Сергей Курий — «Оседлать Пегаса» — глава 6. Строгие строфические формы

Строгие стражи поэзии. — Может ли стихотворение быть в одну строку или вообще без слов? — Двустишия и четверостишия. — Терцинами проложен путь в ад. — Катрены + терцеты = Сонет. — Тяжел же ты, «Венок Сонетов»! — Онегинская строфа. — «Любимая, дай спеть тебе канцону…» — Октава. — Тасуем рифмы и строки (секстины, триолеты, рондо и рондели). — Лимерики — английские «чепушинки».

kak_pisat_stihi_11

Автор статьи: Сергей Курий

«Одни кричат: «Что форма? Пустяки!
Когда в хрусталь налить навозной жижи —
Не станет ли хрусталь безмерно ниже?»

Другие возражают: «Дураки!
И лучшего вина в ночном сосуде
Не станут пить порядочные люди».

Им спора не решить… А жаль!
Ведь можно наливать… вино в хрусталь».
(Саша Черный)

***
Помню один постыдный казус, случившийся со мной в юности. Однажды я написал стихотворение и назвал его «Скользящий сонет». О сонетах я тогда имел представление смутное, знал, что их писал Вильям наш Шекспир и поэтому решил, что это просто стихи о любви — только с очень красивым названием. Название, бесспорно, красивое, но в итоге оказалось, что мое произведение походило на сонет, как свинья на быка. Всё равно, что, нарисовав семейный портрет, я назвал бы его натюрмортом. С тех пор, к употреблению малознакомых «красивых» слов я подхожу крайне осторожно.

***
Поэзия, как и любая другая область искусства, за долгие века существования выработала свои жанры и формы. Одни из них — более строгие (или как говорят твердые) — требуют соблюдения четких правил — например, определенного количества строк, порядка рифмовки, или тематического содержания. Другие — более свободные и гибкие.

Твердые формы господствовали в основном в древности, когда считалось, что в поэзии должен царить четкий порядок, разумная гармония и соразмерность. Соблюдение правил должно было придавать поэзии свою особенную ценность, отличать ее от обыденной речи и прозы.
Конечно, со временем приевшиеся строгие формы менялись и появлялись новые. Ныне поэт обрел почти полную свободу от тисков формы, но не стоит забывать, что эта свобода была бы невозможной, не будь прежнего формального опыта. Новые открытия и находки в стихосложении, так или иначе, отталкиваются от того, что было. И консервативные строгие формы выступают в виде хранителей основных качеств поэзии, не позволяют поэтической свободе превратиться в хаос.

Множество старых форм здравствуют и поныне. Как в живописи никакой абстракционизм не отменил жанра портрета и пейзажа, так и в поэзии то и дело обращаются к сонету, канцоне, балладе, хайку… Например, русский поэт А. Сумароков еще в XVIII веке критиковал строгие формы:

«Сонет, рондо, баллад — игранье стихотворно…
Состав их хитрая в безделках суета:
мне стихотворная приятна простота»,

что совершенно не мешало ему работать во всех этих жанрах.

Что же касается начинающего поэта, то изучение жанров и форм уж точно вряд ли ограничит его свободу. Скорее всего, наоборот — на первых порах сделает его творчество разнообразней, откроет какие-то интересные приемы, научит соблюдению размера, рифмы, тематики.
Может кто-то, прочитав этот раздел, возьмет и попробует свои силы в той или иной форме. Даже если вы не создадите шедевров, то уж точно отточите ваше мастерство и познаете поэзию во всей ее многоликости и великолепии.

***
Начнем со строфических форм — как строгих, так и не очень. Напомню, что строфа — это группа стихов (вы не забыли, что стихами мы стали называть строчки?), объединенная какими-либо формальными повторяющимися признаками.

Минимальной и очень редкой формой, которую-то и строфой не назовешь, является ОДНОСТИШИЕ — стихотворение из одной строки. Возможности одностишия очень ограничены — ни тебе переклички между строками, ни возможности полноценно высказаться. Не удивительно, что данная форма годится в основном для шуток или сжатых афоризмов. Поэтому наиболее известным мастером одностишия является юморист В. Вишневский, написавший немало забавных и метких строчек:

«Какой-то вы маньяк не сексуальный…»

«Спасибо мне, что есть я у тебя!..»

«…и женщина, как буря, улеглась…»

«А чай такой, что если бы не сахар…»

«Любимая, да ты и собеседник?!»

«И долго буду тем любезен я, и этим…»

«Как важно оборвать стихотворе…»

Если обратится к классикам, то, конечно, нельзя забыть знаменитое «О, закрой свои бледные ноги!» авторства В. Брюсова. Ну а, взяв знакомую нам тему о попе и собаке, можно сочинить нечто вроде — «Так мясо или пёс? — вот в чём вопрос…»

Надо сказать, что самые отчаянные экспериментаторы умудрились пойти еще дальше. Так в 1925 г. американский поэт Эли Сигел создал поэму «Один вопрос», содержание которой выглядит так:

«I.
Why?» («Почему?»)

Член литературной группы УЛИПО — Франсуа Ле Лионе — вообще составил поэму из одной буквы («Т.»), а также поэму, построенную исключительно на цифрах и пунктуации:

«1, 2, 3, 4, 5.
6, 7, 8, 9, 10.
12?
11!»

Вроде бы, куда дальше… Но еще в 1913 г. русский поэт В. Гнедов ухитрился написать «Поэму Конца» вообще без текста с одним только заголовком и датой написания, тем самым за полвека предвосхитив опыты УЛИПО. Мало того, Гнедов даже «читал» эту поэму на публике, сопровождая свое молчание несколькими выразительными жестами.

Ну что же — круче может быть только поэма, которую поэт просто не напишет.

***
Первой полноценной строфой является ДВУСТИШИЕ, рифмовка которого очевидна — аа. Двустишиями написаны «Три пальмы» Лермонтова, «Дед Мазай» Н. Некрасова и «Черная кровь» А. Блока:

«Взор мой горит у тебя на щеке,
Трепет бежит по дрожащей руке…

Ширится круг твоего мне огня,
Ты, и не глядя, глядишь на меня!

Пеплом подернутый бурный костер —
Твой не глядящий, скользящий твой взор!

Нет! Не смирит эту черную кровь
Даже — свидание, даже — любовь!»

Если двустишие представляет собой законченное стихотворение, оно называется ДИСТИХОМ.

«Муха села на варенье…
Вот и всё стихотворенье».

Однако наибольшую популярность среди строф, безусловно, имеют ЧЕТВЕРОСТИШИЯ (иногда их называют КАТРЕНАМИ). Рифмовка в них может быть перекрестной (abab), опоясной (abba) и холостой (abxb).

А. Блок:

«Как тяжело ходить среди людей
И притворяться непогибшим,
И об игре трагической страстей
Повествовать еще не жившим.

И, вглядываясь в свой ночной кошмар,
Строй находить в нестройном вихре чувства,
Чтобы по бледным заревам искусства
Узнали жизни гибельный пожар!»

А. Фет:

«…Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя».

***
ТРЕХСТИШИЯ могут рифмоваться еще более разнообразно (aaa bbb, abc abc, aab ccb и т.д.).

Саша Черный:

«Как наполненные ведра
Растопыренные бюсты
Проплывают без конца —

И опять зады и бедра…
Но над ними — будь им пусто!-
Ни единого лица!»

Среди трехстиший самую известную и строгую форму представляют ТЕРЦИНЫ, прославленные великим Данте Алигьери. Его «Божественная комедия» полностью написана именно терцинами.

«Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.

Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.

Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа…»
                                    (пер. М. Лозинского)

Как вы уже заметили, рифмовка здесь довольно сложная и очень эффектная. Первый стих строфы рифмуется с третьим, а средний стих с первым стихом следующей строфы. В результате терцины напоминают некую сплетенную цепь, где одна строфа вытягивает следующую (aba bcb cdc ded и т.д.).
А как же такое стихотворение закончить? — спросите вы. Заканчиваются терцины дополнительным стихом, рифмующимся со 2-м стихом последнего трехстишия.

«…О мой поэт, — ему я речь повел, —
Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:
Чтоб я от зла и гибели ушел,

Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал».

Он двинулся, и я ему вослед.»

А вот мои терцины о попе и собаке:

«Куда девалось мясо?» — молвил поп,
Глядя в глаза бесстыжие собаки.
Глядел, глядел… Да как ударит в лоб!

Лицо попа сокрылося во мраке,
Душа летит к Созвездью Гончих Псов,
Где нет жестокости, предательства и страха,

Где много мяса и царит любовь!»

Видя подобные строгие (твердые) формы, трудно поверить, что столь объемную вещь, как «Божественная комедия», можно написать вдохновенно, а не «под линейку». Никто и не говорит, что это легко. Для этого нужно и огромное мастерство и большой опыт. Однако, поэт, который долго творит в рамках той или иной формы, настолько свыкается с ней, что его стихи могут литься вполне легко и вдохновенно, подобно пению на привычную мелодию.

***
Одной из самых известных твердых строфических форм является СОНЕТ, на котором так обжегся автор этой книги. Есть множество разновидностей сонета, но для всех их характерно сочетание нескольких четырехстиший-катренов с финальными трехстишиями-терцетами или двустишиями.
Традиционными считаются две формы сонета. Первая — итальянский сонет, прославленный великими деятелями Реннесанса — Петраркой, Данте, Микеланджело. Обычно такой сонет состоит из двух катренов и двух терцетов.

Петрарка:

«Есть существа, которые глядят
На солнце прямо, глаз не закрывая;
Другие, только к ночи оживая,
От света дня оберегают взгляд.

И есть еще такие, что летят
В огонь, от блеска обезумевая:
Несчастных страсть погубит роковая;
Себя недаром ставлю с ними в ряд.

Красою этой дамы ослепленный,
Я в тень не прячусь, лишь ее замечу,
Не жажду, чтоб скорее ночь пришла.

Слезится взор, однако ей навстречу
Я устремляюсь, как завороженный,
Чтобы в лучах ее сгореть дотла».
                          (пер. Е.Солоновича)

Микеланджело:

«Спустившись с неба, в тленной плоти, он
Увидел ад, обитель искупленья,
И жив предстал для божья лицезренья,
И нам поведал все, чем умудрен.

Лучистая звезда, чьим озарен
Сияньем край, мне данный для рожденья, —
Ей не от мира ждать вознагражденья,
Но от тебя, кем мир был сотворен.

Я говорю о Данте: не нужны
Озлобленной толпе его созданья, —
Ведь для нее и высший гений мал.

Будь я, как он! О, будь мне суждены
Его дела и скорбь его изгнанья, —
Я б лучшей доли в мире не желал!»

(пер С. Эфроса)

Именно итальянская разновидность сонета получила популярность в России.

А. Пушкин:

«Суровый Дант не презирал сонета;
В нем жар любви Петрарка изливал;
Игру его любил творец Макбета;
Им скорбну мысль Камоэнс облекал.

И в наши дни пленяет он поэта:
Вордсворт его орудием избрал,
Когда вдали от суетного света
Природы он рисует идеал.

Под сенью гор Тавриды отдаленной
Певец Литвы в размер его стесненный
Свои мечты мгновенно заключал.

У нас еще его не знали девы,
Как для него уж Дельвиг забывал
Гекзаметра священные напевы».

Н. Гумилев:

«Он не солгал нам, дух печально-строгий,
Принявший имя утренней звезды,
Когда сказал: «Не бойтесь вышней мзды,
Вкусите плод, и будете, как боги».

Для юношей открылись все дороги,
Для старцев — все запретные труды,
Для девушек — янтарные плоды
И белые, как снег, единороги.

Но почему мы клонимся без сил,
Нам кажется, что кто-то нас забыл,
Нам ясен ужас древнего соблазна,

Когда случайно чья-нибудь рука
Две жердочки, две травки, два древка
Соединит на миг крестообразно?»

Как вы, возможно, заметили, рифмовка в четверостишиях может быть и перекрестной и опоясной. Важно только, чтобы избранный тип рифмовки повторялся во всех катренах. Для итальянского сонета характерны также и однотипные рифмы. Терцеты тоже могут иметь разную рифмовку, но сами рифмы должны, желательно, отличаться от рифм катренов. Например — abba abba cdc cdc.

С. Курий. СОНЕТ о ПОПЕ и СОБАКЕ

«Как я был рад, когда в мою обитель,
Ворвался лай, а вслед за лаем — пёс,
Он тыкал мне в ладони влажный нос,
И я не мог его прогнать или обидеть.

Но вот однажды довелось увидеть,
Как он забрался прямо на поднос
И мясо пожирал. Я крикнул: «Пёс!!!»
Я был готов его возненавидеть.

Он испугался, поперхнулся он,
В глазах его мелькнула тень смущенья,
А после смертная сокрыла тень.

С тех пор любовь покинула мой дом,
Душа моя взалкала искупленья,
И с нетерпеньем жду я Судный День».

Английская разновидность сонета тоже хорошо известна, прежде всего, благодаря творчеству В. Шекспира. В отличие от итальянского английский сонет включает в себя три катрена и двустишие. Обычно первый катрен представляет собой завязку или выдвигает тезис, во втором — сюжет или тезис развиваются, в третьем — следует кульминация или антитезис, а в заключительном двустишии происходит неожиданная развязка или вывод. Эти последние строчки иногда называют «сонетным замком».

В. Шекспир:

«Увы, мой стих не блещет новизной,
Разнообразьем перемен нежданных.
Не поискать ли мне тропы иной,
Приемов новых, сочетаний странных?

Я повторяю прежнее опять,
В одежде старой появляюсь снова.
И кажется, по имени назвать
Меня в стихах любое может слово.

Все это оттого, что вновь и вновь
Решаю я одну свою задачу:
Я о тебе пишу, моя любовь,
И то же сердце, те же силы трачу.

Все то же солнце ходит надо мной,
Но и оно не блещет новизной!»

«Мешать соединенью двух сердец
Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь — над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь — звезда, которою моряк
Определяет место в океане.

Любовь — не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.

А если я не прав и лжет мой стих,
То нет любви — и нет стихов моих!»

(пер. С. Маршака)

Очень важно, чтобы каждый катрен представлял собой законченную мысль и был синтаксически завершен. Никакой перенос предложения из одного катрена в другой недопустим!

Конечно, после строгих правильных сонетных форм появилось множество «неправильных», в которых поэт мог отказаться от какого-либо правила или изменить его. Существуют «безголовый» сонет (без 1-го катрена), , «опрокинутый» сонет (терцеты идут перед катренами), «полусонет» (1 катрен + 1 терцет) и даже «белый» сонет, лишенный рифмы. Так В. Набоков написал свое стихотворение «Большая медведица» специально в форме «полусонета», чтобы семь строчек соответствовали семи звездам созвездия:

«Был грозен волн полночный рев…
Семь девушек на взморье ждали
невозвратившихся челнов
и, руки заломив, рыдали.

Семь звездочек в суровой мгле
над рыбаками четко встали
и указали путь к земле…»

Ну и самой сложной и изощренной строфической формой является «ВЕНОК СОНЕТОВ», требующий от автора потрясающего технического мастерства.
«Венок» состоит из 15 обычных сонетов. Последняя строчка каждого из 14 сонетов повторяется в начале следующего. Предпоследний — 14-й — сонет должен завершится строчкой, с которой начинался 1-й сонет. И, наконец, последний — 15-й — сонет, называемый «магистралом» или «ключом», последовательно воспроизводит первые строчки всех 14-ти сонетов, являясь своеобразным «экстрактом» всего «венка».
В виду чрезвычайного объема «венков» я не буду приводить их полностью. Желающие могут прочесть «Роковой ряд» В. Брюсова, «Cor ardens» В. Иванова, «Lunaria» М. Волошина, «Весть о мире» С. Кирсанова, а из относительно недавних – «Венок сонетов», написанный С. Калугиным — лидером группы ОРГИЯ ПРАВЕДНИКОВ. Вот отрывки из него (полная версия — здесь):

Сонет 1

Мой голос тих. Я отыскал слова
В пустых зрачках полночного покоя.
Божественно пуста моя глава,
И вне меня безмолвие пустое.

Скажи, я прав, ведь эта пустота
И есть начало верного служенья,
И будет свет, и будет наполненье,
И вспыхнет Роза на груди Креста?

…Но нет ответа. Тянется покой,
И кажется — следит за мной Другой,
Внимательно и строго ожиданье,

И я уже на грани естества,
И с губ моих срываются слова,
Равновеликие холодному молчанью…

Сонет 2

Равновеликие холодному молчанью
Струились реки посреди равнин.
Я плыл по рекам, но не дал названья
Ни берегу, ни камню средь стремнин.

Я проходил, я рекам был свидетель,
Я знал завет — не выносить суда,
И я не осквернил вопросом рта
И ничего сужденьем не отметил.

Лишь дельты вид мне отомкнул уста,
Я закричал, и гулко пустота,
Слова мои разбив об острова,

Откликнулась бездонным тяжким эхом…
Я слышал крик и понимал со смехом:
Слова мертвы. Моя душа мертва.

Сонет 3

Слова мертвы. Моя душа мертва.
Как сонный брег арктического моря… и т.д.

………….

Ключ:

Мой голос тих. Я отыскал слова,
Равновеликие холодному молчанью.
Слова мертвы. Моя душа мертва.
Я не ищу пред небом оправданья.

Над опьянённой ливнями Землей
Агат Луны, томительно туманен,
На тонком и мерцающем аркане
Полночный ветер водит за собой…

Я, как дитя, играю пустотой,
Струящейся за каждою чертой,
За каждой гранью зримого пространства.

Я отворил в себе исток игры.
Я властен жечь и созидать миры.
Я различил в движенье постоянство.

Сам я «венков» не писал, но подозреваю, что работу над ним начинают с сочинения «магистрала».

***
Некоторые строфические формы неразрывно связаны с именем автора или произведения. В России такой формой является ОНЕГИНСКАЯ СТРОФА, которой написана поэма А. Пушкина «Евгений Онегин». Она состоит из 14 строк, написанных 4-хстопным ямбом и имеет рифмовку — ababccddeffegg.

«…Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна».

Если разбить строфу на группы — abab cc dd effe gg — можно заметить, что в этой строфе поэт использовал практически все основные типы рифмовки — перекрестную, смежную, опоясную и снова смежную. Также меняются и типы рифм — мужские чередуются с женскими. Всё это придаёт онегинской строфе своеобразное и очень богатое звучание. Подобной строфой М. Лермонтов написал поэму «Тамбовская казначейша». Ну и я решил не отставать:

«Священник Фрол был чист душою,
Так повелося с давних пор —
Собачки, детки — все толпою
К нему сбегалися во двор.
Он их кормил, трепал загривки,
А надо — разобьет копилку,
Накупит сладостей, костей,
И сразу соберет гостей.
Фрол мог бы очутиться в «Святцах»,
Но так случилось — в строгий пост
Увидел он, что пёс Барбос
Ест мясо. И не смог сдержаться…
…Кровь пса стекала с топора.
И разбежалась детвора».

В западной поэзии имя строфе дал французский поэт XVI в. П. Ронсар. РОНСАРОВА СТРОФА состоит из шести строк с рифмовкой aabccb.

«Мой боярышник лесной,
Ты весной
У реки расцвел студеной,
Будто сотней цепких рук
Весь вокруг
Виноградом оплетенный.
                      (Пер. В. Левика)

***
Прародительницей сонета специалисты считают КАНЦОНУ — лирическое любовное стихотворение. Канцона была излюбленной формой поэзии провансальских трубадуров. Изначально она состояла из 3-5-7 строф, называемых «шагами», и заключительной укороченной коды, в которой поэт обращался к возлюбленной или просил кого-нибудь доставить письмо адресату. Желательно, чтобы рифмы первого «шага» повторялись в последующих строфах и были индивидуальны (то есть, непохожими на рифмовку других поэтов).

В. Брюсов:

«…Любовь вливает в грудь отвагу,
Терпенья дар дает сердцам.
Во имя Дамы жизнь отдам,
Но к Ней вовек я не прилягу.
Служить нам честно долг велит
Синьору в битве, богу в храме,
Но пусть звенит,
Гремя хвалами,
Искусная канцона — только Даме…»

Впоследствии канцоны избавились от строгих правил. Соблюдение однообразной рифмовки стало необязательно, а свою страсть можно было адресовать не только даме. Например, Петрарка нередко обращал свои канцоны к… Италии.

Если упрощенная канцона стала сонетом, то усложненная превратилась в СЕКСТИНУ. Названа она так не случайно, ибо состоит из 6 строф (по 6 стихов в каждой) и заключительной полустрофы из 3-х стихов.
В строгой секстине рифмующиеся слова первой строфы должны повторятся в следующих, но в ином порядке. Если порядок рифмовки первой строфы мы пронумеруем так

1 2 3 4 5 6
a b a b a b,

то дальше те же рифмующиеся слова меняются всё время в порядке — 6, 1, 5, 2, 4, 3 — по сравнению с предыдущей строфой. Сложность в написании секстины и заключается в том, чтобы однообразные рифмы не сказались на однообразности содержания. Проще проиллюстрировать это примером.

Ф. Петрарка:

«Когда приходит новый день на землю,
Иную тварь отпугивает солнце,
Но большинство не спит в дневную пору;
Когда же ветер зажигает звезды,
Кто в дом спешит, а кто – укрыться в чаще,
Чтоб отдохнуть хотя бы до рассвета.

А я, как наступает час рассвета,
Что гонит тень, окутавшую землю,
И сонных тварей поднимает в чаще,
Со вздохами не расстаюсь при солнце,
И плачу, увидав на небе звезды,
И жду с надеждой утреннюю пору.

Когда сменяет ночь дневную пору
И всходят для других лучи рассвета,
Я на жестокие взираю звезды
И плоть кляну – чувствительную землю –
И первый день, когда увидел солнце,
И выгляжу, как будто вскормлен в чаще.

Едва ли зверь безжалостнее в чаще
В ночную ли, в дневную рыщет пору,
Чем та, что красотой затмила солнце.
Вздыхая днем и плача до рассвета,
Я знаю, что глядящие на землю
Любовь мою определили звезды.

Пока я к вам не возвратился, звезды,
Иль не нашел приют в любовной чаще,
Покинув тело – прах ничтожный, землю,
О если бы прервало злую пору
Блаженство от заката до рассвета,
Одна лишь ночь – пока не встанет солнце!

Я вместе с милой проводил бы солнце,
Никто бы нас не видел – только звезды,
И наша ночь не знала бы рассвета,
И, ласк моих чуждаясь, лавром в чаще
Не стала бы любимая, как в пору
Когда спустился Апполон на землю.

Но лягу в землю, где темно, как в чаще,
И днем, не в пору, загорятся звезды
Скорей, чем моего рассвета солнце».
                                      (пер. Е. Солоновича)

***
Обратимся теперь к строгим формам восьмистиший, из которых стоит выделить триолет и октаву.
ТРИОЛЕТ — очень редкая форма в русской поэзии. Написать триолет гораздо сложнее секстины, ибо тут надо повторять не только рифмующиеся слова, но и целые строчки. А именно: первое двустишие повторяется в конце строфы, а четвертая строчка повторяет первую. В результате первая строчка повторяется в восьмистрочном стихотворении аж три раза, а рифмовка выглядит так — abaaabab. Вот примеры:

Н. Карамзин:

«Лизета чудо в белом свете»,
Вздохнув, я сам себе сказал:
«Красой подобных нет Лизете;
Лизета чудо в белом свете;
Умом зрела в весеннем цвете».
Когда же злость ее узнал…
«Лизета чудо в белом свете»,
Вздохнув, я сам себе сказал».

В. Брюсов:

«Твой лик загадочный и нежный
Как отраженье в глубине,
Склонился медленно ко мне.
Твой лик загадочный и нежный
Возник в моем тревожном сне.
Встречаю призрак неизбежный:
Твой лик, загадочный и нежный,
Как отраженье в глубине».

Не совсем точный, но самый эффектный триолет я нашел у Ф. Сологуба:

«Неживая, нежилая, полевая, лесовая, нежить горькая и злая,
Ты зачем ко мне пришла, и о чем твои слова?
Липнешь, стынешь, как смола, не жива и не мертва.
Неживая, вся земная, низовая, луговая, что таишь ты, нежить злая,
Изнывая, не пылая, расточая чары мая, темной ночью жутко лая,
Рассыпаясь, как зола, в гнусных чарах волшебства?
Неживая, нежилая, путевая, пылевая, нежить темная и злая,
Ты зачем ко мне пришла, и о чем твои слова?»

В ОКТАВЕ те же восемь строк, но система рифмовки иная — abababcc. При этом в русской поэзии принято, чтобы в перекрестной рифмовке мужские и женские рифмы сменяли друг друга. В последнем, смежно рифмующемся, двустишии обычно делается какой-то вывод.

А. Пушкин:

«Четырестопный ямб мне надоел:
Им пишет всякий. Мальчикам в забаву
Пора б его оставить. Я хотел
Давным-давно приняться за октаву.
А в самом деле: я бы совладел
С тройным созвучием. Пущусь на славу!
Ведь рифмы запросто со мной живут;
Две придут сами, третью приведут».

В.Брюсов:

«Вот я опять поставлен на эстраде,
Как аппарат для выделки стихов.
Как тяжкий груз, влачится в прошлом сзади
Бессчетный ряд мной сочиненных строф.
Что ж, как звено к звену, я в длинном ряде
Прибавить строфы новые готов.
А речь моя привычная лукаво
Сама собой слагается октавой».

***
Периодическое возвращение к одним и тем же строчкам — совйство и таких «закольцованых» форм, как рондо и рондель (оба от фр. слова «круг»).

РОНДО обычно состоит из 15 строк, где два раза повторяется нерифмующийся рефрен, начинающийся с тех же слов, что и первый стих. Если этот холостой рефрен обозначить буквой «x», то рифмовка рондо будет выглядеть так — aabbabbxaabbax.
Вот остроумное «Рондо о рондо» поэта XVII века Вуатюра:

«Конец! Мне приказала Изабо
Любой ценою сочинить рондо:
Нелегкое задание, признаться, –
Чтоб восемь строк на –о и пять на –аться!
Но делать нечего – сажусь в седло.

И вот уж пять покинули гнездо:
Дотянем восемь, помянув Бордо;
И скажем (не впервые исхитряться!)
Конец!

Что ж, хорошо! Еще добавим до
Пяти, покуда я еще трудо-
Способен; уж одиннадцать мне снятся,
И ежели осилю я двенадцать,
То на тринадцатой воскликну: «О!
Конец!»
                           (пер. М. Гаспарова)

Что касается РОНДЕЛЯ, то он состоит из 2-х четверостиший и заключительного пятистишия. В нем используются одни и те же две рифмы. Главная же особенность ронделя в том, что в нем периодически повторяются одни и те же строчки. Пометим их на схеме звёздочкой:

a*b*ba — aba*b* — abbaa*

и проиллюстрируем «Ронделем» поэта XV века — Шарля Орлеанского:

«К нам лето отрядило слуг
Убрать его просторный дом,
Зелено-бархатным ковром
Украсить сад, и лес, и луг,

И певчих приманить пичуг,
И разбросать цветы кругом, —
К нам лето отрядило слуг
Убрать его просторный дом.

Где мучивший сердца недуг?
Растаял он, как снежный ком,
Веселье звонкое кругом,
Сбежал мороз, не стало вьюг, —
К нам лето отрядило слуг».
                               (пер. Э. Линецкой)

***
Наш осмотр строгих поэтических форм хотелось бы закончить на легкой и весёлой ноте. Для этого мы обратимся к форме, названной по неясным причинам именем ирландского городка Лимерик. Обычно ЛИМЕРИКИ представляют собой абсурдные шуточные пятистишия с рифмовкой aabba. В общих чертах построение лимерика выглядит так: первая строчка повествует о герое из какого-то населенного пункта, местности или страны, вторая — характеризует его странности, в третьей и четвертой — происходит какое-то не менее странное событие и, наконец, пятая строчка обычно вновь указывает на героя. Наибольшую известность лимерикам принес английский поэт Э. Лир:

«На вершине горы жил старик.
Он на месте стоять не привык.
Вверх и вниз все быстрей
В платье тещи своей
Удивительный бегал старик.»
                      (Пер. О. Астафьевой)

«Жил мальчик вблизи Фермопил,
Который так громко вопил,
Что глохли все тетки,
И дохли селедки,
И сыпалась пыль со стропил».
                         (Пер. И. Липкина)

«Старый скряга по имени Грин
Стал от жадности плоским, как блин.
И теперь он для глаз
Виден только в анфас,
Ну а в профиль стал неразличим».
                         (Пер. О. Астафьевой)

«Прыткий джентльмен, приехавший с севера,
Побежал через заросли клевера,
Но отнюдь не учел
Агрессивности пчел,
Оказавшихся в зарослях клевера».
                      (Пер. М. Фрейдкина)

«Дева юная из Португалии
Всё рвалась в океанские дали и
С крон дерев то и дело
В сине море глядела,
Но осталась верна Португалии».
                          (Пер. Б. Архипцева)

А вот смешная вариация лимерика авторства В. Орла:

«Поэт сочиняет поэму,
Поэму про страуса эму,
Мечтая о том,
Как выпустит том,
В котором наконец полностью разовьет эту достойную такой длинной строчки,
блестящую Тему».

Ну, и мой лимерик на тему попа и собаки:

«Как-то падре из города Гродно
Собаку завел беспородную,
Но ее не кормил,
А за мясо убил
Мерзкий падре из города Гродно».

Теперь давайте отвлечемся от твердых строфических форм и перейдем к другим — менее строгим — разновидностям стихотворений.

<<< Звукопись: ещё о звуковых повторах, приёмах и ошибках | СОДЕРЖАНИЕ | О других формах и жанрах >>>

Автор: Сергей Курий