Автор статьи: Сергей Курий

«— Малинин! — заорал я. — Сию же минуту
сосредотачивайся и начинай превращаться в трутня!
— Почему — в трутня? В какого трутня? —
спросил Костя, сладко потягиваясь.
— Потому что там Зинка Фокина с юннатками.
Они тебя как махаона хотят запрятать в морилку!
Потом в сушилку! Потом в распрямилку!
— Как — в морилку? Зачем в морилку?
— Для коллекции! — заорал я.
При слове «коллекция» с Малинина сон прямо как рукой
сняло… Что такое коллекция, Костя знал хорошо,
ведь он сам был когда-то юннатом и у него
самого когда-то была такая коллекция, в которую
так хотела сейчас упрятать его Зинка Фокина».
(В. Медведев «Баранкин, будь человеком!»)

 Думаю, что вы не будете спорить, если я скажу, что в отношении насекомых многие из нас испытывают плохо скрываемую брезгливость. Слишком уж чуждым и пугающим кажется их «ювелирное» совершенство, начиная от внешнего вида этаких «маленьких механизмов» и заканчивая их навязчивой многочисленностью. Любой зоолог скажет вам, что насекомые — бесспорная вершина эволюции обитателей суши наряду с человеком, существа, которые добились успеха совершенно оригинальными способами. Конечно, это пугает. Вот и гоняются двуногие «венцы творения» в своих многоэтажных «муравейниках» за навязчивыми мухами, гудящими комарами и непобедимыми тараканами, гоняются с одной целью — уничтожить, раздавить, истребить…
И все-таки есть, есть одно насекомое, за которым гоняются только потому, что оно красивое. Имя ему — бабочка.

Ускользающая красота

«Бабочка в саду.
Подползет дитя — взлетает,
Подползет — взлетает».
(Кобаяси Исса)

«Бедная бабочка сердце мое,
милые дети с лужайки зеленой.
Время-паук ее держит в плену,
крыльев пыльца — горький опыт плененной».
(Ф. Гарсиа Лорка «Грустная баллада»)

 Эволюцию бабочек древние римляне представляли ошибочно, хотя и поэтично: по их поверьям бабочки — это сорвавшиеся со стеблей и ожившие цветы. Однако и здесь есть доля истины: судьба этого отряда насекомых действительно была неразрывно связана с цветковыми (покрытосеменными) растениями. Поэтому первых предков бабочек находят уже в отложениях мелового периода — эпохи заката динозавров и расцвета покрытосеменных.

 Такой долгий путь взаимовыгодного сожительства привел к тому, что определенные виды бабочек и определенные виды цветковых просто жизни друг без друга не мыслят. Например, только длиннохоботный бражник с Мадагаскара может опылять один из видов орхидеи. Ведь только с его хоботком длиной 35 см (!) можно проникнуть в чересчур глубокий цветок «избранницы».

По красоте многие бабочки не уступают цветам. Довольно однообразные по строению, эти насекомые отыгрываются за счет разнообразия окраски и узоров. Американский художник Коелл Сандвед умудрился найти и сфотографировать все буквы латинского алфавита, которые прихотью судьбы встречались на крыльях бабочек.

«Прихоть судьбы» в данном случае связана с малюсенькими чешуйками, которые подобно черепице покрывают крылья этих насекомых (отсюда и научное название отряда — чешуекрылые, и та пыльца, которую бабочки оставляют на наших пальцах). Разнообразие окраски разные бабочки используют по-разному. Для одних — это маскировка, для других — опознавательный брачный сигнал, а для третьих — даже средство устрашения (например, калиго, павлиноглазки).

Бабочка калиго.

В семье не без урода, поэтому встречаются и бабочки без чешуек (например, южноамериканские калитеры) с прозрачными крылышками, что также неплохо маскирует их в листве.

Коко Шанель:
«Будьте днем как куколка, а вечером как бабочка, ибо нет ничего удобнее кокона, и ничто не располагает к любви, как крылья бабочки».

О. Мандельштам:

  «О бабочка, о мусульманка,
В разрезанном саване вся,—
Жизняночка и умиранка,
Такая большая — сия!

  С большими усами кусава
Ушла с головою в бурнус.
О флагом развернутый саван,
Сложи свои крылья — боюсь!»

В. Набоков:

  «Как любил я стихи Гумилева!
Перечитывать их не могу,
но следы, например, вот такого
перебора остались в мозгу:

  «…И умру я не в летней беседке
от обжорства и от жары,
а с небесной бабочкой в сетке
на вершине дикой горы».

Красота бабочек сыграла им плохую службу: люди начали коллекционировать их гораздо раньше, нежели монеты и марки. По иронии судьбы человеку, до сих пор не способному победить колорадского жука, тараканов и вшей, вполне оказалось под силу поставить под угрозу исчезновения несколько видов бабочек (как догадываетесь, отнюдь не самых вредных). У нас такой редкой бабочкой стал махаон — одно из крупнейших чешуекрылых в наших районах (размах крыльев — до 8,5 см).

Махаон.

 Естественно, в мире есть бабочки и покрупнее, на которых можно охотиться даже с огнестрельным оружием. Так, первый экземпляр дальневосточного махаона Мака (размах крыльев — 14 см) был метко сбит из ружья казаком отряда Арсеньева. В фондах российского зоомузея можно до сих пор увидеть эту подстреленную бабочку с дробинкой в груди. Самая же крупная бабочка — бразильская совка агриппа с размахом крыльев до 30 см.

Агриппа.

 Быть коллекционером бабочек — занятие выгодное не только с эстетической, но и с научной точки зрения, ибо по количеству видов этот отряд уступает только жукам. Допустим, писатель, поэт и страстный коллекционер В. Набоков открыл целых 20 видов бабочек. Потому-то и пишут сейчас в энциклопедиях, что отряд чешуекрылых «включает в себя ОКОЛО 140 000 видов». Ведь открытие может произойти в любой день.

В. Набоков:
«…Стою перед стволом,
внимательно слежу наряд их полуявный,
окраску и узор, и, выбрав мотылька,
над самою корой я всплескиваю плавно
белесой кисеей широкого сачка…».

Вера и Владимир Набоковы за любимым занятием писателя — ловлей бабочек для его личной коллекции. 1958 г.

Не все бабочки красивы. Да некрасивых как-то «бабочками» и не называют. Невзрачность — удел в основном ночных бабочек, многих из которых за привычку «мотыляться» у окна и источников света назвали «мотыльками». Вспомним также и знаменитую «грозу» наших шкафов — моль. Таким бабочкам красота ни к чему. А ночные бабочки — бражники — могут выглядеть и устрашающе…

Э. По «Сфинкс»:
 «Рот у него помещался на конце хобота длиною в шестьдесят-семьдесят футов, а толщиною примерно с туловище слона. У основания хобота чернели клочья густой шерсти — больше чем на шкурах дюжины бизонов; оттуда торчали книзу и вбок два блестящих клыка вроде кабаньих, только несравненно больше. По обе стороны хобота тянулось по гигантскому рогу футов в тридцать-сорок, призматическому и казавшемуся хрустальным — в них ослепительно отражались лучи заходящего солнца. Туловище было клинообразным и острием направлено вниз. От него шли две пары крыльев, каждая длиною почти в сто ярдов; они располагались одна над другой и были сплошь покрыты металлической чешуей, где каждая чешуйка имела в диаметре от десяти до двенадцати футов. …Но главной особенностью этого страшного существа было изображение черепа, занимавшее почти всю его грудь и ярко белевшее на его темном теле, словно тщательно выписанное художником. Пока я глядел на устрашающее животное, и особенно на рисунок на его груди, с ужасом и предчувствием близкой беды, которое я не в силах был побороть никакими усилиями разума, огромные челюсти, помещавшиеся на конце его хобота, внезапно раскрылись, и из них раздался громкий и горестный вопль, прозвучавший в моих ушах зловещим предвестием; едва чудовище скрылось внизу холма, как я без чувств упал на пол».

 Слишком впечатлительный герой вышеприведенной новеллы, подвергшийся оптическому обману, тем не менее, бабочку описал вполне точно. Это самый знаменитый из бражников — «мертвая голова». Устрашать он может не только могильным символом на своем теле и крупными размерами, но и неприятным писком, который насекомое издает попав в руки. Однако, пугаться «мертвой головы» надо не нам, а пчелам, ульи которых этот мохнатый бражник регулярно грабит.

Бабочка «мёртвая голова».

Гибельный полёт

«Жадно пьет нектар
Бабочка-однодневка.
Осенний вечер».
(Мацуо Басё)

«Закружилась листва золотая
В розоватой воде на пруду,
Словно бабочек легкая стая
С замираньем летит на звезду…».
(С. Есенин)

«Не позволяй предстать своей Психее
Ночною бабочкой…».
(Д. Китс «Ода меланхолии»)

 Порхающие над цветами разноцветные бабочки… Далекие от проблем насекомых люди всегда воспринимали это порхание как символ легкости, беззаботности и радости. Помните хрестоматийный сон даосиста Чжуан Чжоу, в котором он так достоверно перевоплотился в счастливую бабочку, что, проснувшись, не мог понять: то ли это ему снилось, что он — бабочка, то ли бабочке сейчас снится, что она — Чжуан Чжоу?

Чжуан Чжоу и бабочка.

 На самом деле, перевоплотись знаменитый китайский философ в мотылька, беззаботность бы с него как рукой сняло. Потому что все это порхание имеет целью поиск самки и откладывание ею яиц, после чего жизнь бабочек теряет всяческий смысл. Нектар цветов — лишь средство подкрепления сил, сплошные углеводы и ни грамма белка. Впрочем, некоторые бабочки (глазчатки, павлиноглазки) вообще ничего не едят. У самца бабочки мешочницы даже хоботок не развит. Мало того, его самка — совершенно бескрылая и красотой, соответственно, не отличается. Найдет он ее, дело сделает и на покой… А не найдет, ничего страшного. Некоторые виды мешочниц способны к партеногенезу, другими словами — размножению без оплодотворения. Поэтому их самки живут вообще несколько минут — отложила яйца и почила…

  
Слева — самец кистехвоста, справа — его бескрылая «супруга».

 Но подобных оригиналов, к счастью, немного. Большинство бабочек ищет самок весьма активно. Наибольшего профессионализма в этом нелегком труде достигли ночные бабочки. Ночью много не увидишь, поэтому «подруг жизни» они ищут в основном по запаху. И этот запах мотылек может «учуять» за сотни метров (а рекордсмены, вроде павлиньего глаза, даже более чем за 2 км!). Правда, есть бабочки настолько «ослепленные страстью», что порой кидаются на все, что движется. Так самец сатир семела может погнаться за мухами, листьями, а порой и за своей тенью. Зато и ухаживает он красиво: сперва склоняется перед самкой, а затем, трепеща крыльями, кружит около нее по земле.

Такие роскошные усики позволяют быстро найти самку по запаху.

 Недаром у китайцев бабочки — это знак влюбленных, символ супружеского счастья. Правда, ассоциируется бабочка в первую очередь с мужчиной, который «пьет сок девушек-цветов». В Японии же этот символ не столь оптимистичен: бабочка здесь означает чаще всего непостоянство, временную любовь, гейшу и т.п. Вот почему у японцев название оперы Д. Пуччини «Мадам Баттерфляй» (butterfly — англ. «бабочка») вызывает совершенно неверные ассоциации.
Впрочем, и отношение европейцев к бабочке не было однозначным. Нередко наряду с жизнерадостностью и счастьем она символизировала и преходящесть земных удовольствий, пустую любовь, ветреность, легкомыслие (вспомним хотя бы, кого называют «ночными бабочками»). Стоит отметить, что в Мексике «марипозой» («бабочка» по-испански) ни женщин, ни нормальных мужчин не назовут — это сленговое словечко для геев.

Е. Шварц «Обыкновенное чудо»:
 «АДМИНИСТРАТОР: …Сегодня, например, вижу: летит бабочка. Головка крошечная, безмозглая. Крыльями бяк, бяк — дура дурой! Это зрелище на меня так подействовало, что я взял да украл у короля двести золотых…».

А. С. Пушкин:
   «Закабалясь неосторожно,
Мы их любви в награду ждем,
Любовь в безумии зовем,
Как будто требовать возможно
От мотыльков иль от лилей
И чувств глубоких и страстей!».

Символическое значение бабочки как гибельной страсти усилилось и странной особенностью этих насекомых лететь на свет — свечу, лампу, — лететь, чтобы в итоге погибнуть. Этот образ бабочки стал одним из самых распространенных в поэзии, популярных песнях.

Из песни к-ф «Жестокий романс»):

«Я,  словно бабочка,  к огню
Стремилась так неодолимо
В любовь, в волшебную страну,
Где назовут меня любимой».

Из песни В. Меладзе:

«Самба белого мотылька
У открытого огонька,
Как бы тонкие крылышки не опалить».

Песня группы JETHRO TULL о гибельном полёте двух влюблённых мотыльков:

Х. Кортасар:

«Как в яблоко ты — жадным ртом,
как я в тебя — всем жадным телом,
так бабочка в окно влетела
свой танец станцевать с огнем».

С. Аксёненко:

«Бьется… в стекло бабочка
Ночью.
Рвется… она к лампочке,
Хочет.
Не знает… что ей будет плохо,
Когда к цели своей придёт.

Как я… к тебе стремился,
Как… об твой холод бился,
И вот к цели своей пришёл.

…Длинна ночь…, и новый бьется.
Он тоже… прорваться хочет.
Он к свету, к теплу стремится,
Не знает, куда идёт…

Бьется… в стекло бабочка
Ночью…
Рвётся… она к лампочке,
Хочет.
Без мыслей,
Так ей велит инстинкт».

 На самом деле бабочки, летя на свет, ищут не тепло и уж тем более не смерть. Причина в том, что многие летающие насекомые привыкли в своем полете ориентироваться  по естественным источникам света — Солнцу и Луне. Лучи, исходящие от столь отдаленных объектов, долетая до Земли, для бабочек являются практически параллельными, и они летят, придерживаясь по отношению к ним определенного угла. У искусственных же источников света, ввиду их близости, лучи расходятся резко радиально. Пытаясь выдержать определенный угол по отношению к ним, мотылек начинает кружить по спирали, неумолимо приближаясь к смертельному пламени.

 Впрочем, на множестве античных изображений мы можем увидеть совершенно обратный сюжет — бабочку, вылетающую из костра, погребального костра… Дело в том, что у древних греков и римлян это насекомое олицетворяло человеческую душу. Древнегреческое слово «псюхе» одновременно обозначало и «бабочку», и «душу», и «дыхание». Широко известен миф о Психее и Амуре, в котором переплелось множество выше упомянутых аллегорий. В изложении Апулея он звучит так.

Царская дочь Психея стала возлюбленной знаменитого бога любви. И все бы было хорошо, если бы не одно из условий: она никогда не должна была видеть обличье своего суженого при свете. Понятное дело, девушка не удержалась и однажды ночью зажгла светильник. Спящий Амур оказался действительно прекрасен, но пока Психея зачарованно смотрела на него, капля масла с лампы упала ему на кожу и он исчез. Пройдя множество испытаний и страданий в поисках возлюбленного (так, Психея спускалась даже в мрачный Аид за живой водой), девушка все-таки добивается разрешения на брак у самого Зевса. Символом этой любви, способной проникнуть даже в загробное царство, и стала бабочка.

Канова. «Амур и Психея».

 Олицетворение бабочки и человеческой души распространено у многих народов: племен Заира, новозеландских маори, мексиканских индейцев… А если во время погребения древнего кельта на похоронах появлялся белый мотылек, никто не сомневался, что это душа усопшего прилетела проведать свою старую «оболочку».

Эльфы — загадочные, неуловимые и счастливые — благодаря Шекспиру и Андерсену также приобрели черты бабочек.

Польза и вред

«Поэтому добро, которое такой человек делает, является по
сущности злом. …Оно подобно также изнурённой блуднице с
накрашенным лицом. Ещё оно подобно бабочке с серебряными
крыльями, летающей там и тут и откладывающей яйца на листьях
полезных деревьев, которые из-за этого не приносят плодов».
(Э. Сведенборг «Истинная Христианская Религия»)

 Когда мы произносим слова «вредное насекомое», перед нашим взором вряд ли предстанет бабочка (исключая, разве что, моль). В человеческом сознании как-то не очень уютно уживается представление о том, что противные гусеницы и прекрасные бабочки — «кровные родственники». Тем не менее, это так. Прежде чем обрести свою красу и изящный хоботок, бабочке приходится провести большую часть жизни в неприглядном образе ненасытной личинки.

 Одной из самых прожорливых является гусеница бабочки полифем, которая умудряется за первые 56 дней поглотить пищи в 86 тысяч раз больше своего веса. Неудивительно, что личинки бабочек очень сильны. Так, гусеница хорошо всем известной капустницы может тащить за собой груз в 25 раз тяжелее, чем она сама.
Наиболее быстро развивается личинка яблонной плодожорки — за год могут смениться 2-3 поколения. Зато личинка ивового пахучего древоточца развивается около 2-3 лет. Как видно из названия, она живет в древесине, ею же и питается, так что спешить древоточцу некуда, от перепадов климата он защищен надежно.

        
Примеры отменной маскировки: слева — гусеница пяденицы, справа — бабочка лимонница.

 Отдельные гусеницы выбирают совсем уж необычную среду обитания. Так, восковая огневка научилась переваривать пчелиный воск и поэтому поселяется прямо в пчелиных ульях. При этом она так оплетает соты паутиной, что бедные «хозяева» не могут к ним проникнуть, и тогда у пчеловодов нет иного выхода, как этот улей сжечь. Другая гусеница — личинка бабочки голубянки поселилась в… муравейниках, правда, на более взаимовыгодных основаниях. Хотя она иногда и пожирает муравьиные яйца и «стада» тлей, муравьи ее терпят, ибо взамен она «поит» их собственными сладкими выделениями.

Взаимоотношения человека с гусеницами также полны парадоксов. Иногда их прожорливость бывает и кстати. Так, в Австралии бабочке-огневке даже установлен… памятник! За какие такие заслуги, спросите вы? За те же самые.
Австралия, как известно, континент особенный, вмешательства человека в его экологию часто вызывали катастрофические последствия. Сперва, как вы помните, завезли кроликов, которые в стране, практически лишенной хищников, окончательно распустились, расплодились и оккупировали все пастбища. Тогда, чтобы оградить пастбища от длинноухих оккупантов, завезли и посеяли кактус-опунцию. Опунции здесь, впрочем, тоже понравилось и бедные белые австралийцы теперь не знали, как избавиться от разросшегося где только можно кактуса. Точку в этой эпопее поставила завезенная из США бабочка-огневка, которая специализировалась именно на опунции, и быстро восстановила природный баланс.

 Но самой знаменитой и полезной для человека бабочкой, безусловно, является тутовый шелкопряд — поставщик шелка. Ученые считают, что «приручение» этой бабочки началось около 4,5 тысяч лет назад в Китае. Доприручали тутового шелкопряда до такой степени, что тот стал настоящим домашним животным, совершенно неприспособленным к независимой жизни.

Бабочка тутового шелкопряда.

Даже летают эти бабочки не лучше курицы. Да им это и не нужно, главное, чтобы коконы попышнее плели. За эти коконы, в которых личинки шелкопряда превращаются в куколки, этих бабочек и кормят, и поят.
Производство шелка в Китае долгое время было государственной тайной. Сперва его производством занимались только императрица и самые высокопоставленные дамы. Затем шелкопрядство пошло в народ, но долгое время именно китайским народом это дело и ограничивалось. За разглашение тайны шелка тотчас казнили.

Гусеница и кокон тутового шелкопряда.

 Первой утечкой информации была свадьба китайской принцессы с властителем Бухары. Она сделала своему мужу поистине царский подарок — вывезла в своей мудреной прическе яйца «шелкового червя». Вскоре шелк начал производиться в Индии, где секрет его производства также сохранялся достаточно строго. До тех пор, пока практичные христианские монахи, утомленные долгими путешествиями по «шелковому пути», не вывезли в полых посохах яйца шелкопряда вместе с семенами тутового дерева. Монополия на производство шелка закончилась, хотя восток и был еще долгое время вне конкуренции.

 В завершение стоит сказать, что экономные китайцы и индийцы нашли тутовому шелкопряду еще одно применение — из его гусениц готовят десятки разнообразных блюд. Невзирая на наше отношение к этому, цена подобной «экзотики» в европейских ресторанах около 35 долларов! Так что тутовый шелкопряд — это не только ценный шелк…

История полного превращения

«Я уверен, без забот
Мотылек живет!
Вот я! Вот я!
Превращаюсь в мотылька!».
(В. Медведев «Баранкин, будь человеком!»)

«Сорви кокон свой, стань воздушной,
Отныне всё — прочь, всё — не нужно!
Так вот какова дочь у куколки скушной…

Бабочка — вниз… Бабочка — вверх…
Бабочка — жизнь… Бабочка — смерть…»
(С. Курий)

 У человека всегда была и есть потребность в чудесах. Нам скучно жить в мире, где нет волшебных палочек, НЛО или Лох-Нэсских чудовищ. Тем не менее, реальный мир и так полон чудес, их просто надо уметь видеть…

Кэрби и Спенс «Общая естественная история насекомых…»:
 «Предположим, что какой-нибудь натуралист вдруг объявил бы об открытии животного, которое в течение первых пяти лет своей жизни существует в виде змеи; потом углубляется в землю и, соткав себе саван из тончайших шелковых нитей, сжимается в этом покрове в тело, лишенное рта и членов, похожее как нельзя более на египетскую мумию, и затем, пробыв в таком состоянии без пищи и движения в течение долгих трех лет, разрывает в конце этого периода свои шелковые пелены и из земли является на свет Божий в виде крылатой птицы. Предположим это и спросим — каковы были бы ощущения в народе, возбужденные таким необыкновенным известием? Каково было бы удивление после первых минут сомнения в справедливости показания!».

Действительно, стоит только остановиться и задуматься, каким это образом вредный червяк преображается в очаровательную летунью, как чувствуешь, что прикасаешься к какой-то сокровенной тайне мироздания.

 Священники, философы, оккультисты видели в этом превращении божественный намек на то, что и человек, погрязший в приземленной суете жизни («гусеница»), способен, пройдя символическую смерть («куколка»), преобразиться в свободную и прекрасную сущность, вырвавшуюся из плена «земного притяжения» («бабочка»). Некоторые ученые даже высказывали оригинальную гипотезу, что мумифицирование усопших в древнем Египте могло возникнуть под впечатлением от гусениц, плетущих кокон.

Франклин Меррелл-Вольф «Пути в иные измерения»:
«…Можно сказать, что жизнь и философия бабочки сосредоточены вокруг творчества и радости, и таким образом самоцелью является красота вместо грубой утилитарности. Следовательно, реальное и ценное для бабочки имеет не только совсем иной смысл, чем для гусеницы, но смысл этот и вовсе выше понимания последней.
Куколка представляет этап, когда гусеница умирает как гусеница. Для сознания гусеницы это должно казаться уничтожением или «угасанием», как и Нирвана — неозаренному субъектно-объектному сознанию. Но если взглянуть как бы с другой стороны, куколка — это открытая дверь к вольной жизни бабочки.
…Символ этот особенно красив. Ограничения жизни гусеницы очень хорошо представляют ограничения субъектно-объектного сознания. С перспективы субъектно-объектного сознания конечные проблемы философии остаются без всякого удовлетворения и часто заключают в себе непримиримые противоречия. Эти решения достигаются и противоречия примиряются Теми, кто пробудился к Трансцендентным Уровням, ибо Они обладают большим кругозором, символизируемым бабочкой, и могут охватить субъектно-объектный или поверхностный мир в высшем единстве пространства, представленного здесь Высшим Сознанием».

Ф. Гарсиа Лорка «Восточная песня»:
«Для мотыльков ты солнце,
застрявшее в предвечерье,
в червей же вселяешь ужас —
обжечься боятся черви».

Песня группы THE CURE о девушке-гусенице, которая скоро превратится в бабочку:

 Вы скажете, что, мол, это «высокие аллегории», а как обстоит все на самом деле? «На самом деле» все обстоит не менее дивно. Несчастный Учитель всех учителей древности — Аристотель — не мог придумать ничего более научно вразумительного, как назвать личинку насекомого, до тех пор, пока она растет, «мягким яйцом». То есть, гусеница — это всего лишь чудное яйцо, а «настоящее рождение» происходит лишь при выходе из куколки. Современная наука, конечно, сильно продвинулась в изучении процесса так называемого полного превращения/метаморфоза, но открытия ученых самого «чуда» ничуть не умалили.

Л. Кэрролл «Алиса в Стране Чудес»:
 «— Боюсь, что не сумею вам все это объяснить, — учтиво промолвила Алиса. — Я и сама  ничего не понимаю. Столько превращений в один день хоть кого собьет с толку.
— Не собьет, — сказала Гусеница.
— Вы с этим, верно еще не сталкивались, — пояснила Алиса. — Но когда вам придется  превращаться в куколку, а потом в бабочку, вам это тоже покажется странным.
— Нисколько! — сказала Гусеница.
— Что ж, возможно, — проговорила Алиса. — Я только знаю, что мне бы это было странно».

Оказалось, что метаморфоз насекомых возможен благодаря тому, что в их организме изначально закладываются две совершенно разные «программы» развития. После того, как отложенное бабочкой яйцо начинает делиться, в нем обосабливается отдельная группа клеток (имагинальные диски), которые до поры до времени находятся как бы в «спящем» состоянии. Развиваться продолжают лишь те клетки, которые необходимы для программы «гусеница». Правда, с того момента, когда сформировавшаяся личинка появляется из яйца, «гусеничные» клетки перестают делиться — они только увеличиваются в размерах вслед за гусеницей.

 Когда гусеница «чувствует», что она уже «сыта по горло» и пришло «время любить и летать», включается вторая «программа» развития. «Программы» развития регулируются сложными процессами выделения гормонов, которые продуцируются в головной части насекомого.
Личинка превращается в куколку (некоторые «стыдливые» виды предварительно упаковываются в кокон). Когда-то ученые поспешно назвали стадию куколки «покоящейся». Какой там покой! Под оболочкой куколки вовсю «кипит» настоящая биолаборатория. Имагинальные диски «оживают» и начинают делиться. Существо, бывшее раньше личинкой неузнаваемо преображается: вместо жующего рта появляется изящный сосущий хоботок, вместо коротких лапок — тонкие длинные ноги, меняется вся мышечная система, и главное — формируются органы размножения и крылья. Старые же «гусеничные» клетки служат лишь питательным сырьем для образования новых «бабочкиных». В какой-то момент почти все содержимое куколки представляет собой полужидкую кашицу.

 Но вот наступает момент, когда на наших изумленных глазах «склеп» открывается и вместо уродливой гусеницы из него появляется… Ну, конечно, не так быстро. «Новорожденная» бабочка еще не совсем красавица, покровы ее мягки, крылья скомканы. Она выбирается на стебель, какое-то время сохнет и ждет пока кровь наполнит сосуды крыльев. Крылья расправляются, и бабочка отправляется в полет, чтобы найти брачных партнеров. А по пути опыляет цветы, радует наш глаз и вдохновляет чудом «превращения» на стихи и мудрые мысли.  

Б. Гребенщиков:
«Все, что я знал; все, чего я хотел —
Растоптанный кокон, когда мотылек взлетел».

Р. Бах «Иллюзии»:
 «То, что гусеница называет Концом света, Мастер назовет бабочкой».