Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика «Культовые Сказки»

 Начну с того, что с героем этой статьи у меня связано очень яркое и конкретное детское воспоминание. То ли во втором, то ли в третьем классе я пребывал в пионерском лагере, и наша вожатая завела обычай после отбоя читать всему отряду вслух сказки Вильгельма Гауфа.

 Надо сказать, что в те времена среди советских детишек были чрезвычайно популярны, так называемые, страшилки – этакое народное творчество о всяких красных руках и гробах на шести колёсиках – творчество безыскусное, но для детской психики очень впечатляющее. Страшилок я тогда знал изрядное количество, а вот представление о творчестве Гауфа ограничивалось экранизациями – мультфильмом о Маленьком Муке и телепостановкой про Карлика-Носа.

Кадр из м/ф «Маленький Мук» (1975).

Кадр из к/ф «Карлик Нос» (1970).

 Сознательно или случайно, но в руках вожатой оказалась не адаптированная выжимка, а самый, что ни на есть, полный сборник немецкого сказочника. И в полусумраке зазвучали истории о корабле мертвецов (первая, услышанная мною версия легенды о «Летучем Голландце»), каменном сердце, враче, отрезавшем голову живой девушке и Вильгельме Коршуне, завёрнутом в шкуру убитой коровы. Видно было, что эти чтение увлекает саму вожатую. Что до нас, то мы и вовсе лежали заворожённые и после окончания чтения долго не могли заснуть.

В. Гауф «Рассказ о корабле привидений»:
 «Что за зрелище представилось моим взорам, когда я взошел на палубу! Весь пол был залит кровью, двадцать или тридцать трупов в турецких одеждах лежали распростертые на полу; у грот-мачты стоял богато одетый человек с ятаганом в руке, но лицо у него было бледное и искаженное; воткнутым в лоб большим гвоздем он был приколочен к мачте и тоже мертв».

Рис. Ф. Вебер, Гоземан и Л. Бургер.

 Воспоминание было настолько яркое, что я не успокоился, пока не отыскал именно то самое издание сказок Гауфа, которое слушал летней ночью 30 лет назад…

«Весна, за которой не последовала осень…»

«Он не изведал осени, но уже его весна
даёт понять, какие плоды принесла бы осень».
(Л. Уланд)

 Первое, что поражает при знакомстве с биографией Вильгельма Гауфа – это, конечно, малый срок жизни. При всём притом, что жизнь у него сложилась вполне успешная и перспективная, без особых житейских трагедий или любовных мук.

 Наш герой родился 29 ноября в 1802 году в Штутгарте — городке крохотного Вюртембергского герцогства. В те времена Германия представляла собой своеобразный конгломерат подобных минигосударств, недаром герой новеллы Гауфа «Портрет императора» воскликнет: «О, Германия, Германия, твоя беда в твоей раздробленности!».
Только одно событие омрачило детство Гауфа – когда ему было 7 лет, умер его отец. Случилось это вскоре после выхода Августа Гауфа из… тюрьмы. А ведь всё начиналось так хорошо – он был секретарем в Министерстве иностранных дел, пока подозрительный герцог Вюртембергский не упёк его за решётку по какому-то навету, обвиняющего отца Гауфа в принадлежности подпольной революционной организации. Хотя через год честное имя Августа было восстановлено, а он сам освобождён, пребывание в тюрьме подорвало его здоровье…
Считают, что отзвуки этой трагедии отразились и на сказке об оклевётанном Маленьком Муке и неблагодарном короле, всё королевство которого, как и Вюртемберг, настолько мало, что его можно пройти за 8 часов.

В. Гауф «Расказ о Маленьком Муке»:
 «– Вероломный король, ты платишь неблагодарностью за верную службу, да будет тебе заслуженной карой уродство, которым ты поражен. Я оставляю тебе длинные уши, дабы они изо дня в день напоминали тебе о Маленьком Муке».

Рис. А. Лурье.

 Но маленький Гауф не мог тогда наградить обидчика семьи длинным носом и ослиными ушами. После смерти отца всё семейство Гауфов переехало в Тюбинген в дом деда по материнской линии. Любимым занятием Вильгельма стало, чтение книг из обширной дедушкиной библиотеки, а затем – их вольный пересказ своим двум младшим сёстрам.
Видимо, уже тогда он почувствовал писательское жжение, но… Денег у семьи было немного и было решено, что полноценное университетское образование получит старший брат Вильгельма – Герман. Младшему же брату пришлось поступить на факультет теологии и философии – единственный, где была государственная стипендия.

 Конечно, никаким пастором или богословом Вильгельм становиться не собирался. В университете зарекомендовал себя энергичным забиякой и даже стал предводителем студенческой компании, называвшей себя «факелоносцы» (мол, огненные порывы души и всё такое) и носившей красные штаны. Как и многие студенческие братства, они в меру проказничали и однажды даже выкрасили красной краской ноги статуи святого Георгия.

 В 1824 году после окончания университета Вильгельм продолжает мечтать о писательской карьере, а пока устраивается репетитором к детям барона Эрнста Юген фон Хёгеля. Именно для этих детей он и начал сочинять свои оригинальные сказки. Баронесса фон Хёгель слушала репетитора с не меньшим удовольствием, чем дети, и предложила Вильгельму записать и издать все эти выдумки.
Уговаривать Гауфа не пришлось, и прямо перед Новым годом из печати вышел «Альманах сказок на 1826 год для сыновей и дочерей образованных сословий». Сказки имели стабильную популярность, и издавать подобные альманахи в начале года стало для писателя традицией. Жаль недолгой…

Вильгельм Гауф.

 Выходу «Альманаха» предшествовал небольшой скандал. В 1825 году вышел роман «Человек с Луны», подписанный именем Генриха Клорена — автора модной сентиментальной «попсы». На самом же деле роман был написан Гауфом и являлся откровенной издевательской пародией на приторный стиль вышеупомянутого Клорена. Был суд, Гауф уплатил 50 талеров, но взамен его имя впервые громко прозвучало в литературном обществе.

 Хотя писатель и не подозревает о скором конце, он творит с огромной скоростью — пишет множество новелл и стихотворений (два из которых — «Заря, заря, ты зовешь меня к ранней смерти» и «Встаю я в темную полночь» – станут народными песнями). А в 1826 году Гауф, наконец, обретает литературную славу «немецкого Вальтера Скотта» после публикации исторического романа «Лихтенштейн». Популярность романа была столь велика, что в 1840 году герцог фон Ульрих даже выстроит в неоготическом стиле сам замок Лихтенштейн, описанный в книге.

Замок Лихтенштейн, выстроенный по роману Гауфа.

 Объективности ради, стоит уделить несколько слов и столь скользкой теме, как антисемитизм Гауфа. На самом деле, писатель в этом вопросе совершенно не оригинален. Неприязненное отношение к евреям у немцев было довольно распространено — допустим, коллега Гауфа — Гофман — тоже изображал этот народ с язвительной иронией (возможно, не все догадываются, что жадный и малоприятный Мош Терпин из «Крошки Цахеса» — еврей). Но Гауфу повезло меньше — ведь по его новелле «Еврей Зюс» в нацистской Германии был снят фильм, естественно сильно подправленный и более «идеологически выдержанный», чем первоисточник. Поэтому с оглядкой на прискорбные события ХХ века о некоторых сторонах творчества немецких писателей XIX века умалчивают. Так зачем об этом пишу я?
Дело в том, что везде указывается, что «Альманахи» Гауфа включают в себя 14 сказок. В моей же книге, как я ни считал, их выходило тринадцать. Оказалось, что выпавшая сказка называлась «Еврей Абнер, который ничего не видал», где лукавый герой с поразительными дедуктивными способностями перехитрил сам себя, за что был нещадно бит (видно, к вящей радости слушателей). Понятно, что советская цензура с её принципами интернационализма подобное не пропустила, ну а после развала СССР сказку уже напечатали — и даже под одной обложкой с «Евреем Зюсом», что о многом говорит.

 Но оставим скользкие темы и вернёмся к Гауфу. 

 К 1827 году Гауф становится редактором престижной газеты «Morgenblatt» («Утранний листок») и теперь может позволить себе женится на своей кузине Луизе, с которой давно был обручён. Казалось бы – живи, твори и радуйся, но в ноябре того же года Вильгельм слёг в постель с брюшным тифом. И 18 ноября – через 8 дней после рождения второй дочери, за 11 дней до своего 25-летия и за полтора месяца до выхода его 3-го «Альманаха сказок» писатель умирает…

Могила Гауфа.

 Впоследствии, слава Гауфа поутихнет, многие критики напишут, что его литературный талант значительно уступает тому же Новалису или Гофману. Но имя писателя не забыто до сих пор – во многом благодаря именно сказкам.

В чём секрет очарования сказок Вильгельма Гауфа?

«– …дочь моя; кто творит добро, тому не пристало унывать.
…Если взрослые, обольщенные Модой, пренебрегут тобой, обратись
к детям, – вот поистине мои любимцы; …только я тебя как
следует приодену, чтобы ты понравилась малюткам и чтобы
взрослые тебя не прогнали; знаешь, я наряжу тебя альманахом».
(В. Гауф «Сказка под видом Альманаха»)

 Несмотря на то, что многие критики считают, что по глубине и оригинальности сказки Вильгельма Гауфа уступают сказкам того же Гофмана, читательская любовь к ним не иссякает. Главная причина этой любви довольно ясна – Гауф, в первую очередь, превосходный рассказчик. Его цель – увлечь, заинтриговать слушателя, заставить погрузится в сказку с головой.
Для Гауфа занимательность сюжета и яркие образы гораздо важнее философской глубины и романтической устремлённости. Может, именно поэтому написаны эти сказки столь изящным и простым языком, что до сих пор воспринимаются легко и без напряжения (чего не скажешь о Гофмане).

 Второй особенностью сказок Гауфа является их стилистическое оформление. Он один из первых стал выпускать сказки сборниками в форме альманаха. Своё решение он аллегорически объясняет во вступлении «Сказка под видом Альманаха», где дочка Сказка жалуется матери Фантазии, что её считают «старой девой» и не «впускают на порог» литературы. Действительно, во времена Гауфа сказка стала считаться «немодной», зато в большом почёте были роскошно иллюстрированные ежегодные сборники новелл – альманахи. Гауф не собирается идти против вкусов моды, а берёт и использует её в своих целях.

«Альманах сказок на 1828 год для сыновей и дочерей образованных сословий», который вышел уже после смерти писателя.

 За свою жизнь писатель успел подготовить три «Альманаха сказок». 1-й и 2-й написаны под сильным влиянием сказок «Тысячи и одной ночи» с обилием арабской экзотики, но постепенно Гауф всё чаще обращается в сторону европейского фольклора.
В каждом альманахе есть своя «хитовая» сказка. В 1-м таковыми являются «Маленький Мук» и частично «Калиф-аист», откуда в народ пошло знаменитое заклинание «Мутабор» (по популярности уступающее, разве что, «Сим-сим» и «Абракадабра»). Во 2-м сборнике это, безусловно, «Карлик-Нос», а в 3-м – «Холодное Сердце».

   
Иллюстрации к сказкам «Маленький Мук» и «Карлик Нос».
(рис. Ф. Вебер, Гоземан и Л. Бургер)

 Однако стоит предупредить, что те, кто читает сказки Гауфа «вразброс», многое теряют.
Дело в том, что «Альманахи» у писателя не просто сборники, а связное повествование. Все истории как бы нанизаны на одну нить, которая сама по себе является отдельной историей. Обычно герои «обрамляющей» истории – это рассказчики – будь то участники бредущего по пустыне каравана, рабы Александрийского шейха, или постояльцы харчевни в Шпессарте.

 Приём этот, конечно, не нов – достаточно вспомнить «Декамерон» Бокаччо или сказки Шехерезады. Но у Гауфа герои, рассказывающие сказки, не просто «передают друг другу мяч». Например, постояльцы харчевни в Шпессарте оказываются сами вовлечены в авантюру с разбойниками и похищением графини. Этот приём (в урезанном, конечно, варианте) был сохранён в советской экранизации Гауфа «Сказка, рассказанная ночью» 1981 года с участием И. Костолевского и А. Калягина.

Рис. Ф. Вебер, Гоземан и Л. Бургер к сказке «Холодное сердце».

 Чтобы сохранить интригу и достоверность повествовательного жанра, история у Гауфа может оборваться на самом интересном месте и продолжиться после другой истории (как это было со сказкой «Холодное Сердце»). А в сборнике «Александрийский шейх и его невольники», один из рассказчиков-рабов неожиданно оказывается сыном этого самого шейха.

 Ещё более хитрую вязь писатель сплёл в альманахе «Караван», где развязка «Рассказа об отрубленной руке» содержится не в самом рассказе, а в завершении «обрамляющей» истории. Если читать рассказ отдельно, остаётся непонятным – кем был незнакомец, и почему он заставил доктора отрезать голову спящей девушке. И лишь в конце альманаха мы узнаём незнакомца в одном из участников каравана и слушаем его пояснения. Мало того – этот незнакомец оказывается благородным разбойником Орбазаном – героем уже другой истории — «Спасение Фатьмы».

Фантазия и герои сказок Гауфа.

 Также причудливо переплетены в альманахах Гауфа и стили. Ведь если внимательно присмотреться, некоторые истории плохо вписываются в жанр сказки. Да, истории «Спасение Фатьмы», «Рассказ об отрубленной руке» или «Молодой англичанин» имеют очень необычный сюжет, но в них нет ничего волшебного. В «Истории Альмансора» даже встречается вполне реальный «маленький капрал» Наполеон, а «Молодой англичанин» (в более точном переводе – «Обезьяна в обличье человека») – и вовсе сатира над немецкими бюргерами, принявшими переодетую обезьяну за иностранца и пытающимися перенять её «манеры».
Предвидя вопрос, почему столь разные жанры объединены вместе, Гауф поясняет это уже в тексте.

В. Гауф, из «Альманаха 1827 года…»:
 «– …Я думаю, надо делать известное различие между сказкой и теми рассказами, которые обычно зовутся новеллами. …в конечном счете очарование сказки и новеллы проистекает из одного основного источника: мы переживаем нечто своеобразное, необычное. В сказках это необычное заключается во вмешательстве чудесного и волшебного в обыденную жизнь человека; в новеллах же все случается, правда, по естественным законам, но поразительно необычным образом.
– Странно, – воскликнул писец, – странно, что естественный ход вещей в новеллах привлекает нас так же, как и сверхъестественное в сказках! В чем тут дело?
– Дело тут в изображении отдельного человека, – ответил старик, – в сказке такое нагромождение чудесного, человек так мало действует по собственной воле, что отдельные образы и характеры могут быть обрисованы только бегло. Иное в обычных рассказах, где самое важное и привлекательное – то искусство, с каким переданы речь и поступки каждого, сообразно его характеру».

Рис. А. Лурье к сказке «Холодное сердце».

 Недаром исследователи отмечали, что новаторство Гофмана и состоит в том, что старую форму сказки он обогатил реалистичностью новеллы. Если у Гофмана чудесное вторгается в привычный мир как бы из другого мира и на этом контрасте строится вся интрига, то у Гауфа всё необычное вписано в сюжет вполне естественно. Ну, нашелся у калифа свиток с заклинанием, превращающий людей в животных, ну, бродит по Чернолесью (так переводится «Шварцвальд») демонический великан Голландец Михель – почему бы и нет?

Рис. А. Лурье к сказке «Калиф-аист».

 Да и по стилю изложения сказки выглядят вполне реалистично. Именно для этого служат и ненужные сюжетные излишества. Зачем, например, Саид сбегает из плена, если через абзац его вновь ловят? Да для того, чтобы мы почувствовали реальность повествования. Гауф – один из редких писателей, где подобные излишества не утомляют и зачастую даже не замечаются – настолько это живо и интересно написано.
Критики нередко указывают на то, что именно занимательность – основное кредо сказок Гауфа, а каких-то особых моральных проблем писатель не поднимает. Действительно, сама по себе мораль там вполне традиционна – и близка по своей простоте к народным сказкам. Но именно насыщенный сюжет, тщательная психологическая прорисовка героев, изящная ирония служат для банальной морали той приправой, которая придаёт ей неповторимый вкус.
И мы верим, что даже с каменным сердцем и сундуком денег Петер Мунк способен сделать правильный выбор, ибо он понимает, что без живого человеческого сердца от этого сундука денег нет никакой радости. Как нет радости от самых высокоморальных, но скучных и пресных сказок.

Рис. Н. Гольц к сказке «Холодное сердце».

В. Гауф, из «Альманаха 1827 года…»:
 «- …в каждом человеке живет стремление вознестись над повседневностью и легче и вольнее витать в горних сферах, хотя бы во сне. Сами вы, мой молодой друг, сказали: «Мы жили в тех рассказах, мы думали и чувствовали вместе с теми людьми», – отсюда и то очарование, которое они имели для вас. Внимая рассказам раба, вымыслу, придуманному другим, вы сами творили вместе с ним. Вы не задерживались на окружающих предметах, на обычных своих мыслях, – нет, вы все переживали: это с вами самими случались все чудеса, – такое участие принимали вы в том, о ком шел рассказ. Так ваш ум возносился по нити рассказа над существующим, казавшимся вам не столь прекрасным, не столь привлекательным, так ваш дух витал вольней и свободнее в неведомых горных сферах; сказка становилась для вас явью, или, если угодно, явь становилась сказкой, ибо вы творили и жили в сказке…».

<<< Сказки Пушкина | Содержание | «Вечера…» и «Вий» Гоголя >>>