Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика «Зарубежные хиты»

В рок-музыке всегда было много языческого — точнее шаманского. Гипнотизирующие риффы, грохочущие ритмы, мистерия рок-концерта со своими ритуалами, шаманом и внимающей ему толпой… Одной из самых шаманских групп по праву можно назвать группу THE DOORS.

На фоне хипповского «лета любви» DOORS выглядели жутковато со своим погружением в потусторонний холод подсознания, со своей раскованной животной сексуальностью, которая вовсе не спасала мир, а напротив — декларировала родство со смертью. Критик Лестер Бенгс писал: «Если ROLLING STONES были непристойны, то DOORS просто ужасны».

Основным идейным вдохновителем группы был «поющий поэт» Джим Моррисон. Перед тем, как создать DOORS, он как раз находился в Калифорнии — эпицентре американского рок-движения, учился в университете на факультете кинематографии. Поэты в то время никому особо нужны не были, а кинематография США находилась в упадке. Идея стать рок-музыкантом напрашивалась сама собой.
Правда, ни на одном инструменте Джим играть так и не научился. Но он писал интересные тексты, а своим вокалом легко погружал слушателей в своеобразный транс. К тому же у него под рукой всегда была тройка чрезвычайно талантливых музыкантов, способных превратить медитативные напевы Джима в полноценные композиции.

 

«The End» (1967)

За всё время DOORS напишут немало успешных хитов, но самой знаковой и необычной композицией останется 11-минутная песня «The End» («Конец»). Впрочем, поначалу она длилась не больше трех минут и представляла собой меланхоличную прощальную песенку из 2-х куплетов. Но уже тогда она производила на участников группы самое разное впечатление.

Д. Моррисон:
«Я действительно не знаю, что собирался сказать. Каждый раз, когда я слушаю эту песню, она кажется мне другой. Вначале это было прощание, может быть, с девушкой, а, может быть, с детством».

Джон Дэнсмор, ударник:
«Мурашки пробежали по моей спине. Это были не просто стихи к песне, а настоящая эпитафия».

Робби Кригер, гитарист:
«Начинали мы ее писать как маленькую остроумную любовную песню: «Это конец, дружок, мой прекрасный дружок». И у меня возникла идея использовать индийский строй, потому что я тогда сильно увлекался Рави Шанкаром. Потом эта вещь постепенно стала длинной и зловещей. И каждый раз, когда мы ее исполняли, Джим добавлял в нее все больше таинственности».

Рэй Манзарек, клавишник:
«Изначально «The End» была короткой песней, но, поскольку нам нужно было чем-то заполнять время на сцене, мы начали расширять композиции, доводя их до того, что, выходя очередной раз обкуренными на сцену, мы не знали, как будем её играть на этот раз. Было великое лето «кислоты», и мы много импровизировали».

Импровизировали DOORS тогда в Лос-Анжелесском клубе «Whisky-a-Go-Go». Как говорит предание, 21 августа 1966 года «обдолбанный» Джим привычно пел свою «прощальную песенку»:

«Это конец, мой дорогой друг,
Это конец, мой единственный друг, конец,
Для наших планов на будущее — это конец,
Всего сущего, конец…
И на чудо не стоит надеяться — это конец,
И мне не суждено взглянуть в твои глаза…
вновь
Можешь ли ты представить себе, что будет потом
Так безгранично, так вольготно,
Нужна будет лишь… чья-то… крепкая рука
В этой… ничьей и никчёмной земле,
Затерянной где-то в римской… пустыне боли,
Где все дети сошли с ума,
Все дети сошли с ума,
Ожидая летнего дождя, да,
Опасность таится на окраине города,
Поезжай по королевскому шоссе, крошка,
Жуткие образы на золотом прииске,
Поезжай по шоссе на запад, крошка,
На змее, поезжай на змее
К озеру, древнему озеру, крошка,
Змей этот длиною в семь миль,
Оседлай змея… он стар, его кожа холодна
На Западе лучше всего, на Западе лучше всего
Только доберись до сюда, об остальном мы
позаботимся,
Синий автобус зовет нас,
Синий автобус зовет нас,
Водитель, куда ты нас везешь?…»

Но неожиданно посередине «The End» начал декламировать новые строчки:

«Убийца проснулся ещё до рассвета, натянул свои сапоги,
Надел маску из древней галереи,
И вышел в гостиную,
Он зашел в комнату своей сестры,
А… затем он
Нанес визит своему брату, и потом он,
Он спустился в гостиную, и,
И он подошел к двери… и заглянул внутрь,
«Отец». «Да, сын…» «Я хочу убить тебя»,
«Мать… я хочу… **** тебя!»

Известное слово из четырех букв, да еще и в отношении к матери, произвело шок. Вряд ли кто знал, что Джим увлекался Ницше и Фрейдом.  Первый писал о мифическом царе Эдипе — герое трагедии Софокла: «…тот, кто разрешил загадку природы — этого двуобразного сфинкса — должен был нарушить и ее священнейшие законоположения, как убийца своего отца и супруг своей матери». Напомню, что Эдипу было предсказано, что он совершит эти два греха, и как бедный герой не прятался — от злого рока не ушел (правда, и то и другое совершил по неведению). Ну а доктор Фрейд вывел свой идиотский «Эдипов комплекс» — о подсознательном желании каждого мальчонки последовать примеру царя Эдипа.
Надо сказать, Джиму была близка эта тема не только по причине начитанности. Отношения с родителями у него с детства складывались тяжело. Папа был военным моряком, сын видел его редко и вырос своенравным и строптивым. В разгар Вьетнамской войны папы-военные не украшали «прогрессивную молодежь», поэтому Джим частенько говорил в интервью, что он… сирота. Чеки, присланные из дома он сжигал, на мамины звонки бросал трубку, а, когда она всё-таки появилась на  концерте, пропел ей свой «Эдипов» отрывок прямо в лицо.

Д. Моррисон:
«Большинство любящих родителей и родственников совершают убийство с улыбкой на лице. Они заставляют нас разрушать личность, которой мы являемся на самом деле: происходит незаметное убийство…»

Впрочем, всё вышесказанное, вряд ли бы успокоило слушателей. Результатом первого исполнения отрывка про папу и маму стало немедленное изгнание из клуба «Whisky-a-Go-Go». За дверью клуба группу ожидала… удача, в виде хозяина рекорд-компании «Электра», который всё видел, всё слышал и решил, что у DOORS большой потенциал. В помощь были даны толковые и понимающие люди — продюсер Пол Ротшильд и звукоинженер Брюс Ботвиник — и уже в сентябре 1966-го группа засела за запись дебютного альбома.

Обложка дебютного альбома «The Doors» 1967 года.

П. Ротшильд:
«Мы не останавливались на безупречном дубле, мы останавливались на дубле, в котором чувствовалось присутствие музы. Самое важное, чтобы в песне было это присутствие, пускай там даже будут музыкальные ошибки. Момент, когда муза нисходила на нас, ценился больше всего».

Долгое музицирование в клубе не прошло даром — свои партии музыканты знали на зубок, муза являлась быстро и обычно хватало одного-двух дублей. Сложнее было с «поющим поэтом», ибо он был не только поющий, но и пьющий, и употребляющий. Коллегам постоянно приходилось отыскивать Моррисона в невменяемом состоянии и тащить то в студию, то на концерт. На сессии записи «The End» невменяемость была чрезвычайно высока — Джим вышвырнул из под носа звукоинженера телевизор, по которому шел бейсбол (он, мол, нарушал атмосферу записи), а затем начал поливать комнаты из огнетушителя (мол, бесов гоняю). Было ясно, что «Это — Конец», и запись перенесли на утро.

На утро Джим уже не буянил, но еще чувствовал себя не очень хорошо. Поэтому запись решили провести вживую и побыстрей. Уложились в два дубля. Да как уложились!

П. Ротшильд:
«Эти полчаса, что мы записывали «The End», относятся к самым прекрасным моментам, проведенным мною в студии звукозаписи. Я был просто ошеломлен. Обычно продюсер сидит и слушает, как проходит запись. Но на этот раз я был полностью поглощен песней, став просто слушателем. В совершенно темной студии было видно только свечу в звуконепроницаемой кабине, где стоял Джим, и индикаторы на пульте. Остальной свет был отключен. Это был волшебный момент, и мы испытали почти шок, когда песня закончилась. Стало ясно: да, это конец, дальше просто невозможно… В аппаратной было человек пять, и вдруг мы осознали, что бобины продолжают крутиться, потому что Брюс, наш инженер, тоже оказался полностью поглощен песней. Он облокотился на пульт и был втянут в песню, он тоже превратился в слушателя… В тот момент студию посетила муза, и все мы были само внимание. Но, я думаю, аппаратура знала свое дело…».

Это сейчас слово «f**k» не употребляет только сильно ленивый рок-музыкант, а тогда его надо было как-то… того… И Джим проревел вместо ругательства что-то нечленораздельное. Впрочем, всем было и так понятно «кто кого и как». В итоге запись собрали из двух отдельно записанных кусочков (склейку можно заметить перед словами «The killer awoke before dawn…»). Конечно в США «The End» на сингле не вышел, зато вышел в Мексике, где стал очень популярен. Настолько, что выступая в Мехико Джим оторопел услышав, как во время исполнения песни толпа весело ему подпевает.

Робби Кригер:
«Как можно превзойти «The End»? Что еще можно написать, после того, как ты «трахнул свою мать и убил своего отца» (смеется)?»

Даже после записи «The End» осталась своеобразной импровизационной площадкой для Джима, во время ее исполнения он то что-то декламировал, то просто зависал минут на пять в прострации. В итоге и без того немалая песня растягивалась порой до 18 минут.

П. Ротшильд:
«The End» всегда изменялась. Джим всегда использовал её как открытый, чистый лист, чтобы рисовать на нём своими поэтическими образами, фрагментами, куплетами и просто чем-то, о чём он хотел сейчас поведать — она всё время изменялась…».

Прошло время. Умер в 1971 г. от сердечного приступа Джим Моррисон, распались DOORS, песни их стали забываться. Новый всплеск интереса к творчеству группы инициировал Френсис Коппола, который решил использовать их музыку в своем к/ф «Апокалипсис сегодня» (1979). Был даже отрывок, где полковник полковник Курц разучивает со своей туземной армией слова «Light My Fire» — другого хита DOORS. Но сцену вырезали и осталась только песня «The End».

С тех пор у многих она ассоциируется с Вьетнамской войной, хотя на самом деле не имеет к ней никакого отношения. Впрочем, Джим говорил, что образы «The End» универсальны и каждый видит то, что хочет. Фрейду тоже всякое виделось…

P.S. А маму надо всё-таки любить по-другому.