Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»
<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>
Рис. Harry Furniss (1889).
Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»
ОРИГИНАЛ на английском (1889):
CHAPTER 16.
A CHANGED CROCODILE.
The Marvellous—the Mysterious—had quite passed out of my life for the moment: and the Common-place reigned supreme. I turned in the direction of the Earl’s house, as it was now ‘the witching hour’ of five, and I knew I should find them ready for a cup of tea and a quiet chat.
Lady Muriel and her father gave me a delightfully warm welcome. They were not of the folk we meet in fashionable drawing-rooms who conceal all such feelings as they may chance to possess beneath the impenetrable mask of a conventional placidity. ‘The Man with the Iron Mask’ was, no doubt, a rarity and a marvel in his own age: in modern London no one would turn his head to give him a second look! No, these were real people. When they looked pleased, it meant that they were pleased: and when Lady Muriel said, with a bright smile, «I’m very glad to see you again!», I knew that it was true.
Still I did not venture to disobey the injunctions—crazy as I felt them to be—of the lovesick young Doctor, by so much as alluding to his existence: and it was only after they had given me full details of a projected picnic, to which they invited me, that Lady Muriel exclaimed, almost as an after-thought, «and do, if you can, bring Doctor Forester with you! I’m sure a day in the country would do him good. I’m afraid he studies too much—»
It was ‘on the tip of my tongue’ to quote the words «His only books are woman’s looks!» but I checked myself just in time—with something of the feeling of one who has crossed a street, and has been all but run over by a passing ‘Hansom.’
«—and I think he has too lonely a life,» she went on, with a gentle earnestness that left no room whatever to suspect a double meaning. «Do get him to come! And don’t forget the day, Tuesday week. We can drive you over. It would be a pity to go by rail—- there is so much pretty scenery on the road. And our open carriage just holds four.»
«Oh, I’ll persuade him to come!» I said with confidence—thinking «it would take all my powers of persuasion to keep him away!»
The picnic was to take place in ten days: and though Arthur readily accepted the invitation I brought him, nothing that I could say would induce him to call—either with me or without me on the Earl and his daughter in the meanwhile. No: he feared to » wear out his welcome,» he said: they had «seen enough of him for one while»: and, when at last the day for the expedition arrived, he was so childishly nervous and uneasy that I thought it best so to arrange our plans that we should go separately to the house—my intention being to arrive some time after him, so as to give him time to get over a meeting.
With this object I purposely made a considerable circuit on my way to the Hall (as we called the Earl’s house): «and if I could only manage to lose my way a bit,» I thought to myself, «that would suit me capitally!»
In this I succeeded better, and sooner, than I had ventured to hope for. The path through the wood had been made familiar to me, by many a solitary stroll, in my former visit to Elveston; and how I could have so suddenly and so entirely lost it—even though I was so engrossed in thinking of Arthur and his lady-love that I heeded little else—was a mystery to me. «And this open place,» I said to myself, «seems to have some memory about it I cannot distinctly recall—surely it is the very spot where I saw those Fairy-Children! But I hope there are no snakes about!» I mused aloud, taking my seat on a fallen tree. «I certainly do not like snakes—and I don’t suppose Bruno likes them, either!»
«No, he doesn’t like them!» said a demure little voice at my side.
«He’s not afraid of them, you know. But he doesn’t like them.
He says they’re too waggly!»
Words fail me to describe the beauty of the little group—couched on a patch of moss, on the trunk of the fallen tree, that met my eager gaze: Sylvie reclining with her elbow buried in the moss, and her rosy cheek resting in the palm of her hand, and Bruno stretched at her feet with his head in her lap.
«Too waggly?» was all I could say in so sudden an emergency.
«I’m not praticular,» Bruno said, carelessly: «but I do like straight animals best—»
«But you like a dog when it wags its tail, Sylvie interrupted.
«You know you do, Bruno!»
«But there’s more of a dog, isn’t there, Mister Sir?» Bruno appealed to me. «You wouldn’t like to have a dog if it hadn’t got nuffin but a head and a tail?»
I admitted that a dog of that kind would be uninteresting.
«There isn’t such a dog as that,» Sylvie thoughtfully remarked.
«But there would be,» cried Bruno, «if the Professor shortened it up for us!»
«Shortened it up?» I said. «That’s something new. How does he do it?»
«He’s got a curious machine «Sylvie was beginning to explain.
«A welly curious machine,» Bruno broke in, not at all willing to have the story thus taken out of his mouth, «and if oo puts in—some-finoruvver—at one end, oo know and he turns the handle—and it comes out at the uvver end, oh, ever so short!»
«As short as short! «Sylvie echoed.
«And one day when we was in Outland, oo know—before we came to Fairyland me and Sylvie took him a big Crocodile. And he shortened it up for us. And it did look so funny! And it kept looking round, and saying ‘wherever is the rest of me got to?’ And then its eyes looked unhappy—»
«Not both its eyes,» Sylvie interrupted.
«Course not!» said the little fellow. «Only the eye that couldn’t see wherever the rest of it had got to. But the eye that could see wherever—»
«How short was the crocodile?» I asked, as the story was getting a little complicated.
«Half as short again as when we caught it —so long,» said Bruno, spreading out his arms to their full stretch.
I tried to calculate what this would come to, but it was too hard for me.
Please make it out for me, dear Child who reads this!
«But you didn’t leave the poor thing so short as that, did you?»
«Well, no. Sylvie and me took it back again and we got it stretched to—to—how much was it, Sylvie?»
«Two times and a half, and a little bit more,» said Sylvie.
«It wouldn’t like that better than the other way, I’m afraid?»
«Oh, but it did though!» Bruno put in eagerly. «It were proud of its new tail! Oo never saw a Crocodile so proud! Why, it could go round and walk on the top of its tail, and along its back, all the way to its head!»
Not quite all the way,» said Sylvie. «It couldn’t, you know.»
«Ah, but it did, once!» Bruno cried triumphantly. «Oo weren’t looking—but I watched it. And it walked on tippiety-toe, so as it wouldn’t wake itself, ’cause it thought it were asleep. And it got both its paws on its tail. And it walked and it walked all the way along its back. And it walked and it walked on its forehead. And it walked a tiny little way down its nose! There now!»
This was a good deal worse than the last puzzle. Please, dear Child, help again!
«I don’t believe no Crocodile never walked along its own forehead!» Sylvie cried, too much excited by the controversy to limit the number of her negatives.
«Oo don’t know the reason why it did it!’, Bruno scornfully retorted. «It had a welly good reason. I heerd it say ‘Why shouldn’t I walk on my own forehead?’ So a course it did, oo know!»
«If that’s a good reason, Bruno,» I said, «why shouldn’t you get up that tree?»
«Shall, in a minute,» said Bruno: «soon as we’ve done talking. Only two peoples ca’n’t talk comfably togevver, when one’s getting up a tree, and the other isn’t!»
It appeared to me that a conversation would scarcely be ‘comfable’ while trees were being climbed, even if both the ‘peoples’ were doing it: but it was evidently dangerous to oppose any theory of Bruno’s; so I thought it best to let the question drop, and to ask for an account of the machine that made things longer.
This time Bruno was at a loss, and left it to Sylvie.
«It’s like a mangle,» she said: «if things are put in, they get squoze—»
«Squeezeled!» Bruno interrupted.
«Yes.» Sylvie accepted the correction, but did not attempt to pronounce the word, which was evidently new to her. «They get—like that—and they come out, oh, ever so long!»
«Once,» Bruno began again, «Sylvie and me writed—»
«Wrote!» Sylvie whispered.
«Well, we wroted a Nursery-Song, and the Professor mangled it longer for us. It were ‘There was a little Man, And he had a little gun, And the bullets—'»
«I know the rest,» I interrupted. «But would you say it long I mean the way that it came out of the mangle?»
«We’ll get the Professor to sing it for you,» said Sylvie.
«It would spoil it to say it.»
«I would like to meet the Professor,» I said. «And I would like to take you all with me, to see some friends of mine, that live near here. Would you like to come?»
«I don’t think the Professor would like to come,» said Sylvie. «He’s very shy. But we’d like it very much. Only we’d better not come this size, you know.»
The difficulty had occurred to me already: and I had felt that perhaps there would be a slight awkwardness in introducing two such tiny friends into Society. «What size will you be?» I enquired.
«We’d better come as—common children,» Sylvie thoughtfully replied.
«That’s the easiest size to manage.»
«Could you come to-day?» I said, thinking «then we could have you at the picnic!»
Sylvie considered a little. «Not to-day,» she replied. «We haven’t got the things ready. We’ll come on—Tuesday next, if you like. And now, really Bruno, you must come and do your lessons.»
«I wiss oo wouldn’t say ‘really Bruno!'» the little fellow pleaded, with pouting lips that made him look prettier than ever. «It always show’s there’s something horrid coming! And I won’t kiss you, if you’re so unkind.»
«Ah, but you have kissed me!» Sylvie exclaimed in merry triumph.
«Well then, I’ll unkiss you!» And he threw his arms round her neck for this novel, but apparently not very painful, operation.
«It’s very like kissing!» Sylvie remarked, as soon as her lips were again free for speech.
«Oo don’t know nuffin about it! It were just the conkery!» Bruno replied with much severity, as he marched away.
Sylvie turned her laughing face to me. «Shall we come on Tuesday?» she said.
«Very well,» I said: «let it be Tuesday next.
But where is the Professor? Did he come with you to Fairyland?»
«No,» said Sylvie. «But he promised he’d come and see us, some day.
He’s getting his Lecture ready. So he has to stay at home.»
«At home?» I said dreamily, not feeling quite sure what she had said.
«Yes, Sir. His Lordship and Lady Muriel are at home.
Please to walk this way.»
.
____________________________________________________
Глава шестнадцатая
КРОКОДИЛЬИ МЕТАМОРФОЗЫ
Все Таинственное и тем более Волшебное в моей жизни мигом кончается, и опять воцаряется будничная Обыденность. Я направился к дому Графа, поскольку приближался «мистический час», то бишь пять пополудни, и я знал, что хозяева всегда собираются в это время выпить чаю и немножко пообщаться друг с другом.
Леди Мюриэл и ее отец оказали мне теплый, даже задушевный прием. Они оба не принадлежали к числу завсегдатаев роскошных модных салонов, привыкших скрывать такие и подобные им добрые чувства под непроницаемой личиной невозмутимого спокойствия. Знаете, Железная Маска наверняка был в своем веке редкостью, даже уникумом, а в сегодняшнем Лондоне в его сторону никто и головы не повернул бы! Нет, хозяева дома были совсем другими людьми. Если на их лицах появлялась довольная улыбка, значит, им в самом деле было приятно. И когда леди Мюриэл, ослепительно улыбаясь, говорила: «Я очень рада вас видеть!» — я знал, что она в самом деле рада.
Тем не менее я решил не отказываться от своего неблагоразумного намерения — а это, я чувствовал, было весьма странным с моей стороны — вспоминать о влюбленном докторе, напоминая о его существовании настолько часто, что хозяевам, познакомившим меня с подробностями задуманного ими пикника, на который они меня пригласили, это надоело, и леди Мюриэл с досадой воскликнула:
— Хорошо-хорошо, приводите с собой и доктора Форестера! Надеюсь, день на лоне природы пойдет ему на пользу. Он ведь так много работает…
У меня так и вертелось на языке сказать: «Его единственный труд — постиженье дамских причуд!», но я вовремя удержался. У меня возникло чувство человека, который, переходя улицу, едва не попал под экипаж.
— …и к тому же он так одинок, — продолжала она с серьезным и важным видом, не оставляющим места никаким двусмысленностям. — Непременно приводите его! И не забудьте: пикник намечен на вторник через неделю. Мы вас подвезем. Ехать поездом ужасно скучно, а в экипаже — просто прелесть. Экипаж у нас открытый, и в нем как раз поместятся четверо…
— О, в таком случае я просто заставлю его прийти! — твердо заявил я. — А будет упираться — приведу силой!
До пикника оставалось еще десять дней; и хотя Артур с живостью выслушал приглашение, которое я ему передал, никакие мои старания не могли заставить его поблагодарить Графа и его дочь и отправиться на пикник — все равно, со мной или без меня. Нет и нет: он «боялся злоупотреблять их гостеприимством», как он выразился; «он и без того часто надоедал им», и тому подобное. Когда же назначенный день наконец настал, Артур так по-детски переживал и нервничал, что я подумал, что будет лучше, если мы отправимся к Графу порознь. Я хотел приехать через некоторое время после него, чтобы дать Артуру возможность переговорить с леди Мюриэл.
Поэтому я намеренно сделал большой крюк на пути во Дворец (как мы с другом называли дом Графа), «и если бы я немного заблудился, это бы оказалось как нельзя кстати!»
Надо признать, в этом я преуспел скорее и лучше, чем мог надеяться. Я полагал, что хорошо знаю дорогу через лес; по крайней мере, я часто ездил по ней во время моих прежних визитов в Эльфстон. И то, каким же образом я так неожиданно и основательно сбился с нее — надо признаться, я с головой погрузился в раздумья об Артуре и его недоступной возлюбленной, — так и осталось для меня загадкой.
— Эта поляна, — сказал я себе, — вызывает у меня какие-то странные воспоминания, а какие именно — не могу вспомнить. Нет, решительно это то же самое место, где я видел крошек-фей! Надеюсь, здесь по крайней мере нет змей! — громко проговорил я, усаживаясь под деревом. — Я вовсе не люблю змей, да и Бруно с Сильвией, думаю, тоже!
— Нет, он их просто терпеть не может! — послышался откуда-то сбоку тоненький голосок. — Знаете, он не боится змей, но ужасно не любит их. Он говорит, они такие непоседы!
Я едва не лишился дара речи, увидев перед собой моих очаровательных крошек: они сидели на зеленом мху, покрывавшем ствол давно рухнувшего дерева, с любопытством поглядывая на меня! Сильвия устроилась прямо на мху, подперев ладошкой розовую щечку, а Бруно даже улегся, вытянувшись во весь рост.
Илл. Harry Furniss (1889)
— Непоседы? — изумленно переспросил я.
— Ну, скользкие, я хотел сказать, — беззаботно пояснил Бруно. — Просто я ужасно не люблю всяких странных зверей.
— Но ведь ты же любишь собак, а уж на что они непоседы: виляют хвостом так, что он, того и гляди, оторвется! — прервала его Сильвия. — Сам посуди, Бруно!
— Но ведь собака — совсем другое дело, верно, сэр? — обратился ко мне малыш. — Разве бы тебе понравилась собака, если бы у нее только и было, что голова да хвост?!
Я согласился, что собака такой породы не вызвала бы у меня особой симпатии.
— Но ведь это же не собака, — резонно заметила Сильвия.
— Ну, скоро будет, — воскликнул Бруно. — Профессор мигом обкорнает ее для нас!
— Обкорнает? — изумленно спросил я. — Это что-то новое. И как же он это делает?
— У него есть одна странная машинка… — начала было Сильвия.
— Да, ничего не скажешь, презабавная, — подхватил Бруно, не желая, чтобы эта история обошлась без его язычка. — Знаешь, если взять что-нибудь бесконечное, запихнуть в машинку и повернуть ручку, то с другого конца выйдет совсем коротышка!
— Верно, коротышка! — откликнулась Сильвия.
— Однажды, когда мы были еще в Чужестрании и еще только собирались отправиться в Сказколандию, мы с Сильвией принесли ему огромного крокодила. И Профессор мигом укоротил его для нас. О, какой забавный вид был у крокодила! Он постоянно оглядывался по сторонам, словно спрашивая: «А куда же подевалось все остальное?» — Затем глаза у него стали очень печальными.
— Неправда, не оба глаза, — прервала его Сильвия.
— Разумеется, один! — воскликнул малыш. — Тот самый, который никак не мог увидеть, куда все подевалось. Зато другой, тот, что все видел…
— И что же стало с бедным крокодилом? — спросил я, чувствуя, что мы уклоняемся от нити рассказа.
— От него осталась ровно половина по сравнению с тем, каким мы его поймали, — отвечал Бруно, раскинув руки в стороны.
Я попытался было сосчитать, какой же длины был бедный крокодил, но это оказалось слишком сложным. Пожалуйста, милые дети, которым доведется читать эти страницы: сделайте это за меня!
— Неужели вы оставили несчастное животное таким коротышкой, а?
— Разумеется нет. Мы с Сильвией взяли и растянули его опять… На сколько, как ты думаешь, Сильвия?
— Раза в два с половиной, и даже капельку больше, — отозвалась та.
— Но, боюсь, он все равно не стал таким же, как прежде?
— Да нет, наоборот! — радостно воскликнул Бруно. — Он был ужасно горд своим новым хвостом! Клянусь, такого довольного крокодила на всем свете не сыщешь! На радостях он даже встал на кончик хвоста и перекувырнулся с него через голову!
— Ну, не совсем, — возразила Сильвия. — Понимаете, не до конца.
— Нет, совсем! — торжествующим тоном воскликнул Бруно. — Ты просто не видела, а я не спускал с него глаз. А еще он прошелся на цыпочках, словно боясь разбудить себя самого, на случай, если он вдруг уснет. Он прохаживался на когтях и кончике хвоста. А затем перекувырнулся через морду и даже прошелся на кончике носа! Представляешь?
Право, нет ничего труднее, чем представить себе это! Милые дети, помогите мне!
— Вот уж никогда не думала, что крокодил может расхаживать на собственной морде! — воскликнула Сильвия, возмущенная такой кучей нелепиц.
— Да ты просто не знаешь, почему он так поступил! — возразил Бруно. — У него была веская причина. Я слушал, как он сказал себе: «А почему бы мне не пройтись на голове?» Вот и все! Просто, как видишь!
— Если все дело только в этом, малыш, — вмешался я, — почему бы тебе не взобраться вон на то дерево?
— Да хоть сейчас, — отозвался Бруно, — не успеешь и слова промолвить. Но дело в том, что, когда один взбирается на дерево, а другой стоит внизу, им неудобно разговаривать!
Мне подумалось, что разговаривать, взбираясь на дерево, вообще неудобно и незачем, даже если на него хотят подняться оба собеседника; но спорить с теориями Бруно было весьма опасно, и я счел за благо вообще перейти на другую тему и спросить, не видели ли они машинку, которая могла бы удлинять вещи.
На этот раз Бруно замешкался и растерянно обратился к Сильвии.
— Это нечто вроде валика для белья, — объяснила она. — Кладешь в нее вещи, и она вышибает…
— Выжимает! — воскликнул Бруно.
— Да, верно, — согласилась с его замечанием Сильвия, не пытаясь больше произносить слово, которое явно было ей незнакомо. — Ну вот, вставляешь в нее что-нибудь, и оно выходит совсем выжатым, то есть, я хотела сказать — длинным!
— Как-то раз, — начал Бруно, — мы с Сильвией решили напишать…
— Написать! — шепнула Сильвия.
— Да-да, написать детскую историю, и Профессор решил сделать ее подлинней. Начиналась она так: «Жил-был крошечный человечек, и было у него ружье и пули…»
— Дальше я знаю! — прервал я его. — Но ты говоришь «сделать подлинней!» Ты что же, имел в виду, что ее тоже пропустят через валик?
— Мы попросим Профессора спеть ее для вас, — отвечала Сильвия. — И вам все станет ясно.
— Хотел бы я повидаться с Профессором, — заметил я. — И прихватить с собой одного своего старого друга, который живет тут же, поблизости. Как вы на это смотрите?
— Не думаю, что Профессору это понравится, — отвечала Сильвия. — Он ужасно застенчив. Но только мы пойдем с вами… — как бы это сказать? — не в таком виде.
Я тоже уже думал о возможных трудностях. Я испытывал бы ужасную неловкость, если бы мне пришлось представить свету двух столь крошечных человечков.
— В каком же тогда? — спросил я.
— Мы лучше примем вид обычных детей, — деловито отозвалась Сильвия. — Так будет удобнее всего.
— А вы не хотите отправиться прямо сейчас? — немного поразмыслив, спросил я. — Тогда мы попали бы прямехонько на пикник!
Сильвия тоже подумала и покачала головой.
— Пожалуй, в другой раз, — отвечала она. — Мы еще к этому не готовы. Если позволите, мы придем в следующий вторник. А теперь Бруно пора идти готовить уроки!
— Как бы мне хотелось, чтобы ты сказала: «Бруно, пора идти на пикник!» — умоляющим тоном проговорил малыш, надув губки как-то особенно забавно. — А ты всегда придумываешь что-нибудь ужасное! Раз ты такая вредная, не буду больше тебя целовать!
— Но ведь ты и так уже поцеловал меня! — с торжествующим видом воскликнула Сильвия.
— Ах вот как? Ну, тогда мне придется расцеловать тебя обратно! — С этими словами малыш опять обвил ручками ее шею, намереваясь приступить к этой — по-видимому, не слишком болезненной — операции.
— Он просто обожает целоваться! — заметила Сильвия, когда ее губки наконец опять могли говорить.
— Ты ничего не понимаешь в этом! Это так же здорово, как играть в каштаны! — серьезным тоном возразил Бруно, отвернувшись.
Сильвия с улыбкой повернулась ко мне:
— Ну как, можно нам прийти во вторник? — спросила она.
— Конечно, — отвечал я. — В следующий, верно? Но где же Профессор? Он что, отправится вместе с вами в Сказколандию?
— Да нет, — отозвалась девочка. — Просто он обещал как-нибудь прийти к нам. А сейчас он готовит лекцию. Поэтому-то он и сидит дома.
— Дома? — рассеянно переспросил я, не вполне понимая, что она имеет в виду.
— Да, сэр. Его милость лорд и леди Мюриэл дома. Пожалуйте.
.
____________________________________________________
Перевод Андрея Москотельникова (2009):
ГЛАВА XVI
Укороченный Крокодил
Тут всё Чудесное — всё Волшебное — улетучилось из моей души, и снова в ней безраздельно воцарилась Обыденность. Я двинулся по направлению к дому графа, ведь уже наступал «колдовской час»[1] — пять пополудни — и я точно знал, что найду графа с дочерью собирающимися выпить по чашке чаю и скоротать время в неторопливой беседе.
Леди Мюриел и её отец приветствовали меня с восхитительным радушием. Они не принадлежали к тому сорту людей, которые, встречая нас в светских гостиных, стремятся подавить все подобные чувства, стоит им самовольно зашевелиться под непроницаемой личиной общепринятой безмятежности. «Человек в Железной маске» в своё время, несомненно, был несусветным дивом, но в современном Лондоне никто при встрече с ним и головы не повернет! Нет, мои хозяева были живыми людьми. Если у них на лицах сияла радость, это значило, что радость была и в их душе, и когда леди Мюриел произнесла со светлой улыбкой: «Как я рада снова вас видеть!» — я не сомневался, что так оно и есть.
Всё же я не отважился преступить запретов — какими бы они не казались мне безумными — снедаемого любовью молодого Доктора далее простого упоминания о его существовании на свете; но только лишь после того, как хозяева посвятили меня во все детали намечающегося пикника, на который я тут же был приглашён, леди Мюриел воскликнула, как будто вспомнив в последнюю минуту: «И обязательно приводите с собой доктора Форестера! Ему будет полезно побыть денёк на природе. Небось, читает свои трактаты до умопомрачения…»
Так и завертелась «на кончике моего языка» встреченная где-то фраза: «Одно ему знакомо чтенье — лишь юной девы лицезренье» — но я вовремя спохватился. В этот миг я почувствовал себя точно уличный пешеход, который едва успел отскочить от вылетевшего наперерез фаэтона.
— …Да и жизнь у него ужас какая одинокая, — продолжала леди Мюриел с той нежной серьёзностью, которую невозможно заподозрить в неискренности. — Обязательно приводите его! Не забудьте же — через неделю во вторник. Вы поедете с нами. Жалко будет, если вам придётся ехать по железной дороге — просёлками столько чудесных видов! А у нас открытый четырёхместный экипаж.
— Приложу все силы, чтобы он поехал! — доверительно пообещал я, думая про себя: «Всех моих сил не хватит, чтобы удержать его от поездки!»
До пикника оставалось ещё десять дней, и хотя Артур с готовностью принял приглашение, которое я ему передал, мне, как я ни пытался, не удалось уговорить его нанести визит — со мной ли, без меня — в дом графа до назначенного срока. Куда там! — он боялся «злоупотребить их гостеприимством», они-де и так слишком часто принимали его у себя, «чтобы лезть туда раньше времени», — и когда, наконец, наступил день поездки, Артур выглядел настолько по-детски возбуждённым и суетливым, что я подумал: а не лучше ли мне устроить так, чтобы мы добирались до графа по отдельности — у меня зародилось намерение поотстать и явиться после него, чтобы дать ему время придти в себя в обществе возлюбленной.
С этой целью по пути в «Усадьбу» (как мы называли графский дом) я сделал добрый крюк, «и если бы только мне удалось немножко заблудиться, — думал я по дороге, — это бы меня вполне устроило!»
Я и заблудился, причём даже скорее, чем сам отваживался надеяться. Дорога через лес давно сделалась мне знакомой благодаря частым прогулкам в одиночестве, которыми я развлекался в период моего предыдущего гощения в Эльфстоне, и как мне удалось столь внезапно и окончательно сбиться с пути — это осталось для меня полной загадкой, даже если принять во внимание, что я был так сильно погружён в размышления об Артуре и предмете его любви, что не замечал ничего вокруг. «Впрочем, та залитая солнцем прогалина, — сказал я самому себе, — кажется мне смутно знакомой, хоть я не могу точно припомнить… Ах да, это же то самое место, где я повстречал в тот раз этих сказочных детишек! Надеюсь, поблизости нет змей!» И я подумал вслух, усаживаясь на упавшее дерево: «Честно говоря, не люблю змей, и мне кажется, Бруно их тоже не любит!»
— Да, он их не любит, — серьёзным тоном промолвил около меня тонкий голосок. — Не то, чтобы он их боялся, понимаете? Просто он их не любит. Он говорит, что они слишком волнистые.
Словами не описать прелести маленькой компании, на которую наткнулся мой заметавшийся взор. Она расположилась на мшистом лоскутке, устилавшем ствол поваленного дерева: Сильвия, лежащая на боку утопив локоток прямо в мох, в то время как её розовенькая щёчка покоилась на раскрытой ладони, и Бруно, растянувшийся у её ног прислонясь головой к её коленям.
— Слишком волнистые? — только и смог я сказать от неожиданности.
— Я не привереда, — беззаботно сказал Бруно, — но мне больше нравятся прямые животные.
— Но ты же любишь, когда собаки виляют хвостом, — возразила Сильвия. — Признайся, Бруно!
— Но в собаке всё равно есть ещё много прямого, правда, господин сударь? — обратился Бруно ко мне. — Вам же не хочется иметь собаку, у которой нет ничего, кроме головы и хвоста?
Я согласился, что такая собака была бы совершенно неинтересной.
— Таких собак в природе и не существует, — заверила Сильвия.
— Они будут существовать, — возразил Бруно, — если Профессор укоротит одну для нас!
— Укоротит одну? — переспросил я. — Это что-то новенькое. А как он это сделает?
— У него есть такая замечательная машина… — начала объяснять Сильвия.
— Укоротительная машина, — встрял Бруно, который не мог допустить, чтобы такой интересный рассказ оказался у него похищен, — и если вы кладёте в неё что-нибудь с одной стороны, да? — а он покрутит ручку и это выходит с другой стороны, то оно получается короче!
— Короче-прекороче! — подтвердила Сильвия лучше всякого эха.
— И один раз, когда мы ещё были в Запределье — ну, вы знаете, перед тем, как мы пришли сюда, в Сказочную страну, мы с Сильвией принесли ему большого Крокодила. И он его для нас укоротил. И Крокодил стал таким забавным! Он всё оглядывался по сторонам и приговаривал: «Куда подевалось остальное?» И глаза у него с лоба глядели так печально…
— Не говори «лоба»! — перебила Сильвия.
— Сильвия права, — по-взрослому отвечал Бруно, — я не говорил «оба». Только один тот глаз, который не мог увидеть, куда девалось остальное. А тот глаз, который мог видеть, куда…
— И насколько же коротким получился Крокодил? — перебил я, потому что рассказ детишек становился всё запутаннее.
— Наполовину коротким, чем когда мы его словили — сказал Бруно. — Вот такой, — добавил он и расставил руки, насколько смог.
Я попытался вычислить, что же тогда от него осталось, но понял, что эта задача слишком сложна для меня.
— Но вы же не бросили несчастное животное, так сильно укороченное той машиной, а, дети?
— Нет, не бросили. Мы с Сильвией отнесли его назад к Профессору и там его растянули… Насколько он стал длиннее, Сильвия?
— В два раза с половиной и ещё чуточку, — ответила Сильвия.
— Боюсь, это понравилось ему не больше, чем когда его укоротили.
— Нет, это ему больше понравилось! — поспешил заверить меня Бруно. — Он стал гордиться своим новым хвостом. Вы ещё не встречали крокодила, который так сильно гордится своим хвостом! Посудите сами: теперь он мог развернуться и пойти гулять по своему хвосту до самого кончика, а потом назад по всей спине до самой головы.
— Не до самой головы, — сказала Сильвия. — До самой головы он не смог бы дойти.
— А он доходил! — победно вскричал Бруно. — Вы не видели, а вот я видел собственными глазами. И он прохаживался, качаясь из стороны в сторону, словно никак не мог проснуться, потому что он думал, что спит. Обе свои передние лапы он поставил себе на хвост и всё ходил и ходил у себя по спине. А потом он гулял у себя по лбу. А потом он немножко прогулялся у себя по носу. Вот так!
Я снова попытался представить, каким же Крокодил сделался теперь, но эта задачка была почище первой.
— Ни за что на свете нет таких крокодилов не ходят они по своей голове неправда! — заверещала Сильвия, слишком задетая за живое, чтобы заботится о грамотности своих восклицаний.
— Вы просто не знаете, из каких соображений он так ходил! — презрительно отмахнулся Бруно. — Это было очень веское соображение. Я сам его слышал: «Почему бы мне не прогуляться у себя по голове?» Конечно же, он взял и прогулялся!
— Ну разве же это веское соображение, Бруно? — спросил я. — Почему бы тебе не взобраться на дерево?
— И заберусь, — ответил Бруно, — мы ещё даже не кончим разговаривать, как я буду наверху. Только не можем же мы спокойно разговаривать, когда один лезет на дерево, а второй не лезет!
Мне подумалось, что мы не сможем «спокойно» разговаривать, даже если одновременно станем влезать на дерево, но я понимал, как опасно спорить с теориями Бруно, так что решил не развивать эту тему, а лучше расспросить насчёт машины, которая способна удлинять вещи.
На этот раз Бруно стал в тупик и предоставил отвечать Сильвии.
— Она похожа на каток, — сказала Сильвия, — и когда в неё кладут вещи, они там пропихиваются…
— И притесняются, — вставил Бруно.
— Да, — Сильвия не стала возражать против употребленного Бруно технического термина, но повторить его не отважилась. Возможно, она услышала его впервые. — Они там… стесняются… и затем выходят — такие длинные!
— Один раз, — снова начал Бруно, — мы с Сильвией починили детскую песенку…
— Сочинили, — шёпотом поправила его Сильвия.
— Да, сочинили детскую песенку, и Профессор раскатал её для нас. Это была вот какая песенка:
Жил-был маленький старик
С маленьким ружьишком,
Он по улицам привык
Бегать как мальчишка;
Подзывал он голубей:
“Гули, гули, гули!” —
И пускал по ним скорей
Маленькие пули.А потом бежал к жене,
Понабив карманы,
Чтобы птички на огне
Жарились румяны;
Звал он курочек своих:
“Цыпа, цыпа, цыпа!” —
И пшено скорей для них
Не жалея сыпал.
— Значит, это вы её сочинили? — спросил я.[2] — Понятно… Но вы говорите, она стала длиннее? После того, как вышла из катка?
— А мы попросим Профессора спеть её для вас, — сказала Сильвия. — Если её пересказать, то она испортится.
— Хотел бы я встретиться с этим вашим Профессором, — сказал я. — А ещё мне вот что пришло в голову: хорошо бы взять вас троих с собой, чтобы вы познакомились с моими друзьями, которые живут неподалёку. Не желаете ли пойти со мной в гости?
— Мне кажется, Профессор не захочет идти, — сказала Сильвия. — Он такой застенчивый! Но нам очень хочется пойти. Только лучше нам не ходить туда, пока мы не станем другого роста.
Да, положение получается не из простых, подумал я, когда понял, как, всё-таки, затруднительно будет представлять таких маленьких друзей Обществу.
— А какого вы можете стать роста? — удивлённо спросил я.
— Мы лучше сделаемся, как… обычные дети, — подумав, ответила Сильвия. — Для нас это самый лёгкий рост.
— А вы сможете сделаться такого роста сегодня? — спросил я, думая между тем: «Тогда бы мы могли взять вас на пикник».
Сильвия с минуту размышляла.
— Не сегодня, — наконец сказала она. — У нас не всё для этого приготовлено. Мы придём… в следующий вторник, если хотите. А сейчас, Бруно, ты должен отправляться делать уроки.
— Надоело мне слышать «А сейчас, Бруно»! — простонал малютка и надул губки, отчего стал ещё милее. — Только его услышу, сразу знаю, что дальше будет что-нибудь дурацкое. — Он тут же развернулся и зашагал прочь.
Сильвия обратила ко мне своё смеющееся личико.
— Так мы придём во вторник?
— Отлично! — ответил я. — Пусть будет следующий вторник. Но как насчёт Профессора? Он разве тоже пришёл с вами в нашу Сказочную страну?
— В тот раз нет, — сказала Сильвия. — Но он обещал, что обязательно нас навестит. Когда-нибудь. Ведь он ещё должен подготовиться к Лекции. Так что ему нужно было остаться дома.
— Дома? — в полусне повторил я, не совсем вникая в то, что она мне говорит.
— Да, сэр. Его сиятельство и леди Мюриел дома. Входите, пожалуйста.
.
|
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА: [1] Выражение восходит к Шекспиру («Гамлет», III, 2, 406), у которого, однако, означает полночь. [2] Эта песенка тоже входит в собрание «Рифмы Матушки Гусыни»; вообще же герои Кэрролла не в первый раз «признаются» в авторстве этих песенок, см. поэму «Фантасмагория». . |
____________________________________________________
Пересказ Александра Флори (2001, 2011):
ГЛАВА 16. СДВИНУТЫЙ КРОКОДИЛ
Тайна и Очарование не вечно прявят нашей жизнью. И вот на престоле опять воцарилась Тривиальность.
Но пора было идти дальше. Я и так задержался, а был уже пятый час – время чаепития и приятной беседы.
Леди Мюриэл и ее отец приняли меня с обычной своей сердечностью. Эти люди не принадлежат к высокомерной касте из фешенебельных гостиных. Ее представителям нет необходимости скрывать свои чувства – за неимением последних. Если бы среди них внезапно явилась Железная Маска, они в первый момент пожали бы плечами оттого, что какой-то глупец прибегает к столь откровенному и вульгарному средству: их собственные маски – пожелезней той – были незримы. А в следующий момент на Железную Маску никто бы и не обернулся. Нет, мои друзья – реалисты в том смысле, что если они выглядят довольными, будьте уверены: они действительно довольны. И когда Леди Мюриэл сказала: «Как хорошо, что вы пришли!», я не сомневался, что это в самом деле хорошо.
Однако я не рискнул заговорить о чувствах сгорающего от любви доктора и даже напомнить о его существовании. Я ждал, когда это сделают хозяева, а точнее – хозяйка. И дождался. Рассказав мне во всех подробностях о предполагаемом пикнике, Леди Мюриэл воскликнула, внезапно спохватившись: «Да, сэр, будет очень неплохо, если вы пригласите… доктора Фокстерьера. Я боюсь, он совсем не отдыхает». Я чуть было не уточнил: «от любовной тоски», но, к счастью, вовремя спохватился. Так легкомысленный человек, бывает, шагнет к железнодорожному полотну – и все-таки остановится перед шлагбаумом.
– И еще он, по-моему, живет слишком уединенно, – продолжала она так искренне, что никому не пришло бы в голову искать в ее словах второй смысл: всё заключалось в первом.
– Заставите его приехать! И не забудьте: следующий вторник. Мы можем вас подвезти. Жаль, если вы поедете поездом и не насладитесь нашими несравненными пейзажами и пропустите столько замечательных впечатлений. (Я готов был клятвенно подтвердить ее правоту.) А у нас открытый четырехместный экипаж.
– Не сомневайтесь, – заверил я, – он приедет. Я использую все средства убеждения.
Пикник должен был состояться через десять дней. Артур охотно откликнулся на приглашение, но за все это время он ни слова не сказал о Графе и его дочери – возможно, из суеверия. Но когда вожделенный день настал, Артур уже с утра был возбужден и нетерпелив, как дитя, и я подумал, что лучше нам, пожалуй, добираться поодиночке. Пусть Артур прибудет раньше и встретится с Леди Мюриэл без помех. И я сделал изрядный крюк по дороге в Эшли-Холл. «Конечно, джентльменам не стоит заставлять себя ждать, – решил я, – но иногда именно в этом проявляется джентльменское поведение».
Я преуспел в этом намерении даже больше, чем мог предполагать. Дорога шла через лес и была мне знакома. Вы помните, однажды я прошел по ней. Но, представьте, на этот раз я заблудился, хотя ума не приложу, как это случилось. Конечно, я был слишком занят размышлениями об Артуре и Леди Мюриэл, но неужели такая мелочь могла иметь столь серьезные последствия? Однако нужно было как-то выходить из положения, для начала – просто сориентироваться.
– По-моему, – сказал я себе, присев на упавшее дерево, – на этой самой поляне я встретил феерических детей. Хочется верить, что здесь не водятся змеи. Да, я не люблю змей, ну и что? А кто их любит? Может быть, Бруно?
– Нет, Бруно их не любит, – откликнулся тихий голосок. – Бруно их еще как не любит. Но и не боится. Просто они такие скользкие!
Боюсь, что я бессилен описать умилительную картину, открывшуюся моим глазам: на коврике лишайника сидела Сильви, опираясь на локоть, а в ногах у нее пристроился Бруно, положив голову ей на колени.
– Простите, – удивился я. – Вы говорите: скользкие?
Трудно представить, что кому-то захотелось изучать змей на ощупь, – тем более детям. Хотя от этих детишек можно было ожидать многого.
– Я имею в виду, – небрежно пояснил Бруно, – что они ускользают, потому что они извилистые. А мне больше нравятся прямые животные, то есть такие, которые не ускользают.
– Ты сам не знаешь, чего хочешь, Бруно, – возразила Сильви. – Ты ведь любишь собак, а собака виляет хвостом, поэтому отчасти она тоже извилистая.
– Ну и что, что отчасти! – заявил Бруно. – Зато в большей части она прямая. Хотя зачем ее делить? Вот вы, сэр, хотели бы иметь не собаку, а только ее части?
Я признал, что иметь части собаки было бы не очень привлекательно.
– Но таких собак и не бывает, – заметила Сильви. – Это невозможно.
– А вот и возможно! – воскликнул Бруно. – Старый Профессор мог бы запросто расчленить собаку. Он и меня пытался.
– Расчленить?! – ужаснулся я. – Как же он это делает?
– Математически, – объяснила Сильви. – Он изображает предмет в виде схемы, а потом выделяет в ней составные части.
– А-а! – ответил я, то ли успокоенный, то ли слегка разочарованный.
– Это что! – продолжала Сильви. – А просто Профессор изобрел Вечный Двигатель – и теперь сдвигает размеры любых предметов.
– У! – в восторге закричал Бруно. – Это такая штуковина! Это черный ящик. Вы засовываете туда все, чево хотите, поворачиваете ручку, и потом вынимаете ту же вещь, только во много разов меньше.
– Любую вещь в миниатюре, – выразилась Сильви более изысканно.
– Почему он называется Двигателем, понятно, – сказал я. – Но почему Вечным?
– Так он вечный! – ответила Сильви. – Потому что рассчитан на сто лет.
Бруно продолжал:
– Однажды мы были в Закордоне – скажи, Сильви. (Она не успела ничего подтвердить, как Бруно продолжил рассказ). Профессор там нашел здоровенного крокодила и сдвинул его размеры для нас, и мы забрали его с собой в Фейляндию. Получился такой забавный крокодильчик, совсем крохотный. Причем его туловище сократилось вдвое больше, чем голова. Но бедняге было не очень весело. Он все время оглядывался и спрашивал: «А где всё остальное?». И глаза у него были грустные.
– Не глаза, – поправила Сильви, – а глаз.
– Конечно! – подтвердил Бруно. – Только один глаз. Потому что другой мог видеть, что стало с туловищем. Но глаз, который мог это видеть…
– Простите, – прервал я, потому что история становилась сложной для понимания, — насколько же сдвинулся этот ваш крокодил?
– Половину от половины себя самого, когда мы его поймали и сдвинули, – ответил Бруно.
Он даже попробовал что-то показать руками, не надеясь на мою сообразительность. Но я все равно не понял. Может быть, вы, дорогие дети, читающие эту книгу, объясните мне.
– Но вы не оставили беднягу в таком виде? – спросил я.
– Конечно, нет! – воскликнул Бруно. – Мы его потом увеличили. Во сколько раз, Сильви?
– В два с половиной раза, – ответила она. – Плюс еще какие-то дроби.
– Надеюсь, он почувствовал себя комфортнее, – осторожно предположил я.
– Гораздо комфортабельнее! – согласился Бруно. – Вы бы видели, как он любовался своим новым хвостом. Теперь он мог бы не только ползать на брюхе, но ходить на хвосте и даже на спине.
– Ну, ты не можешь этого знать! – сказала Сильви. – Такого не бывает!
– А вот и бывает! – крикнул Бруно. – Я сам видел. Он полз на брюхе и на спине, а еще ходил на лапах, помогая себе хвостом. При этом он вел себя, как лунатик во сне. А еще крокодилу можно было бы встать на голову и ходить.
Час от часу не легче! Дорогие дети, читающие эту книгу, вы можете себе такое представить?
– Никогда! – закричала Сильви. – Никогда, ни при каких обстоятельствах ни один крокодил на свете не мог бы стать на голову и ходить!
Одного отрицания Сильви оказалось мало.
– Да не крокодил, – с досадой отмахнулся Бруно, – а крокодилу можно было бы встать на голову и пройтись по ней и даже скатиться вниз по его носу. Вот так.
– Но почему бы не заменить крокодила конем? – спросил я и поспешно добавил: – Я имею в виду снаряд.
– Снаряд? – переспросил Бруно. — Это вроде ядра?
– Нет, что вы! – испугался я, представив себе, что может случиться, если он начнет разгуливать по орудийным ядрам. – Я говорю о спортивном снаряде.
– Ну да, – согласился мой юный приятель. – А что, ядро – не спортивный снаряд?
Я счел за благо отвлечь Бруно от опасной темы, пока он не загорелся идеей проскакать верхом на ядре – не имеет значения, пушечном или спортивном. Не придумав ничего другого, я спросил, каким образом упомянутый черный ящик растягивает предметы.
На сей раз Бруно был в недоумении. Сильви попыталась объяснить.
– Это похоже на пресс. Вещи там сжимаются…
– Зажимаются! – поправил ее Бруно.
– Да, – сказала Сильви, избегая, однако, повторить слово, смысл которого оставался ей неясен. – И получаются в результате очень, очень длинными!
– Однажды, – снова начал рассказывать Бруно мы с Сильви написали песню…
– В смысле: не сочинили, а переписали, – пояснила она шепотом.
– Да, – поддержал ее Бруно. – Переписали детскую песню про негритенка.
– По-моему, я что-то подобное слышал, – заметил я. – Ну, и что вы с ней сделали?
– Мы ее отдали Профессору, – ответила Сильви, – чтобы он сделал ее немного длиннее. Мы думали, он напишет продолжение, но он не понял и засунул ее в черный ящик.
– И что получилось в итоге? – поинтересовался я. – Песня удлинилась?
– Как вам сказать… – молвила Сильви. – С одной стороны, да, а с другой начала сокращаться. Вместо одного негритенка появилось десять, но с каждым куплетом их становилось меньше и меньше, пока не остался, как и раньше, один, да и тот повесился.
– Женился, – поправил Бруно.
– Какая разница! – отмахнулась Сильви. – Мы попросим Профессора спеть это для вас, а то в пересказе пропадает все впечатление.
– Кстати, – сказал я, – Профессора встретить не помешало бы. А еще лучше – пойти с ним и с вами к одним моим друзьям, которые живут неподалеку. Вам этого хотелось бы?
– Нам – конечно, – ответила Сильви. – А Профессору, может быть, и не совсем. Он такой стеснительный. А мы бы – с удовольствием. Только ведь мы еще маленькие.
Да, тут и я вспомнил об этом затруднительном обстоятельстве, которое как-то все время ускользало от моего внимания.
– А вы можете изменить свой размер? – поинтересовался я. – С помощью этого черного ящика, что ли?
– По-видимому, да, – глубокомысленно ответила Сильви. – Мы можем явиться как обычные дети. Это самый подходящий размер.
– И вы бы могли прибыть туда сегодня? – продолжал я, думая, как замечательно получится. Если они попадут на пикник.
– Нет, – сказала Сильви печально. – Сегодня никак. У нас нет костюмов. Но во вторник мы пойдем обязательно, если хозяева не будут возражать. А сейчас, Бруно, тебе пора садиться за уроки.
– Прямо сейчас, – нахмурился Бруно и стал от этого еще более симпатичным. – Всегда у нее напоследок припасена какая-нибудь пакость. Тогда я тебя не поцелую, раз ты такая злая.
– А ты меня уже поцеловал! – злорадно объявила Сильви.
– Тогда буду тебя нецеловать! – заявил Бруно и заключил ее в объятия.
– А это мало чем отличается от поцелуев, — сказала Сильви, освободившись.
– Много ты понимаешь! – с большой важностью сказал Бруно и пошел делать уроки.
Сильви, улыбаясь, проводила его взглядом и уточнила:
– Значит, во вторник?
– Прекрасно, – ответил я. – Но где же Профессор? Он отбыл вместе с вами в Фейдяндию?
– Нет, – сказала Сильви. – Но мы его ждем. Он остался дописать лекцию. Так что сейчас он у себя дома.
– Дома? – переспросил я рассеянно и почему-то без уверенности, что последнее слово сказала Сильви.
– Так точно, Его Светлость и Леди Мюриэл дома, – ответили мне. – Добро пожаловать.
.
____________________________________________________
***