Рубрика «Льюис Кэрролл: биография и критика»
Память хранит Алису вместе с Коньком-Горбунком, Маугли, Томом Сойером и Геккльберри Финном, даже — с Робинзоном Крузо и Гулливером.
«С той же ранней поры я узнал о существовании Робинзона Крузо и Дон-Кихота (так называли тогда Дон-Кихота), с присоединением немногих подробностей об их похождениях; только не помню, откуда получил я эти сведения, — сам ли читал, или слышал от матушки»,— рассказывал о своем детском чтении выдающийся наш филолог Ф. И. Буслаев. Смутность воспоминаний характерна: прочел или услышал и когда? — вопрос, не имея вполне ясного ответа, показывает, с каких давних пор жили в сознании этого человека великие образы. Глубина памяти может, в сущности, служить мерой культуры.
Буслаев, хотя и сомневался, однако помнит, когда, пусть приблизительно, стали известны ему Робинзон, Дон-Кихот, а раньше них — Бестужев-Марлинский, «Юрий Милославский», наконец, Пушкин и т. д. Не трудно, однако, представить себе или же прямо назвать из мемуаров примеры, когда такие моменты духовного развития вовсе теряются из вида, не прослеживаются в памяти: они бывают еще более ранними, потому слишком смутны и стерты, или даже вовсе оказываются как бы за пределами индивидуальной жизни — целый книжный мир, определенный круг унаследованных культурных представлений, незаметно извечно действующий в памяти. Тут уже не то, что когда-то «прочел», «услышал от матушки», а собственно с молоком матери, с кровью поколений поступает в душу знание, что такое — Дон Кихот. Знание это и формирует исподволь душу, оказывается неотъемлемой и потому почти неощутимой частью натуры.
Что способна вызвать из своих хранилищ память, чем исподволь она питается? — вопрос, таким образом, существенный. А стало быть, также очень важно, что читал — как, когда или «услышал» — от кого. Самое удивительное, если человек узнает некую книгу без чтения и не от кого-то со стороны, а как бы от себя самого. «О сказках Киплинга могу сообщить лишь одно: не помню, когда прочел их впервые»,— так говорит исследователь и биограф Киплинга, считая это убедительной оценкой знаменитой книжки.
Люди будто рождаются, уже зная киплинговские «Необыкновенные сказки». Ребенок не только читать, но и понимать еще почти ничего не может, однако он уже слушает эти сказки. Потом сам рассматривает картинки. Наконец, берется за буквы. И оказывается, ему давно и прекрасно известно, как у Верблюда вырос горб, почему у Кита узкое горло и отчего у Носорога складки на коже. А когда он узнал об этом впервые? — на вопрос ответить так же трудно, как трудно критически разбирать сказки. Ведь это жесткой рукой коснуться своих детских снов, а может быть, и разрушить их.
Робинзон-то Крузо или Гулливер вне опасности. Но это не детские книги. Просто мы растем вместе с ними. Тому Сойеру и Геккльберри Финну тоже нечего бояться. И Кот в сапогах и Конек-Горбунок могут быть спокойны. Однако — то вершины. Разной вышины, они все равно незыблемы. С каждым жизненным поворотом, подъемом или падением на эти книги смотрят иначе. А они излучают все то же ровное сияние.
Но сколько неожиданных разочарований способен принести возврат к ярким книжным воспоминаниям детства! Литературная слабость делается очевидна, как это бывает обычно с «Хижиной дяди Тома». Сентиментальность «Без семьи» Мало или «Серебряных коньков» Мейпл Додж уже не в силах тронуть. Что ж, у книг есть возраст. Они дряхлеют, слабеют, приходят вовсе в негодность.
Так что предпринимать «поиск утраченного времени», когда цель — книги детства, может оказаться опасно или, вернее, слишком печально, чтобы идти на риск.
«Приключения Алисы в Стране чудес» и «Зазеркалье» такой риск допускают. Если только есть эти кни¬ги в памяти, то они не случайны. Правда, теперь в Англии и тем более за ее пределами все меньше становится индивидуальных, так сказать, сознаний, которые бы незаметно для самих себя, то есть с ранних пор содержали книги Кэрролла. «Приключения Алисы» нуждаются в усвоении домашнем, особенном, составляющем принадлежность определенного быта, где дети растут среди взрослых и взрослые умело обогащают и оберегают мир детства, где, наконец, чтение и, в частности, книги Кэр¬ролла не только традиция, но сама атмосфера быта. Надо, стало быть, и юному читателю или слушателю обладать уже известной начитанностью, чтобы уловить намеки Кэрролла — чтобы было смешно.
Время подействовало на «Алису» своеобразно. Чаще случается, что «взрослые» книги мало-помалу становятся детскими — «Хижина дяди Тома», например. «Алиса», напротив, с годами делается все старше, все серьезнее — «взрослеет». И прежде «Приключения Алисы» читали взрослые, но ради развлечения. Теперь в них находят все больше переживаний, глубоких и грустных, хотя и облеченных в . причудливую, забавную форму.
Книгам Льюиса Кэрролла как благотворному чувству оказались покорны едва ли не все возрасты. Одно воспринимают в них дети, другое — юность, особое понимание приходит со зрелостью и, оказывается, что детская книга сопровождает человека всю жизнь. Та «пропасть», как это говорится, ума и таланта, которая была вложена писателем в детские сказки, позволяет черпать из них вновь и вновь.
Дмитрий Михайлович Урнов.
Из книги «Как возникла «Страна чудес»»
(М: издательство «Книга». 1969)