ни удивительно на первый взгляд, философия солипсизма совершенно непротиворечива, и опровергнуть ее практически невозможно.
Представьте себе такой вариант спора:
СОЛИПСИСТ: Ничего нет, кроме моего сознания.
ВЫ: А я? А этот стол?
СОЛИПСИСТ: И вы, и стол — лишь призраки моих ощущений, порожденных моим сознанием.
ВЫ: Но в арсенале науки есть приборы, позволяющие фиксировать то, что реально существует, но что человек не ощущает.
СОЛИПСИСТ: Но ведь информацию от этих приборов мы все равно получаем от наших органов чувств. В микроскоп смотрим глазами, а счетчик Гейгера слышим ушами.
ВЫ: То есть, реального мира вне ваших ощущений нет?
СОЛИПСИСТ: Конечно, нет. Всё то, что мы называем реальностью, и сами «мы», и наш разговор, и все мои ощущения — всё это мне только грезится. Весь мир вокруг меня это может всего лишь мое бесконечное сновидение. Вам ведь снятся сны?
ВЫ: Да, но я потом просыпаюсь…
СОЛИПСИСТ: А вам никогда не казалось, что вы просыпаетесь, хотя на самом деле и это происходит во сне?
ВЫ (обескуражено): Бывало… Но я могу вас ущипнуть, и вы точно проснетесь.
СОЛИПСИСТ: Щипок и мое пробуждение — это тоже лишь ощущения в моем сознании…
ВЫ: Так вам же больно. Зачем вам такая игра сознания?
СОЛИПСИСТ: Ну, уж такая его особенность — в нем разные чувства рождаются. Вам никогда не снились сны, где вы испытывали боль? А гипнотизеры, которые внушают вам, что холодная монета раскалена, и у вас возникает ожог?
ВЫ (раздраженно): Ну, раз всё — лишь ваш бред, выйдите на оживленную проезжую часть и станьте на пути мчащегося автомобиля.
СОЛИПСИСТ: То, что боль это порождение моего сознания еще не значит, что я хочу ее испытывать.
ВЫ (хохоча и тыкая пальцем): Ага! Боитесь!!! Там-то и конец вашему сознанию — любимому и единственному.
СОЛИПСИСТ: Страх — тоже порождение моего сознание. И мое сознание не хочет порождать мой выход на проезжую часть. И еще: моё сознание хочет закончить этот спор с вами, а точнее — с самим собой. Адьо.
ВЫ (озверев): А я не хочу заканчивать этот спор! Сейчас порождение вашего сознания возьмет гаечный ключ и будет лупить вам по голове, пока вы не откажетесь от своих идиотских мыслей!
СОЛИПСИСТ (опешив): Вот это я влип… Проклятое мое сознание…
По этому поводу мне часто вспоминаются слова идеалиста из «Фауста» И. В. Гете, оказавшегося на шабаше ведьм:
«Я — содержанье бытия
И всех вещей начало.
Но если этот шабаш — я,
То лестного тут мало».
Как вы заметили переубедить солипсиста вполне реальное дело, но здесь надо выйти за рамки собственно логических размышлений. И если вы не добьете своего оппонента до смерти, то он, очухавшись, объявит вас плохим порождением своего сознания, и впоследствии его сознание будет избегать порождения встреч с вами (а, скорее всего, оно породит звонок в милицию и ваше тюремное заключение). Нелегко, ох, как нелегко, быть последовательным субъективным идеалистом.
Наверное, поэтому настоящие последовательные солипсисты в природе фактически не встречаются. Все представители субъективного идеализма, так или иначе, придумывают себе самые разнообразные «отмазки», чаще всего плавно скатываясь к идеализму объективному.
Беркли, например, чувствуя некое неудобство с виду «честной» идеи о том, что иное существует лишь, когда его наблюдают и воспринимают, ввел в свою философию абсолютного Наблюдателя над всем-всем-всем — то есть, всё того же Господа Бога. В Англии по этому поводу даже написали шуточный лимерик:
«— Нет, — вдруг грохнуло слово в тиши, —
Ваши доводы нехороши.
Неужели сей пень
Тут как тут целый день,
Даже если вокруг ни души?»«— Сэр, мне странен сей переполох:
Аргумент этот вовсе не плох.
Чтоб стоял этот пень
Тут как тут целый день,
Наблюдает Ваш Искренне, Бог».
Что касается Юма, то он как всегда решил вопрос с поражающей бесхитростностью. Мол, то, что существует вне наших ощущений — вопрос не знания, а веры. Так, что в реальность внешнего мира и в Бога Юм, несмотря на свою философию, вполне охотно ВЕРИЛ. Он писал, что вера в существование внешнего мира — это наше неотъемлемое качество, «равно как чувствовать и дышать». Философия — философией, а получить гаечным ключом по голове, а потом попасть в ад (или вообще сгинуть в небытие) — перспектива незавидная.
Третий знаменитый субъективный идеалист Иоганн Готлиб Фихте вообще создал крайне запутанное учение.
Иоганн Готлиб Фихте.
Началом его он тоже поставил утверждение о том, что субъективное «Я» — единственная реальность. Правда «Я» это у него похитрее. Во-первых, оно не только заключает в себя весь мир, но и активно творит его (грубо говоря «Я и мир — одно»).
Во-вторых, в стремлении избежать всяческих неудобностей, Фихте, по сути, рассекает это самое «Я». «Я» у Фихте — это не просто конкретное сознание, а целый комплекс. Есть абсолютное «Я», которое полагает само себя и вместе с тем порождает «Не-Я» (то, что мы и называем окружающей действительностью). Вот это творение «Не-Я» и взаимодействие с ним и составляет суть человеческой жизни.
То есть, по сути дела, в человеческом «Я» Фихте происходит своеобразная субъективная космогония. Абсолютное «Я» подобно Богу творит относительно автономные сущности — самосознающее личное «Я» и остальной мир «Не-Я». А так, как Фихте уж точно в своем «Не-Я» общался с другими людьми, то в этом случае и «Не-Я» логично дробится на сотни других «Я».
Как видите, всем этим субъективным идеалистам, так или иначе, приходится (помня о гаечном ключе, страхе смерти и безумии) вводить сущности, выходящие за рамки того непосредственного личного «Я», с которого они начинали размышлять и которое понятно любому человеку. А раз «я не я и корова не моя», значит эту «корову» можно вполне назвать самостоятельной реальностью. Говоря другими словами, если внешний мир порождается нашим сознанием НЕЗАВИСИМО от нашей воли, если безраздельный произвол в нем невозможен, то чем эта независимая часть нашего сознания отличается от объективной силы — того же Бога, Природы и т.п.? Субъективный идеализм опять перетекает в объективный. Фихте не стал исключением и в конце жизни стал склоняться к мысли о Высшем Духе, существующим независимо от нашего сознания.
Так что, если и есть в мире настоящий субъективный идеалист, то им может быть только сам Господь Бог. Однако, судя по большинству религий, Он также не желает вариться в собственном соку, иначе, зачем он дает своим порождениям пресловутую свободу воли?
Трудности перевода
«— Мы все очень разные, — сказал Рональд, — я это прекрасно знаю.
Но все мы находимся на внешних точках нас самих. И ты и я смотрим
на эту лампу и, вероятно, видим не одно и то же, однако мы не можем
быть уверены и в том, что не видим одного и того же. Черт подери,
в конце концов, тут лампа, а не что-то иное».
(Х. Кортасар «Игра в классики»)
С солипсизмом вроде бы мы разобрались. Но на повестке дня остался не менее важный вопрос: если даже Иное существует, насколько наше видение этого Иного соответствует реальному положению дел? Проще говоря, насколько реален мир, который Я вижу?
Основным доводом в рассуждениях скептиков, агностиков и субъективных идеалистов является неопровержимый факт неспособности человеческой личности выйти за пределы своего субъективного мировосприятия. То, что мы знаем как мир — действительно всего лишь образ, который сложился в нашем сознании на основе информации поступающий по пяти каналам чувств.
Насколько же достоверны этот образ и эти каналы? В арсенале сторонников несовершенства человеческих чувств немало доводов: это и оптические иллюзии, и галлюцинации, и гипнотическое внушение, да и просто ограниченность восприятия.
Оптические иллюзии:
Паралелльные прямые кажутся не параллельными
Ровные буквы кажутся наколнёнными.
Круги кажутся спиралью.
Однако эти исключения лишь подтверждают правило — на самом деле большую часть времени мы довольно успешно существуем и ориентируемся в мире. Ведь органы чувств «работают» не автономно, а в сложной связи — зрение подкрепляется слухом, осязание — вкусом. Устойчивые и проверенные ассоциации закрепляются на уровне рефлексов. Не надо забывать и то, что мы постоянно обрабатываем чувственную информацию на основе нашего и чужого опыта, памяти. Например, то, что машина с балкона восьмого этажа зрительно кажется игрушечных размеров, нас не обманывает. Наше пространственное восприятие достаточно развито, чтобы понимать уменьшение на расстоянии и перспективу. Нас не обманывают ни края дороги, сужающиеся к горизонту, ни сам горизонт, который, если верить только зрению, должен быть настоящим краем земли. То есть, кое-что мы уж точно знаем.
Что же делать с тем, что мы не знаем? А точнее с тем, что недоступно нашим органам чувств? Спору нет, УВИДЕТЬ цветок глазами пчелы мы не в состоянии. Но человеческое сознание способно к ассоциативности, к умению передачи одного типа информации посредством другого или других. По сути, на основе взаимодействия, установления новых связей и строится познание мира. Ярчайшим доказательством этого является существование человеческого языка и речи — систем по сути своей знаковых. Когда я читаю в книге «У меня есть белая пушистая кошка», то тот час представляю себе это существо, хотя зрительно вижу лишь набор печатных закорючек, кошку совершенно не напоминающих. Прочтя «Она звонко засмеялась» я способен услышать этот смех, хотя источником этого звука в моей голове послужил опять-таки зрительный образ букв.
Конечно, возникает вопрос — насколько ваше восприятие написанного совпадает с тем, что хотел передать автор текста? Какова погрешность «перевода»?
Погрешность «перевода» зависит от нескольких факторов.
Во-первых — от умения и таланта самого «переводчика», а так же от той цели, которую он преследует.
Во-вторых — от близости тех чувств, образов, понятий, знаний, опыта, которыми оперирует «переводчик» и его «адресат».
В-третьих — от степени взаимосвязи и взаимодействия двух субъектов.
По сути, на этих же принципах базируется и глубина познания окружающей действительности. Именно степень понимания своих возможностей восприятия и его недостатков помогает нам всё более совершенствоваться в этом познании.
Конечно, человеку легче понять мир людей, чем мир собак. Зато мир собак нам гораздо понятнее мира насекомых, мир насекомых — мира растений, а мир растений — мира элементарных частиц. Чем более далеки мы по своему генезису от познаваемого объекта, тем более разные миры мы воспринимаем. Для человека огромное значение также имеют среда и культура, в которой он формируется, как личность. Попытки грубого перенесения своих установок на другое (без достаточного знания и понимания этого другого) всегда весьма чреваты сильным искажением.
И, наконец, главное. Беркли был частично прав, когда утверждал, что реальность объекта определяется его восприятием. Я бы сказал иначе — реальность мира строится на постоянном взаимодействии с Иным, установлении контакта и связей, переживании этого взаимодействия.
Известный русский философ М. Бахтин считал, что и себя-то мы познаем только через Другое, в диалоге с Другим и другими:
«Не я смотрю изнутри своими глазами… а я смотрю на себя глазами мира, чужими глазами; я одержим другим… у меня нет точки зрения на себя извне, у меня нет подхода к своему собственному внутреннему образу. Из моих глаз глядят чужие глаза… я гляжу на себя глазами другого, оцениваю себя с точки зрения другого».
Но дело в том, что мир конструируется не только из непосредственного взаимодействие с объектами и субъектами, но и взаимодействия опосредованного. Того самого «перевода», о котором я писал выше. Ведь даже то, что не действует на нас, действует на что-то другое. При желании мы способны восстановить и даже построить цепочку этих взаимодействий.
Этим методом превосходно пользуется наука. Она используют для познания мира специальные приборы и инструменты — своеобразные «переводчики» недоступных нам объектов и явлений на язык наших органов чувств. И если те же микроскопы просто искусственно увеличивают разрешающую способность нашего глаза, то например, счетчик Гейгера позволяет нам «услышать» беззвучное и невидимое радиационное излучение. То есть, мы способны воспринимать НАПРЯМУЮ НЕДОСТУПНЫЕ нашим органам чувств объекты ОПОСРЕДОВАННО. Опосредованное познание свойственно не только науке, но и искусству, религии или тому же личному опыту.
Но особенностью научного метода является то, что с его помощью мы получаем данные об объективных (то есть, изначально независимых от нашего желания и сознания) законах и явлениях физического мира. Ньютон не изобретал тяготения — оно действовало и до него. Как действовала радиация до открытий Кюри, или законы естественного отбора до появления теории Дарвина. Научное знание наиболее отстраненно от личности его проводника. Каково бы не было мировосприятие ученого (религиозное, атеистическое или пантеистическое), оно не должно влиять на полученные результаты. Только неоднократное экспериментальное подтверждение — критерий НАУЧНОЙ истины. Всё лишнее, личностно-наносное и спекулятивное со временем, так или иначе, отсеивается.
Иное дело искусство. Здесь мы познаем мир через образы и метафоры, рожденные творческой стороной ЛИЧНОСТИ художника, через его особое МИРОВОСПРИЯТИЕ. Благодаря художникам, писателям, поэтам, мы можем выйти за рамки своего субъективного (зачастую застывшего) мировосприятия и пережить множество новых или забытых чувств, увидеть мир другими глазами, пафосно говоря, прожить несколько жизней и сыграть несколько ролей. Вот почему для искусства так важно сочетание фантазии, обостренного восприятия и наблюдательности.
Не менее важно для человека и религиозное или философское восприятие, выражающееся в осознании себя и своего места в мире, определении нравственных законов, ведущих к благу, в желании вырваться из «клетки», как физической, так и психологической, ограниченности, стремлении найти для себя основу, единство, вечность и осмысленность бытия — то, что часто принято выражать в понятии «Бог». Без переживания своей причастности к Вечности, без стремления к благому самосовершенствованию, человеческое существование просто невыносимо.
Все эти грани познания мира существовали, чуть ли, не на самых ранних стадиях развития человеческой цивилизации, хотя степень их влияния в разное время было разным. Несмотря на непрекращающиеся споры между приверженцами разных способов познания бытия, мне почему-то кажется, что именно гармоничное комплексное их сочетание и уместное использование того или иного метода — наиболее перспективный путь познания мира.
И, конечно же, мировосприятие личности должно быть не пассивным, а деятельным — сюда включается и практические поступки, и сотрудничество с другими, и умение думать, ощущать и выбирать. Собственно, в результате этой активной деятельности и формируется индивидуальность и личность. Восприятие реальности сужается, как от недостатка непосредственного опыта и переживания, так и от пренебрежения культурным опытом человечества. В первом случае личность становится ограниченной и излишне самоуверенной, во втором — отвлеченной и несамостоятельной.
Человек движется в Ином, подобно ночному путнику с факелом в руке. Что-то он освещает сам, что-то ему освещают другие. Этот огонь хранят и передают следующим поколениям. И всё, что этому огню удается осветить, мы и считаем этой самой пресловутой Реальностью. Конечно, на границах круга света всегда пляшут таинственные причудливые тени. Но ведь так только интереснее, не правда ли?
Автор: Сергей Курий
Статья первоначально была своеобразным ответом-дополнением к статье
Сергея Аксёненко «Кому снится мир?» и его же новелле «Ужас, снящийся Богу».
Впервые опубликовано в журнале «Время Z» №1/2008 (июнь)