Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»
<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>
Рис. Harry Furniss (1889).
ОРИГИНАЛ на английском (1889):
CHAPTER 4.
A CUNNING CONSPIRACY.
The Warden entered at this moment: and close behind him came the Lord Chancellor, a little flushed and out of breath, and adjusting his wig, which appeared to have been dragged partly off his head.
«But where is my precious child?» my Lady enquired, as the four took their seats at the small side-table devoted to ledgers and bundles and bills.
«He left the room a few minutes ago with the Lord Chancellor,» the Sub-Warden briefly explained.
«Ah!» said my Lady, graciously smiling on that high official. «Your Lordship has a very taking way with children! I doubt if any one could gain the ear of my darling Uggug so quickly as you can!» For an entirely stupid woman, my Lady’s remarks were curiously full of meaning, of which she herself was wholly unconscious.
The Chancellor bowed, but with a very uneasy air. «I think the Warden was about to speak,» he remarked, evidently anxious to change the subject.
But my Lady would not be checked. «He is a clever boy,» she continued with enthusiasm, «but he needs a man like your Lordship to draw him out!»
The Chancellor bit his lip, and was silent. He evidently feared that, stupid as she looked, she understood what she said this time, and was having a joke at his expense. He might have spared himself all anxiety: whatever accidental meaning her words might have, she herself never meant anything at all.
«It is all settled!» the Warden announced, wasting no time over preliminaries. «The Sub-Wardenship is abolished, and my brother is appointed to act as Vice-Warden whenever I am absent. So, as I am going abroad for a while, he will enter on his new duties at once.»
«And there will really be a Vice after all?» my Lady enquired.
«I hope so!» the Warden smilingly replied.
My Lady looked much pleased, and tried to clap her hands: but you might as well have knocked two feather-beds together, for any noise it made. «When my husband is Vice,» she said, «it will be the same as if we had a hundred Vices!»
«Hear, hear!» cried the Sub-Warden.
«You seem to think it very remarkable,» my Lady remarked with some severity, «that your wife should speak the truth!»
«No, not remarkable at all!» her husband anxiously explained.
«Nothing is remarkable that you say, sweet one!»
My Lady smiled approval of the sentiment, and went on.
«And am I Vice-Wardeness?»
«If you choose to use that title,» said the Warden: «but ‘Your Excellency’ will be the proper style of address. And I trust that both ‘His Excellency’ and ‘Her Excellency’ will observe the Agreement I have drawn up. The provision I am most anxious about is this.» He unrolled a large parchment scroll, and read aloud the words «‘item, that we will be kind to the poor.’ The Chancellor worded it for me,» he added, glancing at that great Functionary. «I suppose, now, that word ‘item’ has some deep legal meaning?»
«Undoubtedly!» replied the Chancellor, as articulately as he could with a pen between his lips. He was nervously rolling and unrolling several other scrolls, and making room among them for the one the Warden had just handed to him. «These are merely the rough copies,» he explained: «and, as soon as I have put in the final corrections—» making a great commotion among the different parchments, «—a semi-colon or two that I have accidentally omitted—» here he darted about, pen in hand, from one part of the scroll to another, spreading sheets of blotting-paper over his corrections, «all will be ready for signing.»
«Should it not be read out, first?» my Lady enquired.
«No need, no need!» the Sub-Warden and the Chancellor exclaimed at the same moment, with feverish eagerness.
«No need at all,» the Warden gently assented. «Your husband and I have gone through it together. It provides that he shall exercise the full authority of Warden, and shall have the disposal of the annual revenue attached to the office, until my return, or, failing that, until Bruno comes of age: and that he shall then hand over, to myself or to Bruno as the case may be, the Wardenship, the unspent revenue, and the contents of the Treasury, which are to be preserved, intact, under his guardianship.»
All this time the Sub-Warden was busy, with the Chancellor’s help, shifting the papers from side to side, and pointing out to the Warden the place whew he was to sign. He then signed it himself, and my Lady and the Chancellor added their names as witnesses.
«Short partings are best,» said the Warden. «All is ready for my journey. My children are waiting below to see me off» He gravely kissed my Lady, shook hands with his brother and the Chancellor, and left the room.
The three waited in silence till the sound of wheels announced that the Warden was out of hearing: then, to my surprise, they broke into peals of uncontrollable laughter.
«What a game, oh, what a game!» cried the Chancellor. And he and the Vice-Warden joined hands, and skipped wildly about the room. My Lady was too dignified to skip, but she laughed like the neighing of a horse, and waved her handkerchief above her head: it was clear to her very limited understanding that something very clever had been done, but what it was she had yet to learn.
«You said I should hear all about it when the Warden had gone,» she remarked, as soon as she could make herself heard.
«And so you shall, Tabby!» her husband graciously replied, as he removed the blotting-paper, and showed the two parchments lying side by side. «This is the one he read but didn’t sign: and this is the one he signed but didn’t read! You see it was all covered up, except the place for signing the names—»
«Yes, yes!» my Lady interrupted eagerly, and began comparing the two
Agreements.
«‘Item, that he shall exercise the authority of Warden, in the Warden’s absence.’ Why, that’s been changed into ‘shall be absolute governor for life, with the title of Emperor, if elected to that office by the people.’ What! Are you Emperor, darling?»
«Not yet, dear,» the Vice-Warden replied. «It won’t do to let this paper be seen, just at present. All in good time.»
My Lady nodded, and read on. «‘Item, that we will be kind to the poor.’
Why, that’s omitted altogether!»
«Course it is!» said her husband. «We’re not going to bother about the wretches!»
«Good,» said my Lady, with emphasis, and read on again. «‘Item, that the contents of the Treasury be preserved intact.’ Why, that’s altered into ‘shall be at the absolute disposal of the Vice-Warden’! «Well, Sibby, that was a clever trick! All the Jewels, only think! May I go and put them on directly?»
«Well, not just yet, Lovey,» her husband uneasily replied. «You see the public mind isn’t quite ripe for it yet. We must feel our way. Of course we’ll have the coach-and-four out, at once. And I’ll take the title of Emperor, as soon as we can safely hold an Election. But they’ll hardly stand our using the Jewels, as long as they know the Warden’s alive. We must spread a report of his death. A little Conspiracy—»
«A Conspiracy!» cried the delighted lady, clapping her hands.
«Of all things, I do like a Conspiracy! It’s so interesting!»
The Vice-Warden and the Chancellor interchanged a wink or two. «Let her conspire to her heart’s content!» the cunning Chancellor whispered. «It’ll do no harm!»
«And when will the Conspiracy—»
«Hist!’, her husband hastily interrupted her, as the door opened, and Sylvie and Bruno came in, with their arms twined lovingly round each other—Bruno sobbing convulsively, with his face hidden on his sister’s shoulder, and Sylvie more grave and quiet, but with tears streaming down her cheeks.
«Mustn’t cry like that!» the Vice-Warden said sharply, but without any effect on the weeping children. «Cheer ’em up a bit!» he hinted to my Lady.
«Cake!» my Lady muttered to herself with great decision, crossing the room and opening a cupboard, from which she presently returned with two slices of plum-cake. «Eat, and don’t cry!» were her short and simple orders: and the poor children sat down side by side, but seemed in no mood for eating.
For the second time the door opened—or rather was burst open, this time, as Uggug rushed violently into the room, shouting «that old Beggars come again!»
«He’s not to have any food—» the Vice-warden was beginning, but the Chancellor interrupted him. «It’s all right,» he said, in a low voice: «the servants have their orders.»
«He’s just under here,» said Uggug, who had gone to the window, and was looking down into the court-yard.
«Where, my darling?» said his fond mother, flinging her arms round the neck of the little monster. All of us (except Sylvie and Bruno, who took no notice of what was going on) followed her to the window. The old Beggar looked up at us with hungry eyes. «Only a crust of bread, your Highness!» he pleaded.
He was a fine old man, but looked sadly ill and worn. «A crust of bread is what I crave!» he repeated. «A single crust, and a little water!»
«Here’s some water, drink this!»
Uggug bellowed, emptying a jug of water over his head.
«Well done, my boy!» cried the Vice-Warden.
«That’s the way to settle such folk!»
«Clever boy!», the Wardeness chimed in. «Hasn’t he good spirits?»
«Take a stick to him!» shouted the Vice-Warden, as the old Beggar shook the water from his ragged cloak, and again gazed meekly upwards.
«Take a red-hot poker to him!» my Lady again chimed in.
Possibly there was no red-hot poker handy: but some sticks were forthcoming in a moment, and threatening faces surrounded the poor old wanderer, who waved them back with quiet dignity. «No need to break my old bones,» he said. «I am going. Not even a crust!»
«Poor, poor old man!» exclaimed a little voice at my side, half choked with sobs. Bruno was at the window, trying to throw out his slice of plum-cake, but Sylvie held him back.
«He shalt have my cake!» Bruno cried, passionately struggling out of
Sylvie’s arms.
«Yes, yes, darling!» Sylvie gently pleaded. «But don’t throw it out! He’s gone away, don’t you see? Let’s go after him.» And she led him out of the room, unnoticed by the rest of the party, who were wholly absorbed in watching the old Beggar.
The Conspirators returned to their seats, and continued their conversation in an undertone, so as not to be heard by Uggug, who was still standing at the window.
«By the way, there was something about Bruno succeeding to the
Wrardenship,» said my Lady. «How does that stand in the new Agreement?»
The Chancellor chuckled. «Just the same, word for word,» he said, «with one exception, my Lady. Instead of ‘Bruno,’ I’ve taken the liberty to put in—» he dropped his voice to a whisper, «to put in ‘Uggug,’ you know!»
«Uggug, indeed!» I exclaimed, in a burst of indignation I could no longer control. To bring out even that one word seemed a gigantic effort: but, the cry once uttered, all effort ceased at once: a sudden gust swept away the whole scene, and I found myself sitting up, staring at the young lady in the opposite corner of the carriage, who had now thrown back her veil, and was looking at me with an expression of amused surprise.
.
____________________________________________________
Глава четвертая
КОВАРНЫЙ ЗАГОВОР
В это момент в комнату вошел Правитель; следом за ним шагал Лорд-Канцлер, с трудом переводя дух и поправляя парик, съехавший у него на затылок.
— А где же мое обожаемое дитя? — воскликнула Госпожа, когда все четверо расселись вокруг небольшого столика, заваленного гроссбухами, бумагами и документами.
— Он куда-то ушел несколько минут назад вместе с Лордом-Канцлером, — пояснил Вице-губернатор.
— Ах! — вздохнула Госпожа, грациозно улыбаясь столь высокой персоне. — Ваша милость ловко расправляется с детьми! Я думаю, вряд ли кто-нибудь сможет лучше вас подцепить моего бесценного Уггуга за ухо! — Госпожа была женщиной весьма недалекой, и ее реплики курьезным образом приобретали двусмысленный оттенок, о котором она и не подозревала.
Канцлер кивнул, тяжело вздохнув.
— Мне кажется, Правитель намерен что-то сказать, — заметил он, явно стараясь перевести разговор на другую тему.
Но Госпожа все не успокаивалась.
— Он очень смышленый мальчик, — с пафосом продолжала она, — но, чтобы задать ему настоящую выволочку, нужен мужчина вроде вас!
Канцлер, поджав губы, замолчал. Он явно опасался, что при всей своей недалекости на этот раз она понимает, что говорит, и хочет подшутить над ним. Но на этот раз он беспокоился напрасно: каким бы непреднамеренным смыслом ни обладали ее слова, сама она вовсе не имела в виду ничего такого.
— Ну вот, свершилось! — торжественно объявил Правитель, не тратя времени на предварительные разъяснения. — Вице-губернаторство упразднено, и мой брат назначен Вице-Правителем; он будет править в мое отсутствие. И как только я уеду куда-нибудь за границу, он мигом введет какой-нибудь новый налог.
— И что же, он теперь будет настоящим Вице? — спросила Госпожа.
— Надеюсь, да, — с улыбкой отвечал Правитель.
Госпожа была вне себя от радости; она принялась заламывать руки. Если вы хотите представить суматоху, которую она устроила, распорите пару перин и взбейте пух.
— Когда мой муж станет Вице, — заявила она, — он будет стоить доброй сотни других Вице!
— Верно, так и есть! — воскликнул Вице-Правитель.
— Тебе что же, кажется удивительным, — сердитым тоном проговорила Госпожа, — что твоя жена говорит правду?!
— Нет, что ты, это вовсе не удивительно! — взволнованно отвечал ее муж. — В твоих словах вообще нет ничего удивительного!
Услышав такой комплимент своим чувствам, Госпожа улыбнулась и продолжала:
— Значит, я теперь Вице-Правительница?
— Если тебе угодно выбрать такой титул, то да, — отозвался Правитель. — Но вообще-то более принято именовать тебя «Ваше Превосходительство». Я полагаю, что и Его Превосходительство, и Ее Превосходительство вполне соответствуют духу Договора, который я подготовил. А условие, которое кажется мне особенно важным, звучит так… — С этими словами он развернул большой пергаментный свиток и громко прочел вслух: — «Кроме того, будем милосердными к бедным». Его предложил мне Канцлер, — добавил он, взглянув на столь важную персону. — Я полагаю, слова «кроме того» имеют серьезный юридический смысл, не так ли?
— Вне всякого сомнения! — отвечал Канцлер, стараясь говорить разборчиво, насколько это позволяло ему перо, которое он держал во рту. Он нервно разворачивал и опять скатывал еще несколько свитков, выбирая среди них место для того, который ему только что вручил Правитель. — Это всего лишь наброски, черновики, — пояснил он, — и как только я закончу окончательную сверку (стремясь добиться полной идентичности между разными пергаментами, я, по-видимому, случайно пропустил запятую или даже точку с запятой), — он умолк, с пером в руке просматривая различные места свитка и промакивая исправленные места промокашкой, — документы будут готовы к подписанию.
— А может, их сначала прочесть, а? — предложила Госпожа.
— Незачем, незачем! — с заметным волнением в один голос воскликнули Вице-Правитель и Канцлер.
— Разумеется, незачем, — мягко решил Правитель. — Мы с твоим мужем уже просмотрели их. Здесь сказано, что ему предоставляются все полномочия Правителя и он вправе распоряжаться всей суммой годовых налогов и сборов, поступающих в канцелярию, вплоть до моего возвращения, а если я не вернусь, то до дня совершеннолетия Бруно, и что он обязуется вернуть мне или передать Бруно всю полноту власти Правителя, возвратить неистраченные средства и все, что хранится в казне, которая также поступает под его охрану.
Все это время Вице-Правитель был занят тем, что с помощью Канцлера перекладывал бумаги с места на место и указывал Правителю места, где необходимо поставить подпись. Затем он расписался сам, а следом за ним поставили свои подписи Госпожа и Канцлер, выполнявшие роль свидетелей.
— Короткое прощание — самое лучшее, — заявил Правитель. — Ну вот, все готово к моему отъезду. Дети ждут внизу, чтобы попрощаться… — Он расцеловался с Госпожой, обменялся рукопожатиями с братом и Канцлером и вышел из комнаты.
Трое присутствующих молча ждали, пока не раздался стук колес, возвещающий, что Правитель уже не может их слышать. И тогда, к моему удивлению, они разразились восклицаниями и неудержимым хохотом.
— Как ловко все разыграно, а! — воскликнул Канцлер.
Они с Вице-Правителем подали друг другу руки и вприпрыжку припустились по комнате. Госпожа была слишком солидной, чтобы прыгать с ними, но и она заржала, как застоявшаяся лошадь, победоносно помахивая платочком: даже до ее весьма ограниченного рассудка дошло, что они очень ловко состряпали какое-то дельце, и ей ужасно хотелось узнать — какое именно.
— Ты говорил, я все узнаю сразу же, как только он уедет, — заметила она, когда они немного пришли в себя.
— Верно, ты все узнаешь, Тэбби! — довольно отозвался ее муж, снимая промокашку и показывая ей два пергамента, лежавших один подле другого. — Вот это — тот, который он прочитал, но не подписал, а этот он подписал, но так и не прочел! Видишь ли, он был весь закрыт промокашками, за исключением места для подписей…
— Да, да! — сердито прервала его Госпожа, начавшая было сравнивать два пергамента. — «Кроме того, он обладает всеми полномочиями Правителя в отсутствие последнего». А в другом стояли слова «полный повелитель с правом казнить и миловать, имеющий титул Императора, если его изберут канцелярия и народ». Что такое? Выходит, ты теперь Император, дорогой мой?
— Нет еще, дорогая, — отвечал Вице-Правитель. — Оглашать этот пергамент пока что незачем. Всему свое время.
Госпожа кивнула и принялась читать дальше:
— Кроме того, будем милосердными к бедным. А здесь эти слова пропущены!
— Разумеется! — проговорил ее муж. — Мы не собираемся обращать внимание на такие пустяки!
— Хорошо, — отвечала Госпожа, сделав ударение на этом слове, и продолжала читать. — «Кроме того, содержимое казны останется в неприкосновенности». Ба, а здесь сказано по-другому: «Казна предоставляется в полное распоряжение Вице-Правителя»! Ах, Сибби, какой ловкий трюк! И все драгоценности, подумать только! А можно я пойду и надену их прямо сейчас?
— Лучше немного позже, любовь моя, — с досадой возразил ее муж. — Видишь ли, общественное мнение еще не вполне подготовлено к этому. Лучше действовать другим путем. Разумеется, в свое время у нас будет и карета, запряженная четверкой. А как только мы победим на выборах, я приму титул Императора. Но толпа не поймет нас, если мы завладеем сокровищами казны, пока Правитель жив. Поэтому нам необходимо распространить сообщение о его смерти. Небольшой заговор…
— Заговор! — воскликнула довольная Госпожа, всплеснув руками. — Боже, мне ужасно нравится мысль о заговоре! Это так забавно!
Вице-Правитель и Канцлер переглянулись.
— Но пусть этот заговор останется в глубине наших сердец! — прошептал мудрый Канцлер. — Он ведь никому не причинит вреда!
— И когда же состоится этот заговор?…
— Тсс! — внезапно прервал ее муж.
Дверь распахнулась, и в комнату вошли Сильвия и Бруно, нежно взявшись за руки. Бруно инстинктивно съежился и спрятался за плечом сестры, которая держалась бодро и спокойно, хотя по ее щечкам катились слезы.
— Нечего тут плакать! — резко, без всякого сочувствия к детям, бросил Вице-Правитель. — Ну, успокой их хоть немного! — обратился он к Госпоже.
— Может быть, кекс? — пробормотала себе под нос Госпожа. Пройдя в другой конец комнаты, она открыла сервант и вернулась, держа в руках два куска сливового кекса. — Вот, кушайте и не плачьте! — почти приказала она детям; и бедные малыши уселись рядом, но им тяжко было и думать о еде.
В следующее мгновение дверь опять открылась или, лучше сказать, распахнулась, и в комнату стремглав вбежал Уггуг, крича «опять пришел этот старый Нищий!»
— Ну, мы не намерены кормить его… — начал было Вице-Правитель, но Канцлер прервал его:
— Не беспокойтесь, — сказал он, понизив голос. — Слугам отданы распоряжения на сей счет.
— Да он уже внизу, — отозвался Уггуг, подбежав к окну и выглядывая во двор.
— Где он, дитя мое? — проговорила его нежная мамаша, обняв за шею свое маленькое чудовище.
Мы все (не считая Сильвии и Бруно, не обращавших никакого внимания на происходящее) подошли вслед за ней к окну. Старый Нищий глядел на нас голодными глазами.
— Ну хоть корочку хлеба Ваше Высочество! — умолял он. Это был благообразный старик, но вид у него был болезненный и оборванный. — Корочку хлеба, только и всего! — повторял он. — Корочку и глоток воды!
— Вот тебе вода, пей сколько влезет! — крикнул Уггуг, выливая ему на голову кувшин воды.
— Правильно, мальчик мой! — воскликнул Вице-Правитель. — Так и надо поступать с таким сбродом!
— Просто умница! — воскликнула Вице-Правительница. — Как он добр, верно?
— А ну-ка, палкой его! — завопил Вице-Правитель.
Нищий тем временем стряхнул воду со своего рваного плаща и опять поднял глаза.
Илл. Harry Furniss (1889).
— Принесите горячую кочергу! — крикнула Вице-Правительница.
Горячей кочерги, видимо, под рукой не оказалось, но палки градом полетели в нищего. Старого бродягу со всех сторон окружили злобные лица слуг, так что ему пришлось попятиться.
— Незачем ломать мои старые кости, — пробурчал он. — Я и так ухожу. Дайте же хоть корочку!
— Бедный старик! — раздался рядом чей-то слабый голосок. Бруно пробрался к окну и хотел было бросить старику свой кусок кекса, но Сильвия удержала его.
— Пусть он хотя бы съест мой кусок! — кричал Бруно, отчаянно вырываясь из ее рук.
— Хорошо, мой милый, — мягко отвечала Сильвия. — Но зачем же бросать его? Разве ты не видишь: старик уже ушел. Давай лучше нагоним его. — И она потащила за собой брата из комнаты, не обращая ни малейшего внимания на компанию, которая с любопытством следила за Нищим.
Затем участники заговора расселись по своим местам и продолжили беседу на более низких тонах, чтобы их ненароком не услышал Уггуг, по-прежнему стоявший у окна.
— Кстати, а как насчет передачи власти Бруно? — спросила Госпожа. — Как у вас сказано об этом в новом Договоре?
Канцлер откашлялся.
— Точно так же, слово в слово, — проговорил он. — За исключением одного, Госпожа. Видите ли, вместо «Бруно» я взял на себя смелость вставить имя… — тут он резко понизил голос, перейдя на шепот, — имя Уггуга!
— Неужели Уггуга?! — воскликнул я в порыве негодования. Я не мог больше сдерживать свои чувства. Подумать только, какой громадной силой обладает одно-единственное слово! Не успел еще мой вопль умолкнуть, как внезапная вспышка изменила все вокруг меня, и я опять обнаружил себя на прежнем месте, в углу купе, напротив молодой особы, которая наконец подняла вуаль и теперь с удивлением глядела на меня.
.
____________________________________________________
Перевод Андрея Москотельникова (2009):
ГЛАВА IV
Коварный заговор
Тут в комнату вошёл Правитель, а следом, красный лицом и запыхавшийся, появился и Лорд-Канцлер, на ходу поправляя свой парик, который совершенно съехал на бок.
— А где мой драгоценный ребёнок? — вопросила миледи, когда все четверо уселись вокруг маленького столика для закусок, отведённого сегодня под конторские книги и счета.
— Вышёл из комнаты пару минут назад — с господином Канцлером, — поспешно объяснил Под-Правитель.
— А! — сказала миледи, милостиво улыбаясь названному высокому должностному лицу. — Вы, Ваше Сиятельство, покоряюще обращаетесь с детьми! Никто другой не сможет заставить уши моего дорогого Уггуга воспринять доводы так же успешно, как вы! — Для такой абсолютно тупой женщины реплики миледи были удивительным образом полны смысла, о котором сама она совершенно не догадывалась.
Канцлер поклонился, хоть и несколько стеснённо.
— Я полагаю, Правитель имеет кое-что сказать, — заметил он, страстно желая сменить тему.
Но миледи было не сбить.
— Он такой умный мальчик, — восторженно продолжала она, — только ему нужен кто-нибудь наподобие вас, ваше сиятельство, кому по силам было бы с ним потягаться.
Канцлер закусил губу и промолчал. Он явно забеспокоился, что, как бы ни была миледи глупа, на этот раз она всё же осознаёт, что говорит, и ещё, пожалуй, издевается над ним. Право же, ему нечего было бояться: какой бы случайный смысл ни имели её слова, сама миледи никогда ничего в них не вкладывала.
— Значит, решено! — объявил Правитель, не желая тратить времени на предисловия. — Под-Правление упраздняется, а мой брат назначается Вице-Премьером на срок моего отсутствия. Карету для меня вот-вот заложат, а посему он может приступать к своим новым обязанностям немедленно.
— И наконец он станет официальным Лицемером! — воскликнула миледи. Она выглядела весьма довольной и даже захлопала в ладоши, но с таким же успехом вы могли бы ударять друг о друга двумя перинами — звука не было. — А уж раз мой муж занимает эту должность, это всё равно, как будто у нас теперь сотня Лицемеров!
— Слушайте, слушайте! — воскликнул Под-Правитель, от растерянности несколько по-парламентски [23].
— Уж не в диковинку ли тебе, — с сарказмом напустилась на него миледи, — что и твоя жена способна высказать истину!
— Нет, вовсе не в диковинку! — стремительно возразил её муж. — Ничего мне не в диковинку из того, что вы способны сказать, моя радость!
Миледи одобрительно кивнула и продолжала:
— А я теперь, значит, Лицемерша?
— Если вам нравится такой титул, — сказал Правитель. — Но «Ваше Превосходительство» будет более подходящей формой обращения. И я полагаю, Его Превосходительство и Её Превосходительство просмотрят соглашение, которое я подготовил. — Он развернул большой свиток пергамента и громко прочёл следующее: — «Отдельный пункт: мы будем щедры к неимущим». Это Канцлер подсказал мне выражение, — добавил он, бросив взгляд на сего великого служаку. — Я полагаю, слова «отдельный пункт» имеют строгий юридический смысл?
— Несомненно! — отозвался Канцлер настолько отчётливо, насколько позволяло ему зажатое в зубах перо. Он нервно развернул и снова свернул ещё несколько свитков, после чего расчистил на столике место для их собрата, который Правитель сейчас передал ему.
— Это просто черновые копии, — пояснил Канцлер. — Только и осталось, что внести последние правки. — Тут он опять беспорядочно разворошил лежащие перед ним пергаменты. — Точку с запятой или ещё какой-нибудь знак препинания, случайно мною пропущенный… — И Канцлер, лихо орудуя пером, принялся чёркать весь свиток сверху донизу, прикладывая к своим поправкам по целой кипе промокательной бумаги.
— Нельзя ли сперва прочесть? — спросила миледи.
— Не нужно, не нужно! — в один голос зашикали на неё Под-Правитель и Канцлер.
— Совсем нет надобности, — мягко подтвердил Правитель. — Мы с вашим супругом вместе его проработали. Здесь утверждается, что Вице-Премьер будет иметь всю полноту власти Правителя и сможет распоряжаться частью годового дохода, отпускаемого на содержание канцелярии, вплоть до моего возвращения, или, если я не вернусь, до совершеннолетия Бруно, — а затем он должен будет передать мне или Бруно, смотря по обстоятельствам, Правление и нерастраченные средства, а также всё содержимое Казны, которая должна неприкосновенно сохраняться под его надзором.
Всё это время Под-Правитель был занят тем, что с помощью Канцлера перекладывал бумаги из одной стопки в другую и на каждой указывал Правителю место, где ему поставить подпись. Затем он подписал всё сам, а миледи и Канцлер поставили свои имена как свидетели.
— Лучшие прощания — краткие, — сказал Правитель. — Для моего путешествия всё готово. Мои дети ожидают внизу, чтобы проводить меня. — Тут он торжественно поцеловал миледи, обменялся с братом и Канцлером рукопожатиями и вышел из комнаты.
Оставшаяся троица сидела в полном молчании, пока стук колёс не возвестил, что их речи для слуха Правителя больше недосягаемы; затем, к моему удивлению, они разразились раскатами неудержимого хохота.
— Какая игра, о, какая игра! — кричал Канцлер. Они с Вице-Премьером ухватили друг друга за руки и принялись бешено скакать по комнате. Миледи была чересчур полна достоинства, чтобы скакать, зато она ржала, как лошадь, и махала над головой платочком: даже её ограниченному умишке было ясно, что они провернули какое-то удачное дельце — только какое именно, ей всё ещё было невдомёк.
— Вы обещали, что когда Правитель уедет, я узнаю все подробности, — заметила она, как только мужчины оказались способны её услышать.
— Ты всё узнаешь, Табби! — снисходительно откликнулся её супруг, убирая промокательную бумагу, так что стали видны два листа пергамента, лежавшие бок о бок. — Вот документ, который он прочёл, но не подписал. А вот документ, который он подписал, но не прочёл! Видите — он был прикрыт, кроме того места, где нужно было поставить подпись.
— Да, да! — нетерпеливо перебила миледи, которая уже сравнивала оба Соглашения. — «Отдельный пукнт: он облекается властью Правителя в отсутствие последнего». Так, и это изменено на «станет пожизненным суверенным государем с титулом Императора, если будет избран на эту должность народом». Что? Так ты Император, дорогой?
— Ещё нет, дорогая, — ответил Вице-Премьер. — Не нужно, чтобы эту бумагу сейчас кто-нибудь видел. Всему своё время.
Миледи кивнула и продолжила чтение.
— «Отдельный пункт: мы будем щедры к неимущим». Ага, это вовсе пропущено!
— Разумеется! — сказал её супруг. — Не собираемся же мы беспокоиться о черни!
— Хорошо, — сказала миледи с ударением и вновь продолжила чтение. — «Отдельный пункт: содержимое Казны сохраняется в неприкосновенности». И это изменено на «предоставляется в полное распоряжение Вице-Премьера»! Ну, Сибби, умнейший ход! Все Драгоценности, только подумать! Можно мне пойти и сейчас же их примерить?
— Пока ещё нет, любовь моя, — поспешил остановить её супруг. — Общественное мнение для этого ещё не созрело. Следует прощупать почву. Но мы, разумеется, сразу же заведём себе выезд четвернёй. И я приму титул Императора, как только мы сможем без помех провести Выборы. Но едва ли они спокойно снесут, если мы станем увешиваться Драгоценностями, пока Правитель жив. Пусть сперва распространится весть о его смерти. Наш Заговор нужно сохранять в тайне…
— Заговор! — вскричала восхищённая миледи, всплеснув руками. — Как я люблю всякие Заговоры! Это всегда так захватывает!
Вице-Премьер и Канцлер перемигнулись.
— Пусть себе играет в Заговор для собственного удовольствия, — коварно прошептал Канцлер. — Вреда не будет!
— А мы — Заговорщики, да?
— Тс-с! — торопливо прошептал её супруг, так как двери отворились и Сильвия с Бруно вошли в комнату, нежно обнимая друг дружку. Бруно конвульсивно всхлипывал, уткнувшись лицом в плечо сестры; по щекам Сильвии тоже катились слёзы, хотя она сдерживала себя и оставалась безмолвной.
— Не хныкать там! — резко сказал Вице-Премьер, но это не подействовало на детей. — Успокойте их как-нибудь, — прошептал он супруге.
— Пирог! — с мрачной решимостью процедила миледи сквозь зубы, отворила дверцу буфета, после чего направилась к детям с двумя кусками пирога с изюмом. — Ешьте вот, и не плачьте! — коротко и ясно приказала она. Бедные детишки уселись рядышком, явно не имея никакой охоты отведать пирога.
Спустя секунду двери отворились — вернее, рывком раздвинулись, — и в комнату стремительно влетел Уггуг, голося что было мочи:
— Сюда снова заявился этот старый Попрошайка!
— Есть ему не давать… — начал было Вице-Пермьер, но Канцлер его перебил:
— Всё в порядке, — сказал он, понизив голос. — Слуги получили указания.
— Но он уже стоит внизу, — сказал Уггуг, выглядывая из окна в садик.
— Где, мой дорогой? — спросила любящая мать, обвивая рукой шею маленького чудовища.
Все мы (за исключением Сильвии да Бруно, совершенно не замечавших происходящего) последовали за ней к окну. Старик Нищий голодными глазами взглянул на нас снизу вверх.
— Хоть кусочек хлеба, Ваше Высочество! — взмолился он. Это был крепкий ещё пожилой человек, только выглядел он печальным и усталым. — Кусочек хлеба — вот всё, что мне нужно, чтобы не умереть с голоду! — повторил он. — Только кусочек — и немного воды!
— Вот тебе вода, на, пей! — завопил Уггуг, выливая на голову Нищему кувшин воды.
— Молодец, сынок! — вскричал Вице-Премьер. — Это отучит их попрошайничать.
— Умница! — присоединилась к мужу и Вице-Премьерша. — Такой доблестный!
— Палкой его, палкой! — ревел Вице-Премьер, пока Нищий стряхивал воду со своего видавшего виды плаща, чтобы затем вновь смиренно возвести глаза на компанию в окне.
— Лучше горячей кочергой! — снова вмешалась миледи.
Возможно, поблизости и не было горячей кочерги, а вот несколько палок появилось по первому же слову, и угрожающие рожи со всех сторон обступили несчастного пришельца, который с тихим достоинством поднял перед собой руку.
— Не стоит ломать мои старые кости, — сказал он. — Я уже ухожу. Даже кусочка пожалели!
— Бедный, бедный старик! — послышался из-за спины миледи тонкий голосок, срывающийся от рыданий. Это Бруно подошёл к окну, желая бросить убогому свой кусок пирога, хотя Сильвия изо всех сил тянула его назад.
— Нет, я отдам ему мой пирог! — закричал Бруно, яростно вырываясь из рук Сильвии.
— Конечно, милый, — мягко настаивала Сильвия. — Но не бросай из окна, а то он упадёт на землю и запачкается. Лучше спустимся вниз. — И она повела его прочь из комнаты, не привлекая внимания остальных, всецело занятых надругательством над стариком.
Наконец Заговорщики вернулись к своим креслам и уселись, продолжив беседу на пониженных тонах, чтобы не было слышно Уггугу, всё ещё неподвижно стоящему у окна.
— Кстати, там было что-то насчёт Бруно, который якобы наследует Правление, — сказала миледи. — Что говорится по этому поводу в новом Соглашении?
Канцлер захихикал.
— То же самое, слово в слово, — ответил он. — С единственным отличием, миледи. Вместо «Бруно» я позволил себе вольность вписать… — тут его голос понизился до шёпота, — вписать, знаете ли, «Уггуг»!
— «Уггуг», ещё чего! — вскричал я в порыве негодования, которое уже не мог больше сдерживать. Но оказалось, что мне требуется гигантское усилие, чтобы произнести хотя бы эти три слова, — и вот, когда крик уже вырвался, моё напряжение спало, и внезапный шквал смахнул эту сцену, а я оказался сидящим в вагоне прямо напротив девушки, которая теперь откинула свою вуаль и смотрела на меня с выражением весёлого удивления на лице.
|
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА: 23 — Под-Правитель, конечно же, хотел сказать «Вы только послушайте!»; миледи так и поняла это и возмутилась. Курьёз заключается в том, что слаженным возгласом «Слушайте, слушайте!» (в значении «Верно, верно!») в особой певучей манере та или иная парламентская фракция выражает одобрение выступающему в английском парламенте. В романе «Сильвия и Бруно» этот возглас мы слышим уже во второй раз; ранее он раздавался в первой главе со стороны толпы манифестантов, где был воспроизведён нами по смыслу именно как «Верно, верно!». |
____________________________________________________
Пересказ Александра Флори (2001, 2011):
ГЛАВА 4. ХИТРОУМНАЯ КОНСПИРАЦИЯ
В комнату вошел Правитель в сопровождении Лорда-Канцлера — слегка оцарапанного и поправлявшего парик. Когда все расселись за столиком для деловых бумаг, Миледи вдруг поинтересовалась:
— Между прочим, где моя прелесть?
Вопрос мог показаться чрезмерно сложным, если не знать, что под «ее прелестью» подразумевался Жаборонок.
— Он, прелесть моя, несколько минут назад вышел с Лордом-Канцлером, — ответил Заправитель.
— Ах, Ваша Светлость! — жеманно сказала Миледи Канцлеру. — Что может быть приятнее, когда рядом с вами находятся дети! Но, я вам скажу, к ребенку такого необыкновенного ума еще не всякий найдет подход. Не каждому, аллегорически выражаясь, посчастливится добраться до ушей моего драгоценного Жаборонка!
Миледи и представить не могла, насколько попала в точку со своей аллегорией… Канцлер не без некоторого напряжения поклонился:
— По-моему, Правитель хочет сказать… — начал он, явно стремясь переменить тему.
Но Миледи уже понесло.
— Изумительный ребенок! Ему требуется достойный наставник, наподобие вас, Ваша Светлость, чтобы не отходить от него ни на шаг.
Канцлер, если можно так выразиться, промолчал: он всего лишь взвыл что было мочи, потому что прикусил язык — в буквальном смысле. Он предпочел не противоречить столь непредсказуемой даме: опасался, что она превратно истолкует все, что бы он ни сказал. И, похоже, напрасно: Миледи сейчас не интересовало, что бы он мог сказать.
— Все решено, — объявил Правитель без преамбул. Должность Отправителя упразднена, Заправителем назначен мой брат. А поскольку я собираюсь уехать за границу, он приступит к своим обязанностям немедленно.
— И после всего происшедшего он действительно сможет быть Заправителем? — спросила Миледи.
— Хочу надеяться, что да, — ответил Правитель с улыбкой.
Миледи взглянула на него более милостиво и зааплодировала (впечатление было такое, будто она выбивала одну о другую две подушки):
— Если мой муж — Заправитель, это лучше ста Отправителей одновременно.
— Тише! Тише! — воскликнул Заправитель.
— Вам кажется странным, что ваша супруга может откровенно выражать свои чувства? — строго спросила Миледи.
— Ах, оставьте! — отмахнулся ее муж. — Ничего странного для меня в этом нет. Ваша откровенность меня уже давно не удивляет, прелесть моя.
Миледи одобрительно улыбнулась и продолжала:
— Значит, я буду называться Заправилой?
— Если вам угодно, можете называться и так, — ответил Правитель. — Но официально к вам будут обращаться: Ваше Высокопревосходительство. И я верю, что оба Высокопревосходительства — Его и Ее — сохранят согласие, которого мне удалось добиться (трудно сказать, что он имел в виду: политические или семейные отношения). Правитель развернул большой пергамент и громко прочитал:
— Следовательно, мы должны быть вежливы с бедняками. — Это Лорд-Канцлер предлагает внести в меморандум.
— Да, я предлагаю, — подтвердил почтенный Царедворец с большой буквы. Он нервно сворачивал и разворачивал свитки на столе, заодно освобождая место для документа, который Правитель только что вручил ему.
— Это плохие копии, — сказал он, очевидно волнуясь. — Кое-где пропущены знаки препинания. Нужно всё выправить, и тогда обнародовать наш меморандум.
— А нельзя ли его сначала обнародовать, а затем исправить? — поинтересовалась Миледи.
— Нет! Нет! — в один голос возопили Заправитель и Лорд-Канцлер.
— Да, — согласился Правитель. — Не следует. Нет необходимости. Мы с вашим супругом все оговорили. Ему предоставляется вся полнота заправительской власти и будет распределять годовой доход до моего возвращения или до совершеннолетия Бруно. Он должен будет вручить непосредственно мне или Бруно казну, включая проценты, — всё, что останется неистраченным на государственные нужды.
Заправитель в это время был занят перекладыванием бумаг с места на место. Заодно он показывал Канцлеру, где следует поставить подпись. Кроме Канцлера, документы подписали Заправительница и я — как свидетели.
— Кратковременная смена правительства пойдет на пользу стране, — сказал Правитель. — Всё готово для моего путешествия. Дети внизу ждут, когда я выйду.
Он смачно поцеловал Миледи, потряс руку брату и Канцлеру, потом вышел.
Все трое молча ожидали, пока звук колес не известил их, что у них мало шансов быть услышанными Правителем. Тогда они, к моему удивлению, разразились хохотом.
— Какая игра! О, какая игра! — воскликнул Канцлер.
И они с Заправителем, взявшись за руки, принялись скакать по комнате в каком-то диком контрдансе. Миледи присоединилась к ним лишь наполовину. Благообразие не позволяло ей скакать, зато не запрещало ржать во весь голос. Ее разумения доставало понять, что произошло нечто «заумное», но осознать что именно — было свыше ее сил.
— Вы обещали мне всё объяснить, когда он уедет, — сказала Миледи, едва они успокоились.
— Сейчас узнаете, Кэт, — нежно ответил муж.
Он снял пресс-папье и указал на два манускрипта, лежавшие рядом:
— Вот первый, который он прочитал, но не завизировал, а вот другой, который он подписал, не читая. Видите, здесь не проставлены имена.
— Да, да! — нетерпеливо вскричала Миледи, сопоставляя оба документа. — Согласно этому пункту, Заправитель лишь исполняет обязанности Правителя в отсутствие последнего. А здесь говорится, что Заправитель получает пожизненную полноту власти и впредь должен именоваться Императором, если это будет решено посредством референдума. Так что, вы будете впредь именоваться Императором, мой крокодильчик?
— Не совсем так, моя крокодилочка, — ответил муж. — Всему свое время.
Миледи кивнула и продолжила читать:
— Здесь написано: «Государство должно заботиться о бедных», а здесь этого нет.
— Именно в этом и состоит новый курс! — пояснил ее муж. — Государство не может заниматься всякими неудачниками.
— О, как это верно! — с чувством глубокого удовлетворения произнесла Миледи и занялась дальнейшим сопоставлением документов. — «Казна должна оставаться нетронутой». Вы это заменили на: «поступает в полное и безраздельное распоряжение Заправителя». О, Бобби! Как вы это хорошо придумали! Подумать только — все бриллианты! Мне не терпится прямо сейчас пойти и украситься ими всеми сразу!
— Но, Киса! Как бы вам это сказать… — промямлил супруг, — следует ли вам украшаться ими… всеми сразу? Сообразно ли это со вкусом… Я хочу сказать: со вкусом электората. Придется ли это ему по вкусу? Конечно, Правитель уже далеко, и я приму титул Императора, как только мы сможем провести референдум. Но едва ли мы сможем открыто носить бриллианты, пока электорат будет счи-тать Правителя живым. Так что нам еще придется выпустить бюллетень о его скоропостижной кончине. Это будет небольшая интрига, маленькая такая интрижка.
— О, интрижка! — Миледи даже зааплодировала. — Я обожаю интрижки! Это просто райское наслаждение.
Заправитель и Канцлер подмигнули друг другу: пускай, мол, занимается своими интрижками — ущерба не будет.
Миледи принялась развивать тему:
— А самое большое наслаждение испытываешь, когда интрижка…
— Цыц! — заорал ее муж.
Отворилась дверь, и вошли Сильви и Бруно, крепко держась за руки. Бруно сдержанно всхлипывал. Сильви пыталась хранить спокойствие, но не могла скрыть слез.
— Не реветь! — взревел Заправитель, но безрезультатно. Дети не успокоились.
— Уймите их как-нибудь! — сказал он Миледи.
Она некоторое время решала эту сложную задачу, потом ее осенило.
— Кекс! — промурлыкала она в восторге от своей находчивости, подошла к буфету, вернулась с двумя кусочками и повторила:
— Кекс!
Это было сказано с интонацией, пригодной для дрессировки собак.
— Ешьте и перестаньте орать, — таков был ее краткий и четкий приказ. Но детям не слишком хотелось есть.
Дверь открылась снова, и на сей раз в комнату ввалился Жаборонок с воем:
— Опять этот старый нищеброд!
— Не давайте ему… — начал было Заправитель, но Канцлер уже понял его с полуслова и заверил:
— Не извольте беспокоиться, слуги получили распоряжение.
— Он уже почти под окном! — сообщил Жаборонок.
— Где, моя прелесть? — спросила его любящая мамаша, обвивая руками шею маленького чудовища.
Все мы, кроме Сильви и Бруно, не обращавших ни на что внимания, бросились к окну. Старый Нищий смотрел на нас алчущим взором.
— Корочку хлеба, Ваша Милость! — взмолился он.
Это был здоровый и мощный старик в живописных лохмотьях. Пытался же он выглядеть больным и дряхлым.
— Корочку хлеба! — попросил он. — Хлеба и немного воды.
— Вот тебе вода! — заржал Жаборонок и вылил на него кувшин воды.
— Прекрасно, сын мой! — восхитился Заправитель. — Вот как нужно усмирять этот народ.
— Вундеркинд! — проворковала Заправитель. — Прирожденный правитель.
— Батогов ему! — закричал Заправитель, подразумевая Нищего, который, отряхнувшись, вновь кротко посмотрел вверх.
— А лучше — раскаленную кочергу вместо посоха, — блаженно предложила Миледи.
Раскаленной кочерги поблизости не оказалось, но батоги были доставлены незамедлительно. К старику подошли слуги — причем с такими лицами, что Нищий только махнул рукой со сдержанным достоинством:
— Не утруждайте себя, господа. Ни к чему ломать мои старые кости. Я ухожу. Спасибо за воду. Хлеба не надо.
— Бедный старик! — донесся до меня знакомый голос. Это Бруно, перевесившись через подоконник, протягивал Нищему свой кусочек кекса. Сильви пыталась оттащить его от окна:
— Не надо! Ты же видишь, он уходит. Лучше догоним его.
Она выволокла брата из комнаты, не обращая внимания на присутствующих.
«Интриганы» вернулись за стол и продолжили разговор вполголоса, чтобы не услышал Жаборонок, все еще торчавший возле окна.
— Кстати, — спохватилась Миледи, — а как вы сформулировали в новом Меморандуме пункт насчет вступления на престол Бруно?
Канцлер захихикал:
— Мы всё перенесли из одного Меморандума в другой, слово в слово. Кроме одного: вместо Бруно — Жаборонок. Понимаете — Жаборонок!
— Жаборонок, понимаете! — вскрикнул я в негодовании, которого не мог бы удержать даже сверхсильным напряжением воли. Это было чересчур. И вдруг всё исчезло. Я обнаружил себя в вагоне. Напротив сидела дама с лицом, закрытым вуалью, и смотрела на меня с нескрываемым удивлением.
.
____________________________________________________
***