Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»
<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>
Рис. Harry Furniss (1889).
ОРИГИНАЛ на английском (1889):
CHAPTER TWENTY-FOUR
THE BEGGAR’S RETURN
`YOUR Imperial Highnesses!’ he began. `It’s the old Beggaragain! Shall we set the dogs at him?’
`Bring him here!’ said the Emperor.
The Chancellor could scarcely believe his ears. `Here,your Imperial Highness? Did I rightly understand—‘
`Bring him here!’ the Emperor thundered once more. TheChancellor tottered down the hall—and in another minute the crowd divided,and the poor old Beggar was seen entering the Banqueting-Hall.
He was indeed a pitiable object: the rags, that hung abouthim, were all splashed with mud: his white hair and his long beard weretossed about in wild disorder. Yet he walked upright, with a stately tread,as if used to command: and—strangest sight of all—Sylvie and Bruno camewith him, clinging to his hands, and gazing at him with looks of silentlove.
Men looked eagerly to see how the Emperor would recievethe bold intruder. Would he hurl him from the steps of the dais? Butno. To their utter astonishment, the Emperor knelt as the beggar approached,and with bowed head murmured `Forgive us!’
`Forgive us!’ the Empress, kneeling at her husband’s side,meekly repeated.
The Outcast smiled. `Rise up!’ he said. `I forgive you!’And men saw with wonder that a change had passed over the old beggar, evenas he spoke. What had seemed, but now, to be vile rags and splashes ofmud, were seen to be in truth kingly trappings, broidered with gold, andsparkling with gems. All knew him now, and bent low before the Elder Brother,the true Warden.
`Brother mine, and Sister mine!’ the Warden began, ina clear voice that was heard all through that vast hall. `I come not todisturb you. Rule on, as Emperor, and rule wisely. For I am chosen Kingof Elfland. To-morrow I return there, taking nought from thence, save only—saveonly—‘ his voice trembled, and with a look of ineffable tenderness, helaid his hands in silence on the heads of the two little ones who clungaround him.
But he recovered himself in a moment, and beckoned tothe Emperor to resume his place at the table. The company seated themselvesagain—room being found for the Elfin-King between his two children—andthe Lord Chancellor rose once more, to propose the next toast.
`The next toast—the hero of the day—why, he isn’t here!’he broke off in wild confusion.
Good gracious! Everybody had forgotten Prince Uggug!
`He was told of the Banquet, of course?’ said the Emperor.
`Undoubtedly!’ replied the Chancellor. `That would bethe duty of the Gold Stick in Waiting.’
`Let the Gold Stick come forwards!’ the Emperor gravelysaid.
The Gold Stick came forwards. `I attended on His ImperialFatness,’ was the statement made by the trembling official. `I told himof the Lecture and the Banquet—.’
`What followed?’ said the Emperor: for the unhappy manseemed almost too frightened to go on.
`His Imperial Fatness was graciously pleased to be sulky.His Imperial Fatness was graciously pleased to box my ears. His ImperialFatness was graciously pleased to say «I don’t care!» ‘
` «Don’t-care» came to a bad end,’ Sylvie whispered toBruno. `I’m not sure, but I believe he was hanged.’
The Professor overheard her. `That result,’ he blandlyremarked, `was merely a case of mistaken identity.’
Both children looked puzzled.
`Permit me to explain. «Don’t-care» and «Care» were twin-brothers.»Care», you know, killed the Cat. And they caught «Don’t-care» by mistake,and hanged him instead. And so «Care» is alive still. But he’s very unhappywithout his brother. That’s why they say «Begone, dull Care!» ‘
`Thank you!’ Sylvie said, heartily. `It’s very extremelyinteresting. Why, it seems to explain everything!’
`Well, not quite everything,’ the Professor modestly rejoined.`There are two or three scientific difficulties—‘
`What was your general impression as to His Imperial Fatness?’the Emperor asked the Gold Stick.
`My impression was that His Imperial Fatness was gettingmore—‘
`More what?’
All listened breathlessly for the next word.
`More PRICKLY!’
`He must be sent for at once!’ the Emperor exclaimed.And the Gold Stick went off like a shot. The Elfin-King sadly shook hishead. `No use, no use!’ he murmured to himself. `Loveless, loveless!’
Pale, trembling, speechless, the Gold Stick came slowlyback again.
`Well?’ said the Emperor. `Why does not the Prince appear?’
`One can easily guess,’ said the Professor. `His ImperialFatness is, without doubt, a little preoccupied.’
Bruno turned a look of solemn enquiry on his old friend.`What do that word mean?’
But the Professor took no notice of the question. He waseagerly listening to the Gold Stick’s reply.
`Please your Highness! His Imperial Fatness is—‘ Nota word more could he utter.
The Empress rose in an agony of alarm. `Let us go to him!’she cried. And there was a general rush for the door.
Bruno slipped off his chair in a moment. `May we go too?’he eagerly asked. But the King did not hear the question, as the Professorwas speaking to him. `Preoccupied, your Majesty!’ he was saying. `Thatis what he is, no doubt!’
`May we go and see him?’ Bruno repeated. The King noddedassent, and the children ran off. In a minute or two they returned, slowlyand gravely. `Well?’ said the King. `What’s the matter with the Prince?’
`He’s—what you said,’ Bruno replied looking at the Professor.`That hard word.’ And he looked to Sylvie for assistance.
`Porcupine,’ said Sylvie.
`No, no!’ the Professor corrected her. ` «Pre-occupied»,you mean.’
`No, it’s porcupine,’ persisted Sylvie. `Not that otherword at all. And please will you come? The house is all in an uproar.'(`And oo’d better bring an uproar-glass wiz oo!’ added Bruno.)
We got up in great haste, and followed the children upstairs.No one took the least notice of me, but I wasn’t at all surprised at this,as I had long realized that I was quite invisible to them all—even toSylvie and Bruno.
All along the gallery, that led to the Prince’s apartment,an excited crowd was surging to and fro, and the Babel of voices was deafening:against the door of the room three strong men were leaning, vainly tryingto shut it—for some great animal inside was constantly bursting it halfopen, and we had a glimpse, before the men could push it back again, ofthe head of a furious wild beast, with great fiery eyes and gnashing teeth.Its voice was a sort of mixture—there was the roaring of a lion, and thebellowing of a bull, and now and then a scream like a gigantic parrot.`There is no judging by the voice!’ the Professor cried in great excitement.`What is it?’ he shouted to the men at the door. And a general chorus ofvoices answered him `Porcupine! Prince Uggug has turned into a Porcupine!’
`A new Specimen!’ exclaimed the delighted Professor. `Praylet me go in. It should be labeled at once!’
But the strong men only pushed him back. `Label it, indeed!Do you want to be eaten up?’ they cried.
`Never mind about Specimens, Professor!’ said the Emperor,pushing his way through the crowd. `Tell us how to keep him safe!’
`A large cage!’ the Professor promptly replied. `Bringa large cage,’ he said to the people generally, `with strong bars of steel,and a portcullis made to go up and down like a mouse-trap! Does anyonehappen to have such a thing about him?’
It didn’t sound a likely sort of thing for anyone to haveabout him; however, they brought him one directly: curiously enough, therehappened to be one standing in the gallery.
`Put it facing the opening of the door, and draw up theportcullis!’ This was done in a moment.
`Blankets now!’ cried the Professor. `This is a most interestingExperiment!’
There happened to be a pile of blankets close by: andthe Professor had hardly said the word, when they were all unfolded andheld up like curtains all around. The Professor rapidly arranged them intwo rows, so as to make a dark passage, leading straight from the doorto the mouth of the cage.
`Now fling the door open!’ This did not need to be done:the three men had only to leap out of the way, and the fearful monsterflung the door open for itself, and, with a yell like the whistle of asteam-engine, rushed into the cage.
`Down with the portcullis!’ No sooner said than done:and all breathed freely once more, on seeing the Porcupine safely caged.
The Professor rubbed his hands in childish delight. `TheExperiment has succeeded!’ he proclaimed. `All that is needed now is tofeed it three times a day, on chopped carrots and—‘
`Never mind about its food, just now!’ the Emperor interrupted.`Let us return to the Banquet. Brother, will you lead the way?’ And theold man, attended by his children, headed the procession down stairs. `Seethe fate of a loveless life!’ he said to Bruno, as they returned to theirplaces. To which Bruno made reply, `I always loved Sylvie. so I’ll neverget prickly like that!’
`He is prickly, certainly,’ said the Professor, who hadcaught the last words, `but we must remember that, however porcupiny, heis royal still! After this feast is over, I’m going to take a little presentto Prince Uggug—just to soothe him, you know: it isn’t pleasant livingin a cage.’
`What’ll you give him for a birthday-present?’ Bruno enquired.
`A small saucer of chopped carrots,’ replied the Professor.`In giving birthday-presents, my motto is—cheapness! I should think Isave forty pounds a year by giving—oh, what a twinge of pain!’
`What is it?’ said Sylvie anxiously.
`My old enemy!’ groaned the Professor. `Lumbago—rheumatism—thatsort of thing. I think I’ll go and lie down a bit.’ And he hobbled outof the Saloon, watched by the pitying eyes of the two children.
`He’ll be better soon!’ the Elfin-King said cheerily.`Brother!’ turning to the Emperor, `I have some business to arrange withyou to-night. The Empress will take care of the children.’ And the twoBrothers went away together, arm-in-arm.
The Empress found the children rather sad company. Theycould talk of nothing but `the dear Professor’, and `what a pity he’s soill’, till at last she made the welcome proposal `Let’s go and see him!’
The children eagerly grasped the hands she offered them:and we went off to the Professor’s study, and found him lying on the sofa,covered up with blankets, and reading a little manuscript-book. `Noteson Vol. Three!’ he murmured, looking up at us. And there, on a table nearhim, lay the book he was seeking when first I saw him.
`And how are you now, Professor?’ the Empress asked, bendingover the invalid.
The Professor looked up, and smiled feebly. `As devotedto your Imperial Highness as ever!’ he said in a weak voice. `All of me,that is not Lumbago, is Loyalty!’
`A sweet sentiment!’ the Empress exclaimed with tearsin her eyes. `You seldom hear anything so beautiful as that—even in aValentine!’
`We must take you to stay at the seaside,’ Sylvie said,tenderly. `It’ll do you ever so much good! And the Sea’s so grand!’
`But a Mountain’s grander!’ said Bruno.
`What is there grand about the Sea?’ said the Professor.`Why, you could put it all into a teacup!’
`Some of it,’ Sylvie corrected him.
`Well, you’d only want a certain number of teacups tohold it all. And then where’s the grandeur? Then as to a Mountain—why,you could carry it all away in a wheel-barrow, in a certain number of years!’
`It wouldn’t look grand—the bits of it in the wheel-barrow,’Sylvie candidly admitted.
`But when oo put it together again—‘ Bruno began.
`When you’re older,’ said the Professor, `you’ll knowthat you ca’n’t put Mountains together again so easily! One lives and onelearns, you know!’
`But it needn’t be the same one, need it?’ said Bruno.`Wo’n’t it do, if I live, and if Sylvie learns?’
`I ca’n’t learn without living!’ said Sylvie.
`But I can live without learning!’ Bruno retorted. `Oojust try me!’
`What I meant, was—‘ the Professor began, looking muchpuzzled, `—was—that you don’t know everything, you know.’
`But I do know everything I know!’ persisted the littlefellow. `I know ever so many things! Everything, ‘cept the things I don’tknow. And Sylvie knows all the rest.’
The Professor sighed, and gave it up. `Do you know whata Boojum is?’
`I know!’ cried Bruno. `It’s the thing what wrenches peopleout of their boots!’
`He means «bootjack»,’ Sylvie explained in a whisper.
`You ca’n’t wrench people out of boots,’ the Professormildly observed.
Bruno laughed saucily. `Oo can, though! Unless they’rewelly tight in.’
`Once upon a time there was a Boojum—‘ the Professorbegan, but stopped suddenly. `I forget the rest of the Fable,’ he said.`And there was a lesson to be learned from it. I’m afraid I forget thattoo.’
`I’ll tell oo a Fable!’ Bruno began in a great hurry.`Once there were a Locust, and a Magpie, and a Engine-driver. And the Lessonis, to learn to get up early—‘
`it isn’t a bit interesting!’ Sylvie said contemptuously.`You shouldn’t put the Lesson so soon.’
`When did you invent that Fable?’ said the Professor.`Last week?’
`No!’ said Bruno. `A deal shorter ago than that. Guessagain!’
`I ca’n’t guess,’ said the Professor. `How long ago?’
`Why, it isn’t invented yet!’ Bruno exclaimed triumphantly.`But I have invented a lovely one! Shall I say it?’
`If you’ve finished inventing it,’ said Sylvie. `And letthe Lesson be «to try again»!’
`No,’ said Bruno with great decision. `The Lesson are»not to try again»! Once there were a lovely china man, what stood on thechimbley-piece. And he stood, and he stood. And one day he tumbleded off,and he didn’t hurt his self one bit. Only he would try again. And the nexttime he tumbleded off, he hurted his self welly much, and breaked off everso much varnish.’
`But how did he come back on the chimney-piece after hisfirst tumble?’ said the Empress. (It was the first sensible question shehad asked in all her life.)
`I put him there!’ cried Bruno.
`Then I’m afraid you know something about his tumbling,’said the Professor. `Perhaps you pushed him?’
To which Bruno replied, very seriously, `Didn’t pushedhim much—he were a lovely china man,’ he added hastily, evidently veryanxious to change the subject.
`Come, my children!’ said the Elfin-King, who had justentered the room. `We must have a little chat together, before you go tobed.’ And he was leading them away, but at the door they let go his hands,and ran back again to wish the Professor good night.
`Good night, Professor, good night!’ And Bruno solemnlyshook hands with the old man, who gazed at him with a loving smile, whileSylvie bent down to press her sweet lips upon his forehead.
`Good night, little ones!’ said the Professor. `You mayleave me now—to ruminate. I’m as jolly as the day is long, except whenit’s necessary to ruminate on some very difficult subject. All of me,’he murmured sleepily as we left the room, `all of me, that isn’t Bonhommie,is Rumination!’
`What did he say, Bruno?’ Sylvie enquired, as soon aswe were safely out of hearing.
`I think he said «All of me that isn’t Bone-disease isRheumatism.» Whatever are that knocking, Sylvie?’
Sylvie stopped, and listened anxiously. It sounded likesome one kicking at a door. `I hope it isn’t that Porcupine breaking loose!’she exclaimed.
`Let’s go on!’ Bruno said hastily. `There’s nuffin towait for, oo know!’
.
____________________________________________________
Глава двадцать четвертая
ВОЗВРАЩЕНИЕ НИЩЕГО
— Ваше Императорское Высочество! — начал он. — Это опять тот старик Нищий! Может быть, спустить на него собак?
— Приведите его сюда! — приказал Император.
Лорд-Канцлер не мог поверить своим ушам:
— Как? Сюда, Ваше Императорское Величество? Правильно ли я вас понял?…
— Приведите его сюда! — загремел Император.
Лорд-Канцлер опрометью бросился в дальний конец зала, и спустя минуту толпа расступилась, и в Банкетный Зал вошел старик Нищий. Он и впрямь выглядел довольно странно: лохмотья, едва прикрывавшие его тело, были покрыты дорожной грязью, а седые волосы и длинная борода пребывали в диком беспорядке и торчали клочьями. Тем не менее он шел выпрямившись и подняв голову, как человек, привыкший повелевать, и, что самое странное, рядом с ним шагали Сильвия и Бруно. Они держали его за руки и не сводили с него глаз, полных самой нежной любви.
Присутствующие просто умирали от нетерпения увидеть, как поступит Император с дерзким пришлецом. Скорее всего, спустит с лестницы, и дело с концом! Но все вышло совсем иначе. К крайнему изумлению гостей, Император при приближении нищего преклонил колени и, опустив голову, пробормотал:
— Прости нас!
— Простите нас! — подхватила Императрица, плюхнувшись на колени подле своего мужа.
Изгнанник улыбнулся:
— Встаньте! — сказал он. — Я вас прощаю!
Тут гости заметили удивительное превращение, происшедшее с нищим, как только он произнес эти слова. То, что показалось им грязными лохмотьями и клочьями, оказалось поистине королевским одеянием, расшитым золотом и усыпанным драгоценными камнями. Все тотчас узнали Нищего и низко поклонились Старшему Брату, законному Правителю. Да, это был он!
— Брат мой! Сестра моя! — заговорил Правитель своим твердым голосом, раздававшимся эхом во всех концах зала. — Я пришел не затем, чтобы нарушить ваш покой. Оставайся Императором и правь с истинной мудростью. А я провозглашен Королем Эльфландии. Завтра я возвращаюсь туда и не возьму с собой отсюда ничего и никого, кроме… кроме… — Тут его голос задрожал, и он, не говоря ни слова, нежно погладил по головке двух припавших к нему малышей.
Через миг он справился с волнением и жестом велел Императору вернуться на прежнее место за столом. Вся компания расселась опять, и Король Эльфов сел между своими возлюбленными чадами. Лорд-Канцлер опять поднялся, чтобы предложить следующий тост.
— Наш следующий тост — за героя дня! Ба, да его здесь нет! — заметил он в крайнем смущении.
Подумать только! О герое дня — принце Уггуге — никто и не вспомнил!
— Надеюсь, ему хоть сообщили о Банкете? — грозно спросил Император.
— О, несомненно! — отвечал Лорд-Канцлер. — Это входит в обязанности Хранителя Золотого Жезла.
— Хранитель Золотого Жезла! Подойдите! — приказал Император.
Хранитель Золотого Жезла покорно подошел.
— Я сообщил обо всем Его Императорской Тучности, — с дрожью в голосе поведал трепещущий придворный. — Я сказал ему, что намечается лекция и банкет…
— И что же он? — поинтересовался Император; но бедный чиновник почти утратил дар речи.
— Его Императорская Тучность всемилостивейше изволили нахмуриться. Его Императорская Тучность всемилостивейше изволили смазать меня по уху. Его Императорская Тучность всемилостивейше изволили сказать: «Мне до этого нет дела!»
— О, Нет-Дела плохо кончил, — шепнула братику Сильвия. — Я не вполне уверена, но, насколько я помню, его повесили.
Профессор краем уха услышал ее.
— Это было следствием ошибки, — внушительно заметил он, — их просто перепутали.
Дети с недоумением поглядели на него.
— Если позволите, я все объясню. Нет-Дела и Есть-Дело были братья-близнецы. Так вот, Есть-Дело убил бедную Кошечку. А хозяева по ошибке схватили Нет-Дела и повесили его вместо брата. Вот Есть-Дело и уцелел и жив до сих пор. Он вечно озабочен и очень грустит без брата. Вот почему говорится: «Не работа старит, а забота».
— Огромное вам спасибо! — искренне вздохнула Сильвия. — Это удивительно интересно. Вы разъяснили нам все-все-вce!
— Ну, не совсем все, — скромно отозвался Профессор. — Тут есть еще две-три научные проблемы…
— А каково ваше впечатление от Его Императорской Тучности? — обратился Император к Хранителю Золотого Жезла.
— Мне показалось, что Его Императорская Тучность стали более…
— Более что?
Присутствующие жадно ловили каждое слово.
— Более КОЛЮЧИМ!
— Да пошлите же за ним, в конце концов! — воскликнул Император. Хранитель Золотого Жезла пулей вылетел из зала. А Король Эльфландии только покачал головой.
— Бесполезно, бесполезно! — пробормотал он про себя. — Нет любви — ничего не будет!
Через несколько мгновений Хранитель Золотого Жезла, бледный, дрожа всем телом, медленно вернулся и приблизился к Императору.
— Ну что? — поинтересовался тот. — Почему Принц не явился сам, а?
— Трудно сказать, — заметил Профессор. — Его Императорская Тучность, вне всякого сомнения, чем-нибудь занят.
Бруно недоумевающе поглядел на своего почтенного друга:
— Занят? А что означает это слово?
Но Профессор не обратил на этот вопрос ни малейшего внимания. Он с нетерпением ждал, что же ответит бедный Хранитель.
— Прошу прощения, Ваше Высочество! Его Императорская Тучность… — Больше он не произнес ни единого слова.
Императрица от волнения едва не упала в обморок.
— Пойдем к нему! — воскликнула она.
И все присутствующие ринулись к двери. Бруно тоже соскочил было со своего кресла.
— Может, и нам тоже пойти? — с нетерпением спросил он. Но Король не расслышал вопроса, потому что в этот момент с ним как раз разговаривал Профессор.
— Дико занят, Ваше Величество! — повторил он. — Вот что с ним, и ничего больше!
— А можно мы тоже сбегаем посмотреть? — повторил Бруно. Король милостиво кивнул, и дети стремглав выбежали из зала.
Спустя несколько минут они вернулись; вид у них был задумчивый.
— Ну как? — спросил Король. — Что там такое с Принцем?
— Он… ну, как его… — обратился Бруно к Профессору. — Ну, то трудное слово, помните?. — И он взглянул на Сильвию, словно прося о помощи.
— Дикобразик, — подсказала девочка.
— Нет-нет-нет! — поправил ее Профессор. — Ты хочешь сказать — «дико занят»!
— Нет, именно дикобразик, — настаивала Сильвия. — Для этого другого слова и не подберешь. Пойдемте с нами, сами все увидите. В доме полная неразбериха. («И на всякий случай захватите подзорную трубку!» — посоветовал Бруно.)
Мы поспешно выбежали из зала и следом за детьми поднялись наверх. Собственно говоря, меня попросту не заметили, но я ничуть не удивился этому, ибо давно понял, что я бываю совершенно невидимым для всех окружающих, кроме Сильвии и Бруно.
По галерее, которая вела в апартаменты Принца, сновала взад-вперед взволнованная толпа придворных; слышался неумолчный гомон, напоминающий вавилонское смешение языков. К двери плечами припали трое сильных царедворцев, напрасно пытаясь затворить ее — потому что изнутри ее уже приоткрыло какое-то крупное животное с ужасно страшной головой, дикими глазами, оскаленными кривыми зубами. Голос его напоминал странную смесь — тут и рычание льва, и мычание буйвола, и резкие крики громадного попугая.
Илл. Harry Furniss (1889).
— По голосу трудно судить, что это! — взволнованно воскликнул Профессор. — Ну, что там? — крикнул он, обращаясь к придворным, державшим дверь.
И общий хор голосов тотчас ответил ему: «Дикобраз! Принц Уггуг внезапно превратился в Дикобраза!»
— О, да это новый экземпляр! — с удовлетворенным видом заметил Профессор. — Прошу вас, пропустите меня. Его необходимо осмотреть и дать ему название!
Но силачи у двери оттолкнули его.
— Осмотреть его, как же! Вы что, хотите, чтобы он сожрал вас? — завопили они.
— Перестаньте вы с вашим экземпляром, Профессор! — крикнул Император, пробираясь через толпу. — Лучше скажите, где нам теперь держать его, а?
— В огромной клетке, разумеется! — важно отвечал тот. — Принесите самую большую клетку, — обратился он к придворным, — с прочными стальными прутьями и подъемной решеткой наподобие дверцы мышеловки! Надеюсь, у вас найдется для него подходящая клетка?
По правде сказать, никто толком не знал, что такое подходящая клетка, но ее тотчас принесли; по курьезному совпадению она как раз стояла в галерее.
— Подвиньте ее к двери и поднимите решетку! Это приказание было мигом исполнено.
— А теперь давайте покрывала! — закричал Профессор. — О, это самый интересный опыт!
Поблизости случайно оказалась стопка покрывал, и не успел Профессор и слова молвить, как придворные тотчас расправили их и натянули на манер штор. Профессор поспешно велел скрепить их двумя рядами, оставив между ними узкий проход, ведущий в клетку. Все было готово.
— А теперь открывайте дверь! — Впрочем, открывать ее не пришлось: трое силачей едва успели посторониться, как ужасное чудище настежь распахнуло дверь и с диким воем, напоминающим рев паровой машины, ринулось в клетку.
— Скорей! Опускайте решетку! — Но торопить было незачем; все и так было сделано в мгновение ока, и окружающие с облегчением перевели дух, увидев, что Дикобраз заметался по клетке.
Профессор, потирая руки, радовался как ребенок.
— Опыт прошел успешно! — объявил он. — Теперь остается только кормить его три раза в день тертой морковью и…
— Ну, о корме для него поговорим потом! — прервал его Император. — А пока давайте продолжим Банкет. Брат, не угодно ли вам возглавить процессию?
И Король, держа за руки детей, направился в Банкетный Зал.
— Видишь, какая участь ждет тех, кто никого не любит! — обратился он к Бруно, когда они вернулись в зал. На что малыш тотчас ответил:
— Я всегда любил Сильвию и никогда не был таким колючим, как он!
— Да, он колючий, верно, — отозвался Профессор, услышавший последние слова, — но мы не должны забывать, что, несмотря на все свое дикобразие, он остается особой монаршей крови. Когда пир кончится, я обязательно отнесу Принцу Уггугу небольшой подарок — просто чтобы хоть немного утешить его. Сами понимаете, жить в клетке не сахар.
— И что же вы подарите ему на день рождения? — поинтересовался Бруно.
— Тарелку тертой моркови, — отвечал Профессор. — Когда дело касается подарков ко дню рождения, то тут мой девиз — дешевизна! Я прикинул, что экономлю примерно сорок фунтов в год, преподнося… о боже, опять эта проклятая боль!
— Что с вами? — испуганно спросила Сильвия.
— Мой старый враг! — отозвался Профессор. — Люмбаго, ревматизм… что-то в этом роде. Пожалуй, я хотел бы немного прилечь. — С этими словами он покинул зал.
Дети проводили его взглядом, исполненным сострадания.
— Скоро ему станет лучше! — мягко заметил Король Эльфов. — Брат мой! — обернулся он к Императору. — Сегодня вечером я хотел бы договориться с тобой об одном деле. Пусть Императрица присмотрит за детьми.
И братья, взявшись за руки, вышли из зала.
Императрица застала детей в весьма грустном расположении духа. От них невозможно было добиться ничего, кроме «ах, наш дорогой Профессор!» да «как жаль, что ему так больно». Наконец Императрица не выдержала и сама предложила им:
— Пойдемте навестим его!
Дети с радостью ухватились за эту мысль, взяли Императрицу за руки, и мы все вместе отправились в кабинет Профессора, где и обнаружили его. Бедняга лежал на диване, укрывшись пледом, и читал небольшую рукописную книжку.
— Примечания к Третьему Тому! — пробормотал он, увидев нас. На столике возле дивана лежала та самая книга, которую он разыскивал, когда я впервые увидел его.
— Как вы себя чувствуете, Профессор? — спросила Императрица, наклоняясь над страдальцем.
Профессор, грустно улыбнувшись, взглянул на нее.
— Как всегда, преданным Вашему Императорскому Высочеству! — слабым голосом отвечал он. — Я весь до последней клетки, за исключением люмбаго, — воплощенная Верноподданность!
— Ах, нежная душенька! — со слезами на глазах воскликнула Императрица. — Право, такие нежные признания нечасто можно услышать, даже в День святого Валентина!
— Мы непременно поедем с вами к морю, — нежно проговорила Сильвия. — Там вам обязательно станет лучше! И к тому же там море — оно такое грандиозное!
— А гора еще грандиознее! — заметил Бруно.
— Ну, что там грандиозного в море? — возразил Профессор. — Его ведь можно налить в чашку, как чай «Гранд»!
— Не все, а лишь капельку, — поправила его Сильвия.
— Значит, чтобы вычерпать его, потребуется определенное число чайных чашек, и все! В чем же тогда его грандиозность? А что касается горы — ее можно раздробить и за несколько лет вывезти на обыкновенной тачке!
— Да, это не слишком грандиозно — какие-то обломки, да еще в тачке, — заметила Сильвия.
— Зато если их опять сложить вместе… — начал Бруно.
— Когда вы подрастете, — вмешался Профессор, — вы узнаете, что обломки горы не так-то просто сложить вместе! Ну, ничего! Поживешь — научишься!
— А без этого никак нельзя обойтись? — спросил малыш. — Нельзя ли устроить так, чтобы я жил-поживал, а Сильвия училась, а?
— Но как же я буду учиться, если не буду жить? — удивилась Сильвия.
— Я же живу, хоть не учусь, и ничего! — возразил Бруно. — Попробуй и ты как я!
— Я имел в виду, — начал совсем было растерявшийся Профессор, — что сейчас вы знаете еще далеко не все.
— Нет, я знаю все, что знаю! — стоял на своем малыш. — А знаю я много всякой всячины! Словом, все-все-все — не считая того, чего я не знаю. Зато Сильвия знает все остальное.
Профессор вздохнул, но не стал спорить:
— А вы знаете, что такое Буджум?
— Я знаю! — воскликнул Бруно. — Это такая штуковина, которая оставляет людей без сапог.
— Он хотел сказать «машинка для снимания сапог», — шепотом пояснила Сильвия.
— Но ведь людей нельзя оставлять без сапог, — мягко возразил Профессор.
Бруно весело улыбнулся:
— Можно, еще как можно! Если, конечно, сапоги сидят не слишком тесно!
— Так вот, давным-давно жил-был Буджум… — начал было Профессор, но внезапно умолк. — Увы, я забыл конец этой басни, — проговорил он. — Там была весьма важная мораль… Но боюсь, что я забыл и ее тоже.
— Тогда давайте я расскажу вам басню! — поспешно затараторил Бруно. — Жили-были Саранча, Сорока и Машинист. А мораль заключается в том, что надо раньше вставать….
— Ну, так не интересно! — заметила Сильвия. — Зачем же ты торопишься рассказать мораль?
— И когда же ты сочинил эту басню? — полюбопытствовал Профессор. — На прошлой неделе?
— Нетушки! — отвечал Бруно. — Гораздо позже. Угадай!
— Я не умею угадывать, — признался Профессор. — Скажи, когда именно?
— Да я еще не сочинил ее! — с торжеством воскликнул Бруно. — Зато я сочинил другую, очень славную! Хотите расскажу?
— Если ты только досочинил ее, — заметила Сильвия. — А мораль у нее будет «надо попробовать опять».
— А вот и нет! — решительно возразил малыш. — Мораль у нее — «больше не надо пробовать»! Так вот. Жил-был фарфоровый человечек, стоявший на дымоходе над камином. Он все стоял, и стоял, и стоял. И вот однажды он взял да и упал и ни капельки не разбился. И тогда он решил попробовать упасть опять. И он опять шлепнулся с дымохода и разбился на мелкие кусочки, так что его невозможно было склеить.
— Но как же он взобрался обратно на дымоход после того, как упал в первый раз? — поинтересовалась Императрица. (Это был первый здравый вопрос, который она задала за всю свою жизнь.)
— Я поставил его туда! — воскликнул Бруно.
— Тогда, боюсь, тебе известно кое-что и о том, почему он упал опять, — заметил Профессор. — А может, ты его и толкнул, а?
На что Бруно вполне серьезно отвечал:
— Разве что самую капельку — это ведь был такой замечательный фарфоровый человечек, — поспешно добавил он; малышу явно хотелось сменить тему.
— Ну, дети, пойдем! — позвал Король Эльфов, входя в кабинет. — Нам еще надо обо всем поговорить, а потом вам пора ложиться спать. — И с этими словами он увел было их, но, дойдя до двери, они обернулись и подбежали к Профессору, чтобы пожелать ему доброй ночи.
— Спокойной ночи, Профессор! Спите спокойно! — Бруно важно обменялся рукопожатиями с пожилым джентльменом, а Сильвия, наклонившись, поцеловала его в лоб.
Илл. Harry Furniss (1889).
— Доброй ночи, малютки! — отвечал Профессор. — А теперь ступайте к себе, чтобы поразмышлять о чем-нибудь. Я и сам ужасно люблю веселую компанию, но — кроме тех случаев, когда необходимо поразмышлять над какой-нибудь трудной темой. Что касается меня, — пробормотал он сонным голосом, когда мы вышли из кабинета, — что касается меня, то все время, пока я не болтаю с гостями, я размышляю над чем-нибудь.
— Что он говорит, Бруно? — поинтересовалась Сильвия, когда мы отошли подальше от дверей кабинета.
— Мне кажется, он сказал: «Все время, пока я не болею костями, я страдаю ревматизмом». — Что это там за стук?
Сильвия остановилась и испуганно прислушалась. Мы услышали звуки, похожие на сильный стук в дверь.
— Надеюсь, это не Дикобраз вырвался из клетки, а? — воскликнула она.
— Пошли скорей! — испугался Бруно. — Нечего нам здесь дожидаться!
.
____________________________________________________
Перевод Андрея Москотельникова (2009):
ГЛАВА XXIV
Возвращение Нищего
— Ваше Императорское Величество! — пропыхтел он. — Это снова тот самый Нищий! Прикажете спустить на него собак?
— Приведите его! — велел Император.
Канцлер ушам своим не поверил.
— Сюда, Ваше Императорское Величество? Правильно ли я понял…
— Приведите его сюда! — загремел Император.
Канцлер неуверенно попятился к двери, и спустя минуту столпившиеся посреди зала гости раздались в стороны, чтобы пропустить бедного старика.
Он и впрямь был достоин жалости: свисающие спереди и сзади лохмотья заляпаны грязью, седые волосы и длиннющая борода дико всклокочены — однако вошёл он твёрдым шагом, держась прямо, и в его манерах угадывалась привычка повелевать. Но самым неожиданным было то, что Сильвия и Бруно шли рядом с ним, вцепившись в его руки, и взглядывали ему в лицо с тихой любовью.
Все с любопытством посмотрели на Императора: как-то он примет дерзкого пришельца? Не отшвырнёт ли с ругательствами от ступеней своего помоста? Но нет! К их величайшему изумлению, Император упал перед ним на колени и промямлил, склонив голову: «Прости нас!»
— Прости нас! — тем же униженным тоном повторила Императрица, опускаясь на колени рядом с мужем.
Возвратившийся Изгнанник только улыбнулся.
— Встаньте! Я прощаю вас!
И тут присутствующие сделались свидетелями чудесного превращения, произошедшего со стариком-нищим, едва он произнёс эти слова. То, что все приняли поначалу за перепачканное грязью отвратительное тряпьё, в одно мгновение обернулось королевским одеянием, расшитым золотом и украшенным драгоценными камнями. Теперь все узнали его и в низком поклоне склонились перед Старшим братом, своим настоящим Правителем.
— Брат мой и сестра моя! — сказал Правитель звучным голосом, долетевшим до самых отдалённых уголков этого огромного зала. — Я пришёл не для того, чтобы помешать вашему веселью. Правь как Император, и правь мудро. Ибо сам я избран Королём Эльфов. Завтра я возвращаюсь туда, и всё оставляю вам — всё, кроме… кроме… — его голос дрогнул, и с невыразимой нежностью во взоре он молча возложил руки на головки двух уцепившихся за него малышей.
Но в следующий миг он возобладал над своими чувствами и кивком головы предложил Императору занять своё место во главе стола. Остальные гости тоже поспешили к столу, где нашлось даже место для Короля Эльфов. Дети уселись по обе стороны от него. Когда все успокоились, Лорд-Канцлер вновь встал, чтобы предложить следующий тост.
— Мой следующий тост — за виновника торжества! Что такое… Где он? — Вытаращив глаза, Канцлер оглядел стол. — Ну вот вам, пожалуйста! О Принце Уггуге вспомнил кто-нибудь?
— Ему сообщили о начале Банкета? — спросил Император.
— Несомненно! — заверил Канцлер. — Это было поручено Гофмаршалу.
— Выйти Гофмаршалу! — приказал Император.
Гофмаршал вышел из-за стола.
— Я посетил Его Имперскую Тучность, — начал оправдываться дрожащий придворный. — Я напомнил ему о Лекции и о Банкете…
— Дальше, дальше! — не выдержал Император, когда стало ясно, что несчастный не может говорить от страха.
— Его Имперская Тучность милостиво изволили надуться. Его Имперская Тучность милостиво изволили дать мне пощёчину. Его Имперская Тучность милостиво изволили сказать: «Не моя забота!»
— В каком виде вы нашли Его Имперскую Тучность? — спросил Император Гофмаршала.
— Его Имперская Тучность показался мне немного…
— Что немного?
Все затаили дыхание, стремясь не пропустить следующее слово.
— Немного КОЛЮЧИМ!
— Немедленно послать за ним! — воскликнул Император, и Гофмаршал пулей вылетел из зала.
Король Эльфов печально покачал головой.
— Бесполезно, — пробормотал он. — Бездушие и бесчувственность!
Бледный, дрожащий и потерявший дар речи приковылял назад Гофмаршал.
— Ну? — спросил Император. — Где же Принц?
— Легко догадаться, — сказал Профессор. — Его Имперская Тучность, несомненно, надел какой-то маскарадный костюм и входит в образ.
Бруно наморщил лоб от умственной натуги и поглядел на старичка.
— А что это значит?
Но Профессор пропустил вопрос мимо ушей. Он пристально вслушивался в ответы Гофмаршала.
— Умоляю Ваше Величество! Его Имперская Тучность… — но ничего больше Гофмаршал не в силах был произнести.
Император в сильнейшей тревоге вскочил на ноги.
— Скорее к нему!
Все ринулись вслед за ним к выходу.
Бруно тоже мигом выскочил из-за стола.
— Можно и нам? — нетерпеливо спросил он.
Но Король не отпустил его от себя, так как внимательно слушал объяснение Профессора:
— Входит в образ, Ваше Величество, не извольте беспокоиться.
— А можно мы тоже сбегаем посмотрим? — не отставал Бруно.
На этот раз Король уступил, и дети мигом убежали. Но спустя пару минут они медленно и печально вернулись.
— Ну, как? — спросил Король. — Что Принц?
— Он… он то, что вы и сказали, — ответил Бруно, взглянув на Профессора. — То трудное слово… Скажи, Сильвия!
— Дикобраз, — сказала Сильвия.
— Да нет же, — поправил её Профессор. — В образ, дитя моё, в образ.
— Нет, именно Дикобраз, — не согласилась Сильвия. — Вовсе даже не то слово. Хотите сами посмотреть? Там началась такая беготня по всему коридору!
Не тратя времени, мы поднялись из-за стола и поспешили вслед за детьми на лестницу. Меня совершенно не замечали, но я этому и не удивлялся, так как давно привык, что остаюсь для всех невидимым — даже для Сильвии с Бруно.
В коридоре возбуждённо толпились люди, заполонив проход в покои Принца и став причиной оглушающего гула; а на двери, ведущие в его покои, напирали трое здоровенных детин, изо всех сил стараясь не позволить им открыться, ибо какой-то громадный зверь беспрерывно бился о них с той стороны, и на секунду мы заметили, перед тем как дверь всё же удалось захлопнуть, свирепую морду с огромными налитыми кровью глазами и оскаленной пастью. Исторгаемые зверем звуки являли собой неслыханную смесь львиного рыка и бычьего рёва, а по временам он верещал, словно гигантский попугай.
— По голосу не определишь! — возбуждённо воскликнул Профессор. — Так кто же там? — И он подёргал за рукав детину у дверей.
— Дикобраз! Принц Уггуг превратился в Дикобраза!
— Отличный Образец для моей Лекции! — обрадовался Профессор. — Позвольте пройти. Нужно немедленно наклеить на него бирку!
В ответ здоровяки отпихнули его подальше от дверей.
— Тоже скажете, бирку! — закричали они на него. — Хотите, чтобы вас съели?
— Оставьте ваши Образцы, Профессор! — сказал Император, продираясь сквозь толпу. — Лучше скажите, как нам его сдержать?
— Клетка! Клетка, да побольше! — мигом нашёлся Профессор. — Подайте большую клетку, — обратился он к толпе, — с толстыми стальными прутьями и опускной решёткой — как в мышеловке! Есть у кого-нибудь с собой такая клетка?
Обычно таких вещей люди с собой не носят, однако требуемую клетку ему тут же предоставили; как же странно она выглядела в этом коридоре!
— Разверните её входом к дверям, и поднимите опускную решётку!
Приказ был тотчас выполнен.
— Набросьте на неё мои покрывала! — продолжал командовать Профессор. — Ах, ах! Какой любопытный Эксперимент!
Тотчас появилась груда покрывал, и не успел Профессор дать команду, как ими наглухо занавесили клетку со всех сторон. Затем толпа раздалась в обе стороны от дверей, образовав тёмный проход, ведущий прямиком ко входу в клетку.
— Открыть двери!
Но этого даже не пришлось исполнять — трое детин всего только отскочили от дверей, и она сама распахнулась от удара ужасного чудовища, которое, издав вопль, похожий на свист паровой машины, ринулось в клетку.
— Опустить решётку!
Раз — и готово; общий вздох облегчения, когда засов был надёжно задвинут.
Профессор потёр руки, радуясь, словно ребёнок.
— Эксперимент прошёл успешно! — объявил он. — Теперь нужно только кормить его три раза в день перетёртой морковью и…
— Об этом мы сами позаботимся, — перебил Император. — Прошу всех в Пиршественный зал. Ведите нас, брат. — И старый Король, сопровождаемый детьми, повёл всех вниз по лестнице.
— Такова судьба того, кто никогда никого не любил, — сказал он Бруно, когда все вновь расселись за столом. На что Бруно ответил:
— Я всегда любил Сильвию, поэтому я никогда не сделаюсь таким колючим!
— Да, уж он колючий! — отозвался Профессор, услыхавший последние слова. — Но мы не должны забывать, что хоть он и Дикобраз, но королевских кровей! Как закончится наше пиршество, я сделаю Принцу Уггугу небольшой подарок — просто, знаете ли, чтобы его утешить. Ведь не каждому понравиться жить в клетке.
— А какой вы сделаете ему подарок? — спросил Бруно.
— Блюдечко перетёртой моркови, — ответил Профессор. — Что касается подарков ко Дню рождения, то мой девиз — дешевизна! По моим подсчётам, я экономлю сорок фунтов в год, даря… ой! Вот это приступ!
— Что с вами? — испуганно спросила Сильвия.
— Мой старый враг! — простонал Профессор. — Люмбаго… ревматизм… вот что со мной. Мне нужно пойти немного полежать. — И он заковылял из зала, с сожалением оглядываясь на детишек.
— Ничего, ему скоро полегчает! — весело сказал Король Эльфов. — Братец! — обратился он к Императору. — Мне ещё нужно решить с тобой одно дело; Императрица присмотрит за детьми. — И два брата направились из зала, взяв друг друга под руку.
Императрица вскоре убедилась, что дети — не слишком весёлая компания. Они ни о чём не могли говорить, кроме как о «милом Профессоре», о том, «как жаль, что он заболел», пока она в конце концов не догадалась предложить им пойти его проведать.
Дети тут же схватили её за руки, стоило ей протянуть их, и мы направились в кабинет Профессора, где нашли его лежащим на диване. Он укрылся своими покрывалами и читал маленькую книжицу.
— Комментарии к Третьему тому, — промямлил он, взглянув на нас. А на столике возле его дивана лежала та самая книга, которую он искал, когда я впервые его увидел.
— Как вы себя чувствуете, Профессор? — спросила Императрица, склоняясь над немощным старцем.
Профессор поднял на неё взгляд и слабо улыбнулся.
— Как и всегда — преданным слугой Вашего Величества! — тихим голосом произнёс он. — Мной движет не Немощь, но Преданность!
— Как мило! — воскликнула Императрица со слезами в голосе. — Редко от кого услышишь нечто столь же прекрасное — даже на Валентинов день!
— Мы можем взять вас с собой на берег моря, — с чувством сказала ей Сильвия. — Вам это тоже покажется прекрасным! И Море такое огромное!
— Гора ещё огромнее! — сказал Бруно.
— И что в Море такого огромного? — спросил Профессор. — Его запросто можно влить в чайную чашку!
— Что вы, только чуть-чуть! — возразила Сильвия.
— Просто вам понадобится то или иное количество чашек, чтобы влить его целиком. Куда только денется его величие! Теперь что касается Горы: её целиком можно перевезти на тачке в другое место — за то или иное количество лет.
— Да, величия тут нету — в кусочках горы, перевозимых тачкой, — согласилась Сильвия.
— Но ведь потом все эти кусочки всё равно сложат вместе… — начал было Бруно.
— Вот станешь постарше, — сказал ему Профессор, — так поймёшь, что не так-то просто складывать горы заново! Век живи, век учись!
— А разве это обязательно нужно делать кому-то одному? — спросил Бруно. — Я бы мог жить, а Сильвия — учиться.
— Я не смогу учиться, если не буду жить! — возразила Сильвия.
— Зато я смогу жить, если не буду учиться! — возразил Бруно. — Давай, Сильвия, испытай меня!
— Да нет же, — вмешался сбитый с толку Профессор. — Я имел в виду, что… что… что девизом умного человека должно быть: «Я знаю, что ничего не знаю».
— Но я знаю то, что я знаю! — не унимался маленький сорванец. — А я уже так много всего знаю! Всё, кроме того, чего я не знаю. А Сильвия знает всё остальное.
Профессор вздохнул и отказался от дальнейшего спора.
— Жил однажды на свете один Буджум… — начал он какую-то новую сказку, но сразу же замолчал. — Окончание этой сказки я забыл, — признался он спустя минуту. — А ведь из неё можно было извлечь Урок. Но я, кажется, и его забыл!
— Тогда я расскажу вам сказку! — выпалил Бруно и торопливо начал. — Жили-были Кузнечик, Сорока и Машинист паровоза. А урок такой: кто рано встаёт…
— Так рассказывать — ни капельки не интересно! — презрительно махнула рукой Сильвия. — Нельзя так быстро извлекать Урок!
— Когда это ты сочинил эту сказку? — спросил Профессор. — На прошлой неделе?
— Не-а. Немножко ближее. Попробуйте снова!
— Не могу догадаться, — сказал Профессор. — Так когда же?
— А она вообще ещё не сочинена! — с торжеством воскликнул Бруно. — Но одну отличную сказку я уже сочинил. Рассказать?
— Только если ты сочинил до конца, — сказала Сильвия. — А Урок в ней пусть будет такой: «Не получается — начни сначала!»
— Нет уж, — решительно заявил Бруно. — Урок будет такой: «Никогда не начинай сначала!» Жил-был один красивый китайский болванчик, который стоял на каминной полке. Стоял он, стоял… И в один прекрасный день свалился. Но он ничего-ничего себе не побил. Ему захотелось попробовать ещё раз. И когда он свалился во второй раз, то крепко пострадал — у него весь лак облупился.
— Но как же он взобрался на каминную полку после первого падения? — спросила Императрица. (Это был первый разумный вопрос в её жизни.)
— А я его туда поставил, — ответил Бруно.
— Мне кажется, я кое-что подозреваю насчёт его падений, — сказал Профессор. — Не ты ли его и столкнул?
На что Бруно со всем достоинством ответил:
— Я только чуть-чуть его пододвинул — но это был такой красивый китайский болванчик, — торопливо добавил он, страстно желая сменить тему.
— Дети мои, ко мне! — раздался голос Короля Эльфов, который входил в комнату. — Нам нужно немного поговорить, прежде чем вы отправитесь спать. — И он увёл их за собой, но у самых дверей они выпустили его руки и бросились назад, чтобы проститься с милым Профессором.
— Доброй ночи, Профессор! — Бруно с важным видом пожал Профессору руку, которую тот протянул мальчику, глядя на него с улыбкой, полной любви, а Сильвия в то же самое время наклонилась, чтобы коснуться своими нежными губами старческого лба.
— Доброй ночи, детишки! — сказал Профессор. — Перед сном я ещё кое над чем поразмышляю. Обычно я весь день веселюсь, но иногда мне приходится поразмышлять над каким-нибудь очень трудным вопросом. Мною движет… — пробормотал он, отчаянно зевая, когда мы покидали комнату, — мною движет не Бес-в-ребро, но Рвение Мысли!
— О чём это он, Бруно? — спросила Сильвия, когда мы были вне пределов слышимости.
— Мне кажется, он имел в виду, что у него не Ребро сломано, а Разрыв Мышцы. Ой, это что за стук, Сильвия?
Сильвия замерла и с беспокойством прислушалась. Было похоже, словно кто-то колотит в дверь.
— Только бы не Дикобраз! — воскликнула она. — Вдруг он вырвался на свободу?
— Бежим! — приказал Бруно. — Нечего нам тут ждать!
.
____________________________________________________
Пересказ Александра Флори (2001, 2011):
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НИЩИЙ ВОЗВРАЩАЕТСЯ
– Ваше императорское величество! – начал канцлер. – Это опять старый Нищий. Прикажете спустить собак?
– Введите его! – приказал император.
– Ваше величество! – канцлер подумал, что ослышался. – Вы изволите приказывать…
– Введите его! – прогремел император.
Канцлер отшатнулся и опрометью кинулся к выходу.
Вскоре толпа придворных раздалась, и бедный старый Нищий вошел в банкетный зал.
Это был задрипанный субъект в лохмотьях и со всклокоченной бородой. Но он выступал величаво, с прямой спиной, а Сильви и Бруно шли рядом, держа его за руки и глядя на него с любовью.
Собравшиеся с любопытством выжидали: что сделает император с этим наглым пришельцем. Но к их изумлению император опустился на колени и пролепетал, не поднимая глаз:
– Простите нас, пожалуйста, мы больше не будем.
– Не будем, – подтвердила императрица, также бухаясь на колени подле супруга.
Нищий улыбнулся и провозгласил:
– Поднимитесь! Я прощаю вас.
И окружающие вдруг обнаружили, что у них был обман зрения. За мерзкие лохмотья они приняли королевский наряд, расшитый золотом и драгоценными камнями. Теперь по этому наряду все его узнали и пали перед Старшим Братом императора ниц.
– Брат и сестра! – начал громовым голосом Правитель. – Чтобы не смущать вас, я уезжаю. Брат, исправляй свою должность, но сначала постарайся исправиться сам. Поскольку я избран королем Фейляндии, то завтра я отбываю туда. Я ничего не возьму с собой, кроме… – его голос затрепетал, и Король возложил ладони на головы детей, уцепившихся за него.
Впрочем, он через мгновение опомнился и подозвал императора. Все вернулись на свои места за столом. На почетные места сели Король и его дети. Лорд-канцлер провозгласил следующий тост:
– Выпьем за виновника торжества! Кстати, почему его нет?
– Боже мой! – воскликнул император. – Ведь мы забыли про принца Жаборонка! А разве ему не было сказано о банкете?
– Как же-с! – воскликнул Канцлер. – Ему должны были сказать-с. Это обязанность Гофмаршала Золотого Жезла.
– А ну подать сюда этого Золотого Жезла! – мрачно взрычало его величество.
Трясущийся Гофмаршал предстал перед ним.
– Я, с вашего позволения, посетил их жирное высочество и сказал ему и о банкете, и о лекции…
Он замолчал, явно не зная, как продолжать. Следовало подсказать ему, что император и сделал:
– Продолжайте.
– Их жирное высочество милостиво соизволили перекукситься. Они дали мне плюшку, пардон, они дали мне плюху и объявили, что «нам недосуг».
– Вам? – спросил император.
– Нет, им, – пояснил Гофмаршал. – Им недосуг.
– По-моему, как раз наоборот, – сказала Сильви брату.
– Я полагаю, – сказал Профессор, – здесь имеет место qui pro quo, ложное отождествление.
Дети озадаченно воззрились на него.
– Жили два брата-близнеца – Досуг и не Досуг. Тот, который был Досуг, пытался убить Время, но был пойман и пожизненно посажен в тюрьму не Досуг – по ошибке, разумеется. И теперь Досуг вынужден всем говорить, что он – это не он.
– Спасибо, – сказала Сильви. – Прямо по полочкам все разложили.
– Ну, предположим, не всё… – скромно потупился Профессор. – Есть еще два-три нюанса…
– Как вы нашли их жирное высочество? – спросил император Гофмаршала.
– Да их не надо было особо искать, – ответил Золотой Жезл.
– Не в том смысле! – крикнул император. – Как он вам показался?
– Да никак! – сказал Гофмаршал. – Я как дверь открыл, так его сразу и увидел.
– Но каким он вам показался? – завопил император.
– Так сразу и не скажешь, – замялся Гофмаршал. – Он ощетинился, вот что. Прямо вылитая свинья.
– Тащите его сюда! – крикнул император. – Немедленно!
И Золотой Жезл испарился.
А Король Эльфов печально покачал головой:
– Ничего не получится. Он был лишен любви.
Тем временем вернулся Золотой Жезл. У него от страха зуб на зуб не попадал.
– Итак, – спросил император, – принц не соизволил явиться. Интересно, не до чего ему теперь?
– Я бы мог высказать одно предположение, – пробормотал Профессор.
– Какое же? – спросил Бруно.
Однако Профессор не ответил. Ему было интересно, что скажет Золотой Жезл. Но тот смог выговорить только:
– Их жирное высочество…
– Идемте к нему! – воскликнула императрица.
Она ринулась к двери, остальные за ней. Бруно спрыгнул со стула:
– Может, и нам пойти? Интересно же все-таки!
Профессор в это время говорил королю:
– Стал похож на свинью, видите ли… А раньше не был похож?
– Папа! Можно мы пойдем? – спросил Бруно.
Король кивнул, и дети убежали.
Вернулись они минуты через две.
– Ну, и что там с Жаборонком? – спросил король.
– Он, – Бруно стал подыскивать слово… – В общем, он совершенно оскотинился…
– В каком смысле? – спросил Профессор, улыбаясь. – В переносном?
– Нет, в прямом, – ответила Сильви. – Он стал свиньей. Вы сами можете пойти и посмотреть.
– А если надо, захватите очки, – не очень вежливо добавил Бруно.
И мы бросились следом за детьми. (Я говорю «мы», потому что и я там был, только меня никто не видел, даже Сильви и Бруно.) По коридору сновало множество людей. А из комнаты Жаборонка доносился какой-то невообразимый рев.
– Это ни на что не похоже, – констатировал Профессор.
На дверь навалились три Голиафа и пытались ее удержать, но тщетно. Она все время приоткрывалась. И вдруг мы увидели громадную голову какого-то чудовища. Его глаза горели, и оно клацало жуткими зубами.
И все присутствующие хором констатировали:
– Это свинья. Принц Жаборонок превратился в совершенную свинью.
– Какой интересный экземпляр! – умиленно сказал Профессор. – Пропустите, я должен его немедленно классифицировать.
Но Голиафы вежливо посоветовали ему отойти куда-нибудь подальше:
– Тоже, нашли время! Хотите, чтобы эта тварь вас съела?
– Выбросьте это из головы, Профессор, – крикнул император. – Скажите лучше, что делать с этой скотиной.
– Ее нужно посадить в клетку! – сообразил Профессор. – Нужна огромная клетка со стальными прутьями. У кого из вас найдется таковой предмет, господа?
Нельзя сказать, чтобы «господа» носили с собой подобные предметы. Но кто-то вспомнил, что в галерее стоит нечто похожее. Этот предмет оказался там абсолютно случайно. Клетку тотчас же принесли.
– Ставьте ее сюда! – приказал Профессор.
Мгновение спустя это было исполнено.
– Одеяла! – крикнул Профессор, как будто на операции. – О, какой это будет эксперимент! Нечто невиданное в Европе!
Тут же появилась груда одеял. Их развернули и развесили, как ширмы, по кругу. Профессор мгновенно расположил их в два ряда, организовав темный тоннель от двери прямо ко входу в клетку.
– Открываем! – объявил Профессор.
Вот это, возможно, было сделано зря! Три Атланта отпрянули от двери, и мерзопакостное чудовище выскочило из комнаты. Ревмя ревя, как паровоз, оно понеслось в клетку.
– Опускайте решетку! – велел Профессор.
Решетка упала, и перед публикой предстал монстр, заключенный в клетку.
Все вздохнули с облегчением.
Профессор захлопал в ладоши.
– Отлично, отлично! Теперь нужно только три раза в день кормить его морковкой, нашинкованной…
– Об этом не беспокойтесь! – прервал его император. – Лучше вернемся на банкет. Брат мой, вы пойдете впереди?
И величественный старец, сопровождаемый детьми, стал во главе процессии спускаться по лестнице. Когда они вернулись на места, отец обратился к Бруно:
– И так будет с каждым, кто никого не любит.
Бруно преспокойно ответил:
– А я всегда обожал Сильви, поэтому я никогда не стану свиньей.
– Он, конечно, большая свинья, – вмешался Профессор, – но, как-никак, королевской породы. К тому же, у него сегодня день рождения.
– И что вы ему хотите подарить? – спросил Бруно.
– Тарелку моркови, – сказал Профессор. – Причем не слишком большую. Мой девиз: «Экономия должна быть экономной!», а так мы сэкономим сорок фунтов в год. О дьявол! – вдруг простонал он, хватаясь за поясницу.
– Что с вами? – спросила Сильви.
– Меня схватил мой старый враг Ишиас. Мне нужно прилечь.
Дети посмотрели на него с участием и удивлением, а Бруно даже попытался заглянуть ему за спину в поисках этого жуткого Ишиаса, но никого так и не увидел. А Профессор, прихрамывая, удалился.
– Он скоро вернется, – заверил всех король эльфов. – Брат, нам нужно поговорить. За детьми посмотрит императрица.
И братья вышли. Нельзя сказать, что императрица с восторгом осталась в обществе детей. Особенно если учесть, что они были в состоянье обсуждать только две темы: «Бедный Профессор!» и «Когда же он, наконец, вернется?». Она не выдержала и сказала:
– А давайте его навестим.
Дети схватили ее за обе руки и потащили в комнату Профессора. Он лежал на диване, накрывшись пледом, и читал какой-то манускрипт.
– Это комментарий к третьему тому, – пояснил он вошедшим.
– Ну, и как вы, Профессор? – проявила участие к больному императрица.
– Как всегда, ваше величество! – через силу улыбнулся Профессор. – Это не Ишиас, это Жуть!
– Ну, вот и прекрасно, – ухмыльнулась императрица. – Я рада, что диагноз не подтвердился, и это не Ишиас. Это известие такое же приятное, прямо я не знаю, с чем это сравнить… Разве что с днем святого Валентина.
– Вам нужно поехать с нами на море, – нежно сказала Сильви. – Море – такое великолепное!
– Гора великолепнее, – возразил Бруно.
– В известном смысле они одинаковы, – заметил Профессор. – В них обоих нет ничего особо великолепного. Море, например, можно вычерпать чашкой.
– Чашкой?!! – усомнилась Сильви. – Это вряд ли.
– Ну, хорошо, – согласился Профессор. – Несколькими чашками. Черпайте несколькими чашками несколько лет – и где эти ваши великолепные моря? И с горами то же самое. Вы их можете по камешку развести тачками за несколько лет. Разве это великолепно?
– Пожалуй, нет, – согласилась Сильви. – Камешки в тачке – это действительно не великолепно.
– А если их снова свалить в кучу? – предложил Бруно. – Тогда как?
– В принципе, это могло бы выглядеть великолепно, – ответил ученый, – если бы можно было сложить из них новые горы. Но когда вы станете постарше, вы узнаете, это невозможно. А отсюда мораль: век живи – век учись.
– А можно это поделить на двоих? – поинтересовался Бруно. – Век жить буду я, а век учиться – Сильви?
– Размечтался! – откликнулась Сильви. – А как я, по-твоему, смогу учиться, если не буду жить?
– А как я могу жить и не учиться? – парировал Бруно. – Главное попробовать.
– Я не то имел в виду, – пояснил Профессор. – Я хотел сказать, что вы еще далеко не всё знаете.
– Это как посмотреть, – возразил нахальный юноша. – Я знаю всё, что знаю. А Сильви знает всё остальное.
– Да? – изумился Профессор. – Тогда не объясните ли вы мне, как выглядит Мымр?
– Он серый, невзрачный… – начала Сильви. – Нет, очень трудно описать. Он такой неуловимый.
– Это Мымра так выглядит, – возразил Профессор.
– Какая разница! – довольно нагло заявил Бруно. – Что он, что она выглядят одинаково .
– Отнюдь! – сказал Профессор. – Мымр – это совершенно особое существо. Я вам расскажу про него историю. Жил на свете Мымр… А дальше не помню. В этой истории была даже какая-то мораль, и очень существенная, но какая – тоже забыл.
– Да я знаю эту вашу историю, – подхватил Бруно. – И сам могу ее рассказать. Жил-был на свете Мымр. Но однажды на него поехали охотиться Брандмейстер, Банкомет, Бобр и кто-то еще… не помню. А мораль этой истории: раньше начнешь – раньше кончишь.
– Это да! – съязвила Сильви. – Не успел ты начать, как дошел до морали.
– Когда вы сочинили эту историю, Бруно? – просил Профессор. – На прошлой неделе?
– А вот и нет! – сказал Бруно. – Спорим, с трех раз не отгадаете!
– А я и не буду, – ответил Профессор. – Я просто спрошу: когда вы ее сочинили?
– Никогда! – торжествующе объявил Бруно. – Я ее вообще пока не сочинил. Но зато я придумал вместо нее одну ма-аленькую побасёнку. Хотите, расскажу?
– А может, сразу мораль? – предложила Сильви. – Лучше меньше, да лучше.
– Но там совсем другая мораль! – возмутился Бруно. – Не «лучше меньше, да лучше». Короче, слушайте. Жил-был один фарфоровый человечек. Он стоял на каминной полке. Долго стоял, а потом прыгнул вниз, но не разбился. Тогда он прыгнул еще раз и опять не разбился. Ему так это понравилось, что он прыгнул снова, но ударился о каминную решетку, и от него откололся здоровенный кусок лака.
– Погодите, – сказала императрица, – но как же он вернулся на полку после первого прыжка?
Возможно, это было первое в жизни умное замечание.
– А это я его туда поставил, – простодушно ответил Бруно.
– А может, не только поставили? – спросил Профессор. – Может, вы еще помогли ему оттуда спрыгнуть?
– Для чево мне было ему помогать? – сказал Бруно уклончиво. – Он и без меня мог сверзиться.
Тут в комнату вошел Король Эльфов.
– Ну, дети, – сказал он. – Вам пора спать, а мы с Профессором побеседуем, как добрые друзья.
Дети подбежали к Профессору и пожелали ему спокойной ночи.
– Доброй ночи, друзья мои, – сонным голосом сказал Профессор. – А я поговорю с вашим отцом и займусь медитацией.
Когда дети вышли, Сильви спросила:
– Чем он собирается заниматься?
– Чем-то вроде медицины, – ответил Бруно. – А что там гремит?
Сильви тревожно прислушалась. Стук был такой, как будто кто-то пинал дверь.
– Может быть, та самая свинья в клетке? – предположила она. – Надеюсь, она не выберется.
Бруно поежился:
– Пошли. Нам тут выжидать нечево!
.
____________________________________________________
***