THE CURE — история альбома «Bloodflowers» (2000)

2000_the_cure_Bloodflowers_1

Информацию об отдельной песне и комментарии к ней можно прочесть, открыв страничку этой песни.

1. Out Of This World
(Smith/Bamonte/Gallup/O’Donnell/Cooper)


2. Watching Me Fall
(Smith)

3. Where The Birds Always Sing
(Smith)

4. Maybe Someday
(Smith/Bamonte/Gallup/O’Donnell/Cooper)

5. The Last Day Of Summer
(Smith)

6. There Is No If…
(Smith)

7. The Loudest Sound
(Smith)

8. 39
(Smith)

9. Bloodflowers
(Smith)

2000_the_cure_Bloodflowers_2

На австралийской и японской версиях CD, а также на виниле присутствует дополнительный трэк — «Coming Up»

Robert Smith — guitar, keyboard, vocals
Perry Bamonte — guitar
Jason Cooper — percussion, drums
Simon Gallup — bass
Roger O’Donnell — keyboard

Producer: Paul Corkett, Robert Smith
Engineers: Paul Corkett, Sacha Jankovich
Mixing: Paul Corkett, Robert Smith
Mastering: Ian Cooper
Project coordinator: Daryl Bamonte
Photography: Perry Bamonte, Paul Cox, Alex Smith
Logo: Alexis Yraola

Записан — 1998-1999

«Fiction Records»
CD 15.02.2000.

2000_the_cure_Bloodflowers_3

* * *

В октябре 1999 года на сайте группы появилась информация, что новый альбом The Cure под названием «Bloodflowers» появится в продаже 14 февраля 2000 года в Европе и в остальном мире, и 15 февраля 2000 года — в Америке и Японии. По словам Роберта Смита, сведение альбома заняло довольно много времени, поэтому выход альбома и задержался. За это время было записано семнадцать новых песен. В альбом, однако, вошли лишь девять из них:
Сам Роберт говорит, что: «Этот альбом — квинтэссенция всех предыдущих альбомов коллектива. Я оглядываюсь на все темы, которые интересовали меня все эти годы, стараясь выкристаллизовать то, что я всегда хотел сказать об этом, и что я чувствую на данном этапе моей жизни. Диск звучит очень жестко, с множеством гитар. Альбом довольно громкий и мрачноватый. Саунд альбома напоминает раннее звучание The Cure. Новая работа выдержана в стиле «Pornography» и «Disintegration». Слушателю, проникшемуся этими альбомами, понравится и новый релиз.»

 

***
Р. Смит:

Есть очень большая часть меня, которая говорит, мне, что сейчас самое подходящее время остановиться. Покинуть людей. Мне нравится, что The Cure всегда шли своим путём, и что мы воспринимались как альтернатива в прямом смысле слова. Это будет моей эпитафией: то, что мы были настоящей, альтернативной группой.

2000_the_cure_01

***
Интервью с Р. Смитом, CMJ Online, 12/1999:

— Когда Вы окончили запись «Bloodflowers»?

— Процесс записи был разбит на две части. Мы работали над ним около месяца до Рождества 1998 года и затем еще пару месяцев весной 1999 года. Я сводил его снова и снова длительное время. Все было завершено к июню этого года, то есть он был закончен давно.

— Было ли это преднамеренным решением задержать выпуск альбома?

— Да. Мы работали над тем, чтобы дата выхода совпала с Хэллоуином этого года, — обычная манера The Cure (смеется), но так как процесс начал затягиваться, то некоторые люди во многих звукозаписывающих компаниях во всем мире стали притормаживать все, подводя его выпуск к пред-Рождественскому, пред-тысячелетнему и т.п. событиям. На альбоме не было явного хита-сингла, и все они стали нервничать по поводу того, что же они должны были с ним делать. Я думаю, они как бы оттягивали момент необходимости сделать над собой усилие и заставить себя представить то, как они будут его продавать.

— Нервировало ли Вас то, что фирма решила задержать выпуск записи?

— Проблема со всем этим в действительности уходит своими корнями в прошлое к сборнику синглов Galore, который вышел в 1997 году. Многие известные фирмы хотели видеть его как альбом лучших хитов, но я настоял на том, что он должен оставаться сборником синглов еще одного десятилетия, и я добился этого. По контракту я имел право настаивать на том, чтобы все записи выпускались так, как я того хотел. А к тому времени фирма — не столько Электра, сколько Полидор-Европа — действительно заблокировали запись. Они просто не хотели раскручивать ее. Они не предприняли никаких рекламных действий, а только выпустили минимум, положенный по контракту, и тем самым это не позволило подняться высоко в списках популярности. Это-то и оставило горький привкус в моем рту, и я не хотел ощутить себя вновь проходящим через все это, но уже с Bloodflowers, потому что эта запись значит для меня слишком многое для того, чтобы просто стать игрушкой для звукозаписывающих компаний. С артистической точки зрения, я был очень расстроенным, потому что это в некотором роде ностальгический альбом. Он стал слишком задумчивым, бросающим взгляд на прошлое, и он предназначался для того, чтобы стать неким окончанием десятилетия для меня. Но, будучи вынужденным сказать так, я действительно не мог ожидать того, что люди отшвырнут его в сторону в Новогоднюю Ночь 1999 года и никогда больше не будут слушать снова. Но с положительной точки зрения, это дало группе несколько месяцев для репетиций песен, и мы будем хорошо подготовлены к следующему году, когда он будет выпущен. Мы занимаемся сейчас концертами для раскрутки альбома, а также некоторыми другими вещами, связанными с выпуском, что является несвойственным для нас. Обычно все классно само по себе, и мы спешим побыстрее получить готовым оформление, и наступает наконец дата выпуска.
…я думаю, что «Bloodflowers» … является одним из трех самых лучших альбомов, которые The Cure когда-либо делало.

— Почему Вы решили вернуться к типичному Cure-звучанию в Bloodflowers?

— Здесь несколько вещей связано с этим. Во-первых, это то, что я перешел от 39 к 40 годам, и я чувствовал, что я хотел сделать альбом который бы отметил этот переход также, как это было с Disintegration, когда я с 29 перешел к 30 годам. Таким образом, было частично предопределено то, что я попытаюсь сделать нечто подобное, но здесь еще было мое неподдельное жгучее желание отметить этот переходный период. Я имею в виду, что это-то и есть то, ради чего группа всегда существовала — для меня, чтобы самовыражаться. Но я не писал автобиографических альбомов после Disintegration, и я не был уверен в том, что должен. Когда я пишу музыку, то я никогда заранее не знаю, о чем именно я собираюсь писать, до тех пор, пока я делаю это, и я пишу во многих различных стилях все время. Но я решил, что я смог бы работать только в тех из них, которые подходили бы к данному конкретному настроению. Звукозаписывающая компания была немного испугана, когда они прослушали Bloodflowers и поняли, что они не будут иметь радиосингла. Я действительно не ощущал желания писать или исполнять поп-песни все это время. Я хотел, чтобы альбом имел намного больше последовательности и больше эмоциональной глубины… и не производил бы впечатление настроения, разорванного парочкой приемлемых для радио синглов. Вспоминая Disintegration, я действительно не заботился о том, если что-то становилось коммерческим или некоммерческим, и мне нужно было вновь вернуться к тому отношению. Я просто хотел чего-то, чтобы я мог сесть и прослушать в течение часа, во время которого настроение не было бы разбито, подобно тому, как это было в Disintegration и Pornography. До того, как мы начали писаться, я уже знал последовательность песен, темпы и тональности. Я мучился над всем этим до того самого момента, когда я понял, как альбом должен был заканчиваться еще задолго до того, как мы начали его делать.

— Обеспокоены ли Вы вцелом, подобно Вашей фирме грамзаписи, что на этом альбоме нет ни одного явного радиосингла?

— Когда делается такой альбом, как Bloodflowers. То вы должны все это выбросить из головы. Я не думаю, что действительно было бы правильно для меня на этом этапе карьеры The Cure идти на какие-либо компромиссы, касающиеся того, что мы делали с музыкальной стороны, с надеждой быть коммерчески успешными. Я думаю, что мы уже имели справедливую долю коммерческого успеха, и было бы проявлением жадности начать беспокоиться об этом сейчас.

— Легче ли создавать более концептуальный альбом такой, как Bloodflowers, нежели ориентированный в большей степени на поп подобно Wild Mood Swings?

— Я лично нахожу этот более легким, но другие возненавидели его. Бассист Саймон Гэллап и клавишник Роджер О’Доннел, которые были в группе во время Disintehration, возненавидели процесс создания еще того альбома, и все две недели, в течение которых мы делали Bloodflowers, они мне твердили, что ненавидят создание и этого тоже. В действительности же остальные четыре участника группы покинули студию до того, как началось сведение, потому что им не нравилась атмосфера, царившая в студии. Каждый состав The Cure всегда говорил, что они — лучший состав. За день до того, как мы пришли на студию для начала записи Bloodflowers, я прокрутил всем Pornography и Disintegration и сказал: «Это — два совершенно потрясающих состава. Для того, чтобы иметь хоть малейший шанс считаться лучшим составом Cure, вам прийдется выступить с альбомом, который имел бы именно такой эмоциональный импульс. Совершенно неважно то, что в Wild Mood Swings было несколько прекрасных песен. То, чем The Cure запоминается, так это такими альбомами, как эти.» Когда мы создавали Wild Mood Swings, то дом был полон друзей и членами семей, и люди смеялись, 26 человек за обедом… такой вот тип вибраций. При работе над Bloodflowers абсолютно никому не позволялось входить в студию, за исключением только тех, кто непосредственно писал. Я нашел для себя более легким работать так, когда никто не разговаривает и не смеется рядом. Каждый посчитал, что я был действительно отвратительным (противным), и я полагаю, что я таким и был потому, что я просто хотел от каждого действительно сконцентрироваться на альбоме. За те три месяца оставшаяся часть мира просто отошла на второй план, и я ни о чем не волновался, кроме как о создании альбома. Прошло 10 лет прежде чем мне удалось это сделать. Это доставляет удовольствие на личном плане потому, что до того момента, как мы начали делать альбом, я чувствовал себя очень неуверенным в отношении группы. Я чувствовал, что быть может мы уже достигли естественного конца во всем, и я стал немного разочарован по поводу того, что же я все это время делал в The Cure. Но в действительности же процесс создания альбома и то, как он завершился дал мне ощущение нового вдохновения по отношению к группе, потому что, я думаю, это прекрасная запись. Люди всегда говорят о записи музыки как о целительном процессе, но в большинстве случаев это — абсурд, а в этот раз это была первая за 10 лет запись, которая действительно была сделана на таком уровне, поэтому это было восхитительным для меня. Когда я пригласил всех остальных прийти и прослушать запись после того, как я закончил последнее сведение, то они все были поражены тем, насколько хороша она была. Я не думаю, что они понимали то, что они делали пока они делали это. Таким образом, несмотря на то, что им не нравился сам процесс, я думаю, они оценили по достоинству то, почему я делал это таким образом. И мы снова стали хорошими друзьями. Они действительно надеятся, что мы не будем писать следующий наш альбом таким же образом.

— Следующий альбом? Вы отрицаете разговоры о том, что в действительности это последний релиз Cure? У альбома очень ощущается чувство окончательности.

— Ну, я думаю, это видно в текстах, потому что когда я писал это, я намеревался сделать этот альбом последним альбомом Cure. Я полагаю, что каждый считал, что было ощущение того, что это могло бы быть последней вещью, которую мы делаем. Как минимум в этом составе, что само по себе является еще одним поводом, по которому, я думаю, им все это не нравилось. Было очень неприятно ощущать это, потому что ни один из нас действительно не хотел, чтобы это все закончилось, но я подумал, что, быть может, это должно случиться. Я ощутил, что направление в группе, которое по существу исходит от меня, ушло, и мне захотелось одной большой лебединой песни. Но странным является то, что с момента, как мы закончили ее, я совершенно по-другому ощущал ее. Я действительно испытываю хорошие чувства по отношению к группе. Я действительно жду того, чтобы сыграть эти песни перед публикой. Я полагаю, что все идет к тому, что в следующем году будут фантастически эмоциональные концерты. Что бы мы ни делали после этого, как обычно, это будет что-то весьма неопределенное. Отличием является то, что мне бы понравилось. Если бы вы меня спросили в это же время, но в прошлом году, то я бы был вынужден сказать, что нет иного пути во всем мире, которым бы я решился делать что-либо больше с The Cure после этого альбома. И я действительно так считал. Но если мы останемся хорошими друзьями в это же время, но на следующий год, то вполне возможно, что мы выпустим еще один альбом. Но я не хотел бы биться об заклад насчет этого. Если бы Wild Mood Swings стал бы последним альбомом Cure, то я был бы весьма огорчен этим, потому что он не звучит так, как должен звучать последний альбом Cure. А вот Bloodflowers как раз звучит именно так, как должен звучать последний альбом Cure.

2000_the_cure_462

***
Из интервью Р. Смита, «MEAN STREET MAGAZINE», март 2000:

— Каждый раз, когда Вы приступаете к записи альбома, Вы говорите, что это будет Ваша последняя запись. У Вас нехватка правды?

— Нет. У меня было сильное ощущение, что «Bloodflowers» будет последним альбомом The Cure. Я думал, что это будет прекрасно закончить все самым нашим лучшим альбомом. Однако я не был уверен, что мы сможем это сделать.

— То есть Вы передумали?

— Понимаете, самое классное, это то, что мне нравится так поступать. Мне нравится, что все изменяется, и я действительно оптимистично смотрю на возвращение группы, чего я не мог сказать до этого. Это то и заставило меня передумать относительно нашего последнего альбома. Я не думаю, что он последний.

— Вам, наверное, нравится вся эта суматоха вокруг этого.

— Я чувствую себя очень неловко, я уже вырос, чтобы специально делать так. Понимаете, это часть того, что мы делаем. Когда к нам пришел первый успех, я чувствовал себя нелепо. Я достаточно «близорукий» в отношении всего того, что окружает меня, когда я в группе. Я не хочу видеть людей, уставившихся на меня. Это своего рода защитная реакция.

2000_the_cure_458

***
Из интервью Р. Смита, Folha de Sao Paulo, 10.03.2000:

Folha: Во время записи «Bloodflowers» Вы сказали, что это будет последний альбом The Cure. Это правда?

RS: Пока шла запись, у нас было такое чувство. Исторически так сложилось, что мы никогда не планировали больше двух альбомов. Мне бы очень хотелось записать еще один альбом, но я пообещал себе, что когда мне в 2000-ом году исполнится 41, я сделаю что-нибудь другое. Что-то, что не будет The Cure. После турне этого года, которое должно закончиться в июле или августе, я выпущу сольный альбом, но это не значит, что The Cure перестанет существовать. Я хочу воспользоваться Интернетом, как сольный артист. Есть еще одна причина для этого. Я ненавижу когда крупные звукозаписывающие компании относятся ко мне как к ребенку.

Folha: Первое впечатление от прослушивания «Bloodflowers» — это то, что группа снова звучит как в свои лучшие времена (альбомы «Pornography» и «Disintegration»). Это сделано специально?

RS: Я согласен, что «Bloodflowers» типичный альбом The Cure. Я думаю о том, как перенести это вживую на сцену и не могу дождаться, когда мы поедем в турне.

Folha: Что Вы слушали в последнее время?

RS: Mogwai. Это не было основным источником вдохновения, но в определенном смысле Mogwai подтолкнули меня на создание «Bloodflowers». Мне нравился первый альбом «Gomez», но второй был не так хорош.

2000_the_cure_459

***
Из интервью Р. Смита американской «USA Today», 19.05.2000:

— Шли ли вы на студию с намерением сделать «Bloodflowers» последним альбомом Cure?

— Да, каждый в группе хорошо понимал, что этот должен стать последним. У нас было несколько составов на протяжении всех лет, и каждый состав ощущает себя последним. И я говорил, что пока вы не сделаете альбом, который превзойдет «Pornography» и «Disintegration», этот состав не будет классическим составом The Cure. Таким образом, каждый имел как бы дополнительную необходимость быть на уровне. Но процесс не был столь приятным для всех остальных. Последние два альбома были более демократичными, и каждый говорил свое слово. Что же касается «Bloodflowers», то я точно знал, чего я хотел, и я не намеревался слушать чьих-либо соображений на этот счет.

— Почему вы посчитали, что настало время закрытия главы?

— Запись вырастала из неудовлетворенности от того, что я делал с The Cure, и я подумал, что это конец обычной жизни группы. Парадокс состоит в том, что процесс создания «Bloodflowers» в действительности вновь разжег мой энтузиазм по отношению к группе. Это лучшее, что мы сделали за 10 лет. Часть меня сегодня думает, с какой стати я хочу отановить все, когда группа все еще является чем-то волнующим для меня, — то, о чем я не мог даже и подумать год назад.

— Является ли тоска и ностальгия на «Bloodflowers» результатом возраста, в особенности пересечения рубежа 40 лет?

— Я написал «Disintegration», когда мне было 29. Приближение 30-летия имело на меня большое влияние, потому что я облекал понятие возраста в огромное количество отрицательного смысла. В мои 20-е годы я ненавидел саму идею достижения мною 30-летнего возраста, тогда как в мои же 30-е годы я никогда по-настоящему и не думал о том, чтобы стать 40-летним, до тех пор, пока я не достиг 39 лет. «Disintegration» показывает, что я был невероятно расстроен предшествовавшими 10 годами. «Bloodflowers» же является более спокойным, потому что я в большей степени удовлетворен своей жизнью.

2000_the_cure_465

***
Из интервью Р. Смита «Q», №2/2000:

— Вы говорили, что «Kiss Me» станет последним альбомом. Почему мы должны верить Вам сейчас?

Robert: — Да, я часто говорил так. Я всегда внушал группе, когда мы записывались, что мы должны относиться к своей работе, как будто это последнее, что мы создаем. Ведь один из наших альбомов неизбежно окажется таковым. Если Bloodflowers- последний альбом Cure, у меня останется чувство, что мы добрались до вершины.

.

***
Из интервью Р. О’Доннела CheckOut.com, июнь 2000 г.:

— Bloodflowers пропитан духом финала. Какое было настроение, когда вы его создавали и записывали?

— Поначалу настроение было очень несерьезным, но вскоре всё стало сложнее и этот опыт был не из самых приятных. У меня была своя точка зрения, но Роберт был весь поглощен выполнением своей миссии. Он был очень целеустремлен и знал, чего он хочет добиться, поэтому в какой-то степени все остальные были отстранены. Для меня это было тяжелым испытанием.

— Интересно, что ты с этим справился, потому что я был разочарован тем, что на альбоме уже не так заметна твоя манера игры на клавишных.

— Я тоже. (Смеется.) Когда Роберт хочет что-то сказать, он это скажет. Мы не были так уж необходимы для этого. Я думаю, что, пожалуй, на этой пластинке влияния группы меньше, чем на любой другой, над которой я работал вместе с The Cure. Многие клавишные партии он делал втайне сам, и это меня несколько огорчало. Многое было не в моем вкусе, но в этом и заключается роль участника группы. Все зависит от того, принимаешь ты это или нет, особенно, если это такая группа, как The Cure, которой, в основном, управляет один человек. Ты как бы находишься рядом для совместного путешествия, и всем это нравится, и всем нравится вклад, который он лично внес. И Роберт использует твой вклад так, как он этого хочет, и, если ты чувствуешь, что это губит твое творческое начало, ты уходишь. Но я не ухожу. (Смеется.)

— Было ли создание так называемой третьей части трилогии [к Disintegration (1989) и Pornography (1982)] осознанным решением еще до начала работы над альбомом или это определение пришло уже в то время, когда работа была завершена?

— Это сложный вопрос. Мне кажется, что все эти разговоры о трилогии высосаны из пальца, потому что на мой взгляд трилогия это когда ты пишешь три части в одно время.

— Или в последовательном порядке, одну часть за другой.

— Именно это я и хотел сказать… Я думаю, что в какой-то мере было удобно вложить этот альбом в одну упаковку с теми двумя. Так как те альбомы брались в качестве источника вдохновения для этой пластинки, это полностью отделяет ее от предыдущих двух, потому что те альбомы делались сами по себе без какого-либо влияния извне. На Bloodflowers можно определить, откуда берут начало те или иные песни, какое влияние на них оказали песни с других альбомов The Cure. Я участвовал в работе над Disintegration, и тогда всё было очень честно и свежо. Это был процесс созидания. Альбом получился сам собой. Он вообще не просчитывался заранее. ‘Может это больше должно быть похоже по звучанию на это’ или ‘Это сработает, если будет звучать, как на таком-то альбоме’. Он просто был сделан. И был сделан очень быстро, и попал в точку. Так что, отвечая на твой вопрос, мне не кажется, что новый альбом был задуман как часть трилогии, просто потом на него был аккуратно наклеен этот ярлык.

2000_the_cure_460

***
Из интервью Р. Смита «Dark City», ноябрь 2000 г.:

— Когда происходила запись «Bloodflowers»?

— «Рекординг-сессия была разбита на два этапа. Первый длился чуть больше месяца и проходил перед Рождеством 1998 года. Второй занял пару месяцев весной 1999. После этого я долгое время занимался микшированием песен, и окончательный вариант был сведен лишь в июне прошлого года.»

— Что стало причиной нескольких переносов даты выпуска диска?

— Мы планировали издать альбом к Дню Всех Святых, в типичном для The Cure стиле, но люди из разных рекорд-компаний стали сомневаться, как они будут делать раскрутку нашего альбома в канун Рождества, да еще и в канун Миллениума… К тому же мы не выпустили перед «Bloodflowers» ни единого сингла, и это создавало им еще большие трудности в продвижении нашего альбома на рынок. Они просто не знали, как его продавать!

— И как ты сам относился к этим отсрочкам? Они тебя раздражали, или же ты был абсолютно спокоен: мол, когда перерыв между альбомами целых четыре года, то задержки в несколько месяцев роли не играют?

— Ну, проблемы-то с фирмами начались не вчера, а еще в 1997 году, когда мы выпускали компиляцию «Galore». Мажорные лейблы хотели видеть её как сборник лучших хитов группы, а я же настоял на том, чтобы в «Galore» вошли лишь песни с наших синглов за последние 10 лет. Собственно так происходит всегда — у меня есть достаточно влияния, чтобы выпускать альбомы так, как хочу я, и включать в них именно то, что хочу я, а не кто-то еще…Так вот Polydor решили мне за это отомстить, и сознательно провалили альбом, сведя всю его рекламную компанию лишь к самому минимуму, указанному в контракте. Таким образом, «Galore» не попал на верхние места хит-парадов (лишь 37-е место в чартах-прим. Ан. К.), и прошёл практически незаметно. Я не хотел повторения этой ситуации и с «Bloodflowers», ведь этот альбом был для меня очень важным, и я не мог позволить стать ему игрушкой в руках рекорд-компаний. Но отсрочка даты его выпуска имела и положительные моменты: у нас было предостаточно времени, чтобы тщательно подготовить его оформление, отрепетировать песни для концертов и провести несколько клубных промо-выступлений.
… Я уже не полагался на обычную рекламную компанию, а уделил основное внимание новым информационным технологиям. Интернету, проще говоря. Так вот, дав до выхода альбома несколько интервью в и-нете, и упомянув там, что «Bloodflowers» — архитипичный для The Cure альбом, я запустил снежный ком слухов, который должен был рано или поздно накрыть всех, кого в принципе может заинтересовать наша новая работа. И эта реклама из первых уст — самый эффективный способ промоушна новых альбомов на сегодняшний день.

— А почему ты решил вернуться к «архитипичному» звучанию на «Bloodflowers»?

— Для этого было несколько причин. Одна из них была — это то, что я переступил границу между двумя десятилетиями — мне стукнуло 40 лет. И на «Bloodflowers» я хотел продолжить линию «Disintegration», который был сделан в такой же переломный моей жизни — тогда мне исполнилось 30 лет. Но с тех пор я не выпускал ни одного автобиографического альбома, и я не был до конца уверен, следует ли мне сделать его в этот раз… Когда я сочиняю музыку, я никогда до конца не знаю, какой она получится, и каким в итоге будет альбом. Но в этот раз я твёрдо решил следовать своему настроению, и сочинять то, что сочиняется… Звукозаписывающая компания, когда впервые услышала то, что я сделал к «Bloodflowers», была просто в шоке — они не увидели там ни одного радио-сингла! Да, в этот раз у меня абсолютно не было настроения сочинять попсовые песенки. Я хотел сделать глубокий, эмоциональный альбом, монолитный от начала до конца. И разбивать его на части парой весёленьких радио-хитов было не в моих планах. Так же, когда я делал «Disintegration», я абсолютно не думал о его коммерческом успехе. Просто я хотел, чтобы человек сел, поставил альбом, и целый час погрузился в ту атмосферу, которую я создал для него. И в этот раз, еще до начала записи «Bloodflowers», я уже чётко представлял себе не только порядок песен на альбоме, но и мельчайшие детали в аранжировке, в партиях клавишных, и в том, как и чем, он должен заканчиваться.

— Насколько ты доволен нынешним составом группы?

— Смены состава всегда были больной темой для группы. Первый состав, где помимо меня были басист Саймон Галлап и барабанщик Лол Толхурст, не был высокопрофессиональным. Скажу больше, Лол как барабанщик был практически полным нулем — во время записи партий ударных, нам с Саймоном приходилось стоять по бокам от него и в нужное время ударять по нужным тарелкам или барабанам. Чтобы создать более-менее насыщенный и разнообразный звук. Но у нас было что-то такое, что позволяло создавать очень сильные и очень эмоциональные альбомы… Состав The Cure, существовавший в период с 1984 по 1992 года, смело можно назвать великолепным во всех отношениях, особенно в плане концертных выступлений… Те же музыканты, которые играют со мной сейчас, наиболее подходят именно группе в её нынешнем виде. Это сложно объяснить, но для меня сейчас очень важно не столько то, какую музыку я сейчас пишу, я то, насколько точно она воплощается группой в студии и на концертах.

— А что проще делать: полностью концептуальный альбом как «Bloodflowers» и «Disintegration» или же ориентированный на поп-синглы, вроде «Wild Mood Swings»?

— Лично мне проще делать мрачные концептуальные альбомы. А вот остальные участники группы просто ненавидят это! Басист Саймон Галлап и клавишник Роджер О’Доннелл были в группе еще во время записи «Disintegration», и тогда они возненавидели его уже через 2 недели после начала записи! Ровно через 2 недели после начала записи «Bloodflowers» та же ситуация повторилась с точностью до мелочей. И все четверо музыкантов The Cure свалили из студии сразу перед началом микширования альбома, потому что уже просто не могли переносить атмосферу, царившую в студии…Каждый состав The Cure утверждает, что он — самый лучший за всю историю существования группы. И каждый день, прежде чем мы садились в студии записывать очередную песню для «Bloodflowers», я ставил им слушать диски «Pornography» и «Disintegration», и говорил: На этих альбомах у меня было два действительно фантастических состава. У вас есть шанс стать третьим фантастическим составом The Cure, если вам только удастся создать на новом альбоме такую же атмосферу, как и на тех двух дисках. И не важно, что на «Wild Mood Swings» было несколько великолепных песен. За что будут всегда помнить The Cure — так это за такие альбомы, как «Pornography», «Disintegration», и «Bloodflowers»!… Когда мы работали над предыдущим диском, наша студия была всегда полна друзей и родственников, которые постоянно тусовались с нами, шутили и смеялись, а за обеденный стол усаживалось аж 26 человек! Но в этот раз ни одного постороннего в студии не было. Над таким альбомом проще работать, когда никто не мешает и не сбивает с определенного настроя, Все были уверены, что я стал просто невыносим, но это и понятно, ведь я требовал от музыкантов, чтобы они полностью сконцентрировались на работе. Те 3 месяца остальной мир для меня просто не существовал, — я был полностью погружен в «Bloodflowers». Такого со мной не было уже 10 лет. И это было очень приятно для меня на личном уровне, так как перед записью я еще не был уверен в результате. Даже во время записи многие не верили, что всё получится настолько хорошо… Лишь когда я полностью закончил микширование, я пригласил всех в студию послушать финальный вариант песен, и их реакция была для меня самой большой наградой. И, несмотря на то, что сам процесс записи был крайне нервным, и мы постоянно ссорились, после этого прослушивания мы все снова стали лучшими друзьями. Правда, они всё же искренне надеются, что такая ситуация не повторится у нас во время записи следующего альбома.

— Следующего альбома? А как же слухи по поводу того, что «Bloodflowers» — это последнее что мы услышим от The Cure?

— Да, «Bloodflowers» многие восприняли как наш прощальный альбом. Я думаю, по большей части это вызвано лирикой, которую я писал, будучи сам полностью уверенным, что это будет мой последний альбом. По крайней мере, для The Cure в нынешнем составе. И мне было немножко не по себе, ведь все остальные были полны энтузиазма продолжать работу в группе, а я, по сути, писал одну большую лебединую песню, подводящую жирную черту под всем, что носило имя The Cure. Спросите меня о следующем альбоме тогда, и я однозначно ответил, что это просто невозможно, что история группы завершена! Но сейчас, спустя год с лишним, мы все по-прежнему остаёмся хорошими друзьями, отыграли множество успешных концертов, и я не могу исключать, что ещё через год мы не засядем за сочинение новых песен. Но сейчас я не хочу ничего загадывать… Если бы «Wild Mood Swings» оказался последним альбомом The Cure , мне бы было не по себе. А вот если им окажется «Bloodflowers», то я буду абсолютно спокоен, так как он — наилучший финал для группы, который можно только себе представить.

2000_the_cure_461

***
Р. Смит:

До начала работы над «Bloodflowers» мне хотелось, чтобы он был которотким, этот альбом, поскольку посчитал, что для одного человека 70 с хреном минут звучания — слишком много. Конечная цель, которую я поставил, — это 45-минутка. Но после того, как выкинули часть песен, оставив лишь 9 из них, общее время звучания все равно составляло более часа. Оглянувшись назад, на наши прошлые работы, я решил, что песни, как таковые, сами нуждаются в том, чтобы привести их в порядок. В то же время, мне казалось, что они лишь выигрывают именно за счет длительности. Дома я внес поправки в «Watching Me Fall» и, в конечном итоге, я получил песню длиной не более 6 минут (при исходном варианте в 11 минут 13 секунд). Однако, это уже иная песня.
 Первый трек, Out of This World , я сократил с 6:30 до 4:45, однако мне заявили, что вступление один хер для радио слишком длинное. Но мне нравилось именно такое положение вещей, и вписываться в какие-то рамки «3,5 минут» мне совершенно не хотелось: мне казалось, что так писать песни слишком глупо. Мы сделали немного того, что можно назвать попсовыми песенками, но звучит это как-то … паршиво.
Однако ж, запись «Bloodflowers» — это лучший опыт со времен создания пластинки «Kiss Me, Kiss Me, Kiss Me». Все, что я хотел от этого диска, я получил. Процесс записи превратился в настоящее удовольствие, и в конце меня переполняли какие-то нереальные эмоции. И во время работы над пластинкой я сильно не убивался.

2000_the_cure_463

***
Из интервью Р. Смита журналу «Guitar Player», 02/2000 г.:

— «Bloodflowers» является наиболее гитарным альбомом The Cure, созданным за последнее время.

— Обычно я пишу какой-либо номер различными путями. В течение недели я могу написать одну песню на акустической гитаре, другую — на фортепиано или клавишных, и еще одну, используя циклы с повторами и Steinberg’s Cubase. Но для этого альбома я ограничил себя гитарой, и это решение было управляемо прослушиванием шотландской группы ‘Mogwai’. Я считаю, что их первый альбом был просто фантастическим, и мне полюбились вся мощь и все лавины звучания их гитар. Эта группа разожгла во мне желание сделать ‘Bloodflowers’ исключительно гитарным альбомом.

— Вдохновляли ли Вас на написание альбома какие-либо другие исполнители?

— Я не хотел чьего-либо еще влияния на ‘Bloodflowers’, потому что я хотел собрать все наилучшие части Cure вместе на одном альбоме. Я также знал и о том, что альбом шел к тому, чтобы стать ностальгическим и задумчивым, потому что я писал слова, которые подводили итог тому, как я себя чувствовал при своем приближении к 40 годам. Это и задало тон тому, что я хотел выразить музыкально, но я не был уверен в том, как я должен был все сделать с тем, чтобы достичь этого. Я думал, что если у меня все получится на акустической гитаре, то и все то, что мы записали бы, было бы пронизано и направляемо той же изначальной последовательностью аккордов.
Я также хотел наложить некоторые ограничения на себя самого. Я не хотел чего-либо, что было бы по ритму выше 120 ударов в минуту или же ниже 80, но песня, которую я написал вместе с Саймоном (Гэллапом, бассистом) вписалось в рамки 75. Это действительно огорчало меня некоторое время (смеется), но я прошел через это. С этим альбомом я проделал некоторый трюк в духе Брайана Ино — я ограничивал структуру. Я ограничил то, какие тональности я мог бы написать, какие ритмы я мог бы использовать, и какое число раз я мог бы повторять определенные фразы, которые повторялись не более, чем дважды. Это звучит несколько странно, но в действительности это было очень даже естественным. потому что я понял для себя, что я инстинктивно пишу это таким вот образом. Один положительный момент работы во взаимодополняющих тональностях и ритмах состоит в том, что я мог переставлять партии местами от песни к песне.

— В отличие от других альбомов Cure вы сыграли большую часть гитарных партий сам. Почему?

— Ну, это первый альбом, который я написал на гитаре за все годы. Я как бы заставил себя быть больше певцом в последних двух альбомах, и поэтому это было что-то вроде снова открытого в себе наслаждения от игры на гитаре. Порл (Томпсон, бывший гитарист Cure) часто брал на себя большинство гитарных партий потому, что у него была его собственная отличительная манера игры, и я знал, что он мог прийти с партиями, которые бы полностью отличались от всего того, что я мог бы придумать. Но Перри (Бамонт, нынешний гитарист Cure) играет в большей степени схоже со мной, и поэтому когда мы делали ‘Bloodflowers’, то у меня не было повода говорить Перри, как бы я хотел, чтобы что-либо игралось. Я будто играл это сам.
…Это первый альбом, на котором я импровизировал все соло. Я никогда не чувствовал себя достаточно уверенным в своей игре на гитаре для того, чтобы интересоваться импровизацией. Я всегда считал, что то, что я делал, звучало действительно банально. В целом, я играл различные вещи, а затем собирал их все по частям вместе очень тщательно. К примеру, парочка соло на 6-струнной бас-гитаре на ‘Bloodflowers’ были собраны вместе, потому что я хотел заставить их работать подобно мелодическим фрагментам. Я действительно не заботился о том, чтобы они звучали как жутко хорошие соло. Я просто хотел, чтобы они вызывали бы желание повторного прослушивания. Я до сих пор не думаю, что я настолько хорош для того, чтобы прийти с чем-то, находящемся на пике в данный момент и что должно еще выдержать проверку временем. Это просто некое принятие моих же ограничений.

— Как Вы достигли такого гитарного звучания на альбоме?

— Я перерыл все свои гитары для этого альбома, — то, чего я никогда до сих пор не делал. Я держал их все выставленными в одну линию вдоль стены, что вызвало огромное удивление каждого. Просто я хотел сыграть на каждой из них, что было весьма смешным, потому что у меня их более 50, и тем не менее я довел это дело до конца, использовав тем самым две гитары на 90 % материала альбома. Одна из них была Gibson Chet Atkins limited edition полу-акустическая. Это был опытный образец, и он был необычайно тяжелым по весу. Вы можете подключить ее куда угодно, и она будет звучать превосходно всегда. Другой гитарой была Gretsch Silver Falcon. Это прекрасная гитара для игры, но она выглядела убого потому, что она усыпана красными фальшивыми бриллиантами по всему объему и имеет ручки регулировки тона. Это копия меня (смеется).
Я использовал Falcon для соло и Chet Atkins для большинства ритмичных фрагментов. Акустическими гитарами на альбоме были различные Takamine. Я дублировал партии, играя сначала 12-струнной, а затем — 6-струнной. Каждая гитара была записана отдельно с микрофоном и прямым входом с выхода на корпусе гитары. Микшируя, я выводил звук, идущий с микрофона 12-струнной гитары до упора влево, а звук, идущий от прямого выхода — до упора вправо, и затем за следующим разом добавлял 6-струнную гитару вокруг этого звучания.
Я завершал, играя большинство партий акустической гитары, потому что у меня с Перри разные стили взятия аккордов, и когда мы пытались играть дорожки вместе, то это звучало грязно. Если я беру один аккорд и затем в следующие несколько минут начинаю брать другой, то я могу достаточно много дублировать единожды взятый аккорд прямо до эффекта бренчания. Это звучит так, будто одна гитара переключается на другую, с некоторым приятным эхом, возникающим между вступлениями каждой из двух гитар, и тем самым я могу добиться плотного, богатого акустического звучания без использования каких-либо эффектов.

— Какие еще гитары были использованы?

— Некоторые из более тяжелых звучаний ритм-гитар были сделаны гитарой Перри Les Paul, а я использовал старую Mosrite для некоторых лидирующих партий, потому что это действительно был прекрасный звук. Я также очень много раз использовал 6-струнный бас Fender образца 60-х годов. Я как-то купил одну из новых, которые они принялись переделывать, но которые действительно звучат средненько. Они весят наполовину меньше, чем те прежние, и очевидно из-за этого они не звучат также, как те. Если я когда-нибудь разобью свою, то я не знаю, что я буду делать. Сдамся, я полагаю!

… — Каким был основной процесс записи?

— У нас была ритм-секция — я, Саймон и Джейсон (Купер, барабанщик), и мы играли все вживую. Перри и Роджер (О’Доннел, клавишник) делали наложения на эту запись. Большая часть записи проходила очень даже традиционно с уверенностью о надежности недорогих микрофонов типа Shure SM57 и SM58. Так много всякой ерунды говорят о дорогих микрофонах. Если у тебя есть приличный кабель, мало времени и хороший микрофонный предусилитель, то ты можешь использовать любой обычный микрофон. Для того, чтобы записать гитары, мы приклеивали один микрофон Shure прямо к колонке, а другой — на расстоянии 12 дюймов от колонки немного в сторону от центра. Это просто старый прием расстановки микрофонов. Не было много времени для экспериментирования, потому что я хотел все сделать быстро. Если что-либо звучало как надо, то я не видел причины для того, чтобы потратить еще один час на точную отстройку звука, потому что это именно, что приводит к полной потере его.

… — Насколько сложными в создании были демо-композиции для альбома?

— Я мог просто сказать Джейсону, какой ритм я хотел бы для той или иной вещи, и какое ощущение я хотел бы выразить этим, и он мог записать в течение получаса все партитуры ударных на DAT рекордере и затем отправить мне ленту по почте. Я семплировал четыре такта и использовал закольцованный ритм (петлю) для построения песни, играя все остальное сам. Таким образом, когда я показывал песню другим, то все уже практически было сделано. Этот альбом был самым быстро сделанным за все последние 15 лет. Я знал все ключи, ритмы и даже порядок композиций альбома до того, как мы пришли в студию.

— На этом альбоме так много замысловатых и переплетающихся частей. Как Вам удалось избежать наложений при сведении?

— Это действительно нелегко достичь ощущения силы действительно неистовствующих гитар и при этом не получить задвинутый на задний план голос. Вот есть мелодия у меня в голове, и я предполагаю, что я пытаюсь привести ее в соответствие с этим звучанием, когда я думаю: «Да, это именно так, как я себе представляю то, как она должна звучать.» Я мог сказать Полу (Коркету, со-продюссеру альбома ‘Bloodflowers’): «Вот та гитара не вписывается там. Сейчас, когда идет партия 6-струнного баса, та гитара является уже лишней.» Я был достаточно беапелляционным, когда дело доходило до того, что и где должно быть. Фактически, все остальные ушли еще до того, как начались окончательные сведения, потому что все они были сыты по горло мною, говорящим им, чтобы они заткнулись.

2000_the_cure_464

***
Р. Смит, «Zillo» 2000:

За последние пять лет я понял, что привык к дургой жизни. Мне пришлось заставить себя опять через это пройти. Но «Bloodflowers» был мне необходим, потому что я почуствовал, что со времен «Disintegration» не записывал альбома, который бы звучал как The Cure. И я во что бы то ни стало хотел сделать этот альбом. Но теперь, когда я вижу, что запись его была такой приятной, я не хочу прекращать работу в группе.
На последних альбомах я боролся с идеей о том, что у группы есть какое-то своё звучание, но в этом альбоме я использовал эту идею в позитивном смысле. Я хотел, чтобы альбом звучал, как The Cure. Я спросил себя, почему я считаю «Disintergation» таким отличным альбомом: все песни довольно хороши, но они все хороши в едином контексте. Из этого альбома нельзя выкинуть ни одной песни, что с успехом можно сделать с «Wild Mood Swings», который можно начать слушать с любой песни. То же касается и альбома «Wish», где смешано много разных стилей, что символизирует, как я себя чувствовал в то время. Я не хотел писать о себе, я хотел попробовать множество различных стилей. Мне нравятся «Wish» и «Wild Mood Swings», но я подумал, что если мы сейчас не сделаем альбом с определённой эмоциональной нагрузкой с настоящим составом, то мы никогда уже этого не сможем сделать. Я не могу сказать, конец это или нет. Я не хочу этого больше говорить, это становится своеобразным клише.

.

***
Р. Смит:

Мои амбиции были с самого начала достаточно скромными. Всё чего я хотел – просто стать артистом. Я хотел делать что-то, что ещё не существовало, и хотел этим зарабатывать на жизнь. И я честно надеюсь, что альбомами “Disintegration” и “Bloodflowers” смог создать нечто, чем невозможно оперировать на вербальном или интеллектуальном уровне. Или ты чувствуешь это – или нет.

___________________________________

<<< Вернуться на главную страницу группы THE CURE

<<< Вернуться на страницу «Дискография группы THE CURE»

<<< Вернуться на страницу «Песни группы THE CURE по алфавиту»


Автор и координатор проекта «РОК-ПЕСНИ: толкование» — © Сергей Курий