Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»
<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>
Рис. Harry Furniss (1889).
ОРИГИНАЛ на английском (1889):
CHAPTER FOURTEEN
BRUNO’S PICNIC
`AS bald as bald’ was the bewildering reply. `Now, Bruno,I’ll tell you a story.’
`And I’ll tell oo a story,’ said Bruno, beginning in agreat hurry for fear of Sylvie getting the start of him: `once there werea Mouse—a little tiny Mouse—such a tiny little Mouse! Oo never saw sucha tiny Mouse—‘
`Did nothing ever happen to it, Bruno?’ I asked. `Haven’tyou anything more to tell us, besides its being so tiny?’
`Nothing never happened to it,’ Bruno solemnly replied.
`Why did nothing never happen to it?’ said Sylvie, whowas sitting, with her head on Bruno’s shoulder, patiently waiting for achance of beginning her story.
`It were too tiny,’ Bruno explained.
`That’s no reason!’ I said. `However tiny it was, thingsmight happen to it.’
Bruno looked pityingly at me, as if he thought me verystupid. `It were too tiny,’ he repeated. `If anything happened to it, itwould die—it were so very tiny!’
`Really that’s enough about its being tiny!’ Sylvie putin. `Haven’t you invented any more about it?’
`Haven’t invented no more yet.’
`Well, then, you shouldn’t begin a story till you’ve inventedmore! Now be quiet, there’s a good boy, and listen to my story.’
And Bruno, having quite exhausted all his inventive faculty,by beginning in too great a hurry, quietly resigned himself to listening.`Tell about the other Bruno, please,’ he said coaxingly.
Sylvie put her arms round his neck, and began:—
`The wind was whispering among the trees,’ (`That wasn’tgood manners!’ Bruno interrupted. `Never mind about manners,’ said Sylvie)`and it was evening—a nice moony evening, and the Owls were hooting—‘
`Pretend they weren’t Owls!’ Bruno pleaded, stroking hercheek with his fat little hand. `I don’t like Owls. Owls have such greatbig eyes. Pretend they were Chickens!’
`Are you afraid of their great big eyes, Bruno?’ I said.
`Aren’t `fraid of nothing,’ Bruno answered in as carelessa tone as he could manage: `they’re ugly with their great big eyes. I thinkif they cried, the tears would be as big—oh, as big as the moon!’ Andhe laughed merrily. `Doos Owls cry ever, Mister Sir?’
`Owls cry never,’ I said gravely, trying to copy Bruno’sway of speaking: `they’ve got nothing to be sorry for, you know.’
`Oh, but they have!’ Bruno exclaimed. `They’re ever sosorry, `cause they killed the poor little Mouses!’
`But they’re not sorry when they’re hungry, I suppose?’
`Oo don’t know nothing about Owls!’ Bruno scornfully remarked.`When they’re hungry, they’re very, very sorry they killed the little Mouses,`cause if they hadn’t killed them there’d be sumfin for supper, oo know!’
Bruno was evidently getting into a dangerously inventivestate of mind, so Sylvie broke in with `Now I’m going on with the story.So the Owls—the Chickens, I mean—were looking to see if they could finda nice fat Mouse for their supper—‘
`Pretend it was a nice `abbit!’ said Bruno.
`But it wasn’t a nice habit, to kill Mouses,’ Sylvie argued.`I ca’n’t pretend that!’
`I didn’t say «habit», oo silly fellow!’ Bruno repliedwith a merry twinkle in his eye. `’abbits—that runs about in the fields!’
`Rabbit? Well it can be a Rabbit, if you like. But youmustn’t alter my story so much, Bruno. A Chicken couldn’t eat a Rabbit!’
`But it might have wished to see if it could try to eatit.’
`Well, it wished to see if it could try—oh, really, Bruno,that’s nonsense! I shall go back to the Owls.’
`Well, then, pretend they hadn’t great eyes!’
`And they saw a little Boy,’ Sylvie went on, disdainingto make any further corrections. `And he asked them to tell him a story.And the Owls hooted and flew away—‘ (`Oo shouldn’t say «flewed»; oo shouldsay «flied»,’ Bruno whispered. But Sylvie wouldn’t hear.) `And he met aLion. And he asked the Lion to tell him a story. And the Lion said «yes»,it would. And, while the Lion was telling him the story, it nibbled someof his head off—‘
`Don’t say «nibbled»!’ Bruno entreated. `Only little thingsnibble—little thin sharp things, with edges—‘
`Well, then, it «nubbled»,’ said Sylvie. `And when ithad nubbled all his head off, he went away, and he never said «thank you»!’
`That were very rude,’ said Bruno. `If he couldn’t speak,he might have nodded—no, he couldn’t nod. Well, he might have shaked handswith the Lion!’
`Oh, I’d forgotten that part!’ said Sylvie. `He did shakehands with it. He came back again, you know, and he thanked the Lion verymuch, for telling him the story.’
`Then his head had growed up again?’ said Bruno.
`Oh yes, it grew up in a minute. And the Lion begged pardon,and said it wouldn’t nubble off little boys’ heads—not never no more!’
Bruno looked much pleased at this change of events. `Nowthat are a really nice story!’ he said. `Aren’t it a nice story, MisterSir?’
`Very,’ I said. `I would like to hear another story aboutthat Boy.’
`So would I,’ said Bruno, stroking Sylvie’s cheek again.`Please tell about Bruno’s Picnic; and don’t talk about nubbly Lions!’
`I wo’n’t, if it frightens you,’ said Sylvie.
`Flightens me!’ Bruno exclaimed indignantly. `It isn’tthat! It’s `cause «nubbly»‘s such a grumbly word to say—when one person’sgot her head on another person’s shoulder. When she talks like that,’ heexclaimed to me, `the talking goes down bofe sides of my face—all theway to my chin—and it doos tickle so! It’s enough to make a beard grow,that it is!’
He said this with great severity, but it was evidentlymeant for a joke: so Sylvie laughed—a delicious musical little laugh,and laid her soft cheek on the top of her brother’s curly head, as if itwere a pillow, while she went on with the story. `So this Boy—‘
`But it wasn’t me, oo know!’ Bruno interrupted. `And ooneedn’t try to look as if it was, Mister Sir!’
I represented, respectfully, that I was trying to lookas if it wasn’t.
`—he was a middling good Boy—‘
`He were a welly good Boy!’ Bruno corrected her. `Andhe never did nothing he wasn’t told to do—‘
`That doesn’t make a good Boy!’ Sylvie said contemptuously.
`That do make a good Boy!’ Bruno insisted.
Sylvie gave up the point. `Well, he was a very good Boy,and he always kept his promises, and he had a big cupboard—‘
`—for to keep all his promises in!’ cried Bruno.
`If he kept all his promises,’ Sylvie said, with a mischievouslook in her eyes, `he wasn’t like some Boys I know of!’
`He had to put salt with them, a-course,’ Bruno said gravely:`oo ca’n’t keep promises when there isn’t any salt. And he kept his birthdayon the second shelf.’
`How long did he keep his birthday?’ I asked. `I nevercan keep mine more than twenty-four hours.’
`Why, a birthday stays that long by itself!’ cried Bruno.`Oo doosn’t know how to keep birthdays! This Boy kept his a whole year!’
`And then the next birthday would begin,’ said Sylvie.`So it would be his birthday always.’
`So it were,’ said Bruno. `Doos oo have treats on oorbirthday, Mister Sir?’
`Sometimes,’ I said.
`When oo’re good, I suppose?’
`Why, it is a sort of treat, being good, isn’t it?’ Isaid.
`A sort of treat!’ Bruno repeated. `It’s a sort of punishment,I think!’
`Oh, Bruno!’ Sylvie interrupted, almost sadly. `How canyou?’
`Well, but it is,’ Bruno persisted. `Why, look here, MisterSir! This is being good!’ And he sat bolt upright, and put on an absurdlysolemn face. `First oo must sit up as straight as pokers—‘
`—as a poker,’ Sylvie corrected him.
`—as straight as pokers,’ Bruno firmly repeated. `Thenoo must clasp oor hands—so. Then—«Why hasn’t oo brushed oor hair? Goand brush it toreckly!» Then—«Oh, Bruno, oo mustn’t dog’s-ear the daisies!»Did oo learn oor spelling wiz daisies, Mister Sir?’
`I want to hear about that Boy’s Birthday,’ I said.
Bruno returned to the story instantly. `Well, so thisBoy said «Now it’s my Birthday!» And so—I’m tired!’ he suddenly brokeoff, laying his head in Sylvie’s lap. `Sylvie knows it best. Sylvie’s grown-upperthan me. Go on Sylvie!’
Sylvie patiently took up the thread of the story again.`So he said «Now it’s my Birthday. Whatever shall I do to keep my Birthday?»All good little Boys—‘ (Sylvie turned away from Bruno, and made a greatpretence of whispering to me) `—all good little Boys—Boys that learntheir lessons quite perfect—they always keep their birthdays, you know.So of course this little Boy kept his Birthday.’
`Oo may call him Bruno, if oo like,’ the little fellowcarelessly remarked. `It weren’t me, but it makes it more interesting.’
`So Bruno said to himself «The properest thing to do isto have a Picnic, all by myself, on the top of the hill. And I’ll takesome Milk and some Bread, and some Apples: and first, and foremost, I wantsome Milk!» So, first, and foremost, Bruno took a milk-pail—‘
`And he went and milkted the Cow!’ Bruno put in.
`Yes,’ said Sylvie, meekly accepting the new verb. `Andthe Cow said «Moo! What are you going to do with all that Milk?» And Brunosaid «Please’m, I want it for my Picnic.» And the Cow said «Moo! I hopeyou wo’n’t boil any of it?» And Bruno said «No, indeed I wo’n’t! New Milk’sso nice and so warm, it wants no boiling!»‘
`It doesn’t want no boiling,’ Bruno offered as an amendedversion.
`So Bruno put the Milk in a bottle. And then Bruno said»Now I want some Bread!» So he went to the Oven, and he took out a deliciousnew Loaf. And the Oven—‘.
`—ever so light and so puffy!’ Bruno impatiently correctedher. `Oo shouldn’t leave out so many words!’
Sylvie humbly apologized. `—a delicious new Loaf, everso light and so puffy. And the Oven said—‘ Here Sylvie made a long pause.`Really I don’t know what an Oven begins with, when it wants to speak!’
Both children looked appealingly at me; but I could onlysay, helplessly, `I haven’t the least idea! I never heard an Oven speak!’
For a minute or two we all sat silent; and then Brunosaid, very softly, `Oven begins wiz «O».’
`Good little boy!’ Sylvie exclaimed. `He does his spellingvery nicely. He’s cleverer than he knows!’ she added, aside, to me. `Sothe Oven said «O! What are you going to do with all that Bread?» And Brunosaid «Please—» Is an Oven «Sir» or «‘m», would you say?’ She looked tome for a reply.
`Both, I think,’ seemed to me the safest thing to say.
Sylvie adopted the suggestion instantly. `So Bruno said»Please, Sirm, I want it for my Picnic.» And the Oven said «O! But I hopeyou wo’n’t toast any of it?» And Bruno said, «No, indeed I wo’n’t! NewBread’s so light and so puffy, it wants no toasting!»‘
`It never doesn’t want no toasting,’ said Bruno. `I wissoo wouldn’t say it so short!’
`So Bruno put the Bread in the hamper. Then Bruno said»Now I want some Apples!» So he took the hamper, and he went to the Apple-Tree,and he picked some lovely ripe Apples. And the Apple-Tree said—‘ Herefollowed another long pause.
Bruno adopted his favourite expedient of tapping his forehead;while Sylvie gazed earnestly upwards, as if she hoped for some suggestionfrom the birds, who were singing merrily among the branches overhead. Butno result followed.
`What does an Apple-Tree begin with, when it wants tospeak?’ Sylvie murmured despairingly, to the irresponsive birds.
At last, taking a leaf out of Bruno’s book, I venturedon a remark. `Doesn’t «Apple-Tree» always begin with Eh!»?’
`Why, of course it does! How clever of you!’ Sylvie crieddelightedly.
Bruno jumped up, and patted me on the head. I tried notto feel conceited.
`So the Apple-Tree said «Eh! What are you going to dowith all those Apples?» And Bruno said «Please, Sir, I want them for myPicnic.» And the Apple-Tree said «Eh! But I hope you wo’n’t bake any ofthem?» And Bruno said «No, indeed I wo’n’t! Ripe Apples are so nice andso sweet, they want no baking!»‘
`They never doesn’t—‘ Bruno was beginning, but Sylviecorrected herself before he could get the words out.
`»They never doesn’t nohow want no baking.» So Bruno putthe Apples in the hamper, along with the Bread, and the bottle of Milk.And he set off to have a Picnic, on the top of the hill, all by himself—‘
`He wasn’t greedy, oo know, to have it all by himself,’Bruno said, patting me on the cheek to call my attention; `’cause he hadn’tgot no brothers and sisters.’
`It was very sad to have no sisters, wasn’t it?’ I said.
`Well, I don’t know,’ Bruno said thoughtfully; `’causehe hadn’t no lessons to do. So he didn’t mind.’
Sylvie went on. `So, as he was walking along the road,he heard behind him such a curious sort of noise—a sort of a Thump! Thump!Thump! «Whatever is that?» said Bruno. «Oh, I know!» said Bruno. «Why,it’s only my Watch a-ticking!»‘
`Were it his Watch a-ticking?’ Bruno asked me, with eyesthat fairly sparkled with mischievous delight.
`No doubt of it!’ I replied. And Bruno laughed exultingly.
`Then Bruno thought a little harder. And he said «No!it ca’n’t be my Watch a-ticking; because I haven’t got a Watch!»‘
Bruno peered up anxiously into my face, to see how I tookit. I hung my head, and put a thumb into my mouth, to the evident delightof the little fellow.
`So Bruno went a little further along the road. And thenhe heard it again, that queer noise—Thump! Thump! Thump! «Whatever isthat?» said Bruno. «Oh, I know!» said Bruno. «Why, it’s only the Carpentera-mending my Wheelbarrow!»‘
`Were it the Carpenter a-mending his Wheelbarrow?’ Brunoasked me.
I brightened up, and said `It must have been!’ in a toneof absolute conviction.
Bruno threw his arms round Sylvie’s neck. `Sylvie!’ hesaid, in a perfectly audible whisper. `He says it must have been!’
`Then Bruno thought a little harder. And he said «No!It ca’n’t be the Carpenter a-mending my Wheelbarrow, because I haven’tgot a Wheelbarrow!»
This time I hid my face in my hands, quite unable to meetBruno’s look of triumph.
`So Bruno went a little further along the road. And thenhe heard that queer noise again—Thump! Thump! Thump! So he thought he’dlook round, this time, just to see what it was. And what should it be buta great Lion!’
`A great big Lion,’ Bruno corrected her.
`A great big Lion. And Bruno was ever so frightened, andhe ran—‘
`No, he wasn’t flightened a bit!’ Bruno interrupted. (Hewas evidently anxious for the reputation of his name-sake.) `He runnedaway to get a good look at the Lion; ’cause he wanted to see if it werethe same Lion what used to nubble little Boys’ heads off; and he wantedto know how big it was!’
`Well, he ran away, to get a good look at the Lion. Andthe Lion trotted slowly after him. And the Lion called after him, in avery gentle voice, «Little Boy, little Boy! You needn’t be afraid of me!I’m a very gentle old Lion now. I never nubble little Boys’ heads off,as I used to do.» And so Bruno said «Don’t you really, Sir? Then what doyou live on?» And the Lion—‘
`Oo see he weren’t a bit flightened!’ Bruno said to me,patting my cheek again. `’cause he remembered to call it «Sir», oo know.’
I said that no doubt that was the real test whether aperson was frightened or not.
`And the Lion said «Oh, I live on bread-and-butter, andcherries, and marmalade, and plum-cake—«‘
`—and apples!’ Bruno put in.
`Yes, «and apples». And Bruno said «Wo’n’t you come withme to my Picnic?» And the Lion said «Oh, I should like it very much indeed!»And Bruno and the Lion went away together.’ Sylvie stopped suddenly.
`Is that all?’ I asked, despondingly.
`Not quite all,’ Sylvie slily replied `There’s a sentenceor two more. Isn’t there, Bruno?’
`Yes,’ with a carelessness that was evidently put on:`just a sentence or two more.’
`And, as they were walking along, they looked over a hedge,and who should they see but a little black Lamb! And the Lamb was everso frightened. And it ran—‘
`It were really flightened!’ Bruno put in.
`It ran away. And Bruno ran after it. And he called «LittleLamb! You needn’t be afraid of this Lion! It never kills things! It liveson cherries, and marmalade—«‘
`—and apples!’ said Bruno. `Oo always forgets the apples!’
`And Bruno said «Wo’n’t you come with us to my Picnic?»And the Lamb said «Oh, I should like it very much indeed, if my Ma willlet me!» And Bruno said «Let’s go and ask your Ma!» And they went to theold Sheep. And Bruno said «Please, may your little Lamb come to my Picnic?»And the Sheep said «Yes, if it’s learnt all its lessons.» And the Lambsaid «Oh yes, Ma! I’ve learnt all my lessons!»‘
`Pretend it hadn’t any lessons!’ Bruno earnestly pleaded.
`Oh, that would never do!’ said Sylvie. `I ca’n’t leaveout all about the lessons! And the old Sheep said «Do you know your A BC yet? Have you learnt A?» And the Lamb said «Oh yes, Ma! I went to theA-field, and I helped them to make A!» «Very good, my child! And have youlearnt B?» «Oh yes, Ma! I went to the B-hive, and the B gave me some honey!»»Very good, my child! And have you learnt C?» «Oh yes, Ma! I went to theC-side, and I saw the ships sailing on the C!» «Very good, my child! Youmay go to Bruno’s Picnic.»‘
`So they set off. And Bruno walked in the middle, so thatthe Lamb mightn’t see the Lion—‘
`It were flightened,’ Bruno explained.
`Yes, and it trembled so; and it got paler and paler;and, before they’d got to the top of the hill, it was a white little Lamb—aswhite as snow!’
`But Bruno weren’t flightened!’ said the owner of thatname. `So he staid black!’
`No, he didn’t stay black! He staid pink!’ laughed Sylvie.`I shouldn’t kiss you like this, you know, if you were black!’
`Oo’d have to!’ Bruno said with great decision. `Besides,Bruno wasn’t Bruno, oo know—I mean, Bruno wasn’t me—I mean—don’t talknonsense, Sylvie!’
`I wo’n’t do it again!’ Sylvie said very humbly. `Andso, as they went along, the Lion said «Oh, I’ll tell you what I used todo when I was a young Lion. I used to hide behind trees, to watch for littleBoys.»‘ (Bruno cuddled a little closer to her.) `»And, if a little thinscraggy Boy came by, why, I used to let him go. But, if a little fat juicy—«‘
Bruno could bear no more. `Pretend he wasn’t juicy!’ hepleaded, half-sobbing.
`Nonsense, Bruno!’ Sylvie briskly replied. `It’ll be donein a moment! «—if a little fat juicy Boy came by, why, I used to springout and gobble him up! Oh, you’ve no idea what a delicious thing it is—alittle juicy Boy!» And Bruno said «Oh, if you please, Sir, don’t talk abouteating little boys! It makes me so shivery!»‘
The real Bruno shivered, in sympathy with the hero.
`And the Lion said «Oh, well, we wo’n’t talk about it,then! I’ll tell you what happened on my wedding-day—«‘
`I like this part better,’ said Bruno, patting my cheekto keep me awake.
`»There was, oh, such a lovely wedding-breakfast! At oneend of the table there was a large plum-pudding. And at the other end therewas a nice roasted Lamb! Oh, you’ve no idea what a delicious thing it is—anice roasted Lamb!» And the Lamb said «Oh, if you please, Sir, don’t talkabout eating Lambs! It makes me so shivery!» And the Lion said «Oh, well,we wo’n’t talk about it, then!»‘.
.
____________________________________________________
Глава четырнадцатая
ПИКНИК БРУНО
— Сед как сед, — последовал удивленный ответ. — А теперь, Бруно, я расскажу тебе сказку.
— А я тоже расскажу тебе сказку, — поспешно отвечал Бруно, боясь, что Сильвия, как всегда, помешает ему. — Жила-была Мышка, маленькая, совсем крохотная Мышка, маленькая-премаленькая! Ты никогда не видели такой малюсенькой Мышки…
— И что же, с ней ничего не произошло? — спросил я. — Выходит, тебе просто нечего рассказать о ней, кроме того, что она совсем крохотная?
— Так и есть. С ней никогда ничего не случалось, — подтвердил Бруно.
— И почему же с ней ничего не случалось? — спросила Сильвия, сидевшая возле него, положив головку на плечо братика и терпеливо дожидаясь своей очереди.
— Потому что она была совсем малюсенькая, — пояснил Бруно.
— Ну, это ничего не значит! — заявил я. — Какой бы крошечной она ни была, с ней вполне могло произойти что угодно.
Бруно задумался и озадаченно поглядел на меня.
— Она была такой малюсенькой, — повторил он. — И если бы с ней что-то случилось, она бы тотчас умерла: она ведь совсем крошечная!
— Ну, хватит повторять, что она крошечная! — вмешалась Сильвия. — Значит, ты ничего больше не придумал?
— Больше ничего.
— Ну, тогда закончишь сказку, когда придумаешь ее продолжение! А теперь посиди тихо, как хороший мальчик, и послушай мою историю.
И малыш, истратив весь свой творческий запас на неудачную историю, мирно сел рядом и весь обратился в слух.
— Расскажи, пожалуйста, о другом Бруно, — попросил он.
Сильвия обняла его за шею и начала:
— Ветер шелестел в ветвях и что-то нашептывал деревьям… («Фу, какие дурные манеры!» — прервал ее Бруно. «При чем тут манеры?» — возразила Сильвия.) Был вечер, тихий лунный вечер. В лесу кричали Совы…
— Пожалуйста, только не Совы! — воскликнул Бруно, хлопая пухлой ладошкой по щечкам. — Я ужасно не люблю Сов. У них такие огромные глазищи. Пусть это лучше будут Цыплята, а?
— Ты что же, Бруно, боишься их огромных глаз? — спросил я.
— Ничего я не боюсь! — храбро, беззаботным тоном отвечал малыш. — Просто они очень страшные и противные. Если они заплачут, то слезы у них, наверное, будут величиной… величиной с Луну! — И он весело рассмеялся. — А как вы думаете, господин сэр, Совы могут плакать?
— Нет, малыш, Совы никогда не плачут, — заверил я, пытаясь подладиться под беззаботный тон Бруно. — Понимаешь, им просто-напросто не о чем жалеть.
— А вот и плачут! — возразил Бруно. — Еще как плачут, особенно если им случается поймать малюсенькую мышку!
— Но когда они голодны, они, надеюсь, не плачут?
— Э, да ты ничего не знаете о Совах! — язвительно заметил Бруно. — Когда они голодны, они очень-преочень жалеют, что погубили бедных мышек, потому что, если бы у них было на ужин что-нибудь другое, им не пришлось бы убивать малышек!
Бруно, очевидно, охватило тревожно-мечтательное настроение, и Сильвия поспешила вмешаться:
— Так вот, слушайте, что было дальше. Совы, то есть, я хотела сказать, Цыплята, искали себе на ужин вкусную жирненькую Мышку…
— Лучше бы они искали ‘айца! — вмешался Бруно.
— Зачем им яйца? Еще разобьют, — возразила Сильвия. — Нет, они искали именно Мышку!
— Я не сказал «яйца», не слышишь, что ли! — сердитым тоном возразил малыш. — Я сказал ‘айца, который живет в поле!
— Ах, зайца? Ладно, если тебе хочется, пусть будет Заяц. Но больше не вмешивайся в мой рассказ. Подумай сам, Цыплята ведь не едят Зайцев!
— Может, они просто хотели попробовать, не удастся ли им скушать его.
— Цыплята? Попробовать скушать Зайца? Какую чепуху ты говоришь, Бруно! Нет, пускай уж лучше будут Совы.
— Но только при условии, что у них не будет таких огромных глазищ!
— Так вот. Летели Совы, летели — и увидели маленького Мальчика, — продолжала Сильвия, решив не обращать внимания на реплики братика. — А он попросил их рассказать ему сказку. А Совы только вскрикнули и улетели прочь… («Нельзя сказать «улетели», — прошептал Бруно. — Правильно будет «улетнули»». Но Сильвия пропустила это замечание мимо ушей.) А Мальчику встретился Лев. И он попросил Льва рассказать ему сказку. А Лев сказал: «Хорошо, расскажу». И пока Лев рассказывал ему сказку, он обгрыз у Мальчика голову…
— Не говори «обгрыз»! — воскликнул Бруно. — Обгрызть можно только какие-нибудь мелкие вещицы с острыми краями, а голова ведь…
— Ну ладно, пусть будет «отгрыз», — отвечала Сильвия. — И когда он отгрыз Мальчику всю голову, тот убежал и даже спасибо не сказал!
— Фу, как грубо! — отвечал Бруно. — Если он не мог говорить, то мог хотя бы кивнуть. Ах да, кивнуть ему тоже было нечем… Ну, тогда он мог бы обменяться со Львом рукопожатиями!
— Ах да, чуть было не забыла! — воскликнула Сильвия. — Он и в самом деле вскоре вернулся, пожал Льву руку, то бишь лапу, и поблагодарил его за замечательную сказку.
— И тогда у него опять выросла голова? — спросил Бруно.
— Да, в тот же миг. А Лев попросил у него прощения и обещал, что никогда больше не будет ничего отгрызать у маленьких мальчиков — никогда-никогда!
Бруно был предоволен таким оборотом событий:
— Ах, какая замечательная сказка! — воскликнул он. — Правда, замечательная, господин сэр?
— Очень-очень, — отвечал я. — Я не прочь был бы послушать и другую сказку об этом Мальчике.
— Я тоже, — отозвался Бруно, гладя Сильвию ладошкой по щеке. — Ну пожалуйста, расскажи сказку про Пикник Бруно, но только не надо никаких кусачих Львов!
— Не буду, если ты боишься, — отвечала девочка.
— Боюсь? Я?! — обиженно воскликнул Бруно. — Не в этом дело! Просто «отгрызть» — это такое жуткое слово! Если один человек рассказывает сказку, а другой слушает, положив голову ему на плечо — вот так, — обратился он ко мне, — то сказка проползает по обеим щекам, по подбородку и… и ужасно щекочется! От этого даже борода может вырасти, вот как щекотно!
Он проговорил это вполне серьезным тоном, но все же явно хотел подшутить над нами, и Сильвия тотчас рассмеялась своим нежным, мелодичным смехом, уткнувшись подбородком в пушистые, вьющиеся кудри брата, словно это была не голова, а подушка, и продолжала:
— Так вот. Один Мальчик…
— Это не я, честное слово! — прервал ее Бруно. — И лучше не пытайтесь узнать, господин сэр, кто это был!
Я поклонился и обещал, что не буду.
— Это был вполне хороший мальчик…
— Нет, очень хороший! — поправил ее Бруно. — Он никогда не делал того, что ему велели…
— Хорошие мальчики так не поступают! — заметила Сильвия.
— Нет, именно так они и поступают! — настаивал Бруно. Сильвия сделала паузу.
— Ну хорошо, это был очень хороший Мальчик; он умел держать слово, и у него был огромный-преогромный буфет…
— …чтобы было где держать слова! — воскликнул Бруно.
— Если он всегда держал слово, — наставительным тоном заметила Сильвия, — значит, он не похож на одного из моих знакомых!
— Ну, тогда он наверняка солил все свои слова, — возразил Бруно, — чтобы они не испортились. А на второй полке он держал свой день рождения.
— И сколько же он держал его? — удивленно спросил я. — Признаться, мне никогда не удавалось продержать свой день рождения больше двадцати четырех часов.
— День рождения держался сам собой! — воскликнул Бруно. — Неужели ты не знаете, как это делается?! Так вот, Мальчик держал его целый год!
— А там наступал следующий день рождения, — подхватила Сильвия. — Можно сказать, что у него всегда был день рождения.
— Так оно и было, — подтвердил Бруно. — А ты устраиваете праздник на твой день рождения, господин сэр?
— Иногда, — отозвался я.
— Когда вы хорошо себя ведете, верно?
— Разве это не одно и то же — устраивать праздник и хорошо вести себя? — удивился я.
— Вовсе не одно и то же! — возразил Бруно. — Хорошо себя вести — это просто мучение!
— Что ты, Бруно! — с легкой досадой прервала его Сильвия. — Что ты говоришь!
— Мучение и наказание, — стоял на своем малыш. — Сами посудите, господин сэр! Вести себя хорошо — это вот что такое! — С этими словами он сел, выпрямившись по струнке, и изобразил на лице какую-то каменную гримасу. — «Прежде всего сядь прямо как штуки…»
— …как штык, — поправила его Сильвия.
— …как штуки, — заупрямился Бруно. — «Потом сложи руки — вот так». Что еще? «Почему ты такой непричесанный? Ступай и причешись!» Потом… «Ах, Бруно, не смей рвать маргаритки!» Знаете, господин сэр, как здорово учиться, когда у тебя в руках — маргаритки?
— Я хотел бы послушать про день рождения Мальчика, — возразил я.
Бруно мигом вернулся к рассказу:
— Так вот, Мальчик сказал: «Сегодня у меня день рождения!» И… и… я устал! — неожиданно заявил он, положив головку на плечо Сильвии. — Сильвия знает эту историю лучше меня. Она ведь старше. Продолжай, Сильвия!
Девочка с готовностью подхватила нить истории:
— Да-да, он сказал: «Сегодня у меня день рождения. Как бы мне получше его отметить?» Все хорошие мальчики… (с этими словами Сильвия отвернулась от братика и сделала вид, что шепчет мне) …все хорошие мальчики учат уроки только на отлично и обязательно отмечают свой день рождения. Вот и этот Мальчик решил отметить свой.
— Если хочешь, можешь называть его Бруно, — беззаботно предложил малыш. — Это не я, а другой Бруно; но так будет интереснее.
— Так вот. Бруно сказал: «Самое интересное — это устроить пикник для себя одного на вершине холма. Я возьму с собой молока, хлеба и яблок, но самое главное — я хочу молока!» И Бруно взял ведерко для молока…
— И отправился молочить Корову! — подсказал Бруно.
— Доить, — с улыбкой поправила его Сильвия. — А Корова сказала: «Му-у-у-у-у! Что ты собираешься делать с моим молоком?» А Бруно отвечал: «Я хотел бы захватить его на пикник, если вы не против». А Корова отвечала: «М-м-м-у-у-у! А ты не будешь кипятить его?» «Нет, ни за что! — воскликнул Бруно. — И не подумаю! Парное молоко ведь такое вкусное и теплое! Зачем же его кипятить.»
— Корова не хотела, чтобы молоко кипятили! — пояснил Бруно.
— Слушайте дальше. Бруно налил молока в бутылку и сказал: «А еще я хочу хлеба!» И он отправился к Печке и взял свежий каравай. А Печка…
— …каравай был такой пышный и мягкий! — нетерпеливо вставил Бруно. — Ах, Сильвия, зачем ты пропускаешь такие важные подробности!
Сильвия послушно кивнула.
— …свежий каравай, такой пышный и мягкий! А Печка сказала… — Тут Сильвия сделала долгую паузу. — По правде сказать, я и сама не знаю, что подумала Печка и что она сказала!
Дети вопросительно поглядели на меня, но я ничем не смог им помочь:
— Знаете, я тоже не знаю! Я никогда не слышал, что говорит Печка!
Мы помолчали минуту-другую, а затем Бруно негромко заметил:
— Печка начинается с буквы «п»…
— Умница ты мой! — подхватила Сильвия. — Он попал в самую точку. О, он и сам не догадывается, какой же он умница! — добавила она, обернувшись ко мне. — Так вот, Печка сказала: «Пуфф! Зачем тебе понадобился хлеб?» А Бруно спросил: «Скажите, пожалуйста, Печка — это «сэр» или «миссис»?» — Сильвия тоже вопросительно поглядела на меня.
— Я думаю, и то и другое, — на всякий случай отвечал я.
Сильвия тотчас подхватила и продолжала:
— И Бруно сказал: «Видите ли, сэрмиссис Печка, я хочу взять хлеба с собой на пикник». А Печка в ответ: «Пуфф! А ты не будешь поджаривать его на огне, а?» А Бруно отвечал: «Ни за что! Хлеб ведь такой пышный и мягкий, его просто незачем поджаривать!»
— Печка не любит, когда хлеб жарят, — пояснил Бруно. — Сильвия, ты опять спешишь и пропускаешь самое важное!
— И тогда Бруно положил хлеб в корзинку и сказал: «А теперь мне хочется яблок!» И он взял корзинку, и отправился к Яблоне, и сорвал несколько самых красивых яблок. И Яблоня сказала… — Тут опять воцарилось долгое молчание.
Бруно принялся ручонкой тереть лоб, а Сильвия, подняв глаза, поглядела на небо, словно ожидая подсказки от птиц, весело щебетавших на ветвях у нее над головой. Увы, птицы не смогли ей помочь.
— С чего обычно начинает Яблоня, когда собирается что-то сказать? — в отчаянии прошептала Сильвия, обращаясь к птичкам.
Наконец я не выдержал и, воспользовавшись приемом Бруно, заметил:
— Яблоня — это ведь дерево, не так ли? Ас какой буквы начинается слово «дерево», а?
— Поняла! Какой вы умный! — радостно воскликнула Сильвия. Бруно вскочил на ноги и погладил меня по голове. Я с трудом удержался, чтобы не заважничать.
— Так вот. Яблоня сказала: «Да-да! И зачем тебе понадобились мои яблоки?» А Бруно в ответ: «Видите ли, миссис, я возьму их с собой на пикник». А Яблоня отвечала: «Да-да! Но ты, надеюсь, не будешь печь их на углях?» А Бруно отвечал: «И не собираюсь! Яблоки такие сочные и сладкие, зачем же их жарить?»
— Яблони не любят… — начал было Бруно, но Сильвия опередила братика, не дав ему договорить:
— …тех, кто любит печь яблоки. И Бруно положил яблоки в корзину вместе с хлебом и бутылочкой молока и отправился на пикник, туда, на вершину холма. Отправился совсем один…
— Понимаете, хоть он и устроил пикник для одного себя, он вовсе не был жадиной, — пояснил Бруно, тронув меня за щеку, чтобы привлечь мое внимание. — Просто у него не было ни братиков, ни сестричек.
— Это, наверное, очень грустно, если у тебя нет сестры, верно? — спросил я.
— Даже не знаю, — задумчиво отвечал Бруно. — Зато ему никто не задает уроков. Думаю, он не слишком огорчался.
Тем временем Сильвия продолжала:
— И пошел он по дороге, и услышал позади себя какой-то странный шум. Тум! Тум! Тум! «Что бы это могло быть?» — подумал Бруно. «А, понял! — воскликнул он. — Это всего-навсего тикают мои часы!»
— А его часы могли тикать? — спросил Бруно. Его глазки так и светились счастьем.
— Вне всякого сомнения! — отвечал я. И Бруно весело засмеялся.
— И тогда Бруно опять задумался. И сказал: «Нет! Это не часы тикают, потому что у меня нет никаких часов!»
Бруно с любопытством поглядел на меня: ему ужасно хотелось видеть, как я приму это. Я же свесил голову набок и принялся посасывать палец — к вящему удовольствию малыша.
— И Бруно шел и шел по дороге. И опять услышал этот непонятный звук. Тум! Тум! Тум! «Я понял! — сказал Бруно. — Это всего-навсего Плотник; он чинит мою тачку!»
— А Плотник может починить его тачку? — обратился ко мне Бруно.
Я покосился на него и тоном полнейшей уверенности отвечал:
— Вполне!
Бруно обнял Сильвию за шею.
— Слышишь, Сильвия! — едва слышно прошептал он. — Он говорит «Вполне!»
— И тогда Бруно опять задумался и сказал: «Нет! Это не то! Никакой это не Плотник, и он вовсе не чинит мою тачку, потому что ее у меня нет!»
На этот раз я закрыл лицо руками, чтобы не видеть торжествующей улыбки мальчишки.
— И Бруно отправился дальше. И опять услышал этот непонятный шум. Тум! Тум! Тум! И поглядел по сторонам, чтобы понять, что же это такое. И увидел, что это — громадный Лев!
— Просто огромный Лев, — подсказал Бруно.
— Просто огромный Лев. И Бруно испугался и бросился…
— Ничего подобно! Он ни капельки не испугался! — поспешно прервал ее Бруно. (Он, как видно, весьма дорожил репутацией своего тезки.) — Просто он отбежал подальше, чтобы хорошенько рассмотреть Льва. Ему хотелось знать, не тот ли это Лев, который отгрызает головы мальчикам. А еще — так ли уж он огромен!
— Так вот, он отбежал подальше, чтобы хорошенько рассмотреть Льва. А Лев благородным голосом позвал его: «Эй, малыш, куда же ты? Не бойся! Я почтенный старый Лев и больше не кусаю маленьких мальчиков, как бывало прежде!» А Бруно спросил его: «Честное слово, сэр? Чем же вы тогда питаетесь?» И Лев…
— Видите, Бруно ни капельки не испугался! — заметил малыш, опять погладив меня по щеке. — Он ведь не забыл назвать его «сэр».
Я согласился, что слово «сэр» — самый важный показатель того, испугался человек или нет.
— А Лев отвечал: «Ах, я кушаю хлеб с маслом, и вишни, и мармелад, и сливовый кекс…»
— …и яблоки! — подсказал Бруно.
— Да-да, и яблоки! А Бруно предложил: «Не угодно ли вам пожаловать ко мне на пикник?» А Лев отвечал: «С радостью! Мне это очень нравится!» И Бруно со Львом пошли вместе. — Сказав это, Сильвия опять умолкла.
— И что же, это все? — разочарованно спросил я.
— Не совсем, — смущенно отозвалась Сильвия. — Остались еще одна-две фразы. Правда, Бруно?
— Да, — с готовностью подтвердил малыш. — Одна-две, не больше.
— Так вот, шли они, шли и наткнулись на забор. А за забором они увидели — кого бы вы думали? — маленького черного Ягненка! И Ягненок испугался их и убежал…
— Он и в самом деле испугался! — подтвердил Бруно.
— И убежал. И Бруно бросился догонять его. «Ягненочек, а Ягненочек! — позвал он. — Не бойся! Лев добрый! Он никогда никого не трогает! Он кушает вишни, мармелад и…
— …и яблоки!» — вставил Бруно. — Вечно ты забываешь про яблоки!
— И Бруно сказал: «Не хочешь ли пойти со мной на пикник?» А Ягненок отвечал: «Я с радостью пойду с вами, если только Мама меня отпустит». И Бруно сказал: «Пойдем и спросим твою Маму!»
И они отправились к старой Овце. И Бруно сказал: «Пожалуйста, отпустите Ягненка ко мне на пикник!» И Овца отвечала: «Хорошо, пусть идет, если уже выучил уроки». И Ягненок отвечал: «Ах, мамочка! Я уже выучил все уроки».
— Готов поклясться, что ему вообще не задавали никаких уроков! — вздохнул Бруно.
— Нет, этого просто не может быть! — отозвалась Сильвия. — Как же без уроков? Так вот, старая Овца сказала: «Значит, ты знаешь и А, В, С? Или хотя бы А?» И Ягненок отвечал: «Да, мамочка! Я сбегал на поле А и помог им приготовиться!» — «Отлично, дитя мое! А, ты познакомился с В?» — «Да, мамочка! Я побывал возле улья В, и В дали мне немножко меда!» — «Прекрасно, малыш! А как насчет С?» — «Я сбегал к С и видел, как по С идут кораблики под парусами!» — «Ты у меня просто молодчина! Можешь сходить на пикник к Бруно!»
— И они отправились. Бруно шел в середине, поэтому Ягненок не мог видеть Льва…
— Он очень испугался, — пояснил Бруно.
— Да, и весь дрожал, и бледнел все больше и больше. И не успели они взобраться на вершину холма, как он стал совершенно белым — ну просто как снег!
— Зато Бруно ничуть не испугался! — заявил его храбрый тезка. — Потому-то он и остался таким же черным!
— Нет, он вовсе не остался черным! — засмеялась Сильвия. — Он стал розовым! Если бы ты был черным, я ни за что не поцеловала бы тебя!
— А вот и поцеловала бы! — упрямо заметил малыш. — К. тому же это совсем другой Бруно, ты же знаешь. Тот Бруно — это вовсе не я. Не говори чепухи, Сильвия!
— Ну ладно, ладно, не буду! — пообещала девочка. — И пока они шли, Лев сказал: «Хотите, я расскажу вам, как я играл, когда еще был маленьким львенком? Я прятался за деревьями и подстерегал маленьких мальчиков». (При этих словах Бруно вздрогнул и прижался к сестре.) «И если мне попадался какой-нибудь худой, костлявый мальчик, я его отпускал. А если пухленький и сочный…»
Бруно не в силах был вынести этого:
— Пожалуйста, только не пухленький, — дрожа всем телом, взмолился он.
— Не мешай, Бруно! — возразила Сильвия. — Я скоро закончу! «…пухленький и сочный, я тотчас выскакивал из засады и хватал его! О, вы и представить не можете, как это вкусно — кушать пухленьких мальчиков!» А Бруно попросил его: «Умоляю вас, сэр, не рассказывайте больше о том, как вы кушали мальчиков! Я весь дрожу от страха!»
Настоящий Бруно тоже дрожал — как видно, из чувства симпатии к герою.
— И Лев отвечал: «Хорошо-хорошо, я больше не буду! Лучше я расскажу, какое угощение было на моей свадьбе…»
— Эта часть мне нравится гораздо больше, — заявил Бруно, пытаясь разбудить меня.
— «Так вот, в день свадьбы мы устроили просто замечательный завтрак! На одном конце стола стоял огромный сливовый пирог, а на другом — чудесный жареный Ягненок! О, как жаль, что вы не знаете, какая это прелесть — румяный жареный Ягненок!» И тогда Ягненок тоже взмолился: «Прошу вас, сэр, не надо вспоминать о жареных ягнятах! Я ужасно боюсь!» И Лев отвечал: «Ну хорошо-хорошо! Больше не буду!».
.
____________________________________________________
Перевод Андрея Москотельникова (2009):
ГЛАВА XIV
Пикник Бруно
— Ну, то есть совсем лысый, — пояснил старичок, словно почувствовал моё сомнение. — А теперь, Бруно, я расскажу тебе одну сказочку.
— И я расскажу вам одну сказочку, — сказал Бруно и торопливо начал, опасаясь что Сильвия вмешается. — Жила-была однажды Мышка… маленькая-маленькая, вот такая малюсенькая! Вы ещё не встречали такой малюсенькой Мышки!
— Так что с ней случилось, Бруно? — спросил я. — Тебе что, больше не о чем рассказывать, кроме как о том, какая она малюсенькая?
— С ней ничего не случилось, — хмуро ответил Бруно.
— А почему с ней ничего не случилось? — спросила Сильвия, которая сидела рядом с братом, положив головку ему на плечо и терпеливо дожидаясь своей очереди рассказывать.
— Потому что она была очень маленькой, — объяснил Бруно.
— Это не причина! — сказал я. — Пусть она даже очень маленькая, с ней всегда может что-нибудь случиться.
Бруно с жалостью взглянул на меня. Он словно бы посочувствовал моей простоте.
— Она была слишком маленькой, — повторил он. — Если бы с ней что-то случилось, она бы сразу умерла, вот какой она была маленькой!
— Ну, хватит про то, какая она была маленькая, — приказала Сильвия. — Ты что, больше ничего не придумал?
— Ещё не успел.
— Ну, так не надо было начинать. Сначала придумай! Теперь помолчи, мой хороший, и послушай мою сказку.
И Бруно, который так спешил перехватить инициативу рассказывания сказок, что совершенно растерял весь свой дар сочинительства, не смог ничего на это возразить и приготовился слушать. Только попросил:
— А ты расскажи о другом Бруно, ну пожалуйста!
Сильвия обхватила его рукой за шею и начала:
— Ветер шептался с листвой деревьев…
— Это невежливо с его стороны, — перебил Бруно.
— При чём тут вежливость! — возмутилась Сильвия и продолжала: — Был вечер, прекрасный лунный вечер; в лесу ухали Совы.
— Ой, только не Совы! — заныл Бруно, всплеснув ручками. — Я их не люблю. У Сов такие большущие глаза! Пусть лучше это будут Курочки.
— Ты что, боишься их большущих глаз, Бруно? — спросил я.
— Я ничего не боюсь, — ответил Бруно, изо всех сил пытаясь выглядеть беспечно. — Но из-за таких глаз совы мне неприятны. Наверно, когда они плачут, то слёзы у них огромные как… огромные как луна! — И он сам рассмеялся. — А Совы плачут, господин сударь?
— Нет, Совы не плачут, — убеждённо ответил я, пытаясь скопировать его собственную манеру. — Им же не с чего печалиться!
— Как это не с чего! — возмутился Бруно. — Они печалятся, когда им доведётся убить бедненькую маленькую Мышку!
— Но когда они голодны, им нипочём такие печали.
— Вы совсем не разбираетесь в Совах! — со знанием дела объявил мне Бруно. — Когда они голодны, они сильно-сильно печалятся, если убьют маленькую Мышку, потому что если бы они убили большую, то у них ещё и на ужин осталось бы, понятно?
Очевидно, к этой минуте ум Бруно уже восстановил свои опасные придумывательные способности, так что Сильвия сочла за лучшее вмешаться.
— Я продолжу, если позволите. И эти Совы… то есть Курочки, высматривали какую-нибудь славненькую пухленькую Мышку себе на ужин…
— Пусть это лучше будет Кролик, — сказал Бруно.
— Кролик? Хорошо, пускай будет Кролик, если хочешь. Только хватит меня перебивать, Бруно! И вообще, Курочка не может съесть Кролика.
— А вдруг ей захочется проверить, может ли Курочка съесть Кролика!
— Хорошо, ей захотелось узнать, сможет ли она… Слушай, Бруно, чепуха получается! Я лучше вернусь к Совам!
— Ладно, только пусть у них не будет таких больших глаз.
— Эти Совы увидали маленького Мальчика, — продолжала Сильвия, не захотев больше вносить в свой рассказ поправок. — Этот Мальчик попросил их рассказать ему сказку. Совы только заухали в ответ, а потом взяли и улетели.
— Что они взяли? — шёпотом спросил Бруно, но Сильвия, скорее всего, не расслышала.
— Потом этот Мальчик встретил Льва. Он попросил, чтобы Лев рассказал ему сказку. Лев сказал: «Хорошо». И пока Лев рассказывал ему сказку, то по кусочку откусывал от головы Мальчика. И когда от головы ничего не осталось, Мальчик ушел, не поблагодарив за рассказ.
— Этот было невежливо, — сказал Бруно. — Раз он не мог говорить, то хоть бы кивнул на прощание. Нет, кивнуть он не мог… Тогда пусть пожмёт Льву лапу.
— Да-да, я просто это пропустила, — заверила Сильвия. — Он и в самом деле пожал Льву лапу. А потом он снова вернулся и в благодарность тоже рассказал Льву сказку.
— Так у него снова выросла голова? — спросил Бруно.
— Да, конечно, выросла через две минуты. А Лев попросил у него прощения и сказал, что больше не будет откусывать мальчикам головы — ни за что и никогда.
Казалось, Бруно очень понравился такой оборот.
— Эта сказка очень хорошо кончается! — сказал он. — Правда, господин сударь?
— Правда, — согласился я. — Мне бы хотелось услышать ещё какую-нибудь сказку про этого мальчика.
— Это был я, — заявил Бруно. — Расскажи, Сильвия, про Пикник Бруно, только пусть там не будет кусачего Льва.
— Не будет, если этот Лев пугает тебя, — сказала Сильвия.
— Пугает меня! — с негодованием воскликнул Бруно. — Ещё чего! Просто слово «кусается» — это такое дурацкое слово, особенно если чья-то голова лежит у тебя на плече.
Услышав это, Сильвия рассмеялась своим восхитительным музыкальным смехом и чмокнула братца в кучерявую макушку. Затем она продолжила свою сказку.
— И вот этот Мальчик…
— Только это был ещё не я, понимаете? — перебил Бруно. — Вы не должны сейчас думать на меня, господин сударь.
Я почтительно обещал, что буду думать на другого.
— Это был довольно хороший Мальчик…
— Это был очень хороший Мальчик! — поправил её Бруно. — И он никогда не делал ничего такого, о чём его не просили.
— От этого ещё не делаются хорошим Мальчиком! — возразила Сильвия.
— Нет делаются! — настаивал Бруно.
Сильвия решила не спорить.
— Хорошо, он был очень хорошим Мальчиком и всегда крепко держал своё слово, и у него был большой шкаф…
— Чтобы там держать свои слова крепко запертыми! — воскликнул Бруно.
— А раз он крепко держал все свои слова, — продолжала Сильвия с хитринкой, — значит, он не был похож на кое-кого из известных мне мальчиков, который не держит обещаний!
— Он их, наверно, посыпал солью, — глубокомысленно сказал Бруно. — Обещания нельзя долго держать, если в них нет соли. А на другой полке он держал свой День рожденья.[1]
— И долго он там его держал? — спросил я. — Лично я ни за что бы не смог удержать свой День рожденья дольше двадцати четырёх часов.
— Так ведь День рожденья сам по себе держится двадцать четыре часа! — воскликнул Бруно. — А как держать День рожденья дольше, вы просто не знаете! А этот Мальчик хранил его весь год!
— А потом наступал следующий День рожденья, — добавила Сильвия. — Так что у него всегда был День рожденья.
— Правильно, — подтвердил Бруно. — У вас на День рожденья бывают вкусности и игры?
— Иногда, — сказал я.
— Когда вы хорошо себя ведёте, да?
— Конечно. Это ведь и есть игра своего рода, когда ты хорошо себя ведёшь, не так ли?
— Игра в свои ворота? — изумился Бруно. — Это неправильная игра. А по-моему, это просто ещё одно такое наказание!
— Бруно! — с печалью в голосе произнесла Сильвия. — Ну как ты можешь!
— Но мне так кажется! — не сдавался Бруно. — Посудите сами, господин сударь! Вот что значит хорошо себя вести! — Тут он сел совершенно прямо и сделал нелепо торжественную мину. — Сначала вы должны сесть прямо как Кочерёжка…
— Как Кочерыжка, — поправила Сильвия.
— Как Кочерёжка, — упрямо повторил Бруно. — Затем вы должны сложить руки — вот так. Затем — «Когда ты будешь расчёсывать волосы? Сейчас же иди и куратно их расчеши!» А затем — «Ох, Бруно, не загибай лепестки маргариток!» Господин сударь, вы тоже учились правописанию на маргаритках?
— Я хотел бы услышать про День рожденья того Мальчика, — сказал я.
Бруно моментально вернулся к сказке про День рожденья.
— Этот Мальчик и говорит: «Сегодня мой День рожденья!» А потом… Я устал! — внезапно заявил он и склонился головкой на колени Сильвии. — Сильвия лучше знает, что было дальше. Сильвия больше меня. Рассказывай, Сильвия!
Делать нечего, Сильвия подхватила нить рассказа.
— И вот он говорит: «Сегодня мой День рожденья. Как бы мне получше его отметить?» Все хорошие маленькие мальчики… — Тут Сильвия отвернулась от Бруно и сделала вид, будто шепчет мне по секрету, — все хорошие маленькие мальчики, которые учат уроки как положено, всегда весело отмечают свои дни рожденья. Поэтому этот маленький Мальчик тоже весело отмечал каждый свой День рожденья.
— Если хочешь, можешь называть его Бруно, — скромно отозвался её братец. — Это был не я, но так будет интереснее.
— И этот Бруно сказал: «Лучше всего — устроить самому себе Пикник на вершине холма. Я возьму немного Молока и небольшую Булочку, а ещё немного Яблок. Но сначала — Молоко!» Тут Бруно взял молочный бидон…
— И пошёл подоить Корову! — встрял Бруно.
Сильвия продолжала:
— Корова сказала: «Му! (Так всегда начинаются в сказках слова Коровы.) Что ты собираешься делать с этим Молоком?» Бруно ответил ей: «Оно мне нужно для Пикника». Корова спросила: «Му! Надеюсь, ты не станешь его кипятить?» Бруно ответил: «Нет, не стану. Парное Молоко такое вкусное и такое тёплое, его совершенно не нужно кипятить!»
— Его совершенно нужно кипятить, — предложил Бруно исправленный вариант.
— Так что Бруно налил Молока в бидон. Затем он сказал: «Теперь мне нужна Булка!» Он отправился к Хлебнице, где хранилась ароматная Булка. А Хлебница…
— Такая пышная и тёплая! — нетерпеливо перебил Бруно. — Ты всегда пропускаешь так много слов!
Сильвия покорно поправилась:
— Хранилась ароматная Булка, пышная и тёплая. А Хлебница говорит… — Тут Сильвия замолчала. Спустя полминуты она растерянно произнесла: — Я даже не знаю, с чего начинаются слова Хлебницы, когда она хочет заговорить.
Брат и сестра вопросительно взглянули на меня, но я смог лишь беспомощно пробормотать:
— Не имею ни малейшего понятия! Никогда не слыхал, чтобы Хлебница разговаривала!
Минуту-другую мы сидели молча, затем Бруно очень тихо произнёс:
— Слова «Хлебницы» начинаются с ха.
— Молодец! — воскликнула Сильвия. — В чистописании у него уже успехи. Он умнее, чем сам думает! — добавила она специально для меня. — Значит, Хлебница говорит: «Ха! А что ты собираешься делать с этой Булкой?» И Бруно отвечает: «Она мне нужна для Пикника». Хлебница и говорит: «Ха! Надеюсь, тебе не придёт в голову ее поджаривать!» А Бруно отвечает: «Нет, не придёт! Свежая Булка такая тёплая и такая пышная, что её вовсе не нужно поджаривать!»
— Её вовсе нужно как следует всегда поджаривать, — встрял Бруно. — Ты рассказываешь слишком коротко.
— И Бруно положил Булку в корзину с крышкой. Затем он говорит: «Теперь мне нужны Яблоки!» Он взял свою корзину с крышкой и пошёл в огород. Там он подобрал парочку чудесных румяных Яблок. А Огород говорит…
Здесь в рассказе снова последовала продолжительная пауза.
Бруно применил свой любимый приём: он постучал себя по лбу. Сильвия уставилась вверх, словно ожидала подсказку от птичек, весело распевающих среди листвы. Ни то, ни другое не принесло результата.
— С чего должны начинаться слова Огорода, когда он хочет заговорить? — в отчаянии пролепетала Сильвия бессовестным птичкам.
Наконец я отважился высказать предположение, воспользовавшись примером из букваря Бруно.
— По-моему, эти слова всегда начинаются с ого.
— Ну конечно! Как здорово, что вы догадались! — радостно воскликнула Сильвия.
Бруно вспрыгнул на скамью и погладил меня по голове. Я приложил все силы, чтобы подавить тщеславие.
— Итак, Огород говорит: «Ого! Что ты собираешься делать с этими Яблоками?» А Бруно отвечает: «Они нужны мне для Пикника». Тогда Огород говорит: «Ого! Надеюсь, ты не будешь их печь?» А Бруно отвечает: «Конечно, не буду! Свежие Яблоки такие красивые и такие вкусные, их вовсе не нужно печь!»
— Их вовсе нужно… — начал было Бруно, но Сильвия сама поправилась, не дав ему закончить:
— Их вовсе нужно всегда ни за что не печь!.. В общем, Бруно положил Яблоки в корзину с крышкой рядом с Булкой и бидоном с Молоком и направился к месту Пикника — на вершину холма, совсем один…
— Это не потому, что он был жадный, — вмешался Бруно, тыча мне пальцем в щёку, чтобы я повернул к нему голову. — Просто у него не было ни брата, ни сестры.
— Это очень печально, когда у тебя нет сестры, правда? — спросил я.
— Не знаю, — задумчиво проговорил Бруно. — Зато никто не заставлял его учить уроки. Так что он сильно не расстраивался.
Сильвия продолжала:
— И пока он шёл по дороге, он услышал позади такой необычный и странный звук — Тум! Тум! Тум! «Что это такое? — подумал Бруно. — А, знаю! Это же тикают мои Часы!»
— Это разве тикали его Часы? — спросил у меня Бруно. Глаза его искрились озорным весельем.
— Можешь не сомневаться, — ответил я. Бруно с ликованием рассмеялся.
— Затем Бруно немного подумал. И тогда он сказал: «Нет! Это не тикают мои Часы. У меня ведь нет никаких Часов!»
Бруно с любопытством уставился на меня: как мне это по вкусу? Я понурил голову и сунул палец в рот. Малыш этому несказанно обрадовался.
— Затем Бруно ещё немного прошёл вперёд по дороге. И вновь он услыхал этот необычный звук — Тум! Тум! Тум! «Да что это такое? — подумал Бруно. — А, знаю! Это же Плотник! Он чинит мою Тачку!»
— Это разве был Плотник? Который чинил его Тачку? — спросил у меня Бруно.
Я просиял. Я убеждённо ответил:
— Кажется, это и впрямь был Плотник!
Бруно бросился Сильвии на шею.
— Сильвия! — громогласно зашептал он. — Господин сударь говорит, это и впрямь Плотник!
— Но затем Бруно немного подумал. И он сказал: «Нет, это не может быть Плотник, который чинит мою Тачку. У меня ведь нет никакой Тачки!»
На этот раз я горестно закрыл лицо руками, не в силах снести ликующий взгляд Бруно.
— Затем Бруно ещё немного прошёл вперёд по дороге. И вновь он услышал этот необычный звук — Тум! Тум! Тум! На этот раз он решил, что лучше всё-таки обернуться и посмотреть. А это был не кто иной, как огромный Лев!
— Огромный-преогромный, — добавил Бруно.
— Огромный-преогромный Лев. Бруно очень перепугался и побежал…
— Ну нет, он нисколечко не перепугался! — перебил Бруно. (Мальчик явно заботился о репутации своего тёзки.) — Он побежал, просто чтобы получше рассмотреть Льва издали, потому что он хотел узнать, не тот ли это Лев, который откусил тому Мальчику голову, и ещё ему хотелось посмотреть, насколько этот Лев большой!
— Да-да, и он побежал, чтобы получше рассмотреть Льва издали. А Лев потихоньку потрусил за ним. И Лев позвал его очень-очень добрым голосом: «Мальчик, а Мальчик! Не нужно меня бояться. Я теперь очень добрый старый Лев. И я больше не откусываю мальчишкам головы, как раньше». Тогда Бруно сказал: «Это правда, сударь? Тогда чем же вы питаетесь?». А Лев ответил…
— Теперь вы видите, что он его ничуточки не боялся? — спросил Бруно, снова ткнув мне пальцем в щёку. — Он даже не забыл сказать ему «сударь».
Я согласился, что это самая верная проверка, испугался человек или нет.
— А Лев говорит: «Я ем бутерброды, ем вишни, ем мармелад, ем кекс с изюмом…»
— И яблоки! — добавил Бруно.
— Да, «…и яблоки». Поэтому Бруно говорит: «Тогда пошли со мной на Пикник». Лев и отвечает: «Вот здорово! Я так люблю Пикники!» И Бруно со Львом пошли вместе. — Тут Сильвия внезапно остановилась.
— Это всё? — спросил я, когда потерял надежду, что она заговорит сама.
— Не совсем всё, — лукаво ответила Сильвия. — Ещё одно или два предложения. Верно, Бруно?
— Верно, — как можно беспечнее ответил Бруно. — Ещё одно или два предложения.
— И пока они так шли вместе, они набрели на изгородь, а за изгородью был не кто иной как маленький чёрненький Ягнёнок! И этот Ягнёнок так их испугался, что сразу побежал…
— Вот он точно испугался! — вставил Бруно.
— Он побежал. А Бруно побежал за ним. Он стал его звать: «Ягнёнок! Ягнёнок! не нужно бояться этого Льва! Он никого не загрызает! Он есть вишни и мармелад…»
— И яблоки! — сказал Бруно. — Ты всегда забываешь про яблоки.
— Ещё Бруно сказал Ягнёнку: «Не хочешь ли пойти с нами на Пикник?» И они отправились втроём. Бруно шёл посередине, чтобы Ягнёнок не видел Льва.
— Ягнёнок всё ещё боялся, — объяснил Бруно.
— Да, и он всё ещё дрожал и становился всё бледнее и бледнее, и когда они пришли на вершину холма, это был уже не чёрный, а белый Ягнёнок — белый как снег!
— Зато Бруно не боялся! — сказал тёзка героя рассказа. — Поэтому он остался чёрным!
— Нет, он не остался чёрным. Он остался розовым, — рассмеялась Сильвия. — Я бы ни за что тебя не целовала, будь ты чёрным!
— Ещё как бы поцеловала! — убеждённо произнёс Бруно. — И вообще, Бруно же не был Бруно… то есть, Бруно это был не я… то есть, не говори чепухи, Сильвия!
— Ладно, — покорно произнесла Сильвия. — И вот пока они шли, Лев и говорит: «Знаешь, что я обычно делал, когда ещё был молодым Львом? Я прятался за деревьями, чтобы подстеречь маленьких Мальчиков». — Тут Бруно теснее прижался к сестре. — И когда мимо проходил маленький худенький тощенький мальчик, я… В общем, я позволял ему идти дальше. Но если это был маленький пухленький сочненький…»
Бруно не мог дальше слушать.
— Не надо сочненьких! — едва не захныкал он.
— Чепуха, Бруно! — отрезала Сильвия. — Сейчас уже конец. «…Если это был маленький пухленький сочненький мальчик, то я… В общем, я тогда выпрыгивал из-за деревьев и проглатывал его! Ты и не представляешь, какая это вкуснятина — маленький сочненький Мальчик!» А Бруно говорит: «Пожалуйста, сударь, не рассказывайте про то, как вы ели маленьких Мальчиков! От этого на меня дрожь нападает!»
Настоящий Бруно тоже задрожал из солидарности.
— Тогда Лев говорит: «Ну хорошо, не будем об этом. Лучше я расскажу, что случилось в день моей свадьбы…»
— Эта часть мне больше нравится, — сказал Бруно и ткнул меня пальцем в щёку, чтобы я не дремал.
— «У меня было такое замечательное свадебное угощение! На одном конце стола стоял огромный пудинг с изюмом, а на другом конце — чудный жареный ягнёнок! Ты и не представляешь, какая это вкуснятина — чудный жареный ягнёнок!» Тут Ягнёнок говорит: «Пожалуйста, сударь, не рассказывайте про то, как вы ели ягнёнка! От этого на меня дрожь нападает!» Тогда Лев говорит: «Ну хорошо, не будем об этом!».
.
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА: [1] Совершенно невозможное для перевода место. «To keep the birthday» означает по-английски ‘отмечать день рожденья’, тогда как сам по себе глагол «to keep» имеет основное значение ‘хранить, держать где-л.’. . |
____________________________________________________
Пересказ Александра Флори (2001, 2011):
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ПИКНИК БРУНО
Последовал странный ответ:
– Лысый как лысый. А сейчас, Бруно, я расскажу вам историю.
– Я тоже могу рассказать вам историю, – пообещал Бруно.
И начал говорить, словно опасаясь, что Сильви не позволит:
– Жила-была одна крохотная мышь. Такая маленькая серенькая мышка. Но если вы не видели мышей, то бесполезно вам описывать… А вы ведь ничего такого не видели.
– Ну почему же! – попытался возразить я. – И что вы можете сообщить нам, кроме того, что она была маленькой?
– Ничево, – торжественно и таинственно сказал Бруно.
– Почему же? – спросила Сильви.
– Потому, – объяснил Бруно, – что она была слишком ничтожна для того, чтобы с ней что-то могло случиться.
– Это не причина! – возразил я. – И с маленькими существами что-то случается.
Бруно взглянул на меня с сожалением, как на убогого, и снисходительно сказал:
– Она и так была очень маленькой, а если бы с ней еще что-то случилось бы, от нее бы вообще ничево не осталось.
– Такое иногда случается с маленькими существами, – согласилась Сильви. – Но неужели ты не придумал больше ничего?
– Ничево больше, – признал Бруно.
– А если ничего больше, – заявила Сильви, – тогда сиди и слушай, что я расскажу.
Поскольку Бруно еще не придумал, на что ему употребить свою фантазию, он на некоторое время успокоился:
– Ладно, – разрешил он. – Расскажи про Бруно – не про меня, а про другого. Мало ли на свете Брунов!
И Сильви начала свой рассказ:
– Вечерело…
– Не лучшая манера рассказа, – перебил ее Бруно.
– Это у тебя манеры не самые лучшие! – сказала Сильви. – Итак, наступил прекрасный лунный вечер, и Совы кричали…
– Зачем сразу Совы?! – поморщился Бруно. – Я не люблю Сов. У них такие ужасные желтые глаза. Пусть лучше этот будут Цыплята!
– А птицы с большими глазами – это страшно? – поинтересовался я.
– Да, это страшно уродливо, – сказал Бруно. – Представляете, какие у них должны быть слезы? В таких слезах можно утонуть запросто! Кошмар! А Совы плачут, мистер-сэр?
– Нет, никогда, – сказал я. – Им ведь никого не жалко.
– А вот и нет! – возразил Бруно. – Им жалко мышей, которых они едят.
– Неужели?! – усомнился я. – Разве что если они не голодные.
– Ничево-то вы не знаете про Сов! – заявил Бруно. – Как раз когда они голодные, то им жалко мышей. Они же ни с кем не поделятся.
Бруно мог договориться невесть до чего, так что Сильви попыталась продолжить рассказ:
– Итак, Совы – в смысле Цыплята – охотились на огромную серую жирную Мышь, чтобы съесть ее на ужин…
– Вот это я понимаю – Цыплята! Молодцы! – восхитился Бруно.
– Что же в этом хорошего – есть Грызунов? – удивилась Сильви. – Я бы так не сказала.
– Так и я не говорю, – сказал Бруно, – что нужно есть Крысунов. Это действительно гадость! Кролики – дело другое, они не противные.
– Кролики? Хорошо, пусть будут Кролики, если тебе так хочется. Но ты сам будешь виноват, если история сделается слишком невероятной. Разве Цыпленок может съесть Кролика?
– Надо попробовать, – сказал Бруно.
– И пробовать нечего! – вскричала Сильви. – Лучше вернуться к Совам.
– Ладно, – пошел на уступку брат. – Только пусть у них не будут большие глаза. А лучше расскажи ему о пикнике Бруно.
– Хорошо, – сказала Сильви, – только учти: ты сам напросился. Итак, жил-был мальчик…
– Но это был не я, – предупредил Бруно. – Мало ли на свете Брунов!
– Совершенно верно! – подтвердила Сильви. – Это был другой мальчик. У него с нашим Бруно совпадали только имя, внешность и все факты биографии.
– Это другое дело! – кивнул Бруно. – Все факты географии совпадали.
Я честно попытался представить себе эту ситуацию…
– Это в целом был хороший мальчик…
Я осторожно заметил, что не совсем понимаю, как это возможно.
– А как же еще! – пояснил Бруно. – Не мог же он быть хорошим только по частям!
– Но если он хорош в каждой своей части, то он окажется хорошим и в целом, – сказала Сильви.
– Пусть это будет очень хороший мальчик, – настаивал Бруно.
– Хорошо, – уступила Сильви. – Это был в целом очень хороший мальчик. – И у него был большой буфет.
– Где он держал свои обеты, – пояснил Бруно.
– Если он держал все свои обеты, – ехидно сказала Сильви, – это был самый оригинальный ребенок на свете.
– Это что! – вскричал Бруно. – Еще этот мальчик там держал запас соли и всякие острые приправы для остроумия, а на второй полке он хранил свой день рождения.
– И долго он это… хранил? – спросил я. – А то у меня больше двадцати четырех часов не получается.
– Это потому, – объяснил Бруно, – что вы понятия не имеете, как хранится день рождения. Его надо держать отдельно. У того мальчика получалось хранить день рождения аж целый год.
– Да, – сказала Сильви. – А когда истекал срок хранения, начинался новый день рождения – и так до бесконечности.
– Да, – подтвердил Бруно. – Это праздник, который навсегда с тобой. Вы получали удовольствие от дня рождения, мистер-сэр?
– Иногда, – согласился я.
– Когда хорошо себя вели, – предположил Бруно.
– Хорошее поведение доставляет удовольствие, вы так думаете? – спросил я.
– Своеобразное удовольствие! – уточнил ребенок.
– Бруно! – укоризненно воскликнула Сильви.
– А что – не так? – упорствовал он. – Сейчас я покажу, что значит хорошо себя вести. – И он выпрямился. – Вот я проглотил аршин…
– Как аршин проглотил – поправила Сильви.
– И так во всем! – возопил Бруно. – Всё учат, и учат! Убери локти со стола, Бруно! Причешись, Бруно! Бруно, а ты выучил, как пишется слово «вечность»? А кстати, мистер-сэр, как оно пишется?
– Вечность – это пока тема преждевременная, – сказал я. – Давайте лучше поговорим о дне рождения того мальчика.
Бруно охотно возвратился к этой истории:
– Хорошо, будем говорить не о вечности, а только о дне рождения. Мальчик сказал: «Вечно этот день рождения! Как он уже мне надоел!».
Он внезапно замолчал и положил голову на колени Сильви:
– А вообще-то Сильви лучше знает того мальчика – она же старше меня. Пускай она и рассказывает.
Сильви, проявив немалое терпение, продолжила нить повествования:
– Итак, он сказал: «Вечно этот день рождения! Как же мне отметить его на этот раз?». Все хорошие дети (Сильви многозначительно взглянула Бруно) – все хорошие дети в этот день учат уроки, и даже лучше, чем в остальные дни. Но этот мальчик…
– Вы можете называть его Бруно, если хочете, – небрежно заметил мой юный друг. – Хотя это и не я, так будет еще занимательнее.
– Бруно решил в свой очередной день рождения устроить пикник на вершине холма. Он сказал…
– Кому?
– Себе. Он сказал себе: «Мне нужно немного молока и хлеба, и еще яблок. Но прежде всего молока!» С этими словами он взял ведро…
– И пошел доить Корову! – гордо сообщил Бруно.
– Да, – кротко сказала Сильви. – Но Корова спросила: «Что вы собираетесь делать с моим молоком?» И Бруно ответил: «Я хочу устроить маленький сабантуй». Тогда Корова сказала: «Надеюсь, вы не станете кипятить молоко». А Бруно возмутился: «И она меня учит! И чья бы Корова мычала! Зачем кипятить молоко, если оно и так теплое?».
– А что, нет? – подтвердил Бруно.
– И он безо всякого кипячения налил молоко в бутылку. А потом этот Бруно сказал: «Теперь мне позарез нужен хлеб!». И отправился на Бейкер-стрит.
– К Шерлоку Холмсу? – спросил я.
– Нет, в Булочную. Там всегда свежий хлеб.
– А еще вкусный и воздушный! – пояснил Бруно. – Ты почему пропускаешь такие подробности?
Сильви покорно принесла извинения:
– Изумительно вкусный и умопомрачительно воздушный. А Булочная сказала…– Здесь Сильви сделала длинную паузу, как бы предполагая с моей стороны какой-то вопрос. И я его задал:
– Вы так выразились для краткости слога? Вы имели в виду, что это сказал продавец?
– Отнюдь! – возразила Сильви. – Это был магазин без продавца. Именно Булочная сказала Бруно – как вы думаете что?
Оба ребенка умоляюще воззрились на меня; но я мог только пролепетать:
– Я не имею ни малейшего представления, о чем могут говорить Булочные.
Минуты две длилось тягостное молчание, затем Бруно сжалился:
– Я подскажу. Фраза начинается на О.
Мне это помогло очень мало. Тогда меня спасла Сильви:
– Булочная сказала: «O дитя! Что вы намерены делать с хлебом?» И Бруно сказал… Кстати, как бы вы обратились к Булочной: «мисс» или «миссис»?
Я сделал робкое предположение:
– Возможно, «сударыня»?
Сильви пришла в восторг:
– Именно так он и выразился: «Возможно, сударыня, я устрою маленький фуршет на пленере». И Булочная сказала «Ах, вот что! Но я надеюсь, что вы не пустите хлеб на гренки?» И Бруно заверил ее, что ни в коем случае не сделает ничего подобного, потому что он любит только свежий и мягкий хлеб.
– Я сказал: «воздушный», – поправил Бруно.
– Это одно и то же! – огрызнулась Сильви.
– Тогда почему слова разные? – съехидничал Бруно.
Сильви горестно вздохнула и продолжала:
– И этот… в целом неплохой мальчик положил хлеб в корзину, а потом сказал: «Хорошо бы еще взять яблок». Он пошел к Яблоне, и выбрал несколько прекрасных спелых яблок. И Яблоня спросила…
Здесь опять последовала длиннейшая пауза. Бруно принял свою любимую позу Мыслителя, а Сильви пристально смотрела вверх, будто ждала подсказки от птиц. Но они ей ничем не помогли.
– С какой буквы начинался ответ Яблони? – спросила она.
– Возможно, с О, – предположил я, вспомнив про Булочную.
– Вот и нет! – воскликнула Сильви. – С буквы Я. Она сказала: «Я, конечно, тронута, о дитя, но зачем вам столько яблок?» Бруно ответил: «Для моей маленькой вечеринки на природе». На что Яблоня сказала: «Понятно! Но я надеюсь, что вы не станете их печь?». И Бруно заверил ее, что он любит только спелые яблоки, но не печеные.
Тут меня осенило:
– Вы хотите сказать, что Бруно не должен был брать на пикник спички?
– Именно! – восхитилась Сильви. – И Бруно положил в корзину только яблоки, хлеб и бутылку молока. И потом отправился на пикник. Причем он был совершенно один.
– Нет, вы не подумайте, что он был жадный, – поспешил объяснить Бруно. – Просто у него не было братьев и сестер.
– Это, наверное, очень грустно? – спросил я.
Бруно откликнулся беспечно:
– А я знаю? Но если его никто не заставлял делать уроки, то он, я думаю, не имел ничего против.
Сильви попыталась испепелить его взглядом, но, не достигнув результата, стала рассказывать дальше:
– И вот, когда он шел по дороге, то услышал позади себя какой-то необычный шум – клац! клац! клац! «Что бы это значило?» – спросил Бруно.
– Да, что бы это значило? – спросил настоящий Бруно.
– Тиканье часов? – предположил я.
– Да? – спросил Бруно у Сильви, глядя на меня с восхищением.
– Нет – сказала Сильви. – Это не могли быть часы, потому что у Бруно не было часов.
Бруно бросил на меня тревожный взгляд. Его явно интересовала моя реакция, но я сделал непроницаемое лицо.
– Так что Бруно пошел по дороге дальше. И опять услышал тот же подозрительный шум – клац! клац! клац! И Бруно подумал: может, это Плотник, чинивший его тачку?
– Да? – сказал настоящий Бруно, глядя на меня.
Я предположил, что это не исключено.
– Нет, – беспощадно сказала Сильви. – Разве я упоминала тачку? Я ведь сказала, что он пошел, а не поехал на пикник.
Но Бруно не сдавался:
– А может, не поехал, потому что ее чинили?
– Нет! – отрезала Сильви. – Потому что у Бруно вообще не было тачки.
На сей раз я вынужден был закрыть лицо руками, потому что не мог выдержать торжествующего взгляда Бруно.
Сильви продолжала:
– И Бруно пошел дальше. И опять услышал подозрительный шум – клац! клац! клац! И тут ему пришло в голову оглянуться – да и посмотреть, что это было. И оказалось, что «это» всего лишь огромный Лев.
– Огромадный Лев, – поправил ее Бруно.
– Громадный Лев, – нашла Сильви компромиссный вариант. – Бруно подумал: не тот ли это ужасный Лев, который преследует мальчиков. Он очень испугался и побежал.
– Он только побежал, но не испугался! – прервал ее Бруно (которому, видимо, была небезразлична репутация его тезки, да еще и двойника с такой же биографией). – А убежал он, чтобы получше разглядеть Льва, потому что большое видится на расстоянье, а Лев был вааще огромадный.
– Хорошо, он убежал, чтобы получше разглядеть громадного Льва, – вполне охотно согласилась Сильви. – И Лев понесся за ним – медленно, но верно. И когда Лев догнал его, то сказал очень нежным голосом: «Милый Младенец, милый Младенец, вам нечего бояться! Во-первых, сейчас я – старый добрый светский Лев. А во-вторых, я не тот ужасный Лев, который преследует мальчиков. Мальчики не в моем вкусе». Бруно спросил: «Правда, сэр? Но что же вы едите?».
Бруно перебил ее:
– Что я вам говорил, мистер-сэр! Ему было нечево бояться – значит, он не боялся ничево!
Я подумал, что это не совсем так. Если не было предмета страха, из этого еще не следует, что не было самого страха. Но я промолчал.
Сильви продолжала:
– Лев сказал: «Я питаюсь бутербродами, вишнями, мармеладом и плум-пудингом».
– И яблоками! – добавил Бруно.
– Да, и яблоками. И, услышав про яблоки, Бруно предложил: «Сэр, а не согласитесь ли вы присоединиться ко мне?» И Лев сказал: «О, ничего другого я желал бы так страстно!». И Бруно и Лев пошли вместе.
Сильви внезапно остановилась.
– Это все? – спросил я разочарованно.
– Не совсем, – ответила Сильви. – Продолжать, Бруно?
– А то как же! – ответил брат с напускным равнодушием.
– Они пошли дальше и увидели черного Ягненка! И он подумал, не тот ли это ужасный Лев, который преследует ягнят. Да и от мальчика он не знал чего ждать. И бросился наутек.
– Потому что он-то действительно испугался, – пояснил Бруно.
– Да, он испугался и убежал. И Бруно помчался за этим, догнал его и сказал: «Ягненок! Вы не должны бояться этого Льва! Он любит вишни и мармелад!»
– И яблоки! – сказал Бруно. – Ты все время забываешь яблоки!
– Да, – сказала Сильви. – Но Ягненок поначалу не особенно успокоился: ведь из слов Бруно вытекало, что Лев не любит ягнят. А что из этого могло следовать? Но из тех же слов вытекало, что Лев может любить ягнят (во всяком случае, может любить не только мармелад и яблоки), и последствия тоже были непредсказуемы. В конце концов, когда его пригласили на пикник, он сказал, что посоветуется с маменькой. И они пошли к старой Овце. Она спросила: «А ты выучил все уроки?». «Да», – ответил Ягненок.
– Чепуха это все! – возмутился Бруно. – Не было у него никаких уроков.
– А вот и нет! – возразила Сильви. – Он учил свои уроки. Овца спросила его: «Ты выучил звук “Бэ”?» – «Разумеется!» – ответил Ягненок. «А звук “Мэ”?» – «А то! – воскликнул Ягненок. – И Бэ, и Мэ». И старая Овца разрешила ему пойти на пикник Бруно, даже в компании огромного Льва. Она величественно проблеяла: «Сын мой, вы можете пойти на раут и провести время в обществе светских львов».
Но Ягненку было как-то не совсем по себе. Поэтому Бруно шел в середине так, чтобы Ягненок не мог видеть Льва.
– Я же говорю, что он испугался, – торжествующе пояснил Бруно.
– Да, – сказала Сильви. – Он дрожал всю дорогу, но если бы только это! Он становился все бледнее, и, в конце концов, стал совершенно белым!
– Но Бруно не боялся, – горделиво сообщил его тезка. – И он стал черным как негр. Для цветовой гармонии.
– Нет, – возмутилась Сильви. – Он не стал черным. Для гармонии он остался розовым.
– Ты хочешь сказать, что он даже не мог загореть – как негр? – спросил Бруно.
– Разве что немного загореть, – согласилась сестра. – И вот когда они дошли до места, Лев сказал: «А знаете, что я делал, когда был еще львенком? Я имел привычку скрываться за деревьями и наблюдать за маленькими мальчиками. (Бруно прижался к Сильви.) И если на дороге появлялся худосочный мальчик, я его пропускал, а если упитанный…» Этого Бруно перенести не мог. Он воскликнул: «О, сэр, только не говорите, что вы их ели! Это слегка бросает меня в дрожь!».
Реальный Бруно задрожал – только из сочувствия с воображаемым.
– Тогда Лев сказал: «Хорошо, в таком случае я расскажу вам про день своей свадьбы».
– Это мне больше нравится, – сказал Бруно.
– «Какой был роскошный свадебный обед! На одном краю стола стоял огромный плум-пудинг. А на другом – жареный ягненок!» Тут Ягненок побелел еще больше и воскликнул: «О, сэр, только не говорите, что вы ели ягнят! Это слегка бросает меня в дрожь». И добрый Лев молвил: «Ну, тогда я и не знаю, о чем говорить!».
.
____________________________________________________
***