«Сильвия и Бруно» — Глава 18: ЧУДАКИНГ-СТРИТ, 40

Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»

<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>

sylvie_furniss_35
Рис. Harry Furniss (1889).

 

ОРИГИНАЛ на английском (1889):

CHAPTER 18.
QUEER STREET, NUMBER FORTY.

Lady Muriel was the speaker. And, for the moment, that was the only fact I could clearly realise. But how she came to be there and how I came to be there—and how the glass of champagne came to be there—all these were questions which I felt it better to think out in silence, and not commit myself to any statement till I understood things a little more clearly.

‘First accumulate a mass of Facts: and then construct a Theory.’ That, I believe, is the true Scientific Method. I sat up, rubbed my eves, and began to accumulate Facts.

A smooth grassy slope, bounded, at the upper end, by venerable ruins half buried in ivy, at the lower, by a stream seen through arching trees—a dozen gaily-dressed people, seated in little groups here and there—some open hampers—the debris of a picnic—such were the Facts accumulated by the Scientific Researcher. And now, what deep, far-reaching Theory was he to construct from them? The Researcher found himself at fault. Yet stay! One Fact had escaped his notice. While all the rest were grouped in twos and in threes, Arthur was alone: while all tongues were talking, his was silent: while all faces were gay, his was gloomy and despondent. Here was a Fact indeed! The Researcher felt that a Theory must be constructed without delay.

Lady Muriel had just risen and left the party. Could that be the cause of his despondency? The Theory hardly rose to the dignity of a Working Hypothesis. Clearly more Facts were needed.

The Researcher looked round him once more: and now the Facts accumulated in such bewildering profusion, that the Theory was lost among them. For Lady Muriel had gone to meet a strange gentleman, just visible in the distance: and now she was returning with him, both of them talking eagerly and joyfully, like old friends who have been long parted: and now she was moving from group to group, introducing the new hero of the hour: and he, young, tall, and handsome, moved gracefully at her side, with the erect bearing and firm tread of a soldier. Verily, the Theory looked gloomy for Arthur! His eye caught mine, and he crossed to me.

«He is very handsome,» I said.

«Abominably handsome!» muttered Arthur: then smiled at his own bitter words. «Lucky no one heard me but you!»

«Doctor Forester,» said Lady Muriel, who had just joined us, «let me introduce to you my cousin Eric Lindon Captain Lindon, I should say.»

Arthur shook off his ill-temper instantly and completely, as he rose and gave the young soldier his hand. «I have heard of you,» he said. «I’m very glad to make the acquaintance of Lady Muriel’s cousin.»

«Yes, that’s all I’m distinguished for, as yet!» said Eric (so we soon got to call him) with a winning smile. «And I doubt,» glancing at Lady Muriel, «if it even amounts to a good-conduct-badge! But it’s something to begin with.»

«You must come to my father, Eric,» said Lady Muriel. «I think he’s wandering among the ruins.» And the pair moved on.

The gloomy look returned to Arthur’s face: and I could see it was only to distract his thoughts that he took his place at the side of the metaphysical young lady, and resumed their interrupted discussion.

«Talking of Herbert Spencer,» he began, «do you really find no logical difficulty in regarding Nature as a process of involution, passing from definite coherent homogeneity to indefinite incoherent heterogeneity?»

Amused as I was at the ingenious jumble he had made of Spencer’s words, I kept as grave a face as I could.

No physical difficulty,» she confidently replied: «but I haven’t studied Logic much. Would you state the difficulty?»

«Well,» said Arthur, «do you accept it as self-evident? Is it as obvious, for instance, as that ‘things that are greater than the same are greater than one another’?»

«To my mind,» she modestly replied, «it seems quite as obvious. I grasp both truths by intuition. But other minds may need some logical—I forget the technical terms.»

«For a complete logical argument,» Arthur began with admirable solemnity, «we need two prim Misses—»

«Of course!» she interrupted. «I remember that word now. And they produce—?»

«A Delusion,» said Arthur.

«Ye—es?» she said dubiously. «I don’t seem to remember that so well. But what is the whole argument called?»

«A Sillygism?

«Ah, yes! I remember now. But I don’t need a Sillygism, you know, to prove that mathematical axiom you mentioned.»

«Nor to prove that ‘all angles are equal’, I suppose?»

«Why, of course not! One takes such a simple truth as that for granted!»

Here I ventured to interpose, and to offer her a plate of strawberries and cream. I felt really uneasy at the thought that she might detect the trick: and I contrived, unperceived by her, to shake my head reprovingly at the pseudo-philosopher. Equally unperceived by her, Arthur slightly raised his shoulders, and spread his hands abroad, as who should say «What else can I say to her?» and moved away, leaving her to discuss her strawberries by ‘involution,’ or any other way she preferred.

By this time the carriages, that were to convey the revelers to their respective homes, had begun to assemble outside the Castle-grounds: and it became evident—now that Lady Muriel’s cousin had joined our party that the problem, how to convey five people to Elveston, with a carriage that would only hold four, must somehow be solved.

The Honorable Eric Lindon, who was at this moment walking up and down with Lady Muriel, might have solved it at once, no doubt, by announcing his intention of returning on foot. Of this solution there did not seem to be the very smallest probability.

The next best solution, it seemed to me, was that I should walk home: and this I at once proposed.

«You’re sure you don’t mind?’, said the Earl. «I’m afraid the carriage wont take us all, and I don’t like to suggest to Eric to desert his cousin so soon.»

«So far from minding it,» I said, «I should prefer it. It will give me time to sketch this beautiful old ruin.»

«I’ll keep you company,» Arthur suddenly said. And, in answer to what I suppose was a look of surprise on my face, he said in a low voice, «I really would rather. I shall be quite de trop in the carriage!»

«I think I’ll walk too,» said the Earl. «You’ll have to be content with Eric as your escort,» he added, to Lady Muriel, who had joined us while he was speaking.

«You must be as entertaining as Cerberus—’three gentlemen rolled into one’—» Lady Muriel said to her companion. «It will be a grand military exploit!»

«A sort of Forlorn Hope?» the Captain modestly suggested.

«You do pay pretty compliments!» laughed his fair cousin. «Good day to you, gentlemen three—or rather deserters three!» And the two young folk entered the carriage and were driven away.

«How long will your sketch take?» said Arthur.

«Well,» I said, «I should like an hour for it. Don’t you think you had better go without me? I’ll return by train. I know there’s one in about an hour’s time.»

«Perhaps that would be best,» said the Earl. «The Station is quite close.»

So I was left to my own devices, and soon found a comfortable seat, at the foot of a tree, from which I had a good view of the ruins.

«It is a very drowsy day,» I said to myself, idly turning over the leaves of the sketch-book to find a blank page. «Why, I thought you were a mile off by this time!» For, to my surprise, the two walkers were back again.

«I came back to remind you,» Arthur said, «that the trains go every ten minutes—»

«Nonsense!» I said. «It isn’t the Metropolitan Railway!»

«It is the Metropolitan Railway,» the Earl insisted. «‘This is a part of Kensington.»

«Why do you talk with your eyes shut?» said Arthur. «Wake up!»

«I think it’s the heat makes me so drowsy,» I said, hoping, but not feeling quite sure, that I was talking sense. «Am I awake now?»

«I think not, «the Earl judicially pronounced. «What do you think, Doctor? He’s only got one eye open!»

«And he’s snoring like anything!» cried Bruno. «Do wake up, you dear old thing!» And he and Sylvie set to work, rolling the heavy head from side to side, as if its connection with the shoulders was a matter of no sort of importance.

And at last the Professor opened his eyes, and sat up, blinking at us with eyes of utter bewilderment. «Would you have the kindness to mention,» he said, addressing me with his usual old-fashioned courtesy, «whereabouts we are just now and who we are, beginning with me?»

I thought it best to begin with the children. «This is Sylvie. Sir; and this is Bruno.»

«Ah, yes! I know them well enough!» the old man murmured. «Its myself I’m most anxious about. And perhaps you’ll be good enough to mention, at the same time, how I got here?»

«A harder problem occurs to me,» I ventured to say: «and that is, how you’re to get back again.»

«True, true!» the Professor replied. «That’s the Problem, no doubt. Viewed as a Problem, outside of oneself, it is a most interesting one.
Viewed as a portion of one’s own biography, it is, I must admit, very distressing!» He groaned, but instantly added, with a chuckle, «As to myself, I think you mentioned that I am—»

«Oo’re the Professor!» Bruno shouted in his ear. «Didn’t oo know that? Oo’ve come from Outland! And it’s ever so far away from here!»

The Professor leapt to his feet with the agility of a boy. «Then there’s no time to lose!» he exclaimed anxiously.
«I’ll just ask this guileless peasant, with his brace of buckets that contain (apparently) water, if he’ll be so kind as to direct us. Guileless peasant!» he proceeded in a louder voice. «Would you tell us the way to Outland?»

The guileless peasant turned with a sheepish grin. «Hey?» was all he said.

«The way—to—Outland!» the Professor repeated.

The guileless peasant set down his buckets and considered. «Ah dunnot—»

«I ought to mention,» the Professor hastily put in, «that whatever you say will be used in evidence against you.»

The guileless peasant instantly resumed his buckets. «Then ah says nowt!» he answered briskly, and walked away at a great pace.

The children gazed sadly at the rapidly vanishing figure. «He goes very quick!» the Professor said with a sigh. «But I know that was the right thing to say. I’ve studied your English Laws. However, let’s ask this next man that’s coming. He is not guileless, and he is not a peasant—but I don’t know that either point is of vital importance.»

It was, in fact, the Honourable Eric Lindon, who had apparently fulfilled his task of escorting Lady Muriel home, and was now strolling leisurely up and down the road outside the house, enjoying; a solitary cigar.

«Might I trouble you, Sir, to tell us the nearest way to Outland!» Oddity as he was, in outward appearance, the Professor was, in that essential nature which no outward disguise could conceal, a thorough gentleman.

And, as such, Eric Lindon accepted him instantly. He took the cigar from his mouth, and delicately shook off the ash, while he considered. «The name sounds strange to me,» he said. «I doubt if I can help you?’

«It is not very far from Fairyland,» the Professor suggested.

Eric Lindon’s eye-brows were slightly raised at these words, and an amused smile, which he courteously tried to repress, flitted across his handsome face: «A trifle cracked!» he muttered to himself. «But what a jolly old patriarch it is!» Then he turned to the children. «And ca’n’t you help him, little folk?» he said, with a gentleness of tone that seemed to win their hearts at once. «Surely you know all about it?

    ‘How many miles to Babylon?
Three-score miles and ten.
Can I get there by candlelight?
Yes, and back again!'»

To my surprise, Bruno ran forwards to him, as if he were some old friend of theirs, seized the disengaged hand and hung on to it with both of his own: and there stood this tall dignified officer in the middle of the road, gravely swinging a little boy to and fro, while Sylvie stood ready to push him, exactly as if a real swing had suddenly been provided for their pastime.

«We don’t want to get to Babylon, oo know!» Bruno explained as he swung.

«And it isn’t candlelight: it’s daylight!» Sylvie added, giving the swing a push of extra vigour, which nearly took the whole machine off its balance.

By this time it was clear to me that Eric Lindon was quite unconscious of my presence. Even the Professor and the children seemed to have lost sight of me: and I stood in the midst of the group, as unconcernedly as a ghost, seeing but unseen.

«How perfectly isochronous!» the Professor exclaimed with enthusiasm. He had his watch in his hand, and was carefully counting Bruno’s oscillations. «He measures time quite as accurately as a pendulum!»

«Yet even pendulums,» the good-natured young soldier observed, as he carefully released his hand from Bruno’s grasp, «are not a joy for ever! Come, that’s enough for one bout, little man!’ Next time we meet, you shall have another. Meanwhile you’d better take this old gentleman to Queer Street, Number—»

«We’ll find it!» cried Bruno eagerly, as they dragged the Professor away.

«We are much indebted to you!» the Professor said, looking over his shoulder.

«Don’t mention it!» replied the officer, raising his hat as a parting salute.

«What number did you say!» the Professor called from the distance.

The officer made a trumpet of his two hands. «Forty!» he shouted in stentorian tones. «And not piano, by any means!» he added to himself. «It’s a mad world, my masters, a mad world!» He lit another cigar, and strolled on towards his hotel.

«What a lovely evening!» I said, joining him as he passed me.

«Lovely indeed,» he said. «Where did you come from? Dropped from the clouds?»

«I’m strolling your way,» I said; and no further explanation seemed necessary.

«Have a cigar?»

«Thanks: I’m not a smoker.»

«Is there a Lunatic Asylum near here?»

«Not that I know of.»

«Thought there might be. Met a lunatic just now. Queer old fish as ever I saw!»

And so, in friendly chat, we took our homeward ways, and wished each other ‘good-night’ at the door of his hotel.

Left to myself, I felt the ‘eerie’ feeling rush over me again, and saw, standing at the door of Number Forty, the three figures I knew so well.

«Then it’s the wrong house?» Bruno was saying.

«No, no! It’s the right house,» the Professor cheerfully replied: «but it’s the wrong street. That’s where we’ve made our mistake! Our best plan, now, will be to—»

It was over. The street was empty, Commonplace life was around me, and the ‘eerie’ feeling had fled.

.

 

 

____________________________________________________

Перевод Андрея Голова (2002):

Глава восемнадцатая
ЧУДАКИНГ-СТРИТ, 40

Это произнесла леди Мюриэл. В тот миг это было единственное, что я понял. Но как она оказалась здесь — да и как я сам здесь оказался и откуда взялся тот самый бокал шампанского, — над всеми этими вопросами мне предстояло хорошенько поразмыслить и не делать поспешных выводов до тех пор, пока мне все не станет понятно.

«Сначала следует собрать массу Фактов, и только потом строить из них некую Теорию» — вот, на мой взгляд, по-настоящему научный подход к делу. Итак, решено. Я сел, протер глаза и принялся собирать Факты.

Пологий, поросший травой склон, на вершине которого красуются живописные развалины, обвитые буйно разросшимся плющом, а по соседству — речка, виднеющаяся в просвете арки, образованной раскидистыми кронами; дюжина нарядно одетых людей, сидящих небольшими группками тут и там, открытые корзинки с остатками пикника — таковы были факты, собранные деятельным Исследователем, то бишь мной. Итак, какую же глубокую, далекоидущую Теорию можно из них вывести? Исследователь явно встал в тупик. Однако погодите-ка! Один Факт все же ускользнул от его внимания. Вся компания расселась кучками по двое, по трое, а Артур пребывал в одиночестве; пока все языки без устали болтали, он один молчал; пока лица у всех сияли весельем, он один был хмур и печален. Это Факт, да еще какой! Исследователь почувствовал, что из него следует немедленно вывести какую-нибудь Теорию…

Внезапно леди Мюриэл встала и покинула компанию. Какая причина побудила ее сделать это? Увы, Теория пока что достигла только уровня Рабочей Гипотезы. По-видимому, ей требовалось гораздо больше Фактов.

Исследователь опять поглядел по сторонам. На этот раз ему предстало такое множество Фактов, что Теория попросту могла затеряться среди них. Дело в том, что леди Мюриэл подошла к какому-то странному джентльмену, которого я едва мог видеть; затем они оба вернулись, оживленно и весело болтая о чем-то, словно старые друзья, которые ужасно давно не виделись; потом леди обратилась ко всей честной компании, представив ей нового героя на час. Герой, надо заметить, был весьма молод, строен и хорош собой; в его движениях сквозило изящество и вместе с тем хорошая выправка, выдававшая в нем военного. Увы, Теория не сулила Артуру ничего хорошего! Он поглядел на меня, и мы обменялись взглядами.

— Он очень мил, — заметил я.

— Так мил, что дальше некуда! — пробормотал Артур; он улыбался, но в его словах слышалась горечь. — Хорошо еще, что меня, кроме тебя, никто не слышит!

— Доктор Форестер, — проговорила леди Мюриэл, подходя к нам, — позвольте представить вам моего кузена Эрика Линдона — точнее, капитана Линдона!

Пока Артур встал и обменялся рукопожатием с офицером, у него окончательно и бесповоротно прошел приступ ревности.

— Я слышал о вас, — заметил он. — Весьма польщен! Рад знакомству с кузеном леди Мюриэл.

— Да, я тоже весьма горжусь этим званием! — с победной улыбкой отвечал Эрик (скоро мы стали называть его именно так.) — Думаю, — заметил он, обращаясь к леди Мюриэл, — вряд ли можно найти более почетный титул! Весьма рад знакомству.

— А теперь пойдем к папе, Эрик, — сказала леди Мюриэл. — Я полагаю, он бродит где-нибудь в развалинах. — И молодая пара направилась к замку.

На лице Артура вновь появилась тень печали. Чтобы хоть немного отвлечься от грустных мыслей, он уселся возле юной поклонницы метафизики и вернулся к прерванной беседе.

— Взять хотя бы Герберта Спенсера, — начал он. — Неужели вы в самом деле не чувствуете логических препятствий к тому, чтобы рассматривать Природу как спиральный процесс развития, переходящего от определенных, ясных и однородных форм к неопределеленным, неясным и неоднородным?

Изумленный столь резким переходом к метафизике Спенсера, я постарался придать своему лицу как можно более серьезное выражение.

— Никаких физических препятствий, — с готовностью отозвалась она. — Впрочем, я не слишком глубоко изучала логику. И как бы вы определили эти трудности?

— Ну, знаете, — отвечал Артур, — вы согласны, что существуют самоочевидные вещи? Ну, например, «тела, которые больше одних тел, имеют одинаковую величину с другими»?

— Для меня, — скромно заметила его собеседница, — это совершенно очевидно. Я постигаю обе эти посылки интуитивным путем. Но для других могут потребоваться логические… как бы это сказать? Я забыла термин…

— Раз уж речь зашла о полном логическом доказательстве, — важным тоном начал Артур, — возьмем две ошибки…

— Ах да, верно! — прервала она его. — Я вспомнила это слово. И что же они дают?…

— Заблуждение, — отвечал Артур.

— Д-да-а? — недоверчиво протянула она. — Знаете, я немного подзабыла. А как же тогда называется все доказательство в целом?

— Силлогизм.

— Да, да! Теперь я вспомнила. Но для доказательства математической аксиомы силлогизм вовсе не требуется.

— Но, надеюсь, это не относится к аксиоме о равенстве углов?

— Нет, разумеется! Столь очевидные вещи принимаются без всяких доказательств!

В этот момент вмешался я, предложив даме клубнику и сливки. Мне было неловко при мысли, что она может понять мою уловку, и я, незаметно для нее, покачал головой, обращаясь к мнимому философу. В ответ Артур, тоже незаметно для нее, слегка пожал плечами и развел руками, как бы говоря: «Ну, о чем с ней можно говорить?» Он поднялся и отошел от нее, предоставив ей анализировать клубнику по принципу спирального развития или как ей там заблагорассудится.

Тем временем экипажи, в которых участникам пикника предстояло разъехаться по домам, уже ожидали их возле развалин замка. Нам предстояло решить проблему, как добраться до Эльфстона впятером в экипаже, вмещающем всего четверых…

Достопочтенный Эрик Линдон, прогуливавшийся по склону вместе с леди Мюриэл, вполне мог бы решить этот вопрос, объявив, что хотел бы прогуляться пешком. Но, увы, он всем своим видом показывал, что не намерен делать этого.

Мне подумалось, что другим приемлемым решением может стать мое решение вернуться домой пешком. Я немедленно заявил об этом.

— А вы потом не будете раскаиваться? — спросил Граф. — Боюсь, карета не вместит нас всех… Но мне не хотелось бы заставлять Эрика так скоро прощаться с дочерью…

— Да нет, и не подумаю, — отозвался я. — Мне так даже удобнее. По крайней мере, я смогу сделать зарисовки этих живописных развалин.

— Я составлю тебе компанию, — неожиданно заявил Артур. И, как бы предупреждая появление удивленной гримасы на моем лице, он, понизив голос, добавил: — Я и сам собирался пойти пешком. Мне кажется, я в этой карете de trop[6].

— Я тоже пойду с вами, — проговорил Граф. — Вверяю тебя попечению Эрика, дочь моя, — обратился он к леди Мюриэл, которая тем временем подошла к нам.

— Ну, вам придется превратиться в трехглавого Цербера, заменяя сразу трех отважных джентльменов, — сказала леди Мюриэл своему попутчику. — О, это будет настоящий воинский подвиг!

— Нечто вроде форта Погибшей Надежды? — скромно отвечал капитан.

— Ничего себе комплименты! — рассмеялась его очаровательная кузина. — Ну, прощайте, джентльмены, или, точнее сказать, трое дезертиров! — И двое молодых людей уселись в экипаж и укатили.

— И сколько же ты намерен рисовать? — спросил Артур.

— Даже не знаю, — отозвался я. — Ну, что-нибудь около часа. Тебе не кажется, что вам лучше меня не ждать? Я вернусь на поезде. Насколько я помню, поезд будет здесь примерно через час.

— Пожалуй, так будет лучше, — согласился Граф. — Станция совсем рядом.

Так я был предоставлен сам себе и вскоре нашел уютное местечко, удобно устроившись у корней вяза, откуда открывался замечательный вид на эти романтические развалины.

— Надо же, какой сонный сегодня день, — сказал я сам себе, перелистывая блокнот, чтобы отыскать чистый листок. — Я думал, они отошли уже на целую милю! И вот на тебе! — Дело в том, что, к моему удивлению, путники зачем-то вернулись.

— Я просто хотел напомнить тебе, — проговорил Артур, — что поезда здесь отправляются через каждые десять минут.

— Чепуха! — возразил я. — Не может быть! Это же не метро!

— В том-то и дело, что метро, — настаивал Граф. — Здесь проходит Кенсингтонская линия.

— А почему это ты говоришь с закрытыми глазами? — спросил Артур. — Проснись, дружище!

— Мне кажется, меня немного разморило от духоты, — заметил я, надеясь, что пребываю в здравом рассудке, но будучи не совсем уверен в этом. — Как по-вашему: я проснулся или еще сплю?

— Думаю, спите, — внушительным тоном произнес Граф. — А вы что скажете, доктор? Он ведь открыл пока что только один глаз!..

— …А как страшно он храпит! Просто ужас какой-то! — воскликнул Бруно. — Да просыпайтесь же наконец, старина! — И они с Сильвией принялись перекидывать тяжеленную спросонок голову с одного плеча на другое, словно им было все равно, уцелеет она на плечах или оторвется и скатится на пол.

Наконец Профессор открыл глаза и сел, удивленно поглядывая на нас.

— Не будете ли вы так любезны сказать, — обратился он ко мне с великолепной старомодной учтивостью, — где это мы сейчас находимся и кто мы здесь? Начнем с меня…

Я подумал, что будет лучше, если мы начнем с детей.

— Это Сильвия, сэр, а это — Бруно.

— Ах да, верно! Я с ними отлично знаком! — пробурчал пожилой джентльмен. — А это (тут он ощупал себя) — как будто я. Но не будете ли вы так любезны сказать, как я здесь очутился?

— Меня куда больше волнует другой вопрос, — заметил я, — как нам вернуться обратно?

— Да, правда, правда! — согласился Профессор. — Это, без сомнения, весьма серьезная проблема. Более того, если ее рассматривать саму по себе, то это, пожалуй, самая интересная проблема. Но когда она становится эпизодом чьей-нибудь биографии, то это весьма печально, доложу я вам! — Он зевнул и, кашлянув, добавил: — Что касается меня, то я думаю, что…

— Э-эй, Профессор! — крикнул Бруно прямо ему в ухо. — Вы меня слы-ы-ышите? Вы прибыли сюда из Чужестрании! Это ужасно далеко отсюда!

При этих словах Профессор с мальчишеской легкостью вскочил на ноги.

— Тогда не будем терять ни минуты! — взволнованно воскликнул он. — Я спрошу этого простодушного крестьянина с ведрами, в которых он, вероятно, несет воду, не будет ли он так любезен указать нам дорогу туда. Эй, добрый крестьянин! — обратился он к нему более громким голосом. — Не могли бы вы указать нам дорогу в Чужестранию?

Простодушный крестьянин обернулся и с тупым изумлением поглядел на него.

— Ась?

— До-ро-гу в Чуже-стра-нию! — повторил Профессор.

Простодушный крестьянин поставил ведра и задумался.

— Прах меня побе…

— Должен напомнить, — строго заметил Профессор, — что все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Простодушный крестьянин мигом подхватил свои ведра.

— Тогда зачем я стану рот разевать? — пробурчал он и быстро зашагал прочь.

Дети с изумлением наблюдали, как его фигура буквально на глазах исчезала из виду.

— Надо же, как он быстро ходит! — вздохнув, заметил Профессор. — Но я знаю, что должен был предупредить его. Я изучал ваши английские законы. Что ж, давайте спросим вон того джентльмена. Да, я вижу, что он не простодушен и вовсе не крестьянин, но, на мой взгляд, это не имеет столь уж большого значения.

Как оказалось, это был достопочтенный Эрик Линдон, который уже исполнил свой почетный долг — эскортировать леди Мюриэл до дома — и теперь неспешным шагом возвращался обратно, наслаждаясь уединением и огромной сигарой.

— Не могли бы вы, сэр, указать нам кратчайший путь в Чужестранию! — Как это ни покажется странным, Профессор, при всей своей кажущейся неряшливости и несобранности, был человеком весьма основательным.

Эрик Линдон сразу понял, с кем имеет дело. Он не спеша вынул сигару изо рта, аккуратно стряхнул с нее пепел и задумался.

— Какое странное название, — заметил он. — Боюсь, я ничем не смогу вам помочь!

— Чужестрания находится недалеко от Сказколандии, — подсказал Профессор.

При этих словах Эрик Линдон удивленно поднял брови, и на его приятном лице появилась лукаво-вежливая улыбка.

— Помешанный какой-то! — пробормотал он себе под нос. — Но зато какой забавный старик! Настоящий патриарх! — Затем он повернулся к детям: — Что же вы ему не поможете, малютки, а? — проговорил он таким доверительным тоном, что сразу же расположил их к себе. Разве вы не знаете, как туда добраться?

— Сколько миль до Вавилона!
— Семьдесят, пожалуй.
— Я дойду туда со свечкой?
— Да, ты шустрый малый.

К вящему моему удивлению, Бруно бросился к нему, словно они с ним были старинные друзья, схватил его за руку и повис на нем. Так они и стояли посреди дороги, оживленно о чем-то болтая: высокий, стройный офицер и мальчик, почти малыш, повисший на нем, словно на качелях. Сильвия стояла рядом, удивляясь неожиданной забаве брата.

— Знаете, мы вовсе не собираемся в Вивилон! — пояснил Бруно, раскачиваясь, словно на качелях.

— И у нас нет никакой свечки: сейчас ведь ясный день, — добавила Сильвия, изо всех сил раскачивая брата, отчего эти импровизированные качели едва не обрушились.

Тем временем я убедился, что Эрик Линдон и не подозревает о моем существовании. Даже Профессор и дети, казалось, потеряли меня из виду, так что я стоял посреди компании, словно призрак, оставаясь незамеченным.

— Ах, какая идеальная изохронность! — с энтузиазмом воскликнул Профессор. Держа в руке часы, он наблюдал за тем, как Бруно качается. — Подумать только, он отмеряет время точно, словно маятник!

— Знаете, даже маятник, — добродушно заметил молодой воин, осторожно опуская Бруно на землю, — не может качаться вечно! Ну, малыш, для первого раза довольно! В следующий раз я обязательно покачаю тебя еще! А пока что проводи этого почтенного джентльмена на Чудакинг-стрит, дом номер…

— Сами найдем! — нетерпеливо воскликнул Бруно; и они с сестрой отчаянно потащили Профессора за руку.

— Мы вам очень обязаны! — проговорил Профессор, едва успев обернуться через плечо.

— Пустяки, не стоит! — отозвался офицер, помахав им рукой на прощанье.

— А дом какой? Какой номер? — издали опять крикнул Профессор.

Офицер в ответ сложил ладони рупором.

— Сорок! — что было мочи гаркнул он. — Сорок, но не сорок! — добавил он про себя. — Нет, джентльмены, мир решительно сошел с ума! — И он, закурив другую сигару, зашагал к своему дому.

— Прекрасный вечер, не правда ли? — заметил я, нагоняя его.

— Вечер и в самом деле отличный, — отозвался он. — А вы откуда взялись? С облаков, что ли, спустились?

— Я все время шел за вами, — отвечал я, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

— Хотите сигару?

— Благодарю; я не курю.

— А вы не знаете, здесь поблизости нет сумасшедшего дома?

— Насколько мне известно, нет.

— А я думал — есть. Я только что встретил одного лунатика. Клянусь, в жизни не видел такого отъявленного чудилу!

Приятно беседуя таким образом, мы направились по домам. У дверей его дома мы пожелали друг другу доброй ночи и расстались.

Вернувшись в свою комнату, я снова почувствовал, что во мне пробуждается «феерическое» состояние, и тотчас увидел перед дверьми дома № 40 три знакомых силуэта.

— А может, это не тот дом? — заговорил Бруно.

— Да нет же! Тот самый! — мягко возразил Профессор. — Просто улица не та. Вот в чем наша ошибка! Мы перепутали улицу. Ну, зато теперь мы знаем…

Видение исчезло. Улица была пустынна. Меня опять окружала обыденность; «феерическое» чувство бесследно исчезло.

ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА:

6 — De trop (франц.) — лишний.

.

.

____________________________________________________

Перевод Андрея Москотельникова (2009):


ГЛАВА XVIII
Дом номер сорок, не все дома

Это произнесла леди Мюриел — и это было единственным, в чём я был уверен в ту минуту. Но как она здесь оказалась — и как я сам здесь оказался — и как тут очутился бокал с шампанским — всё это были вопросы, которые я счёл за благо втихаря обдумать потом, не ограничивая себя какими-либо суждениями до тех пор, пока ситуация не начнёт проясняться.
— Сначала накопим необходимое количество Фактов, а уж затем сформулируем Теорию. — Таков, полагаю, по-настоящему Научный Метод. Я, всё ещё сидя на земле, распрямил спину, протёр глаза и принялся накапливать Факты.[1]
Гладкий, поросший травой склон, увенчанный полускрытыми плющом почтенными развалинами и окаймленный снизу речушкой, поблескивавшей сквозь нависающую крону деревьев; дюжина ярко разодетых людей, которые расселись там и сям небольшими группками; несколько корзин с отброшенными крышками; остатки нашего пикника — таковы оказались Факты, накопленные Учёным Исследователем. Ну а теперь? Какую глубокую и богатую выводами Теорию должен он сформулировать, опираясь на эти Факты? В тупике оказался Исследователь. Но постойте! Один Факт он выпустил-таки из виду. В то время как все остальные кучковались по двое и по трое, Артур сидел в одиночестве; в то время как все языки без умолку болтали, его рот был закрыт; в то время как все лица были веселы, его лицо выглядело мрачным и упадническим. Вот это Факт что надо! Исследователь почувствовал, что Теорию нужно формулировать без проволочек.
Леди Мюриел только что встала и удалилась от прочих. Не это ли оказалось причиной подавленности Артура? Теория со скрипом поднялась повыше — на уровень Рабочей Гипотезы. Фактов опять недостало.
Исследователь вновь огляделся, и тут Факты посыпались на него в таком сногсшибательном количестве, что Теория среди них совсем затерялась. Ибо сначала леди Мюриел шла навстречу незнакомому джентльмену, чья фигура едва маячила в отдалении, а теперь они вдвоём возвращались, весело беседуя и то и дело перебивая друг друга, точь-в-точь старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки! Ещё минута — и леди Мюриел уже переходит от группы к группе, представляя нового героя дня, а он, молодой, высокий и красивый, с благородной грацией вышагивает рядом с ней, сохраняя прямую осанку и твёрдую поступь военного. Теория по всему выходит неутешительной для Артура! Наши глаза встретились, и мой друг присоединился ко мне.
— Он довольно красив, — сказал я.
— Отвратительно красив, — пробормотал Артур и усмехнулся собственным горьким словам. — Хорошо хоть, никто кроме тебя не слышит.
— Доктор Форестер, — сказала леди Мюриел, подведя к нам своего спутника, — позвольте представить вам моего кузена Эрика Линдона — капитана Линдона, следовало сказать.
Мгновенно стряхнув с себя раздражение, Артур встал и подал руку молодому военному.
— Наслышан, — сказал он. — Очень рад знакомству с кузеном леди Мюриел.
— Да уж, это единственное, чем я могу похвастаться, пока что! — ответил Эрик (как мы вскоре стали его называть) с обезоруживающей улыбкой. — Не знаю даже, — добавил он, бросив взгляд на леди Мюриел, — приравнивается ли это хотя бы к значку за прилежную службу? Но с чего-то ведь надо начинать!
— Ты должен поздороваться с моим отцом, Эрик, — напомнила леди Мюриел. — Он гуляет где-то среди развалин. — И юная пара удалилась.
К Артуру вернулось выражение подавленности, и единственно ради того, как я понял, чтобы отвлечься, он вновь занял место подле склонной к метафизике девицы, возобновив с ней прерванную беседу.
— Насчёт Герберта Спенсера, — начал он. — Вы в самом деле не видите логической неувязки во взгляде на Природу как на процесс инволюции, берущий начало в дефинитной когерентной гомогенности и завершающийся индефинитной некогерентной гетерогенностью?[2]
Позабавленный той изобретательной мешаниной, в которую Артур превратил цитаты из Спенсера, я, тем не менее, сохранял лицо серьёзным, насколько мог.
— Не вижу физической неувязки, — убеждённо ответила девица, — но Логикой я не занималась глубоко. Вы можете указать мне на эту неувязку?
— А вам — спросил Артур, — это не кажется самоочевидным? Ведь это настолько же тривиально, как, ну, скажем, что «вещи, большие, чем точно такие же, будут больше самих себя»?
— На мой взгляд, — сдержанно ответила девица, — это вполне тривиально. Я интуитивно схватываю справедливость того и другого. Но иные, пожалуй, не смогут обойтись без логического… Забыла этот технический термин.
— Чтобы провести полное логическое обоснование, — хмуро, но серьёзно начал Артур, — начнём с двух Дефиниций…
— Вот-вот, теперь вспомнила! — перебила его собеседница: — Логическое беснование! И эти Девиции приводят нас к…
— Злоключению.
— Да-а? — с сомнением протянула учёная леди. — Мне казалось, что звучало иначе. Но как называется это беснование в целом?
— Хилогизм.
— Ах, да! Вспомнила. Но мне-то, как вы понимаете, не нужен Хилогизм, чтобы убедиться в справедливости приведённой вами математической аксиомы.
Здесь я отважился перебить их и предложил девице блюдце клубники со сливками. По правде говоря, я здорово опасался, что она всё же почувствует подвох, а потому счёл долгом, незаметно для неё, укоризненно покачать головой этому псевдо-философу. Всё так же незаметно для неё Артур слегка пожал плечами да развёл руками, словно бы говоря: «А как ещё прикажете с ней разговаривать?» — и отошёл, предоставляя ей возможность поработать языком в одиночестве, только не над проблемами философии, а над инволюцией клубники[3].
К этому времени экипажи, которым предстояло развести пирующих по домам, начали собираться у ограды замкового парка, и тут выяснилось — вспомните, ведь к нашей компании присоединился кузен леди Мюриел, — что нужно как-то решить проблему доставки в Эльфстон пяти человек в экипаже, вмещающем только четверых.
Достопочтенный Эрик Линдон, который теперь прохаживался взад-вперёд по склону в компании леди Мюриел, смог бы, несомненно, решить эту проблему, если бы объявил о намерении вернуться пешком. Но на то, что такое решение воспоследует с его стороны, не было ни малейшей надежды.
Другое достойное решение я увидел в том, чтобы отправляться пешком самому. В этом смысле я и высказался.
— Вы уверены, что вам всё равно? — спросил граф. — Боюсь, экипаж не выдержит нас всех, но я не хочу и думать, что Эрику придётся так скоро покинуть свою кузину.
— Не только всё равно, — ответил я, — но так для меня даже лучше. У меня будет время сделать пару набросков с этих живописных древних развалин.
— Я составлю тебе компанию, — неожиданно сказал Артур. И тут же добавил, понизив голос, в ответ, как я понял, на появившееся у меня в лице изумление: — Я действительно этого хочу. В экипаже я буду скорее лишним.
— Тогда я тоже пройдусь, — сказал граф. — Придётся тебе удовольствоваться Эриком в качестве эскорта, — добавил он, обращаясь к леди Мюриел, которая в эту минуту приблизилась к нам.
— Тогда тебе придётся развлекать меня, словно ты Цербер — «три человека, уложенных в одного», — сказала леди Мюриел, обращаясь к своему спутнику. — Это будет подвиг почище, чем на войне!
— Вроде Безнадёжного Дела? — смиренно предположил капитан.
— Хороши же твои комплименты! — засмеялась его прелестная кузина. — Счастливо вам добираться, трое джентльменов — а вернее сказать, трое дезертиров! — Тут молодая парочка взобралась в экипаж и отправилась своей дорогой.
— Сколько времени займут у тебя твои наброски? — спросил Артур.
— Как тебе сказать. Я бы потратил часок. Вряд ли вам стоит меня дожидаться. Я приеду поездом. Кажется, ближайший подойдёт через час.
— Вероятно, так нам и следует поступить, — сказал граф. — Станция неподалёку.
Словом, я оказался предоставленным самому себе и вскоре отыскал удобное местечко у подножия большого дерева, где уселся и смог отлично обозревать развалины.
— Сонный сегодня день, — сказал я себе, лениво разбирая этюдник в поисках чистого листа. — Э, братцы! Я думал, что вы уже не меньше мили прошагали! — Ибо, к моему изумлению, двое пешеходов опять были тут как тут.
— Я вернулся, чтобы напомнить тебе, — проговорил Артур, — что поезда ходят каждые десять минут.
— Чепуха! — отозвался я. — Это не столичное направление.
— Это именно столичное направление, — подтвердил граф. — Кенсингтонский участок.
— И хватит разговаривать с закрытыми глазами, — добавил Артур. — Просыпайся!
— Это, наверно, от жары меня так разморило, — ответил я, надеясь, хоть без особой уверенности, что говорю достаточно членораздельно. — Теперь я проснулся?
— Не думаю, — тоном судьи произнёс граф. — А вы как считаете, доктор? Пока он открыл только один глаз.
— И храпит по-прежнему, — воскликнул Бруно. — Ну проснись же, приятель! — И вдвоём с Сильвией они принялись за работу, поворачивая тяжеленную голову вправо-влево, словно забыли, что она хоть как-то да крепится к плечам.
Наконец Профессор открыл глаза и сел прямо, уставившись на нас с видом безмерного удивления.
— Не будете ли вы так любезны напомнить мне, — промолвил он, адресуясь ко мне со своей неизменной старомодной учтивостью, — где мы сейчас находимся, и кто есть кто, начиная с меня?
Я счёл, что начать всё-таки следует с детишек.
— Это Сильвия, сударь, а это — Бруно.
— Ах да! Я с ними давно знаком! — пробормотал старик. — Больше меня волнует вопрос, кто же я-то такой? Вы, вероятно, не сочтёте за труд объяснить, как я здесь оказался?
— В отношении меня загадка даже посерьёзней, — позволил себе заметить я. — Она звучит так: как ты собираешься отсюда выбираться?
— Точно, истинно! — вскричал Профессор. — Это Загадка, нет никаких сомнений. И как Загадка, отвлечённо говоря, она довольно-таки любопытна. Но в качестве события Биографии, должен признать, она не утешительна! — Он уныло вздохнул, но сразу же прибавил, смущённо хихикнув: — А насчёт меня, мне послышалось, вы сказали…
— Вы — Профессор! — прокричал ему в самое ухо Бруно. — Вы что, забыли? Вы пришли к нам из Запределья! Это очень далеко отсюда!
Профессор с ловкостью мальчишки вскочил на ноги.
— Тогда нельзя терять времени! — озабоченно вскрикнул он. — Вот только спрошу у этого простодушного крестьянина, который тащит своё ведро, заключающее в себе (вне всякого сомнения) обыкновенную воду, не будет ли он любезен указать нам направление. Эй, простодушный крестьянин! — продолжал он, возвысив голос. — Не подскажешь ли нам дорогу в Запределье?
Простодушный крестьянин обернулся с глуповатой ухмылкой.
— Ась? — только и сказал он.
— Дорога — в — За — Пределье, — повторил Профессор.
Простодушный крестьянин поставил своё ведро и призадумался.
— Я тока…
— Должен предупредить, — торопливо перебил Профессор, — что всё, что ты скажешь, будет использовано против тебя.
Простодушный крестьянин тут же подхватил своё ведро.
— Ну так нет вам! — огрызнулся он и скорым шагом пошёл прочь.
Детишки печально глядели на удаляющуюся фигуру.
— Очень уж быстро он ходит! — со вздохом сказал Профессор. — Но вы не волнуйтесь, я знаю, как нужно правильно вести разговор. Я изучал ваши Английские Законы. Однако спросим же у этого нового человека. Он выглядит не таким простодушным и не таким крестьянином, но я не могу сказать, насколько жизненно необходимо нам первое или второе.
Это был не кто иной как достопочтенный Эрик Линдон, который, несомненно, выполнил свою задачу по сопровождению леди Мюриел и сейчас неспеша вышагивал взад-вперёд по дорожке, в одиночестве наслаждаясь сигарой.
— Позвольте побеспокоить вас, сударь! Не покажете ли нам ближайшую дорогу в Запределье?
Потешный на первый взгляд, Профессор по существу своей натуры, которую не могла заслонить чудаковатая внешность, являлся настоящим джентльменом. Эрик Линдон тот час же признал в нём такового. Он вынул свою сигару изо рта и благопристойно стряхнул пепел, размышляя над ответом.
— Не припомню, чтобы слышал такое название, — сказал он. — Боюсь, не смогу вам помочь.
— Это не очень далеко от Сказочной страны, — попытался подсказать Профессор.
При этих словах брови Эрика Линдона поползли вверх, а на его красивом лице промелькнула улыбка, которую он вежливо попытался скрыть.
— Старичок немного помешанный, — пробормотал он. — Но он забавный, этот папаша. — И Эрик обратился к детям. — А вы разве не можете подсказать ему, маленький народец? — сказал он с такой добротой в голосе, что их сердца сразу же расположились к нему. — Ведь вы знаете ответ, правда?
Тут он игриво продекламировал:

  Сколько  миль до Вавилона?
Три десятка и пяток.
Хватит свечки мне дотуда?
И останется чуток.[4]

Удивительно, но Бруно подбежал прямо к нему, точно к давнему приятелю, схватил его свободную руку обеими своими и повис на ней — и теперь этот высокий офицер стоял посреди дороги, с незыблемым достоинством качая малыша вправо-влево, в то время как Сильвия подталкивала братца рукой, словно это были взаправдашние качели, во мгновение ока воздвигнутые тут специально для того, чтобы дети могли покачаться.
— Но нам не нужно в Вавилон, — на лету объяснял Бруно.
— И нам не нужна свечка, ведь ещё светло, — добавила Сильвия, так сильно поддавая качелям, что те едва не утратили равновесия.
В эту минуту мне стало ясно, что Эрик Линдон совершенно не догадывается о моём присутствии. Даже Профессор и дети, казалось, совсем обо мне позабыли, а ведь я стоял посреди всей компании, безучастный словно призрак, видимый, но незамечаемый.
— Потрясающе изохронно! — в умилении воскликнул Профессор. Он держал в руке свои часы и внимательнейшим образом отмерял колебания, проделываемые Бруно. — Он отсчитывает время с точностью маятника!
— Но даже маятники, — заметил пришедший в хорошее настроение молодой военный, осторожно высвобождая руку из захвата Бруно, — не могут получать удовольствие от качаний вечно! Ну же, достаточно для первого раза, малыш! В другой раз продолжим. А сейчас ты лучше проведи этого пожилого джентльмена на людную улицу…
— Найдём, не бойтесь, — нетерпеливо воскликнул Бруно, когда дети потащили Профессора прочь.
— Премного вам обязаны! — проговорил Профессор через плечо.
— Не за что! — отозвался офицер, салютуя в знак прощания приподнятием шляпы.
— Какой номер на Людной улице, вы сказали? — издали крикнул Профессор.
Эрик рупором приложил руки ко рту.
— Сорок! — выкрикнул он громовым голосом. — Вороны не в счёт, — добавил он себе под нос. — Сумасшедший, вообще-то, мир, сумасшедший! — Эрик раскурил новую сигару и зашагал по направлению к своей гостинице.
— Какой чудесный день! — сказал я, когда он поравнялся со мной.
— Чудесный, чудесный, — ответил он. — А вы откуда взялись? С облаков упали?
— Нам по пути, — отозвался я; других объяснений давать было незачем.
— Сигару?
— Спасибо, не курю.
— Разве поблизости есть психиатрическая лечебница?
— Ничего об этом не знаю.
— Думаю, должна быть. Только что я встретил сумасшедшего. Точно не все дома.
Таким образом дружески беседуя, мы шли восвояси и у самых дверей его гостиницы пожелали друг другу спокойной ночи.
Оставшись наедине с собой, я вновь почувствовал, как меня охватывает «наваждение», и обнаружил, что стою у дома номер сорок, а рядом — три такие знакомые фигуры.
— Может, это не тот дом? — спрашивал Бруно.
— Да нет, дом как раз тот, который нам нужен, — весело отвечал Профессор, — только улица другая. Вот в чём наша ошибка! И самый лучший план в нашем положении, это…
Всё исчезло. Улица была пуста. Вокруг оказалась самая что ни на есть Обыденность, да и «наваждения» как не бывало.

.

ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА:

[1] Здесь начинается Кэрролловская ирония (далее переходящая почти в издевательство) по адресу Герберта Спенсера (см. следующее примечание), а с другой стороны, возможно, и Чарльза Дарвина. Первый рассказывает в своей «Автобиографии», что факты накапливаются у него в мозгу до тех пор, пока сами послушно не сложатся в обобщение. Дарвин пишет о себе в несколько ином ключе: «Я работал в истинно Бэконовской манере: никакой теории, просто набирал как можно больше фактов», — что тоже как будто подпадает под Кэрролловскую иронию. И всё-таки именно Герберт Спенсер был мастером безудержного теоретизирования, не ведавшего ни малейших сомнений, и современники отмечали, что даже в старости его лоб был практически лишён морщин, которые могли бы свидетельствовать о мало-мальски напряжённой мыслительной работе.

[2] Герберт Спенсер (1820-1903) — знаменитый во второй половине XIX в. английский философ-позитивист и социолог, обязанный своей славой общедоступной форме изложения собственных идей. Пользовался популярностью в эпоху кануна появления дарвинизма и последующих интеллектуальных битв. Статья «Теория популяции, выведенная из общего закона плодовитости у животных», появившаяся за семь лет (1852 г.) до «Происхождения видов», излагала теорию социальной эволюции, основанную на положениях, близких к принципу естественного отбора. Именно у Герберта Спенсера Дарвин перенял столь же скандальную, сколь и легковесную максиму о выживании наиболее приспособленных. Впрочем, десятилетиями предаваясь самым дерзким рассуждениям об эволюции, Герберт Спенсер, по словам Уильяма Ирвина, автора книги «Обезьяны, ангелы и викторианцы», не вызвал «и десятой доли такого шума, волнений, преданности, злобы, вражды, как Дарвин», «самая осмотрительность которого, строгость, презрение к необоснованным заключениям сделали <Дарвина> в викторианской Англии интеллектуальной и полемической силой, не знающей себе равных» (указ. изд., с. 103).
Герберта Спенсера кэрролловские герои помянут ещё не раз. Вот как выражает суть его вышучиваемых здесь воззрений на природу советский энциклопедический словарь по философии: «Сводил понятие эволюции к непрерывному перераспределению телесных частиц и их движения, протекающего в направлении к соединению (интеграции) их самих и рассеянию (дезинтеграции) движения, что приводит в конечном счёте к равновесию. Под это механистическое понимание Спенсер пытался подвести все явления — от неорганических до нравственных и социальных». (Философский энциклопедический словарь, М., «Сов. энциклопедия», 1989).

[3] У Спенсера и философствующих биологов термин «инволюция» означал дегенерацию, распад.

[4] Эрик Линдон заигрывает с детьми, рассказывая им стишок, с детства известный каждому англичанину (тоже из корпуса «Рифмы Матушки Гусыни»). Заканчивается этот стишок так:

  Будет пяткам горячо —
Добежишь с одной свечой!

Эрик в шутку называет Сильвию и Бруно «маленьким народцем» — так в английском фольклоре называют лесных эльфов и фей, — не подозревая, что они ими и являются.

.

____________________________________________________

Пересказ Александра Флори (2001, 2011):

ГЛАВА 18. ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ, 40

Говорила она — Леди Мюриэл. И это я понимал ясно. Но остального осознать не мог. Как я оказался там? И как она там оказалась? И откуда взялось шампанское? Но я понимал, что все эти вопросы лучше обдумать одному в более располагающей обстановке.
«Не измышляйте гипотез. Накопите сначала побольше фактов, а уж потом стройте свою теорию» — этому научному принципу я доверяю. Посему я протер очки и начал и начал накапливать факты.
Пологий склон в островках выгорающей травы, на вершине аристократические развалины, почти погребенные под дикой повителью, фрагменты купола, едва виднеющиеся сквозь тронутые желтизной уборы деревьев, невдалеке на лужайке разбросано там и сям несколько пестрых пятен — группки отдыхающих — и по земле раскиданы в живописном беспорядке опустошенные корзины — останки пикника. Вот, собственно, и все факты, добытые беспристрастным наблюдением. Какой вывод мог последовать из них? Впрочем, еще некоторые  детали не избежали моего пристального взгляда: в то время как все фигуры ходили парами или тройками, Артур был один; все языки разглагольствовали, он молчал; все лица были веселы, он был скучен. Вот единственные факты, на которых смело можно было основать теорию.
Не объяснялось ли его состояние тем, что рядом не наблюдалось присутствия Леди Мюриэл? Но это еще не теория, а лишь рабочая гипотеза, к тому же сомнительная. Она явно требовала проверки, и новые факты явились в таком изобилии, что их было трудно уложить в рамки непротиворечивой теории. Леди Мюриэл ушла навстречу какому-то джентльмену необычной наружности, возникшему на горизонте. Сейчас они возвращались и разговаривали, причем довольно оживленно, как старинные добрые приятели, встретившиеся после разлуки. Леди Мюриэл радостно представляла окружающим своего знакомого, и он — элегантный, статный — с военной выправкой — и молодой — вызвал всеобщее внимание. Да, теория выстраивалась не самая благоприятная для бедного Артура! Я украдкой взглянул на него, а он — на меня.
— Но он действительно красив, — сказал я.
— До отвращения красив, — пробормотал Артур, ухмыляясь по поводу столь необычного словосочетания — а может быть столь необычных для него чувств. — К счастью, никто не слышит меня, кроме вас.
— Доктор Фокстерьер, — беспечно сказала Леди Мюриэл, подходя к нам. — Позвольте представить вам капитана Эрика Линдона. Это мой брат. Двоюродный.
Артур содрал с лица замершую было на нем маску Недружелюбия и протянул военному руку со словами:
— Я много слышал о вас. Счастлив познакомиться с двоюрод-ным братом Леди Мюриэл.
— Это пока мой единственный знак отличия, — ответил воен-ный со всепобеждающей улыбкой. — Может быть, — он глянул на Леди Мюриэл, — это даже меньше, чем медаль за хорошее поведение. Но не так уж мало для начала.
— Идемте к отцу, Эрик, — сказала Леди Мюриэл. — Он прогуливается среди развалин.
И они удалились.
Маска Недружелюбия вернулась на лицо Артура. Чтобы отвлечь его, я подошел вместе с ним к юной философически настроенной леди. Она не замечала маски на его лице, ей не было дела вообще ни до чего, кроме прерванной беседы.
— Герберт Спенсер, — начал она, — утверждает, что явления природы лишь выглядят хаотическими, но не составляет затруднений проследить логический путь от строгой упорядоченности до полной дисгармонии.
Поскольку сам я пришел в состояние полной дисгармонии, особенно  от ее обращения к Герберту Спенсеру, то ограничился тем, что надел маску Дружелюбия, которое в данном случае проявлялось как серьезность.
— Никаких затруднений! — уверенно она подчеркнула она. — Впрочем, логику я не изучала углубленно. А вы бы нашли затруднение?
— Допустим, — сказал Артур, — для вас это самоочевидно. Означает ли это, что столь же самоочевидно утверждение: вещь, которая больше другой вещи, тем самым оказывается больше какой-нибудь иной вещи?
— На мой взгляд, — скромно ответила она, — это куда как очевидно. Впрочем, я улавливаю обе истины интуитивно. Это другие нуждаются в рационалистическом… как это?.. Я забываю технические термины.
— Обосновании, — важно подсказал Артур. — Возьмем двух чопорных мисс…
— Возьмем! — перебила она. — Это слово я вспомнила. Но забыла другое. Эти мисс впадают в… во что?
— В заблуждение, — сказал Артур.
— Да-а?.. — с сомнением произнесла леди. — Я не вполне увере-на… А как называется рассуждение всё целиком?
— Силлогизм?
— Да, да, да, теперь вспомнила. Но я не нуждаюсь ни в каких силлогизмах, чтобы доказать геометрическую аксиому, о которой вы упоминали.
— О равенстве углов?
— Ну, конечно нет! Такая простая вещь не нуждается в доказательствах.
Тут я вмешался в разговор и предложил ей земляники и сливок. Я это сделал, чтобы отвлечь ее от псевдофилософских рассуждений, и только опасался, как бы она не обнаружила эту уловку. Артур пожал плечами, как бы заявляя: «О чем с ней говорить!», и мы оставили эту ученую особу исследовать землянику методом перехода от строгой упорядоченности к дисгармонии.
К этому времени стали прибывать кареты, гости начали разъезжаться. Кузен Леди Мюриэл присоединился к нашей компании, теперь нас стало пятеро, а мест в карете до Эльфляндии было четыре. Благородный Эрик Линдон объявил, что намерен идти пешком. Но было ли это лучшим выходом из положения? Тогда я подумал, что это мне следовало бы пойти пешком, о чем я и объявил.
— Вы уверены, что вам действительно этого хочется? — спросил Граф. — Боюсь, что в экипаж мы все не поместимся, а разлучать Эрика с кузиной так скоро было бы неприятно.
— Да, я решительно предпочитаю не ехать, — объявил я. — Мне пришло желание зарисовать эти прекрасные развалины былого.
— А я вам составлю компанию, — внезапно сказал Артур.
— Думаю, что в моем взгляде он прочел крайнее удивление, потому что добавил, понизив голос:
— Я действительно хотел бы… В карете я буду trop!
— Тогда и мне позвольте присоединиться, — сказал Граф и добавил, обращаясь к дочери: — А вы с Эриком составите наш эскорт.
— Вы один призваны заменить троих джентльменов, — обратилась Леди Мюриэл к своему компаньону. — Это презабавно: вы будете в роли трехглавого Цербера. Вот так на военных взваливают тройную ношу. Я оказалась под вашей втройне надежной защитой.
— Это называется Безнадежная Надежность? — скромно предложил капитан.
— Вы всегда выражаетесь так изящно, хотя и замысловато! — рассмеялась его кузина. — Что ж, счастливо оставаться, господа добровольные дезертиры, приятного времяпрепровождения.
Молодые люди сели в экипаж и отъехали.
— Вы сейчас будете зарисовывать свои развалины? — спросил Артур.
— Да, — ответил я. — Но вам не обязательно ждать, я вернусь поездом. Есть один, очень удобный.
— Пожалуй, — сказал Граф. — Так будет лучше. Станция совсем рядом.
Таким образом, я, благополучно предоставленный сам себе, устроился на пне и стал обозревать руины.
— В такой знойный день только рисовать, — подумал я, полусонно перелистывая альбом в поисках чистого листа. Но тут оказалось, что я не один. Артур и Граф вернулись.
— Я возвратился, — сказал Артур, — чтобы напомнить вам, что поезда идут каждые десять минут.
— Не может быть! — воскликнул я. — Это же не метрополитен.
— Это метрополитен, — сказал Граф. — Одна из веток Кенсинг-тона.
— Почему вы говорите с закрытыми глазами? — спросил Артур. — Проснитесь!
— Это от зноя. Чувствую себя совсем разбитым, — ответил я, не понимая, впрочем, смысла последнего слова. — Но я, наверное, уже проснулся, как вы думаете?
— Думаю, что нет, — вынес суждение Граф. — А вы как считаете, доктор? Один глаз у него, по-моему, спит.
— Он храпит, как я не знаю что! — воскликнул Бруно. — Эй, старикан, проснитесь!
И они вместе с Сильви начали катать голову из стороны в сторону, как будто просто не заметили, что она связана с туловищем.
Наконец Профессор открыл  глаза и сидел, хлопая глазами и ничего не понимая.
— Не соблаговолите ли вы сказать, — спросил он меня с обыч-ной своей старомодной галантностью, — где мы находимся и кто мы все такие, начиная с меня?
Однако я решил, что начать с детей все-таки удобнее:
— Это Сильви, сэр. А это — Бруно.
— Да, да! — пробормотал старик. — Я о них что-то слышал. Но не будете ли вы так любезны сказать, как я сюда попал?
— По-моему, есть еще одна проблема, — уклонился я от прямого ответа, — как выбраться отсюда.
— Именно, именно! — ответил Профессор. — Это, конечно, проблема. И она вызывает несомненный интерес. Рассматривая эту проблему в контексте моей биографии, я, к своему огорчению, вынужден признать… — он даже застонал от огорчения, но это не мешало ему добавить со смешком: — Но вы говорили что-то насчет…
— Закордона, Профессор! — прокричал Бруно ему прямо в ухо. — Вы прибыли оттуда. И это до жути далеко.
Профессор вскочил на ноги с проворством мальчика.
— Тогда нельзя терять ни минуты! — воскликнул он в тревоге. — Я обращусь вон к тому простодушному поселянину с двумя бадьями (разумеется, наполненными водой), и он, безусловно, просветит нас.
— Эй, простодушный поселянин! — крикнул он. — Не могли бы вы послать нас в Закордон?
Простодушный поселянин обернулся и посмотрел на него со смущенной улыбкой:
— Простите, сэр, куда вас нужно послать?
— Подальше, — пояснил Профессор. — В Закордон.
Простодушный поселянин совсем смутился и пролепетал:
— Я не могу, сэр…
— Я обязан предупредить, — добавил Профессор, — что всё, вами сказанное, может быть использовано против вас.
Простодушный поселянин замотал головой:
— Значитца, тогда я вам ничего не скажу —
И был таков со своими бадьями.
Дети печально поглядели на Профессора. Тот пожал плечами:
— Ничего не понимаю. Но я все делал правильно. Я изучил ваши законы и знаю, что в демократическом государстве нужно предупреждать человека о возможных последствиях, прежде чем его о чем-то спросить. Но давайте тогда обратимся к другому человеку — вон хотя бы к тому. Он не простодушен, и он не поселянин, однако в нашем положении нельзя пренебрегать ничем.
Это был не кто иной, как  благородный Эрик Линдон. Капитан только что благополучно выполнил возложенную на него задачу, то есть проводил домой Леди Мюриэл, и теперь неспешно прогуливался, смакуя сигару.
— Простите великодушно за беспокойство, сэр, — обратился к нему Профессор. — Не могли бы вы указать нам кратчайший путь в Закордон?
Эту загадочную просьбу он выразил в такой импозантной форме, которую не мог не оценить благородный капитан. Он вынул сигару изо рта, изящно стряхнул пепел и нерешительно сказал:
— Простите, сэр, но я, к сожалению, вряд ли могу оказать вам такую услугу. Я, к своему прискорбию, не слышал о таком государстве. Но боюсь, что оно находится далеко.
— Ах, совсем не далеко от Фейляндии! — успокоил его Профессор.
Но капитан не успокоился. Его брови изогнулись как два знака вопроса. Но постепенно его лицо стало проясняться:
— Вот оно что! — пробормотал он. — Но каков весельчак этот патриарх!
И он обратился детям:
— А вы, значит, помогаете джентльмену, молодые люди?
— Это было сказано так добросердечно, что все сразу прониклись к нему симпатией. — Вы знаете этот стишок:

— Сколько миль до Вавилона?
— Много меньше миллиона.
— Как туда мы попадем?
— Доберемся днем с огнем.

Как ни странно, Бруно подбежал к нему, как будто был с ним давно и хорошо знаком, и повис на его руке, а капитан Эрик принялся раскачивать ребенка. Сильви стояла рядом и подталкивала Бруно.
— Только нам не надо в Вавилон, — сказал мальчик.
— И огня тоже не надо, днем и так светло, — добавила Сильви.
К этому времени я догадался, что Эрик Линдон не замечает меня, словно я опять стал невидимым.
— Изумительно! — вскричал Профессор. — Вы его раскачиваете совершенно изохронически! По этим колебаниям можно было бы сверять часы, как по метроному!
— Да, но всегда быть в роли живого метронома — небольшая радость, — заметил молодой военный, мягко освобождая руку. — Ну, вот, на первый раз достаточно, молодой человек. Когда встретимся в следующий раз, еще покачаемся. А пока вы отвели бы почтенного джентльмена по адресу: улица Подозрительная, дом номер…
— Мы сами найдем! — нетерпеливо крикнул Бруно: они с Силь-ви уже потянули Профессора за собой.
— Премного благодарен вам, — только и мог сказать старец, обернувшись.
— Не забудьте адреса! — крикнул офицер, вежливо приподнимая шляпу.
— А дом, дом под каким номером? — спохватился вдруг Профессор, который был уже довольно далеко.
Офицер сложил ладони рупором и сверхгромко прокричал:
— Сорок! Он желтого цвета, не ошибетесь! Только учтите: цвета, а не света!
И добавил про себя:
— Безумный мир, господи прости, безумный мир.
Он запалил другую сигару и двинулся к гостинице.
— Прекрасный вечер! — сказал я, поскольку он посторонился передо мной: значит, все-таки меня видел.
— Действительно прекрасный, — согласился он. — Откуда же вы взялись? С неба?
— Я здесь прогуливаюсь, — ответил я, считая такое объяснение достаточным.
— Хотите сигару? — спросил он.
— Благодарю вас, я не курю, — ответил я.
— Насколько я помню, поблизости есть приют для умалишенных?
— Чего не знаю, того не знаю.
— Сейчас я встретил одного забавного старикана с детьми и направил их туда. Умственное состояние старика внушает опасения. Он собрался за кордон.
Так мы за дружеской беседой подошли к гостинице и пожелали друг другу доброй ночи.
Оставшись один, я вдруг испытал «жуткое» беспокойство и ясно увидел перед собой желтый дом с цифрой сорок над дверью и три фигуры, так хорошо мне знакомые.
— Может, адрес неправильный? — спрашивал Бруно. — Или дом.
— Нет, — решительно возразил Профессор. — И адрес, и дом правильные. Скорее всего, это неправильная улица. Где-то мы допустили ошибку. Но у меня есть новый план, который состоит…
В чем состоял новый план — я так и не узнал: дом и улица исчезли, вместе с ними улетучилось и «жуткое» беспокойство. И опять на своем троне была реставрирована Тривиальность.

.

____________________________________________________

 

***

<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>