Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»
<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>
Рис. Harry Furniss (1889).
ОРИГИНАЛ на английском (1889):
CHAPTER TWENTY
GAMMON AND SPINACH
MY landlady’s welcome had an extra heartiness about it:and though, with a rare delicacy of feeling, she made no direct allusionto the friend whose companionship had done so much to brighten life forme, I felt sure that it was a kindly sympathy with my solitary state thatmade her so specially anxious to do all she could think of to ensure mycomfort, and make me feel at home.
The lonely evening seemed long and tedious: yet I lingeredon, watching the dying fire, and letting Fancy mould the red embers intothe forms and faces belonging to bygone scenes. Now it seemed to be Bruno’sroguish smile that sparkled for a moment, and died away: now it was Sylvie’srosy cheek: and now the Professor’s jolly round face, beaming with delight.`You’re welcome, my little ones!’ he seemed to say. And then the red coal,which for the moment embodied the dear old Professor, began to wax dim,and with its dying lustre the words seemed to die away into silence. Iseized the poker, and with an artful touch or two revived the waning glow,while Fancy—no coy minstrel she—sang me once again the magic strain Iloved to hear.
`You’re welcome, little ones!’ the cheery voice repeated.`I told them you were coming. Your rooms are all ready for you. And theEmperor and the Empress—well, I think they’re rather pleased than otherwise!In fact, Her Highness said «I hope they’ll be in time for the Banquet!»Those were her very words, I assure you!’
`Will Uggug be at the Banquet?’ Bruno asked. And bothchildren looked uneasy at the dismal suggestion.
`Why, of course he will!’ chuckled the Professor. `Why,it’s his birthday, don’t you know? And his health will be drunk, and allthat sort of thing. What would the Banquet be without him?’
`Ever so much nicer,’ said Bruno. But he said it in avery low voice, and nobody but Sylvie heard him.
The Professor chuckled again. `It’ll be a jolly Banquet,now you’ve come, my little man! I am so glad to see you again!’
`I ‘fraid we’ve been very long in coming,’ Bruno politelyremarked.
`Well, yes,’ the Professor assented. `However, you’revery short, now you’re come: that’s some comfort.’ And he went on to enumeratethe plans for the day. `The Lecture comes first,’ he said. `That the Empressinsists on. She says people will eat so much at the Banquet, they’ll betoo sleepy to attend to the Lecture afterwards—and perhaps she’s right.There’ll just be a little refreshment, when the people first arrive—asa kind of surprise for the Empress, you know. Ever since she’s been—well,not quite so clever as she once was—we’ve found it desirable to concoctlittle surprises for her. Then comes the Lecture—
`What? The Lecture you were getting ready—ever so longago?’ Sylvie enquired.
`Yes—that’s the one,’ the Professor rather reluctantlyadmitted. `It has taken a goodish time to prepare. I’ve got so many otherthings to attend to. For instance, I’m Court-Physician. I have to keepall the Royal Servants in good health—and that reminds me!’ he cried,ringing the bell in a great hurry. `This is Medicine-Day! We only giveMedicine once a week. If we were to begin giving it every day, the bottleswould soon be empty!’
`But if they were ill on the other days?’ Sylvie suggested.
`What, ill on the wrong day!’ exclaimed the Professor.`Oh, that would never do! A Servant would be dismissed at once, who wasill on the wrong day! This is the Medicine for to-day,’ he went on, takingdown a large jug from a shelf. `I mixed it, myself, first thing this morning.Taste it!’ he said, holding out the jug to Bruno. `Dip in your finger,and taste it!’
Bruno did so, and made such an excruciatingly wry facethat Sylvie exclaimed in alarm, `Oh, Bruno, you mustn’t!’
`It’s welly extremely nasty!’ Bruno said, as his faceresumed its natural shape.
`Nasty?’ said the Professor. `Why, of course it is! Whatwould Medicine be, if it wasn’t nasty?’
`Nice,’ said Bruno.
`I was going to say—‘ the Professor faltered, rathertaken aback by the promptness of Bruno’s reply, `—that that would neverdo! Medicine has to be nasty, you know. Be good enough to take this jug,down into the Servants’ Hall,’ he said to the footman who answered thebell: `and tell them it’s their Medicine for to-day.’
`Which of them is to drink it?’ the footman asked, ashe carried off the jug.
`Oh, I’ve not settled that yet!’ the Professor brisklyreplied. `I’ll come and settle that, soon. Tell them not to begin, on anyaccount, till I come! It’s really wonderful,’ he said, turning to the children,`the success I’ve had in curing Diseases! Here are some of my memoranda.’He took down from the shelf a heap of little bits of paper, pinned togetherin twos and threes. `Just look at this set, now. «Under-Cook Number Thirteenrecovered from Common Fever—Febris Communis.» And now see what’s pinnedto it. «Gave Under-Cook Number Thirteen a Double Dose of Medicine.» That’ssomething to be proud of, isn’t it?’
`But which happened first?’ said Sylvie, looking verymuch puzzled.
The Professor examined the papers carefully. `They arenot dated, I find,’ he said with a slightly dejected air: `so I fear Ica’n’t tell you. But they both happened: there’s no doubt of that. TheMedicine’s the great thing, you know. The Diseases are much less important.You can keep a Medicine, for years and years: but nobody ever wants tokeep a Disease! By the way, come and look at the platform. The Gardenerasked me to come and see if it would do. We may as well go before it getsdark.’
`We’d like to, very much!’ Sylvie replied. `Come, Bruno,put on your hat. Don’t keep the dear Professor waiting!’
`Ca’n’t find my hat!’ the little fellow sadly replied.`I were rolling it about. And it’s rolled itself away!’
`Maybe it’s rolled in there,’ Sylvie suggested, pointingto a dark recess, the door of which stood half open: and Bruno ran in tolook. After a minute he came slowly out again, looking very grave, andcarefully shut the cupboard door after him.
`It aren’t in there,’ he said, with such unusual solemnity,that Sylvie’s curiosity was aroused.
`What is in there, Bruno?’
`There’s cobwebs—and two spiders—‘ Bruno thoughtfullyreplied, checking off the catalogue on his fingers, `—and the cover ofa picture-book—and a tortoise—and a dish of nuts—and an old man.’
`An old man!’ cried the Professor, trotting across theroom in great excitement. `Why, it must be the Other Professor, that’sbeen lost for ever so long!’
He opened the door of the cupboard wide: and there hewas, the Other Professor, sitting in a chair, with a book on his knee,and in the act of helping himself to a nut from a dish, which he had takendown off a shelf just within his reach. He looked round at us, but saidnothing till he had cracked and eaten the nut. Then he asked the old question.`Is the Lecture all ready?’
`It’ll begin in an hour,’ the Professor said, evadingthe question. `First, we must have something to surprise the Empress. Andthen comes the Banquet—‘
`The Banquet!’ cried the Other Professor, springing up,and filling the room with a cloud of dust. Then I’d better go and—andbrush myself a little. What a state I’m in!’
`He does want brushing!’ the Professor said, with a criticalair. `Here’s your hat, little man! I had put it on by mistake. I’d quiteforgotten I had one on, already. Let’s go and look at the platform.’
`And there’s that nice old Gardener singing still!’ Brunoexclaimed in delight, as we went out into the garden. `I do believe he’sbeen singing that very song ever since we went away!’
`Why, of course he has!’ replied the Professor. `It wouldn’tbe the thing to leave off, you know.’
`Wouldn’t be what thing?’ said Bruno: but the Professorthought it best not to hear the question. `What are you doing with thathedgehog?’ he shouted at the Gardener, whom they found standing upon onefoot, singing softly to himself, and rolling a hedgehog up and down withthe other foot.
`Well, I wanted fur to know what hedgehogs lives on: soI be a-keeping this here hedgehog—fur to see if it eats potatoes—‘
`Much better keep a potato,’ said the Professor; `andsee if hedgehogs eat it!’
`That be the roight way, sure-ly!’ the delighted Gardenerexclaimed. `Be you come to see the platform?’
`Aye, aye!’ the Professor cheerily replied. `And the childrenhave come back, you see!’
The Gardener looked round at them with a grin. Then heled the way to the Pavilion; and as he went he sang:
`He looked again, and found it was
A Double Rule of Three:
«And all its Mystery,» he said,
«Is clear as day to me!»‘
`You’ve been months over that song,’ said the Professor.`Isn’t it finished yet?’
`There be only one verse more,’ the Gardener sadly replied.And, with tears streaming down his cheeks, he sang the last verse:
`He thought he saw an Argument
That proved he was the Pope:
He looked again, and found it was
A Bar of Mottled Soap.
«A fact so dread,» he faintly said,
«Extinguishes all hope!»‘
Choking with sobs, the Gardener hastily stepped on a fewyards ahead of the party, to conceal his emotion.
`Did he see the Bar of Mottled Soap?’ Sylvie enquired,as we followed.
`Oh, certainly!’ said the Professor. `That song is hisown history, you know.’
Tears of an ever-ready sympathy glittered in Bruno’s eyes.`I’s welly sorry he isn’t the Pope!’ he said. `Aren’t you sorry, Sylvie?’
`Well—I hardly know,’ Sylvie replied in the vaguest manner.`Would it make him any happier?’ she asked the Professor.
`It wouldn’t make the Pope any happier,’ said the Professor.`Isn’t the platform lovely?’ he asked, as we entered the Pavilion.
`I’ve put an extra beam under it!’ said the Gardener,patting it affectionately as he spoke. `And now it’s that strong, as—asa mad elephant might dance upon it!’
`Thank you very much!’ the Professor heartily rejoined.`I don’t know that we shall exactly require—but it’s convenient to know.’And he led the children upon the platform, to explain the arrangementsto them. `Here are three seats, you see, for the Emperor and the Empressand Prince Uggug. But there must be two more chairs here!’ he said, lookingdown at the Gardener. `One for Lady Sylvie, and one for the smaller animal!’
`And may I help in the Lecture?’ said Bruno. `I can dosome conjuring tricks.’
`Well, it’s not exactly a conjuring lecture,’ the Professorsaid, as he arranged some curious-looking machines on the table. `However,what can you do? Did you ever go through a table, for instance?’
`Often!’ said Bruno. `Haven’t I, Sylvie?’
The Professor was evidently surprised, though he triednot to show it. `This must be looked into,’ he muttered to himself, takingout a note-book. `And first—what kind of table?’
`Tell him!’ Bruno whispered to Sylvie, putting his armsround her neck.
`Tell him yourself,’ said Sylvie.
`Ca’n’t,’ said Bruno. `It’s a bony word.’
`Nonsense!’ laughed Sylvie. `You can say it well enough,if you only try. Come!’
`Muddle—‘ said Bruno. `That’s a bit of it.’
`What does he say?’ cried the bewildered Professor.
`He means the multiplication-table,’ Sylvie explained.
The Professor looked annoyed, and shut up his note-bookagain. `Oh, that’s quite another thing,’ he said.
`It are ever so many other things,’ said Bruno. `Aren’tit, Sylvie?’
A loud blast of trumpets interrupted this conversation.`Why, the entertainment has begun!’ the Professor exclaimed, as he hurriedthe children into the Reception-Saloon. `I had no idea it was so late!’
A small table, containing cake and wine, stood in a cornerof the Saloon; and here we found the Emperor and Empress waiting for us.The rest of the Saloon had been cleared of furniture, to make room forthe guests. I was much struck by the great change a few months had madein the faces of the Imperial Pair. A vacant stare was now the Emperor’susual expression; while over the face of the Empress there flitted, everand anon, a meaningless smile.
`So you’re come at last!’ the Emperor sulkily remarked,as the Professor and the children took their places. It was evident thathe was very much out of temper: and we were not long in learning the causeof this. He did not consider the preparations, made for the Imperial party,to be such as suited their rank. `A common mahogany table!’ he growled,pointing to it contemptuously with his thumb. `Why wasn’t it made of gold,I should like to know?’
`It would have taken a very long—‘ the Professor began,but the Emperor cut the sentence short.
`Then the cake! Ordinary plum! Why wasn’t it made of—of—‘He broke off again. `Then the wine! Merely old Madeira! Why wasn’t it—?Then this chair! That’s worst of all. Why wasn’t it a throne? One mightexcuse the other omissions, but I ca’n’t get over the chair!’
`What I ca’n’t get over,’ said the Empress, in eager sympathywith her angry husband, `is the table!’
`Pooh!’ said the Emperor.
`It is much to be regretted!’ the Professor mildly replied,as soon as he had a chance of speaking. After a moment’s thought he strengthenedthe remark. `Everything,’ he said, addressing Society in general, `is verymuch to be regretted!’
A murmur of `Hear, hear!’ rose from the crowded Saloon.
There was a rather awkward pause: the Professor evidentlydidn’t know how to begin. The Empress leant forwards, and whispered tohim. `A few jokes, you know, Professor—just to put people at their ease!’
`True, true, Madam!’ the Professor meekly replied. `Thislittle boy—‘
`Please don’t make any jokes about me!’ Bruno exclaimed,his eyes filling with tears.
`I wo’n’t if you’d rather I didn’t,’ said the kind-heartedProfessor. `It was only something about a Ship’s Buoy: a harmless pun—butit doesn’t matter.’ Here he turned to the crowd and addressed them in aloud voice. `Learn your A’s!’ he shouted. `Your B’s! Your C’s! and yourD’s! Then you’ll be at your ease!’
There was a roar of laughter from all the assembly, andthen a great deal of confused whispering. `What was it he said? Somethingabout bees, I fancy—‘
The Empress smiled in her meaningless way, and fannedherself. The poor Professor looked at her timidly: he was clearly at hiswits’ end again, and hoping for another hint. The Empress whispered again.
`Some spinach, you know, Professor, as a surprise.’
The Professor beckoned to the Head-Cook, and said somethingto him in a low voice. Then the Head-Cook left the room, followed by allthe other cooks.
`It’s difficult to get things started,’ the Professorremarked to Bruno. `When once we get started, it’ll go on all right, you’llsee.’
`If oo want to startle people,’ said Bruno, `oo shouldput live frogs on their backs.’
Here the cooks all came in again, in a procession, theHead-Cook coming last and carrying something, which the others tried tohide by waving flags all round it. `Nothing but flags, Your Imperial Highness!Nothing but flags!’ he kept repeating, as he set it before her. Then allthe flags were dropped in a moment, as the Head-Cook raised the cover froman enormous dish.
`What is it?’ the Empress said faintly, as she put herspy-glass to her eye. `Why, it’s Spinach, I declare!’
`Her Imperial Highness is surprised,’ the Professor explainedto the attendants: and some of them clapped their hands. The Head-Cookmade a low bow, and in doing so dropped a spoon on the table, as if byaccident, just within reach of the Empress, who looked the other way andpretended not to see it.
`I am surprised!’ the Empress said to Bruno. `Aren’t you?’
`Not a bit,’ said Bruno. `I heard—‘ but Sylvie put herhand over his mouth, and spoke for him. `He’s rather tired, I think. Hewants the Lecture to begin.’
`I want the supper to begin,’ Bruno corrected her.
The Empress took up the spoon in an absent manner, andtried to balance it across the back of her hand, and in doing this shedropped it into the dish: and, when she took it out again, it was fullof spinach. `How curious!’ she said, and put it into her mouth. `It tastesjust like real spinach! I thought it was an imitation—but I do believeit’s real!’ And she took another spoonful.
`It wo’n’t be real much longer,’ said Bruno.
But the Empress had had enough spinach by this time, andsomehow—I failed to notice the exact process—we all found ourselves inthe Pavilion, and the Professor in the act of beginning the long-expectedLecture.
.
____________________________________________________
Глава двадцатая
ОКОРОК СО ШПИНАТОМ
Приглашение леди Мюриэл глубоко взволновало меня; и хотя она, с присущей ей редкой деликатностью, избегала каких бы то ни было намеков на друга, общение с которым так щедро скрашивало мою жизнь, я чувствовал, что искренняя симпатия и сочувствие моему одиночеству побудили ее относиться ко мне с таким участием и постараться сделать все, чтобы позволить мне чувствовать себя как дома.
Мой одинокий вечер выдался долгим и томительным, но мне не хотелось ложиться. Я сидел у камина, не сводя глаз с догорающих угольков и предоставив Фантазии складывать из красных мерцающих огоньков образы и лица из давнего и недавнего прошлого. Вот показалась румяная улыбка Бруно, вспыхнувшая и через миг погасшая, следом за ней — розовые щечки Сильвии и веселое лицо Профессора, так и сияющее от удовольствия. «Добро пожаловать, крошки мои!» — казалось, говорило оно… А через минуту красный уголек, на какой-то миг напомнивший мне старину Профессора, померк, подернулся пеплом, и слова, послышавшиеся мне в тиши, навсегда канули в прошлое. Я взял кочергу, подгреб к решетке два-три еще живых уголька, и Фантазия — этот беззастенчивый менестрель — опять запела мне ту волшебную песню, которую я так любил слышать…
— Добро пожаловать, крошки мои! — опять произнес чей-то мягкий голос. — Я же говорил им, что вы придете. Ваши комнатки давно ждут вас. А Император и Императрица… словом, они будут рады вам больше всех! Правда-правда, Ее Высочество изволили сказать: «Надеюсь, они не опоздают к началу банкета!» Это ее собственные слова, уверяю вас!
— А Уггуг будет на банкете? — спросил Бруно. И они с сестричкой вздохнули и задумались.
— Да, разумеется, непременно будет! — закашлявшись, отвечал Профессор. — Вы же знаете, сегодня — его день рождения. Все гости будут пить за его здоровье, ну, и все такое прочее. Как же банкет может обойтись без него?
— Без него было бы гораздо лучше, — проговорил Бруно тихо, едва слышно, чтобы его не услышал никто, кроме Сильвии.
Профессор опять кашлянул:
— Как хорошо, что вы пришли! Поверьте мне, банкет будет просто замечательный, крошки мои! Я очень-очень рад вас видеть!
— Боюсь, мы слишком долго задержались, — вежливо заметил Бруно.
— Пожалуй, — отвечал Профессор. — Ну, как бы там ни было, вы пришли, и слава богу. — И он начал перечислять дела, намеченные на сегодняшний день. — Первым пунктом значится лекция, — проговорил он. — Видите ли, на этом настояла сама Императрица. Она утверждает, что, когда гости, как обычно, объедятся на банкете, их начнет одолевать дремота и они не смогут прослушать лекцию… Что ж, пожалуй, она права. Точнее, как только гости соберутся, у нас намечено немного подкрепиться. Это будет нечто вроде сюрприза для Императрицы. С тех пор как вы покинули нас, она стала… ну, одним словом, не столь мудрой, как прежде, и мы сочли за благо устраивать ей маленькие сюрпризы. Ну вот, а потом будет лекция…
— Что я слышу? Лекция? Та самая, которую вы готовили так… страшно подумать как давно? — удивилась Сильвия.
— Да-да, та самая, — спокойным тоном отвечал Профессор. — Подготовка к ней заняла уйму времени. К тому же у меня куча всяких обязанностей. Ну, например, я как-никак Придворный Врач. Моя обязанность — поддерживать здоровье Королевских Слуг в надлежащем порядке, а это весьма обязывает! — воскликнул он, поспешно хватая колокольчик и звоня в него. — Сегодня как раз — Лекарственный день! Мы даем им лекарства раз в неделю. Видите ли, если бы мы давали лекарства каждый день, то все пузырьки опустели бы слишком скоро!
— А если кто-нибудь заболеет в какой-нибудь другой день? — спросила Сильвия.
— Что? Заболеть в другой день? — удивленно воскликнул Профессор. — Да такого быть не должно! Слугу, заболевшего не в тот день, немедленно выгонят! А вот и лекарство на сегодня, — продолжал он, доставая с полки огромный кувшин. — Я приготовил его сегодня утром. Попробуй! — предложил он, пододвигая кувшин Бруно. — Обмакни пальчик и попробуй!
Бруно так и сделал, но тут же скорчил такую ужасную гримасу что Сильвия испуганно воскликнула: «Бруно, выплюнь сейчас же!»
— Ужасно противное! — заметил Бруно. Лицо его опять приняло знакомый вид.
— Противное? — возразил Профессор. — Разумеется, противное, а как же иначе? Каким же, по-твоему, должно быть лекарство, если не противным?
— Вкусненьким, — отозвался Бруно.
— Должен сказать, — начал Профессор, обескураженный мгновенным ответом Бруно, — что оно никогда не бывает таким, как тебе хочется! Видишь ли, лекарство просто обязано быть противным. Будь добр, отнеси, пожалуйста, этот кувшин в Комнату Слуг, — обратился он к лакею, явившемуся на зов колокольчика, — и скажи им, что это — их порция лекарств на сегодня.
— И кто же из них должен принимать его? — спросил лакей, беря со стола кувшин.
— Ну, этого я и сам еще не решил! — строгим тоном отвечал Профессор. — Я скоро приду и все решу на месте. Скажи им, чтобы ни в коем случае не смели принимать его до моего прихода! Просто удивительно, — произнес он, повернувшись к детям, — каких успехов мне удалось достичь в лечении всяческих недугов и хворей! У меня есть кое-какие заметки. — С этими словами он достал с полки стопку листков бумаги, скрепленных по два и по три. — Нет, вы только послушайте. «Младший Повар номер Тринадцатый вылечился от лихорадки (Febris Communis)». А теперь поглядите, какой листок к нему приколот. «Младшему Повару номеру Тринадцатому дана двойная доза лекарства». Право, этим можно гордиться, не так ли?
— Но какое из этих событий случилось первым? — озадаченно спросила Сильвия.
Профессор внимательно оглядел свои записки.
— Видите ли, число на них не указано, — произнес он уже не столь мажорным тоном. — Боюсь, что на этот вопрос я не смогу ответить. Но они действительно случились, причем — оба: в этом у меня нет никаких сомнений. О, лекарство — великое дело, уверяю вас. Болезни по сравнению с ним — ерунда. Вы можете принимать лекарство долго, годами, но никому не захочется так долго болеть! Кстати, пойдемте на помост. Садовник просил меня прийти и поглядеть, что ему делать дальше. Пошли! Мы как раз успеем вернуться до темноты.
— С радостью! — отвечала Сильвия. — Пошли, Бруно! Надевай-ка свою шапочку. Мы не можем заставлять Профессора ждать!
— Никак не найду шапочку! — отвечал ее маленький брат. — Я катал ее, катал… Вот она куда-нибудь и закатилась!
— Может быть — вон туда? — спросила Сильвия, указывая в темную кладовую, дверь в которую была приоткрыта. Бруно бросился туда. Спустя минуту-другую он с бодрым видом вышел из кладовой и тщательно закрыл за собой дверь.
— Ее там нет, — с необычной для него серьезностью отвечал он.
Сильвия удивленно вздрогнула.
— А что же там есть, а?
— Два угла с паутиной и два паучка, — в раздумье отвечал Бруно, перебирая свои пальчики, словно страницы записной книжки, — а еще — обложка от книжки с картинками… и черепаха… и тарелка с орехами… и какой-то старик.
— Старик! — воскликнул Профессор; он в сильном волнении забегал по комнате. — Да это же, наверное, Другой Профессор, потерявшийся давным-давно!
Он открыл дверь кладовой… Старик и впрямь оказался Другим Профессором, сидевшим в кресле, держа на коленях книгу. Он был занят тем, что доставал орех с тарелки, которую придвинул поближе к себе. Он оглядел нас с головы до ног, но ничего не сказал, пока не прожевал орех. И лишь после этого задал привычный вопрос:
— Ну, как, лекция готова?
— Праздник начнется через час с небольшим, — отвечал Профессор, стараясь уклониться от ответа. — Прежде всего мы хотели устроить Императрице маленький сюрприз. А потом будет банкет…
— Банкет!? — воскликнул Другой Профессор, подпрыгивая с кресла и подымая в комнате целое облако пыли. — Тогда и я тоже пойду, только мне надо немного почиститься. Боже, на что я похож!
— Он еще хочет чиститься! — скептическим тоном процедил Профессор. — Вот твоя шапочка, малыш! Я просто по ошибке надел ее. Понимаешь, я забыл, что на мне уже есть одна. Ну а теперь пошли на помост!
— А этот забавный Старый Садовник опять поет! — с нескрываемой радостью воскликнул Бруно, и мы все вместе вышли в сад. — Мне кажется, он поет эту песню с тех самых пор, когда мы еще никуда не уходили!
— Да, разумеется! — подтвердил Профессор. — Видите ли, ему трудно отказаться от этого!
— От чего, этого? — спросил Бруно, но Профессор предпочел сделать вид, будто он не расслышал вопроса. — Что это ты делаешь с бедным ежиком, а? — заорал он на Садовника.
Мы увидели, что тот стоит на одной ноге, распевает во все горло свою песенку, а другой перекатывает с боку на бок ежика.
— Я просто хотел узнать, чем питаются ежики; вот я и слежу за ежиком, чтобы выяснить, ест ли он картофель или нет…
— Куда лучше принести картофелинку, — заметил Профессор, — и посмотреть, станет ли он ее кушать.
— Правильно! Верно! — радостно воскликнул Садовник. — Вы, наверное, пришли, чтобы посмотреть помост?
— Так и есть! — подтвердил Профессор. — А еще, как видишь, у нас вернулись дети!
Садовник с усмешкой поглядел по сторонам. Затем он направился к Беседке и опять запел:
Он пригляделся: это был
Трехчленный полином.
«Повсюду тайна! — он сказал. —
Мне это нипочем!»
— Да ведь ты поешь эту песню уже несколько месяцев, — заметил Профессор. — Неужели она все еще не кончилась?
— Остался всего один куплет, — с досадой отвечал Садовник. Слезы так и потекли по его щекам, но он все-таки допел этот последний куплет:
Он мнил — нашел он Аргумент,
Что Папою он был.
А пригляделся — перед ним
Обмылок в Пятнах плыл.
«Ужасный факт! — он прошептал. —
Надеяться нет сил!»
Закашлявшись от едва сдерживаемых рыданий, Садовник поспешно зашагал вперед, пытаясь хоть немного успокоиться.
— А он видел этот самый Обмылок в Пятнах? — поинтересовалась Сильвия, когда мы последовали за ним.
— О, конечно! — отозвался Профессор. — Эта песня рассказывает историю его жизни, вы же знаете.
В глазах Бруно блеснули слезы горячего сострадания несчастному.
— Мне уфасно жалко, что он — не Папа Римский! — воскликнул он. — А тебе, Сильвия?
— Я… я даже не знаю, — отвечала девочка своим обычным мягким тоном. — А он стал бы от этого счастливее, а? — спросила она Профессора.
— Это наверняка не принесло бы счастья Папе, — отвечал Профессор. — Замечательный получился помост, не так ли? — спросил он, когда мы вошли в Беседку.
— Я на всякий случай подложил под него лишний брус! — заявил Садовник, сопровождая свои слова выразительным жестом. — И теперь он такой прочный, что на нем впору хоть пьяному слону плясать!
— Огромное тебе спасибо! — радостно воскликнул Профессор. — Признаться, я и сам не знаю, что нам нужно, но это нетрудно выяснить. — С этими словами он проводил детей на платформу, чтобы объяснить, где им предстоит сидеть. — Вот здесь, как видите, три кресла для Императора, Императрицы и принца Уггуга. А здесь мы поставим два маленьких стульчика! — проговорил он, покосившись на Садовника. — Один для леди Сильвии, а другой для одного маленького зверька!
— А можно я буду помогать во время чтения лекции? — спросил Бруно. — Я знаю множество забавных трюков.
— Видишь ли, это вовсе не лекция по магии, — возразил Профессор, раскладывая на столике разные забавные вещицы и машинки. — Ну-ка, скажи, что ты умеешь делать? Тебе когда-нибудь приходилось бегать по таблице?
— И даже очень часто! — отвечал Бруно. — Правда, Сильвия?
Профессор был явно удивлен таким ответом, но попытался скрыть это.
— Любопытно было бы взглянуть, — пробормотал он, доставая записную книжку. — Во-первых — по какой таблице?
— Скажи ему! — шепнул малыш Сильвии, обнимая ее за шею.
— Сам скажи, — возразила та.
— Не могу, — вздохнул Бруно. — Это ужасно заковыристое слово.
— Чепуха! — засмеялась Сильвия. — Сам увидишь, что оно вполне хорошее, если только попытаешься произнести его.
— Суммноже… — начал малыш. — Знаете, там много всяких сумм.
— Что он говорит? — воскликнул изумленный Профессор.
— Он имеет в виду таблицу умножения, — пояснила Сильвия.
Профессор немного успокоился и закрыл записную книжку.
— Это совсем другое дело, — пробурчал он.
— И еще много-много всяких дел, — отозвался Бруно. — Верно, Сильвия?
Внезапно их разговор прервал резкий звук труб.
— Боже, Прием уже начался! — воскликнул Профессор, опрометью вместе с детьми бросившись в Приемный Зал. — Я и не подозревал, что уже так поздно!
В углу Зала красовался небольшой столик, уставленный винами и всевозможными печеньями. За ним в ожидании нас сидели Император с Императрицей. Из остальной части зала мебель была заблаговременно убрана, чтобы освободить место для гостей. Я был немало удивлен резкой переменой, произошедшей с Императорской Четой. С лица Императора теперь не сходило какое-то отсутствующее выражение, а по личику Императрицы блуждала странная бессмысленная улыбка.
— Ну, явились наконец-то! — хмуро буркнул Император, когда Профессор и дети заняли свои места. Было очевидно, что Его Величество пребывает в дурном настроении, и мы сразу же поняли причину этого. Он посчитал, что завтрак для Императорской Четы приготовлен с недостаточной пышностью, подобающей их высочайшему положению.
— Обычный столик из какого-то плохонького красного дерева?! — загремел он, указывая пальцем на бедный столик. — А почему он не из золота, хотел бы я знать?!
— На это ушло бы слишком много вре… — начал было Профессор, но Император прервал его:
— А этот кекс! Обыкновенный, с изюмом! А почему, я вас спрашиваю, он не приготовлен ну хотя бы из… из… — Не договорив, Император махнул рукой. — А вино! Какая-то паршивенькая старая мадера! А почему мне не подали?.. Взять хотя бы кресло! О, это уж не лезет ни в какие ворота! Почему это кресло, а не трон? На другие огрехи я, может, и не обратил бы внимания, но только не на кресло! Этого я вынести не могу!
— А чего я не могу вынести, — вмешалась Императрица, подхватив раздраженный тон супруга, — так это столик!
— Фу-ты ну-ты! — фыркнул Император.
— Остается только сожалеть об этом! — смиренно вставил Профессор, как только ему представилась возможность сказать хоть слово. После непродолжительного раздумья он возвысил голос. — Мы все, — проговорил он, обратившись к Блистательному Обществу, — очень огорчены и ужасно сожалеем об этом!
Со всех концов зала раздались возгласы:
— Да, правда! Все как один!
Наступила неловкая пауза: Профессор не знал, с чего начать. Тогда Императрица, перегнувшись через стол, шепнула ему:
— Ну, смелей! Вы же это умеете! Всего несколько забавных шуток, чтобы поднять настроение гостей!
— Да-да, Госпожа! Понял! — отозвался Профессор. — Один малыш…
— Только, пожалуйста, никаких шуточек на мой счет! — воскликнул Бруно, и его глазки тотчас наполнились слезами.
— Ну что ж, если не хочешь, не буду, — согласился покладистый Профессор. — Я просто хотел рассказать историю о маленьком морском бакене: она вполне невинная — но, впрочем, это не имеет значения. — Затем он повернулся к публике и громким голосом воскликнул: — Скажите «А»! А потом «Б»! А еще «В»! И, наконец, «Г»! Вам сразу станет веселее, уверяю вас!
По залу прокатилась волна смеха, а не понявшие, в чем дело, смущенно зашептались:
— Что-что? Что он сказал? Кажется, что-то такое об азбуке, верно?..
Императрица улыбнулась своей обычной бессмысленной улыбкой и замахала веером. Бедный Профессор робко поглядел на нее: его запас шуток явно иссяк, и он надеялся на подсказку. Императрица опять шепнула ему:
— Что-нибудь о шпинате, Профессор, на манер сюрприза. Ну, сами понимаете…
Профессор подошел к Главному Повару и что-то сказал ему вполголоса. Главный Повар тотчас вышел из зала в сопровождении младших поваров и поварят.
— Удивительно, почему всегда так трудно начать, — заметил Профессор, обернувшись к Бруно. — А стоит только начать, как дальше все пойдет как по маслу.
— Если вы хотите, чтобы гости тоже включились, — отвечал Бруно, запустите им за шиворот живую лягушку.
В этот момент повара вернулись, вышагивая длинной процессией. Главный Повар шел последним, держа в руках нечто, что поварята пытались закрыть от любопытных глаз, размахивая флажками.
— Ничего, кроме флажков, Ваше Императорское Высочество! Ничего, кроме флажков! — с низким поклоном повторил он. В ту же минуту все флажки разом опустились, и Главный Повар с важным видом снял крышку с огромного блюда.
Илл. Harry Furniss (1889).
— Что это? — с любопытством спросила Императрица, поднося к глазу подзорную трубку. — О, да это шпинат! Я так и думала!
— Ее Императорское Величество приятно удивлены, — пояснил Профессор, обращаясь к присутствующим. Некоторые из них захлопали в ладоши. Главный Повар опять отвесил низкий поклон и положил или, лучше сказать, как бы нарочно уронил ложку на столик подле прибора Императрицы, которая глядела в другую сторону, делая вид, будто не замечает этого.
— Да, я приятно удивлена! — заявила Императрица, повернувшись к Бруно. — А ты?
— Не очень, — отвечал Бруно. — Я слышал…. — Но в этот момент Сильвия приложила пальчик к его губам и сказала:
— Он очень устал. Он хочет, чтобы поскорей началась лекция.
— Мне хочется, чтобы поскорей начался ужин, — поправил ее малыш.
Императрица с отрешенным видом взяла ложку и попыталась уравновесить ее на тыльной стороне ладони, но не смогла и уронила ложку в блюдо. Когда же она вынула ложку из блюда, та оказалась полна шпината.
— Как забавно! — проговорила Ее Величество, поднося ложку ко рту. — Это удивительно напоминает настоящий шпинат! Я думала, что это какая-нибудь имитация, но он, оказывается, настоящий! — И она зачерпнула еще ложку.
— Хорошо бы это поскорее кончилось, — заметил Бруно.
Императрица и впрямь не изволила больше кушать шпината, и мы очутились — как это произошло, я и сам не заметил — в Беседке, где Профессор собирался начать чтение своей лекции.
.
____________________________________________________
Перевод Андрея Москотельникова (2009):
ГЛАВА XX
Винегрет и прочая петрушка
Гостеприимство моей хозяйки было непритворно сердечным, и несмотря на то, что, обладая редкостной деликатностью, она никогда прямо не упоминала о друге, чьё присутствие рядом внесло в мою жизнь столько светлых часов, я не сомневался, что только доброжелательное сочувствие к моему нынешнему одиночеству понуждало её чутко следить за тем, чтобы меня окружал истинно домашний уют.
Одинокий вечер задался длинным и унылым, и я неподвижно сидел, наблюдая меркнущий в камине огонь и позволяя Фантазии создавать на красной золе силуэты и лица из давно отыгранных сцен. Вот появилась плутовская ухмылка Бруно — мелькнула искрой и пропала, вот на её месте возникло румяное личико Сильвии, а вот — круглое и весёлое лицо Профессора, светящееся радостью. «Входите, входите, мои маленькие друзья!» Он ли это произнёс, или мне послышалось? Тут раскалённый уголёк, что на минуту принял облик доброго старичка, стал тускнеть, и слова, казалось, замерли одновременно с угасанием его блеска. Я схватил кочергу и двумя-тремя прицельными тычками оживил потухающий жар, в то время как Фантазия, этот не ведающий смущения менестрель, снова затянула волшебную балладу, столь любезную моему уху.
— Входите, входите, мои маленькие друзья! — повторил весёлый голос. — Я всех заверил, что вы обязательно придёте. Ваши комнаты вновь вас ожидают. А Император с супругой… Уж им-то мы вами угодим! Ведь сказала же Её Величество: «Надеюсь, к началу Банкета они поспеют!» Прямо так и сказала, поверьте мне!
— А Уггуг тоже будет на Банкете? — спросил Бруно. Брат и сестра с тревогой взглянули на Профессора.
— Конечно будет, конечно! — ответил Профессор и захихикал. — Это же Банкет по случаю Дня его рождения! Вы разве забыли? Все будут пить за его здоровье — и прочее, что полагается в таких случаях. Какой же Банкет без него?
— Гораздо лучший, — ответил Бруно. Только сказал он это тихо-тихо, и никто, кроме Сильвии, не услышал.
Профессор снова захихикал.
— Банкет выйдет на славу, раз и ты пришёл, мой славный человечек! Я здорово по тебе соскучился!
— Было нам быть в пути покороче, — сказал Бруно из вежливости.
— Пожалуй, — согласился Профессор. — Впрочем, пустяки: ведь теперь вы снова коротки как положено, так что устраивайтесь без помех! — Тут он стал перечислять развлечения, запланированные на этот вечер. — Сначала будет Лекция. На этом настояла Императрица. Она сказала, что на Банкете люди будут много есть, это их разморит, и они невнимательно выслушают Лекцию. Наверно, она права. Перед Лекцией только небольшое восстановление живой силы — ведь гости всё равно станут собираться загодя; заодно и сюрприз такой для Императрицы — то есть, ей на удивление. Пусть даже она… скажем, не настолько умна как раньше, но мы решили, что хорошо бы состряпать для неё винегретец — то есть, из небольших сюрпризиков. Затем будет Лекция…
— Та самая Лекция, к которой вы ещё тогда, давно, всё готовились? — спросила Сильвия.
— Та самая, — нехотя подтвердил Профессор. — На её подготовку ушла уйма времени. А у меня ведь ещё много других важных дел. Я, к примеру, Придворный Врач. Я обязан следить за здоровьем всех Королевских Слуг… Вот что! — воскликнул он и торопливо позвонил в звонок. — Сегодня не худой день для Приёма Лекарств! Раз в неделю мы обязательно даём слугам Лекарства.
— А если будет худой день? — спросила Сильвия.
— Ничего себе — худой как тень! — вскричал Профессор. — Таких сразу увольняют! Если мы станем лечить худых как тень, никаких лекарств не напасёшься! Вот Лекарство на сегодня, — продолжал он, беря с полки здоровенный кувшин. — Я лично составил его утром, первым же делом. — Тут он протянул кувшин Бруно. — Обмокни пальчик и попробуй на вкус!
Бруно подчинился, но, лизнув палец, так скорчил лицо, что Сильвия испуганно воскликнула:
— Что с тобой, Бруно?
— Такая гадость! — ответил он, когда его лицу вернулось обычное выражение.
— Гадость? — переспросил Профессор. — А ты как думал? Во что превратится Лекарство, если перестанет быть гадостью?
— Во вкусность, — сказал Бруно.
— Я хотел сказать… — пробормотал Профессор, сбитый с толку быстрым ответом мальчика, — такого не бывает! Лекарство обязано быть гадостью, понимаешь? Будь любезен, снеси этот кувшин в людскую, — обратился он к лакею, появившемуся на звонок, — и скажи, что это Лекарство для них на сегодня.
— Каждый должен его принять? — спросил лакей, взяв кувшин.
— Ох, а вот этого я ещё и не выяснил! — смущённо пробормотал Профессор. — В общем, скоро сам приду и всё скажу. Без меня пусть не начинают! Но это и впрямь чудо, — обратился он к детишкам, — каких успехов я добился в лечении Болезней! Тут у меня кое-что записано для памяти. — Он достал с полки кипу листков бумаги, сколотых вместе по два и по три. — Вот, взгляните на эту подшивочку. «Младший Повар Номер Тринадцать вылечился от обычной лихорадки — Febris Communis». Так, посмотрим, что к нему подколото. «Дал Младшему Повару Номер Тринадцать двойную дозу Лекарства». Есть чем гордиться, как по-вашему?
— Но что за чем следовало? — спросила Сильвия с весьма озадаченным видом.
Профессор внимательно просмотрел свои бумажки.
— Оказывается, на них не поставлены даты, — удручённо признался он, — так что, боюсь, не смогу вам сказать. А ведь было и то и другое, на этот счёт нет никаких сомнений. Это Лекарство, видите ли, великая вещь. Вот Болезни — это уже не столь существенно. Лекарство можно хранить целые годы, но никому ещё не захотелось столько хранить свою Болезнь! Кстати, пойдёмте-ка поглядим на нашу эстраду. Садовник просил меня взглянуть перед началом, всё ли меня в ней устраивает. Так что мы можем сходить сейчас, пока не стемнело.
— Давайте сходим посмотреть Устраду! — обрадовался Бруно.
— Тогда надевай шляпку, Бруно, — ответила сестра. — Чего копаешься? Не заставляй дорогого Профессора тебя ждать!
— Не могу её найти! — печально ответил братец. — Я её катал туда-сюда, и она куда-то закатилась!
— Может быть, туда? — сказала Сильвия, указав на тёмный чулан, дверь которого была слегка приоткрыта. Бруно побежал к чулану и скрылся в темноте. Спустя минуту он вышел оттуда с удручённым видом и осторожно прикрыл за собой дверь.
— Её там нет, — сказал он с такой необыкновенной скорбью, что Сильвия удивилась и забеспокоилась.
— А что тогда там, Бруно?
— Там паутина и два паука… — задумчиво произнёс Бруно, перечисляя по пальцам, — обложка от альбома, черепаха, блюдо с орехами, старичок какой-то…
— Старичок! — воскликнул Профессор и сразу же сам бросился к чулану. — Это, должно быть, Другой Профессор — он уже давным-давно потерялся!
Профессор распахнул дверь чулана, и точно — нашим взорам предстал Другой Профессор, сидящий на стуле с книгой на коленях и занятый тем, что закусывал орехами с блюда, которое ему, по счастью, удалось снять, дотянувшись до ближайшей полки. Он оглядел всех нас, но пока не раскусил очередной орех и не съел ядрышка, ни слова нам не сказал. Затем он задал свой обычный вопрос:
— К Лекции всё готово?
— Начнётся через час, — ответил Профессор, уклоняясь от прямого ответа. — Но сперва нужно подыскать того-сего Императрице на удивление. А после будет Банкет…
— Банкет! — вскричал Другой Профессор, вскакивая со стула, отчего комнату заволокло облаком пыли. — Тогда я лучше пойду и… и причешусь. В каком я только виде!
— Он, скорее, нуждается в щётке! — сказал Профессор, критически оглядев коллегу. — А вот и твоя шляпа, мой маленький друг! Это я надел её по ошибке. Я совершенно забыл, что на мне уже надета одна. Так пойдёмте посмотрим эстраду.
— А там опять поёт этот милый Садовник! — радостно воскликнул Бруно, когда мы оказались в саду. — Хотите, угадаю: он поёт такую песню, которая всё тянется и тянется!
— Именно, всё тянется! — подтвердил Профессор. — Это, знаете ли, не такое дело, от которого легко отделаться!
— А от какого дела легко отделаться? — спросил Бруно, но Профессор счёл, что полезнее не отвечать.
— Что это вы делаете с ёжиком, любезный? — обратился он к Садовнику, который, как это и раньше с ним бывало, стоял на одной ноге и бубнил себе под нос свою песенку. Другой ногой он катал туда-сюда свернувшегося клубком ежа.
— Интересуюсь знать, что едят ежи, вот и попридержал здесь ежика от обеда. Может, он картошку ест.
— Лучше бы вы попридержали картошки от обеда, — сказал Профессор. — Вот бы и посмотрели, ест ли её ваш ежик.
— А что! И верно! — восхищённо воскликнул Садовник. — А вы на эстраду пришли взглянуть?
— Ага, ага! — радостно закивал Профессор. — И детишки вернулись, видите?
Садовник ухмыльнулся и поглядел на них. Затем он встал на обе ноги и повёл нас к Павильону, на ходу напевая:
«Он присмотрелся — нет, Пример
На Правило Троих.
Сказал он: “Никогда задач
Я не решал таких!”»
— Этот куплет вы уже спели один раз пару месяцев назад, — сказал Профессор. — Продолжение у вашей песни есть?
— Только один последний куплет, — печально ответил Садовник. И пока он его для нас пел, по его щекам катились слёзы.
«Он думал, это довод “за”,
Что он Персидский шах.
Он присмотрелся — нет, седло
Повисло на вожжах.
Сказал он: “Ишь ты, сорвалось!
Короче, дело швах!”»
Поперхнувшись слезами, Садовник торопливо отошел от нас на пару ярдов, чтобы немного успокоиться.
— А он на самом деле видел висящее на вожжах седло? — спросила Сильвия, когда мы пошли дальше.
— А как же! — ответил Профессор. — Ведь эта песенка — подлинный рассказ о его жизни!
У Бруно всегда наготове были слёзы сочувствия к чужому горю.
— Как жаль, что он не сделался Персидским шахом! — захныкал он. — Тогда, наверно, он стал бы счастливее? — спросил мальчик Профессора.
— Зато Персидский шах не стал бы от этого счастливее, — ответил Профессор. — Ну, как вам нравится наша эстрада? — спросил он, когда мы вошли в Павильон.
— Я подложил под неё дополнительный брус, — сказал Садовник, любовно поглаживая край эстрады. — Теперь она такая прочная, что… что на ней может станцевать бешеный слон!
— Примите мою благодарность! — с чувством произнес Профессор. — Только я не знаю в точности, что нам может понадобиться, и меня это слегка беспокоит. — Он помог детишкам взобраться на эстраду, чтобы объяснить им её устройство. — Здесь, как вы видите, три сиденья для Императора, его супруги и принца Уггуга. Ой! Нужно же поставить ещё двое кресел! — всполошился он и объяснил Садовнику: — Одно для леди Сильвии, а другое для этого меньшого существа!
— А можно мне помогать вам на Лекции? — спросил Бруно. — Я умею показывать фокусы.
— Это, конечно, хорошо, но Лекция всё-таки не фокус, — сказал Профессор, занимаясь с какими-то диковинными на вид механизмами, стоящими на столике. — Слушатели могут задавать вопросы, и придётся отвечать…
— Я могу! — воскликнул Бруно.
— Ты сможешь ответить на их вопросы? Отвечать надо будет с умом, как по-писанному!
— Я и отвечаю всегда по-писанному! Всегда отвечаю, когда Сильвия пишет мне таблицу умно… — И мальчик запнулся.
Профессор несказанно удивился, хоть твёрдо решил не подавать виду.
— Это хорошо, когда таблицу пишут умно. Так, что у меня на сей счёт? — пробормотал он, раскрывая свою записную книжку. — Во-первых, какую таблицу?
— Скажи ты, Сильвия! — прошептал Бруно сестре, подёргав её за плечо.
— Сам скажи, — ответила Сильвия.
— Я не могу, — сказал Бруно. — У меня это слово корявится.
— Чепуха! — рассмеялась Сильвия. — Ты отлично сможешь его произнести, только попытайся. Давай же!
— Умно! — выпалил Бруно. — Это кусочек того слова.
— О чём он говорит? — воскликнул сбитый с толку Профессор.
— Он имеет в виду таблицу умножения, — объяснила Сильвия.
Профессор с досадой захлопнул свою книжку.
— Это совсем не то, — сказал он.
— Я всё время отвечаю совсем не то, — подтвердил Бруно. — Скажи, Сильвия!
Разговор был прерван громким гулом труб.
— Ох! Началось! — воскликнул Профессор и, схватив детей за руки, помчался в Дворцовую Гостиную. — Я и не знал, что уже так поздно!
Посреди Дворцовой Гостиной стоял небольшой столик с вином и печеньем, около него сидели встречавшие нас Император с Императрицей. Вся остальная мебель из Гостиной была вынесена, чтобы для гостей было больше места. Мне сразу бросилась в глаза разительная перемена, произошедшая за эти месяцы с лицами Царственной четы. Теперь для Императора обычным было отсутствующее выражение лица, в то время как по физиономии Императрицы то и дело пролетала бессмысленная ухмылка.
— Наконец-то! — сердито заметил Император, стоило Профессору с детишками занять свои места. Было явственно видно, что он здорово рассержен, и причину мы вскоре поняли. На его взгляд, приготовления, сделанные для Императорского приёма, не соответствовали его рангу.
— Простецкий столик из красного дерева! — рычал он, презрительно тыча в него пальцем. — Почему его не сделали из золота, позвольте спросить?
— Но на это ушло бы слишком много… — начал было Профессор, но Император оборвал его.
— А пирог! С обыкновенным изюмом! Почему его не сделали из… из… — Его Величество не докончил и перескочил на новый предмет. — А вино! Всего лишь старая Мадейра! Почему его не… А кресло! Оно вообще никуда не годится! Почему не трон? Прочие оплошности ещё можно извинить, но этого я не потерплю!
— А вот чего я не потерплю, — сказала Императрица, не желая отставать от своего свирепого муженька, — так это стола!
— Фу ты! — только и сказал Император.
— Это достойно сожаления, — неуверенно промямлил Профессор, как только ему удалось вставить слово. После минутного размышления он решил высказаться покрепче: — Всё это, — сказал он, адресуясь ко всем собравшимся, — достойно величайшего сожаления!
Переполненный Зал ответил дружным шёпотом: «Верно, верно!»
Наступила неловкая пауза: Профессор явно не знал, с чего начать. Императрица наклонилась вперёд и зашептала ему:
— Парочку шуток, Профессор, чтобы расшевелить публику!
— Верно, верно, мадам! — смиренно отозвался Профессор. — Вот этот мальчишка…
— Пожалуйста, не шутите про меня! — воскликнул Бруно. Он был готов заплакать.
— Не буду, если ты против, — ответил добросердечный Профессор. — Это было просто кое-что про маленькую моль, вот такую мольчишку, совершенно безобидный каламбур. Но не важно. — Он повернулся к слушателям и громко крикнул: — Там мышь! Побежала к вашим ногам!
Все переполошились, задвигались, чуть не прыгать стали на своих местах. Раздались истеричные вскрики.
— Шутка! — весело объявил Профессор. — Чтобы расшевелить публику.
Собравшиеся разразились хохотом, однако кое-где возмущённо зашептались.
Императрица, как обычно, с бессмысленным видом улыбнулась и принялась быстро-быстро обмахиваться веером. Бедный Профессор робко взглянул на неё; очевидно, он опять встал в тупик и рассчитывал на очередную подсказку. Императрица вновь зашептала:
— Винегрет, Профессор, из всякого — забыли? Мне на удивление.
Профессор кивком подозвал Шеф-повара и что-то тихо произнёс ему на ухо. Шеф-повар вышел, а за ним и все поварята.
— Не так-то просто встряхнуть публику, — заметил Профессор, обращаясь к Бруно. — Но коль это удалось, дальше всё пройдёт как по маслу, вот увидишь.
— Ловко это у вас получилось, — восхищённо ответил Бруно. — Вам даже не пришлось совать им за шиворот по живой лягушке.
Тут повара вновь один за другим вошли, и Шеф-повар последним — он что-то нёс, в то время как его помощники, наоборот, старались скрыть это от наших глаз флагами, которыми неистово размахивали вокруг него.
— Ничего кроме флагов, Ваше Императорское Величество! Ничего, кроме флагов! — непрестанно повторял он, ставя блюдо перед Императрицей. Тут все флаги в один миг были убраны, и Шеф-повар снял крышку с широченного блюда.
— Что это? — слабым голосом вопросила Императрица, поднося к глазу подзорную трубу. — Винегрет какой-то, а?
— Её Императорское величество удивлены! — объявил Профессор во всеуслышанье, и многие захлопали. Шеф-повар сделал низкий поклон, потом ещё один, и, всё продолжая кланяться, словно случайно уронил на столик ложку, так чтобы Императрице оставалась только руку протянуть. Но та намеренно глядела в другую сторону, притворясь, что не видит.
— Я удивлена! — сказала она Бруно. — А ты нет?
— Нисколечко, — ответил Бруно. — Вы ведь сами сказали…
Но тут Сильвия зажала ему рот рукой, и закончила за него:
— Он, по-моему, очень устал. Ему хочется, чтобы поскорей начиналась Лекция.
— Мне хочется, чтобы поскорей начинался ужин, — поправил её Бруно.
Императрица с отсутствующим видом подняла ложку и принялась поигрывать ею. Через секунду она выронила ложку, и та свалилась прямиком в блюдо, так что когда Императрица её вынимала, ложка хорошенько зачерпнула винегрета.
— Поразительно! — произнесла Императрица и отправила винегрет себе в рот. — И вкус у него как у настоящего винегрета! Я думала, это только с виду винегрет, но теперь вижу, что это в действительности он! — Тут она отправила в рот вторую ложку.
— Он не долго будет в действительности, — сказал Бруно.
Но Императрица с лихвой уже отведала винегрета, и каким-то таинственным образом — мне не удалось заметить, каким именно, — мы все перенеслись в Павильон, где Профессор приступил к долгожданной Лекции.
.
____________________________________________________
Пересказ Александра Флори (2001, 2011):
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ОКОРОК И ШПИНАТ
Моя хозяйка приняла меня очень любезно, радушно и на редкость деликатно. Она с обычной своей деликатностью даже не намекала на моего друга, чье общество так разнообразило мою жизнь. Думаю, что именно сочувствие к моему уединенному существованию и побуждало ее делать все, чтобы обеспечить мне прямо-таки домашний комфорт.
Но вечер в одиночестве был бесконечен. Завороженный хаотической пляской искр на дотлевающих угольках, я замечтался, и Леди Фантазия принялась оформлять смутные образы в лики прошлого. Вот в вихре искр мелькнула плутовская улыбка Бруно. Или угли рдели, как щечки Сильви. Или сияла круглая жизнерадостная физиономия Профессора. Он даже сказал: «Добро пожаловать, дети!»
Однако вслед за этим пожаловало нечто другое: призрак веселого Старого Профессора. Но угли угасали, и вместе с ними таяли образы. Я схватил кочергу и, словно волшебной палочкой, живо все воскресил. И Леди Фантазия – примадонна, не ведающая застенчивости, – продолжила свою арию, столь приятную для меня.
– Я рад вам, милые мои! – послышалось опять. – Я предупредил слуг о вашем приходе. Ваши комнаты готовы. Думаю, августейшие супруги будут довольны. А Императрица так и сказала: «Надеюсь, банкет не запоздает». Честное слово, она так и сказала!
– А Жирный будет? – спросил Бруно.
Дети даже съежились, предвкушая эту жуть.
– А как же! – усмехнулся Профессор. – Как же без виновника торжества! Это ведь его угораздило родиться. Увидите, как они напьются за его здоровье.
– Нехило! – вскричал Бруно, правда, так тихо, что, кроме Сильви, его никто не расслышал.
Профессор опять усмехнулся:
– Да, уж повеселятся! Но давайте о приятном. Как приятно, что мы снова вместе, дорогие мои!
– Ну, мы, конечно, подзадержались… – скромно признал Бруно.
– Под или за – я не знаю, – сказал Профессор, – но сейчас вы здесь, и этого достаточно.
И он стал излагать дальнейшие радости предстоящего вечера:
– Сначала будет лекция. Так хочет Императрица. Она считает, что после банкета гостям будет уже не до этого, и они просто заснут. Может, она и права. Впрочем, если точнее, то сначала приедут гости, которые окажутся сюрпризом для Императрицы. Ничего не поделаешь, у нее самой придумывать сюрпризы уже не получается. Ее умственные способности… в общем, не такие, как прежде. Итак, сначала сюрприз, а потом лекция…
– Это та самая лекция, к которой вы готовились? – спросила Сильви.
– Та самая, – без особого энтузиазма подтвердил Профессор. – К ней нужно было долго готовиться. А у меня еще масса других обязанностей. Я же еще и лейб-медик! Приходится пользовать всех придворных сразу. Кстати! – вдруг завопил он и зазвонил в колокольчик. – Сегодня же урочный санитарный день!
– В этот день санитары учат уроки? – удивился Бруно.
– Видите ли, мы выдаем лекарства только раз в неделю. Это делается из экономии по приказу Императрицы. Она считает, что если выдавать лекарства каждый день, то они скоро закончатся. Такова ее логика.
– Ее логика, может быть, и такова, – сказала Сильви. – А если кто-нибудь заболеет в другой день?
– Откуда такие предположения! – воскликнул Профессор. – Пусть только попробует заболеть в неурочный день! Его тут же уволят.
Он достал с полки большой сосуд и пояснил:
– Это лекарство на сегодня. Называется – панацея. Попробуйте, я его сам готовил. Окуните-ка туда палец, молодой человек!
Бруно проделал это, но с такой гримасой, что Сильви воскликнула:
– Бруно, лучше не надо!
– Лучше не надо, – подтвердил брат, когда его лицо обрело свое обычное выражение.
– А лучше и не бывает! – заверил сияющий Профессор. – Самая лучшая панацея в мире.
– Самая лучшая, потому что самая противная? – предположил Бруно.
Профессора озадачило такое предположение:
– В общем, да. Вы же знаете, юноша: лекарство просто обязано быть противным, это его главное свойство.
И дальше – лакею, вошедшему на звон колокольчика:
– Любезный, будьте добры, отнесите сосуд в залу и скажите придворным, что это их порция на сегодня.
– И кому придется это пить сегодня? – спросил лакей.
– Этого я еще не решил, – ответил Профессор. – Но скоро приду и всем разолью, кому надо. У меня все здесь записано, – он взял с полки ноутбук. – Вот, пожалуйста: номер тринадцать – ассистент повара. Дана двойная доза для профилактики Febris Communis, вульгарной лихорадки. Здорово, не так ли?
– Здорово, если он излечился от вульгарности, – молвила Сильви.
– Боюсь, это неизлечимо, – сказал Профессор. – Вульгарность у него в крови. А лихорадкой он и не болел.
– А вы уверены, что ему нужно было давать лекарство, да еще двойную дозу? – усомнилась Сильви. – Может, он и так не заболел бы?
– Дитя! – воскликнул Профессор. – Вы не понимаете всей тонкости проблемы. Дело не в болезни, а в лекарстве, и только в нем! Лекарство можно хранить годами, но кому захочется годами хранить болезнь? Вывод: лекарство важнее. Впрочем, пока не забыл: не сходить ли нам вместе на площадку? Садовник просил меня проверить, все ли там в порядке. До темноты уложимся.
– Я не хочу ложиться до темноты, – сказал Бруно.
Сильви одернула его:
– А я хочу. Давай, надевай кепку. И не заставляй уважаемого Профессора ждать!
– Я не вижу моей кепки, – сказал Бруно. – Я катал ее туда-сюда, а теперь она куда-то задевалась.
– Не задевалась, а закатилась, – предположила сестра, указывая на полуоткрытую дверь в темную комнатку.
Бруно вышел и через минуту явился очень довольный.
– А там нет ничево, – торжественно объявил он. – То есть почти ничево.
Сильви живо заинтересовалась:
– А что там все-таки есть?
– Огромная паутина и в ней два паука, – очень глубокомысленно ответил Бруно, смахивая клочья паутины с пальцев. – А еще обложка книги. А еще – черепашки, блюдо с орешками и какой-то старик…
– Старик! – воскликнул Профессор. – А, это, наверное, Старый Профессор! Он нашелся!
И он кинулся к буфетной и широко распахнул дверь.
Да, там действительно сидел Старый Профессор. Он читал книгу (обложка лежала на столе) и щелкал орешки. Обернувшись к Профессору, он спросил как ни в чем не бывало:
– Так что, коллега, лекция состоится?
– Да, через час, – ответил Профессор, не уточняя деталей. – Только сначала мы устроим сюрприз Императрице. А потом будет банкет.
– Банкет! – воскликнул старик. – Тогда мне надо почиститься. А то я весь в пыли!
– И причесаться вам тоже не помешало бы, – заметил Профессор. – Между прочим, вот ваш головной убор, молодой человек. Я надел его по рассеянности. Ну, что, пойдемте посмотрим площадку?
– А старый Садовник все еще поет, – с огромным удовольствием сообщил Бруно, когда мы вышли в сад. В принципе, мы и сами это слышали. – Я думаю, что он поет все ту же старую песню.
– Конечно, старую, – согласился Профессор. – Новую еще разучить надо.
– А какую это – новую? – поинтересовался Бруно, однако Профессор его не расслышал, и Бруно переключился на другой предмет: – А что это вы здесь делаете с ежами, а?
Вопрос был обращен к Садовнику, можно сказать, стоявшему на одной ноге, потому что другой он перекатывал другой ежей туда-сюда.
– Это, конечно, проще, – признал Садовник. – Но все равно не поверю, пока не попробую. А вы пришли посмотреть на площадку?
– Фи! – сказал Профессор. – Дети вернулись, а вы как будто их не узнаете?
Садовник только фыркнул и направился к павильону, мурлыкая про себя:
Большим ключом дверь отпер он,
потом впустил ребят.
Но перед ним предстал Закон,
нет, целых три подряд.
– Послушайте, – спросил Профессор, – вы постоянно поете свою песню уже много месяцев подряд. Неужели она все не кончилась?
– Почти кончилась, – печально ответил Садовник. – Остался один куплет. Вот послушайте:
Он думал переспорить всех,
воссев на папский трон,
но тут открылось, как на грех,
что просто папа он.
– Придется нам отставить смех
до будущих времен.
И Сапожник разрыдался и повел нас за собой. Мы следовали на некотором отдалении.
– Бедняга! – тихонько сказала Сильви. – Он принимает песню так близко к сердцу!
– Еще бы не принимать! – ответил Профессор. – Это ведь песня о нем самом.
Тут заплакал Бруно:
– Мне так его жалко, что он никого не переспорил! А тебе, Сильви?
– Да как сказать… – откликнулась Сильви. – разве что когда он узнал, что он не папа римский, а просто папа, но и то…
– Вот именно! – подтвердил Профессор. – Не говоря о том, как обрадовался настоящий римский папа… О, какая прочная площадка!
– Я ее дополнительно укрепил, – скромно сообщил Садовник. – Так что теперь она выдержит пляски взбесившегося слона!
– Очень мило, – благосклонно сказал Профессор и про себя добавил: – Только бы ему самому не вздумалось на ней плясать!
Потом он стал объяснять:
– Здесь оборудованы места для Императора, Императрицы и принца Жаборонка.
Потом обратился к Садовнику:
– Но здесь должно быть еще два места: для леди Сильви и еще одного малолетнего умника!
– А хотите я помогу вам читать лекцию? – предложил польщенный Бруно. – Я умею делать уйму всяких фокусов!
– Этого не понадобится, лекция пройдет без демонстраций, – сказал Профессор. – Кроме того, дитя мое, какие такие фокусы вы можете показывать? Допустим, вы могли бы провалиться сквозь стол?
– А то! – воскликнул Бруно. – Правда, Сильви? А вы чево, так хочете провалиться?
Профессор был удивлен таким предположением.
– Пожалуй, нет. А вы, значит, умеете? Этот феномен нужно исследовать. Прежде всего, что это за стол?
И раскрыл блокнот.
– Скажи ему, Сильви, – шепнул ей Бруно.
– Сам и говори, – ответила Сильви.
– Не могу, – сказал Бруно. – Это заковыристое слово. У меня язык не поворачивается.
– Ерунда! – засмеялась Сильви. – Повернется, если постараешься.
– Табльдот! – выговорил Бруно. – Гляди-ка, получилось!
– О каком это провале вы говорили только что? – спросил Профессор.
– О таблице умножения, – ответила Сильви. – Он по ней проваливался.
Профессор с досадой захлопнул блокнот и сказал:
– Это провал совсем не в том смысле.
– Не тех смыслов может быть много, – загадочно молвил Бруно. – Правда же, Сильви?
Ей помешал ответить истошный рев труб.
– А что, уже начинается? – спросил Профессор. – Идемте, дети, я и не предполагал, что мы так задерживаемся!
В соседней комнате в углу стоял стол с бисквитами и вином. Мебель из комнатки вынесли, чтобы освободить место для гостей. Я был поражен тем, как за какие-то несколько месяцев изменились физиономии августейших особ. Император сидел с отсутствующим взглядом, а Императрица заморожено улыбалась невпопад.
– Наконец-то вы явились, – процедил сквозь зубы Император. Нетрудно было догадаться, что он не в духе, а вскоре выяснилась и причина.
– Стол из палисандра, – с отвращением констатировал он. – А почему не из золота, позвольте спросить?
– На это ушло бы слишком много… – начал было Профессор, но Император оборвал его:
– А бисквиты! Со сливами! А почему не… – он запнулся, вероятно, потому, что сам не знал, чего хотел. – А вино! Простая мадера! Фи! А почему… Ну ладно, это не важно. Это пустяки в сравнении с этим стулом. Это вообще какое-то безобразие! А почему не трон? Я готов закрыть глаза на что угодно, только не на этот моветонный, колченогий, омерзительный стул!
Императрица поморщилась:
– При чем здесь стулья! Вот стол – это действительно гадость!
– И все, что на столе, – добавил Император.
– Очень жаль, – сказал Профессор. – Мы все глубоко сожалеем.
– Слушайте! Слушайте! – разнеслось по залу.
Затем наступила пауза. Профессор явно был в затруднении. Тогда Императрица сказала ему:
– Ну же, Профессор, отпустите несколько хохм, развеселите публику!
– Хохм, мадам? – изумился Профессор. – Боюсь, я не совсем понимаю, что это такое. Но вот этот юноша…
– Нет уж, Профессор! – закричал Бруно. – Пожалуйста, не хохмите на мой счет!
– Не буду, если вы не хотите, – пообещал Профессор. – Я буду рассуждать абстрактно и безобидно.
Все захохотали. Правда, потом послышались голоса:
– О чем это он?
– А я знаю?! О каких-то абстрактных хохмах.
Императрица ухмыльнулась:
– Я полагаю, Профессор, следует внести шпинат в качестве сюрприза для гостей.
Профессор подозвал шеф-повара и что-то сказал ему. Шеф-повар поклонился и ушел со всеми остальными поварами. А Профессор обратился к Бруно:
– Людей сейчас трудно чем-то удивить…
– Да уж, – согласился Бруно. – Хотя если вы засунете кому-то лягушку за спину, то он удивится.
Тут опять в залу шеренгой вошли повара. Шеф-повар нес что-то в закрытом блюде, остальные размахивали флажками.
– Только флажки, ваше величество! Только флажки! – сказал он и поставил блюдо перед Императрицей. Повара опустили флажки, и шеф-повар поднял крышку.
– Что это? – спросила Императрица, разглядывая кушанье в лорнет. – Это шпинат, не так ли?
– Браво! – сказал Профессор. – Кому-то удалось сделать сюрприз Ее Величеству!
Слуги зааплодировали. Шеф-повар низко поклонился и как бы случайно уронил ложку, а Императрица этого как бы не заметила.
– Вот это сюрприз! – изрекла она, обращаясь к Бруно. – Не находите?
– Я даже не ищу, – сказал Бруно.
Сильви поспешила исправить его неловкость:
– Мой брат жаждет, чтобы поскорее началась лекция.
– Чево я жажду, – сказал Бруно, – так это чтобы наконец дали чево-нибудь выпить!
Императрица попробовала шпинат и сказала:
– Надо же, по вкусу как настоящий!
И положила себе еще.
– Она, что, собирается проглотить его целиком? – спросил Бруно.
Но Императрица уже набрала себе достаточно.
А потом, я не понимаю, каким образом, мы оказались в павильоне, и Профессор начал долгожданную лекцию.
.
____________________________________________________
***