Рубрика: «Стихотворения Льюиса Кэрролла»
Публикации: рукописный журнал «Misch-Masch» (1853-62); «The Oxford Critic» (29.05.1857);
ОРИГИНАЛ на английском (1855):
Lays of Mystery, Imagination, and Humour,
№ 1. The Palace of Humbug
I dreamt I dwelt in marble halls,
And each damp thing that creeps and crawls
Went wobble-wobble on the walls.
Faint odours of departed cheese,
Blown on the dank, unwholesome breeze,
Awoke the never-ending sneeze.
Strange pictures decked the arras drear,
Strange characters of woe and fear,
The humbugs of the social sphere.
One showed a vain and noisy prig,
That shouted empty words and big
At him that nodded in a wig.
And one, a dotard grim and gray,
Who wasteth childhood’s happy day
In work more profitless than play.
Whose icy breast no pity warms,
Whose little victims sit in swarms,
And slowly sob on lower forms.
And one, a green thyme-honoured Bank,
Where flowers are growing wild and rank,
Like weeds that fringe a poisoned tank.
All birds of evil omen there
Flood with rich Notes the tainted air,
The witless wanderer to snare.
The fatal Notes neglected fall,
No creature heeds the treacherous call,
For all those goodly Strawn Baits Pall.
The wandering phantom broke and fled,
Straightway I saw within my head
A vision of a ghostly bed,
Where lay two worn decrepit men,
The fictions of a lawyer’s pen,
Who never more might breathe again.
The serving-man of Richard Roe
Wept, inarticulate with woe:
She wept, that waiting on John Doe.
“Oh rouse”, I urged, “the waning sense
With tales of tangled evidence,
Of suit, demurrer, and defence.”
“Vain”, she replied, “such mockeries:
For morbid fancies, such as these,
No suits can suit, no plea can please.”
And bending o’er that man of straw,
She cried in grief and sudden awe,
Not inappropriately, “Law!”
The well-remembered voice he knew,
He smiled, he faintly muttered “Sue!”
(Her very name was legal too.)
The night was fled, the dawn was nigh:
A hurricane went raving by,
And swept the Vision from mine eye.
Vanished that dim and ghostly bed,
(The hangings, tape; the tape was red:)
’Tis o’er, and Doe and Roe are dead!
Oh, yet my spirit inly crawls,
What time it shudderingly recalls
That horrid dream of marble halls!
.
____________________________________________________
Перевод Андрея Москотельникова:
ЧЕРТОГ ЛЖИ И ЧУШИ
Приснился мне чудной чертог,
Для мошек мраморный мирок —
Не трогал тверди топот ног.
Промозглый, резкий бриз вдувал
Чуть слышный запах сыра в зал
И рвущий кашель вызывал.
Отвратен каждый гобелен:
Сюжеты — горе, зло и тлен,
И чушь общественных проблем:
Педант, тщеславием объят,
Льёт легковесных слов каскад —
Кивает слушателей ряд;
Затем безмозглый старичок —
Он в детстве бы резвиться мог,
Но, видно, детством пренебрёг.
Его душа — пустыня льда;
Для жертв-малюток он беда,
Они лишь всхлипнут иногда.
Вот пруд — густой тимьян кругом;
Знать, ядом полон водоём —
Сорняк возрос обильно в нём.
Вот птицы, все клеймёны злом,
Кликуши в воздухе гнилом;
Закончат, верно, жизнь силком;
Зазря их гибельный призыв
Пропал, других не совратив,
Хотя был выверен мотив.
Пронёсся молнией фантом,
Он озарил мой мозг огнём,
И ложе вдруг восстало в нём.
Два старца дряхлые на ложе, —
Юристов выдумки; ну что же,
Помрут две фикции, похоже.
За Дика Роу среди зала
Ответчик плакал; та рыдала,
Что Джона Доу представляла.
«Прошу растолковать (я — к ней)
Процесс, про иск бы мне ясней,
Отвод, всё дело тех теней».
Она мне: «Дело не от вод;
Про иск я знаю всё, но вот
Про „цесс“ ничто на ум нейдёт».
И вновь над стариком со стоном,
Она нависла как поклоном
Промолвив (кстати ж!): «Мы за коном!»
«Суда…» — его уста рекут
Как в продолженье ей. Про суд?
«…рыня!» — он добавляет тут.
Рассвет, ночную тьму сменив,
Мне ветра влажного порыв
Плеснул в глаза, виденье смыв.
И улетучились из сна
Кровать и красная тесьма;
Лежащих — смерть взяла сама.
Мой дух забыть тот сон не смог —
К земле он жмётся как щенок,
Чуть вспомнит мраморный чертог. [1]
——
Примечание переводчика:
[1] Напечатано стихотворение было в первом номере Oxford Critic and University Magazine (июнь 1857 г.). Ричардом Роу, упомянутым в этом стихотворении, до 1852 года условно именовали ответчика в английском судопроизводстве, а Джоном Доу — истца ради сохранения инкогнито обоих (они и есть «юридические фикции», оставшиеся, наконец, «за коном» суда). Красная тесьма — принадлежность папок для деловых (в том числе судебных) бумаг, своего рода символ.
Стихотворение выказывает раннее пристрастие Кэрролла к вышучиванию судопроизводства; по этому поводу можно вспомнить «оксфордскую идиллию» «Величие правосудия», а также сцену суда из «Страны чудес». Это говорит и о том, что в «Охоте на Снарка» бурлескная сцена суда также появляется отнюдь не случайно, более того: она не может быть связана с чем-то конкретным наподобие дела Тичборна, как о том любят рассуждать кэрролловеды, а имеет источником названную склонность нашего автора.
.
____________________________________________________
Перевод Светланы Головой (2010):
Лэ, исполненные тайны, фантазии и юмора
№ 1. Дворец лжецов
Я грезил в мраморных палатах,
Мокрицы ползали на лапах,
Качаясь, а вокруг был запах
Почившего недавно сыра,
Озябший ветер дунул сыро,
И чхал я долго и настырно.
Здесь были странные шпалеры,
На них лишь ужасов примеры
Да лжи из социальной сферы.
Один предстал здесь знатоком,
Кричит хвастливо о пустом,
Ему ж кивают париком.
А вот еще мрачней одни:
Не знали игр в былые дни,
В трудах не видя западни.
Ведь в их груди лишь глыбы льда
А жертвы их сидят всегда
Все, сбившись в стайку и рыдая.
Другой цветет, как брег реки,
А травы буйны, высоки,
Но зелень эта — сорняки.
О зле вещает птичий свист,
Он в кислом воздухе повис,
И в западню всех манит бриз.
Не слышат звери трели эти,
И вы их дивной лжи не верьте:
Здесь красота — приманка смерти.
Дух на глазах распался, в то же
Мгновенье уловил я все же
Виденье призрачного ложа.
На нем калеки спят вдвоем,
Что рождены твоим пером,
Юрист, но спят уж вечным сном.
Слугу раз принял Ричард Ро,
А тот бессвязно плачет: «О!
Как ей служить при Джоне До!»
«Я возбуждал угасший разум,
Запутавшийся в длинных фразах
Об иске и защите разом».
Она в слезах — со смехом, без:
«Суд безрассуден, а процесс
Пошел душе наперерез».
За чучело встав как-то днем,
Кричала скорбно — в горле ж ком, —
Что беззаконен наш закон!
Мир погрузился в темноту,
Знакомый голос в пустоту
Кричал: «Преследуйте! Ату!»
Ночь отцвела, и цвет рассвета
Вдруг пробудил порывы ветра,
Прогнавшие виденье это.
Ушла кровать из сна на ножках
И виселица с петлей — тоже,
А Ро и До на смертном ложе.
И нервы иногда дрожат:
Ведь в недрах сердца где-то спят
Виденья мраморных палат.
____________________________________________________
Автор и координатор проекта «ЗАЗЕРКАЛЬЕ им. Л. Кэрролла» —
Сергей Курий