Сергей Курий — «Оседлать Пегаса» — глава 5. Звукопись: ещё о звуковых повторах, приёмах и ошибках

«Чуждый чарам черный челн…» (аллитерации и ассонансы). — «Каркнул ворон «Nevermore!»… (звукоподражание). — Никакого «Р»! (липограммы) — Только «П»! (тавтограммы) — Повторенье — соль стихотворенья. — «У, жопа, стой!» (неблагозвучные скопления и неожиданные слияния).

kak_pisat_stihi_08

Автор статьи: Сергей Курий

***
Естественно фонетическое богатство стихотворения не исчерпывается одной только рифмой. В стародавние времена рифмовали редко, зато обожали, так называемые, АЛЛИТЕРАЦИИ — сознательные повторения в стихах каких-либо согласных звуков (как, например, у Маяковского — «город грабил, греб, грабастал», «этажи уже заежились, дрожа», «кастаньеты костылей», «дни, как дыни», «могучая музыка, могущая мертвых сражаться поднять»).
Аллитерации, как и рифмы, связывали слова между собой, придавая стихотворению особое выразительное звучание. Иногда подобный приём применялся с целью обратить внимание на саму повторяющуюся букву. Так Ломоносов написал целое стихотворение, построенное на звуке «г». Написано оно было специально для полемики с Тредиаковским, который настаивал на том, чтобы звук «г» произносился глухо, как принято на юге России и на Украине (наподобие латинского h). Вот отрывок:

«Бугристы берега, благоприятны влаги,
О, горы с гроздьями, где греет юг ягнят,
О, грады, где торги, где мозго-круглы браги…
И деньги, и гостей, и годы их губят…»

О большом мастерстве Ломоносова свидетельствует то, что из девяноста пяти слов стихотворения букву «г» содержали аж восемьдесят три.
То же проделал экспериментатор В. Хлебников, веривший, что за каждым звуком и буквой закреплено особое глубокое значение. Вот отрывок из его «Слова об Эль»:

«Где лужей пролилися пальцы,
Мы говорили — то ладонь.
Когда мы легки, мы летим.
Когда с людьми мы, люди, легки,-
Любим. Любимые — людимы.
Эль — это легкие Лели,
Точек возвышенный ливень,
Эль — это луч весовой…»

А вот, как у М. Цветаевой играет буква «ж»:

«Неподражаемо лжет жизнь:
Сверх ожидания, сверх лжи…
Но по дрожанию всех жил
Можешь узнать: жизнь!»

Однако, чрезмерное акцентирование одного и того же звука может звучать искусственно и навязчиво. В своё время подобной чрезмерной аллитерацией увлекался К. Бальмонт, написавший стихотворения, вроде:

«Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря, в берег бьется
Чуждый чарам черный челн…
Чуждый чистым чарам счастья,
Челн томленья, челн тревог
Бросил берег, бьется с бурей,
Ищет светлых снов чертог…»

или

«С лодки скользнуло весло,
Ласково млеет прохлада.
«Милый! Мой милый!» — Светло,
Сладко от беглого взгляда.
Лебедь уплыл в полумглу,
Вдаль, под луною белея.
Ластятся волны к веслу,
Ластится к влаге лилея.
Слухом невольно ловлю
Лепет зеркального лона.
«Милый! Мой милый! Люблю» —
Полночь глядит с небосклона».

И если поначалу подобные опыты восхищали публику, то потом редкий поэт не издевался над бальмонтовским «Челном», как примером дурновкусицы. Злоупотребления аллитерацией может вообще превратить строчку в труднопроизносимую скороговорку, наподобие «Голые голени големов Гомеля».
А вот в стихотворении О. Мандельштама перекличка «сухих» и шипящих звуков звучит намного изящней:

«Что поют часы-кузнечик.
Лихорадка шелестит,
И шуршит сухая печка,—
Это красный шелк горит.

Что зубами мыши точат
Жизни тоненькое дно, —
Это ласточка и дочка
Отвязала мой челнок…»

Здесь буквально слышно тиканье часов, треск огня, шуршание мышей. Как и в строках Пушкина слышно

«Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой…»,

в стихах Маяковского

«…бронзы звон
или гранита грань?»,

а в стихах Северянина, как

«Элегантная коляска в электрическом биеньи
Эластично шелестела по шоссейному песку…»

Чаще всего аллитерацией пользуются дозировано, чтобы звучание не стало монотонным. Вот еще примеры из Н. Асеева:

«Осень семенами мыла мили,
облако лукавое блукало…»

«Тебя расстреляли — меня расстреляли,
и выстрелов трели ударились в дали,
даль растерялась — расстрелилась даль,
но даже и дали живому не жаль…»

В. Ходасевича:

«Леди долго руки мыла,
Леди крепко руки терла.
Эта леди не забыла
Окровавленного горла…»

и Б. Пастернака:

«Ты в ветре, веткой пробующем,
Не время ль птицам петь,
Намокшая воробышком
Сиреневая ветвь!»

Есть примеры сознательной аллитерации и в моей поэтической практике — как нарочитые:

«…Кубы букв
Вкривь да вкось,
В кисть да в кровь,
Им дам дом,
Чтобы криком не убить бабочки,
Чтоб лавину не спугнуть шёпотом,
В пасти пропасти не пропасть
пропадом»,

так и, на мой взгляд, удачные:

«Рот разинь
в небо зимнее,
Отрази
неотразимое…»

Кроме повтора согласных поэты пользуются и повтором ударных гласных звуков. Этот прием называется АССОНАНСОМ (не путать с ассонансными рифмами), и он часто встречается в народных песнях:

«…Сени нОвые, кленОвые, решЁтчатые…»

«…Полети ты, мой сОкол, высОко и далЁко…»

Тот же пОвтОр звука «О» найдЁм у И. ВеличкОвского:

«СлОвО плОтОнОснО
МнОгО плОдОнОснО».

А тУт Упор на звУк «У» У ПУшкина:

«БрожУ ли я вдоль Улиц шУмных,
ВхожУ ль во многолЮдный храм,
СижУ ль меж Юношей безУмных,
Я предаЮсь своим мечтам…»

Аллитерации и ассонансы вовсе не требуют постоянного использования на протяжении всего стихотворения.

В. Холшевников:
«В отличие от рифмы, повторяющейся регулярно, звуковые повторы внутри стиха то появляются, то исчезают, то едва улавливаются, то слышны очень отчётливо. Поэтому, когда после ряда «нейтральных» в звуковом отношении стихов возникают явно слышимые повторы, стих заметно выделяется».

***
Экспериментируя со звуками, поэты иногда пробовали заниматься и прямым звукоподражанием. Вот как Сумароков изобразил кваканье лягушек:

«О как, о как нам к вам, к вам, боги, не гласить!»,

Крылов соловьиную трель:

«То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался…»,

а Высоцкий рев пикирующего «Яка»-истребителя:

«Мирррр вашему дому!».

Р. Киплинг в стихотворении «Пыль» передал звук марширующего отряда ритмическим повторением коротких слов:

«День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!»
                                     (Перевод А. Оношкович-Яцына)

Кстати, в переводной поэзии эффект звукоподражания часто теряется. Так в стихотворении «Ворон» Э. По недобрый пернатый вестник постоянно каркал: «Nevermore!». Однако в русском аналоге – слове «Никогда!» – полностью пропадал этот зловещий каркающий звук, и стихотворение очень много теряло. В итоге, один из переводчиков – М. Зенкевич – просто решил оставить это слово непереведённым, и, как мне кажется, был совершенно прав.

Конечно, звучание стихотворения совершенно не обязательно должно напрямую быть связано с его содержанием. Однако понятно, что, если вы пишете о битве, то обилие мягких звуков снизит накал стихотворения. Как будет неуместным злоупотребление «рычащими» и твердыми звуками при передаче нежных чувств.

Например, Г. Державин нередко избегал грубого звука «р». Он писал целые стихотворения, лишенные этого звука – «Ласточка», «Бабочка»,»Соловей во сне»:

«Я на холме спал высоком,
Слышал глас твой, соловей,
Даже в самом сне глубоком
Внятен был душе моей:
То звучал, то отдавался,
То стенал, то усмехался
В слухе издалече он; —
И в объятиях Калисты
Песни, вздохи, клики, свисты
Услаждали сладкий сон».

В стихотворении же «Тишина» Державин сознательно вводит «р» только в последних строчках, где

«…Возгремела балалайка,
И я славен в тишине».

Кстати, стихотворение, которое сознательно пишется без одной или нескольких букв алфавита называется ЛИПОГРАММОЙ. Чаще всего это довольно бессмысленный прием, призванной разве что подчеркнуть голую технику. Поэтому в липограмме обычно исключаются самые распространенные, что значительно усложняет задачу. Так древний поэт Нестора Ларандский переписал «Илиаду» Гомера, избавив первую песню от буквы «альфа», вторую — от «бета» и т. д. по алфавиту.

Поэт-футурист Д. Бурлюк также напечатал липограмму — стихотворение, которое демонстративно назвал «Без «р» и «с» (и действительно, а вдруг никто не заметит?). Более радикальную работу провел в конце ХХ в. Б. Гринберг, издав книгу «Гиперлипограммы», где стихи носят красноречивые названия: «Только «О», «Везде «Е», «Мои «М», «Вымыслы «Ы» и т. п. Правда, более-менее удачных стихотворений среди них раз-два и обчелся.

Лишь «И»

Спит пилигрим и видит тихий мир,
Мир диких синих птиц и гибких лилий.
Ни липких лиц-личин, ни истин, ни причин,
Ни лишних линий.
Кипит прилив прилипчив и криклив,
Хрипит, лишившись пищи, хлипкий хищник,
И жизнь кишит, лишь пилигрим притихший…
Спит пилигрим. Спи, пилигрим.

Несколько более забавным, хотя и не менее трудным делом, является писание ТАВТОГРАММ — текстов, все слова которых начинаются на одну букву. Первой из тавтограмм, услышанных мною еще в школе, была смешная история, полностью построенная на букве «О». Комический эффект достигался тем, что при рассказе надо было характерно «окать»: «Отец Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера, обнаружил обнаженную особу. Обнаженной особой оказалась Ольга. «Отдайся, Ольга!» — окликнул Ольгу Онуфрий…». Очень забавную тавтограмму на букву «П» привел в журнале «Мурзилка» автор «12 агентов Ябеды-Корябеды» А. Семенов:

«Пётр Петрович
Пошел погулять.
Поймал перепёлку,
Пошёл продавать.
Просил полтинник —
Получил подзатыльник,
Просил прощенья —
Получил пачку печенья».

Однако серьезные стихи-тавтограммы, на мой взгляд, звучат откровенно навязчиво и утомительно.

В. Брюсов:

«Слово — событий скрижаль, скиптр серебряный созданной славы,
Случая спутник слепой, строгий свидетель сует,
Светлого солнца союзник, святая свирель серафимов,
Сфер созерцающий сфинкс, — стены судьбы стережет!…».

Спасти тавтограмму может лишь ирония и шутка, как, например, в стихотворении И. Чудасова «Диалог»:

«— Дорогой дедуля!
Дайте денег!
— Дулю!
Деньги дармоеду —
Дурь. Доверься деду».

Конечно, повторение в стихотворении определенных звуков оказывает свой фонетический эффект, но настоящий поэт использует его интуитивно, вдохновенно, а не садится с усердием математика подбирать нужные (а зачастую творчески ненужные) слова.

С. Маршак:

«Только те аллитерации радуют и поражают нас, которые как бы приоткрывают перед нами основной путь порта — и они всегда невольные, неподстроенные, незапрограммированные. В пушкинском стихотворении «Вновь я посетил» — в одном из самых зрелых и совершенных его произведений — больше чем в восьмидесяти процентах строк вы услышите звук «п» и ударную гласную «о». Разумеется, нет никаких сомнений в том, что Пушкин не занимался специальным подбором слов на «п» и на «о»; смешно даже представить его за таким занятием. Но это не случайность: вникая в эти аллитерации, думаешь, что «п» пришло в эти стихи как тихий звук — все стихотворение очень тихое, что сочетание «п» и «о» из слова «покой». Ведь покоем пронизано все это стихотворение».

***
Итак, повторение сродных звуков — одна из главных особенностей фонетики стихотворения. Еще одна особенность — повторение целых слов и словосочетаний — появилась, видимо, еще во времена, когда поэзия была неразлучно связана с музыкой. Ведь именно для текстов песен характерны повторяющиеся строчки и строфы (рефрены и припевы). И то, что в прозе бы звучало излишне скучно и громоздко, в поэзии и песнях может быть вполне органично. Вот отрывок из довольно длинной песни группы АЛИСА, каждая строчка куплета которой начинается с «Где» и заканчивается рефреном «Там иду я»:

«…Где рассветы купаются в колодцах дворов
да в простуженных лужах,
Где в грязи обручилась с весенним дождем
стужа.
Где глоток, как награда за прожитый день
ночью без сна,
Где пропиты кресты,
там иду я.

Где надежда на солнце таится
в дремучих напевах,
Где по молниям-спицам танцует
гроза-королева,
Где луна присосалась к душе,
словно пьявка-змея,
Где пускают по кругу любовь,
там иду я…»

В чистой поэзии желательно, чтобы повторы были более умеренны и разнообразны.

О. Мандельштам:

«Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать…»

К. Симонов:

» Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет…»

А вот пример стихотворений, в котором накал чувств передан не столько рифмой и размером, сколько именно многократным повторением.

В. Ходасевич:

«И музыка, музыка, музыка
Вплетается в пенье моё,
И узкое, узкое, узкое
Пронзает меня лезвиё…»

С. Аксёненко:

«Ты просто будь
Я проломлюсь сквозь слёзы.
Ты про-сто будь
Я про-читаю по слогам.
Ты просто будь
Как небо, лес, как воздух!
Ты просто будь
И всё.
Ты просто будь.
Всегда.
Ты просто будь!
               ты будь!
                   ты будь!
                            ты будь!!!

Любимая!
просто
Ничего больше не надо.
Просто будь.
Всегда.
Даже не рядом.
Просто будь
Можно?..
        …будь…»

Нередко в стихотворениях, как и в песнях, периодически повторяется какой-нибудь рефрен. Как в «Поэме Конца» М. Цветаевой:

«Тумана белокурого
Волна – воланом газовым.
Надышано, накурено,
А главное – насказано!
Чем пахнет? Спешкой крайнею,
Потачкой и грешком:
Коммерческими тайнами
И бальным порошком.

Холостяки семейные
В перстнях, юнцы маститые…
Нашучено, насмеяно,
А главное – насчитано!
И крупными, и мелкими,
И рыльцем, и пушком.
…Коммерческими сделками
И бальным порошком.

(Вполоборота: это вот —
Наш дом? – Не я хозяйкою!)
Один – над книжкой чековой,
Другой – над ручкой лайковой,
А тот – над ножкой лыковой
Работает тишком.
...Коммерческими браками
И бальным порошком…«

Ну и апофеозом повтора являются БЕСКОНЕЧНЫЕ СТИХИ, которые напоминают обертку конфеты «А ну-ка отними!», где была нарисована девочка, дразнящая собаку конфетой, на которой была нарисована девочка, дразнящая собаку конфетой… и т. д. Примером такого закольцованного стихотворения является и знакомая нам история о попе и собаке, где он ее

«…В землю закопал
И надпись написал:
«У попа была собака…»

В каком-то смысле бесконечными можно назвать и стихи, приказывающие читателю вновь и вновь возвращаться к началу.

А. Семенов «Двенадцать агентов Ябеды-Корябеды»:

«Мурзилка был на распутье: нужно срочно бежать звонить и в то же время задержать подозрительного мальчишку. Он написал что-то на бумажной салфетке и дал её Доре-1. Тот взял салфетку и прочитал:

— Жил-был царь,
У царя был двор.
На дворе был кол,
На колу — мочало,
Начинай сказку сначала!

Агент остолбенел и обречённо начал читать сначала: «Жил-был царь…»
Выбегая из столовой, Мурзилка и Тонечка слышали голос лазутчика:
«…На колу — мочало, Начинай сказку сначала!…».

Подобные формы носят обычно исключительно шуточный игровой характер.

***
После теоретического обзора пришло время поговорить о самых распространенных ошибках, которые поэты (иногда даже именитые) допускают в фонетике своих стихов.

Самой распространенной ошибкой являются неблагозвучные скопления в одном месте согласных и гласных звуков. Например, «Вдруг взгрустнулось…», «Ах, почаще б с шоколадом…», «Видишь дом Марии и Иисуса…». Обычно такие ошибки появляются, когда поэт пишет стихотворение, сразу перенося его из головы на бумагу. Но то, что в записи может производить впечатление вполне удобоваримого произведения, при чтении вслух обнаруживает все свои недостатки — звуки начинают сливаться, язык заплетаться, а слова кувыркаться и застревать во рту. Помню, как однажды я сам написал следующие строчки шуточного гимна животных:

«Если есть клюв — чирикай,
Если есть пасть — рычи…»

Однако стоило мне начать петь, как я понял, что быстро и внятно произнести сочетание «Если есть» никак не получается. Пришлось слово «есть» вообще выбросить, благо песня это позволяла.

Иногда бывает, что рядом стоящие слова сливаются между собой так, что начинают восприниматься совсем иначе. Подобные непредсказуемые сочетания известный литератор А. Квятковский назвал СДВИГОМ. В своем «Поэтическом словаре» Квятковский приводит несколько замечательных примеров (обнаруженных, кстати, не у графоманов, а признанных классиков).

А. Пушкин:

«Слыхали ль вы (львы) за рощей глас ночной
Певца любви, певца своей печали?».

М. Лермонтов:

«В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом (с винцом) в груди лежал недвижим я».

К. Батюшков:

«Шуми, шуми волнами, Рона, (волна Мирона)
И жатвы орошай».

Ну и самый смешной.

А. Блок:

«Утек, подлец! Ужо постой, (У, жопа, стой)
Расправлюсь завтра я с тобой».

Впрочем, некоторые остряки расслышали матерное слово и во фразе Цветаевой «…и бальным порошком», но в данном случае – это больше их проблема.
Не стоит забывать также, что неправильное восприятие может быть вызвано и, характерными для поэзии, паузами, которые далеко не всегда совпадают с синтаксисом. Хрестоматийным примером, который приводил Маршак, является строчка Плещеева: «И, смеясь, рукою дряхлой гладит он…». Несмотря на запятую, пауза внутри стиха — делит его так, что мы слышим: «Смеясь рукою…».

Для того, чтобы не «смеяться рукою» и не «лежать с винцом в груди», написанное стихотворение надо обязательно прочитать вслух, прежде, чем открывать широкой публике. А еще лучше — постоянно скандировать строчки еще в процессе написания. Повторяю – скандировать вслух, а не у себя в голове. Поэзия всё-таки должна восприниматься ушами.
Впрочем, встречаются и экзотические формы стихотворений, рассчитанные на зрительное восприятие. Но удельный вес их крайне мал, и о них мы еще поговорим.

Что касается чтения стихов на публике, то главное – избежать монотонности и заунывности. Читать нужно выразительно, но без фанатизма, не стараясь произвести каждой строчкой эмоциональный шок. Акцентируйте только важные места. Слова произносите внятно. Не торопитесь, делайте паузы, чтобы слушатель успевал воспринять сказанное. Когда-то в советские времена Андрей Вознесенский шокировал слушателей в зале, громко скандируя:

«Уберите Ленина…»

И выдержав нужную паузу перед, оцепеневшей от «антисоветчины», публикой добавлял тише:

«…с денег».

<<< Звукопись и рифма | СОДЕРЖАНИЕ | Строгие строфические формы >>>

Автор: Сергей Курий