Рис. Гюстава Доре (1866).
Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика «Культовые Сказки»
«Немало путешественников иной раз утверждают такое,
что, если вдуматься хорошенько, не вполне совпадает с истиной.
Нечего поэтому удивляться, если слушатели и читатели подчас
бывают склонны к недоверию. Но если в нашей компании найдутся
лица, которые усомнятся в моей правдивости, мне останется
только сожалеть о том, что они так недоверчивы, и предложить
им лучше удалиться до того, как я начну повествование…»
(Г. А. Бюргер «Приключения барона Мюнхгаузена»)
«Правда о бароне Мюнхгаузене» звучит также странно, как «горячий снег» или «живой труп». Тем не менее, я склонен настоять на том, что употребил это словосочетание безо всякой иронии, в здравом уме и трезвой памяти.
Возможно, кого-то это удивит, но за маской безоглядного враля, травящего свои байки у камина с пенковой трубкой в одной руке и бокалом вина – в другой, скрывается настоящий человек из плоти из крови. Человек с тем же титулом и фамилией, который действительно служил в России, действительно воевал с турками, да и пенковая трубка была самая, что ни на есть настоящая. А потом с ним случилось то же, что и с одним кельтским вождем – попал он поневоле в «волшебный котелок» – и так преобразился, что теперь уже и не поймешь, где правда, где ложь. К тому же одно дело превратиться в справедливого короля Артура, защитника Британии и христианской цивилизации, а другое – навеки стать символом лжи и хвастовства.[1]
Но зря, зря издевался художник Гюстав Доре, начертав на гербе Мюнхгаузена девиз «Во лжи – истина». Есть, есть во лжи о Мюнхгаузене истина, по-своему не менее занимательная, чем путешествие на Луну или стрельба вишневыми косточками…
Из Германии — в Россию — и обратно
«Я выехал из дома, направляясь в Россию, в середине зимы, с полным
основанием заключив, что мороз и снег приведут, наконец, в порядок
дороги в северной Германии, Польше, Курляндии и Лифляндии, которые,
по словам всех путешественников, еще хуже, чем дороги, ведущие к
храму Добродетели, не потребовав на это особых затрат со стороны
достопочтенных и заботливых властей в этих краях…»
(Г. А. Бюргер «Приключения барона Мюнхгаузена»)
Рис. Гюстава Доре (1866).
Начнем с того, что у настоящего Мюнхгаузена, как и у любого уважающего себя барона, герб конечно имелся. И конечно, на нем не было тех уток, топорика, колеса и бутылки, что выдумал Доре. Вместо них на гербе был изображен монах с посохом и книгой. Всё дело в том, что род Мюнхгаузенов имел глубокие корни (известно, что в его основании стоял крестоносец Гейно из армии Барбароссы), но однажды чуть не угас. Последнего представителя, избравшего удел монаха, пришлось даже в приказном порядке отпустить в мир «плодиться и размножаться». Род продолжился, а его потомки отныне взяли себе имя «Мюнхгаузен», что в переводе с немецкого означало «дом монаха» («Monch-Hausen»).
Герб Мюнхгаузенов.
И вот – 11 мая 1720 года – в родовом имении Боденвердер, недалеко от Ганновера, и появился на свет тот самый Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен. Впрочем, на родине он прожил недолго и в декабре 1737 года отправился в далекую Россию исполнять обязанности пажа при принце Антоне Ульрихе (перед этим принц потерял двух своих пажей при штурме турецкой крепости Очаков).[2]
В то время немцев в высших эшелонах российской власти было пруд пруди, а Антон Ульрих и вовсе был фигурой перспективной. Его готовили на роль мужа Анны Леопольдовны — единственной племянницы императрицы Анны Ивановны со всеми вытекающими отсюда последствиями. Таким образом, юный паж Мюнхгаузен сразу оказался во влиятельнейшем обществе и лелеял надежды на успешную карьеру.
Повоевать с турками Карлу тоже пришлось, однако реальность была далека от хвастливых рассказов его книжного «альтер эго». Какие там полеты на пушечном ядре или скачки на половине лошади! Даже в нормальном сражении поучаствовать не пришлось. Турки изматывали российскую армию короткими стычками, желанная крепость Бендеры так и осталось не взятой, а лошади оказались не столь живучи и умирали больше от недостатка фуража, нежели от вражеских пуль.
Рис. Gottfried Franz (1896).
После этой неудачной кампании боевые будни Мюнхгаузена закончились. Принцу Ульриху стало не до этого – он наконец-то женился на российской принцессе. А Мюнхгаузен решил оставить свиту принца и продолжить карьеру в Риге — в элитном Брауншвейгском кирасирском полку. Как оказалось, не зря…
Рапорт ротного командира Мюнхгаузена в полковую канцелярию (написан писарем, за собственноручной подписью Lieutenant v. Munchhausen). 26.02.1741.
Вскоре в России началась целая череда дворцовых переворотов. Умирающая Анна Иоанновна, как и ожидалось, назначила своим преемником сына Ульриха и Анны Леопольдовны – Ивана VI, однако регентом при малолетнем императоре поставила графа Бирона.
Не успел Бирон «процарствовать» и три недели, как фельдмаршал Миних арестовал регента и провозгласил мать царя Анну Леопольдовну правительницей России при малолетнем императоре. Но и она властвовала недолго. Уже через год дочь Петра I – Елизавета – пользуясь симпатией петербургской гвардии, недовольной засильем немцев, совершила очередной дворцовый переворот. Анна Леопольдовна и бывший покровитель нашего героя – Антон Ульрих – были арестованы, но рижского кирасира Мюнхгаузена репрессии обошли стороной. Напротив, вскоре новая императрица произвела барона в ротмистры.
Последнее яркое историческое событие, в котором Мюнхгаузен принимал непосредственное участие – это встреча в составе почетного караула, проезжающую через Ригу, немецкую принцессу Софию Аугусту Фредерику Анхальт-Цербстскую, впоследствии более известную как Екатерина II Великая. Будущая любвеобильная царица не преминула отметить, что кирасиры статны и красивы.[3]
Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен (в мундире кирасира). Г.Брукнер, 1752
Однако царствования своей землячки барон не дождался. В 1744 году он женился, а желанного продвижения по службе не предвиделось. К тому же вскоре на войне погибли два его брата, и это означало, что родовое имение по праву перешло в полное пользование Карла. Решив, что наслужился вдоволь, Мюнхгаузен в 1753 году вернулся на родину в Боденвердер, где и прожил до самой смерти.
Стоит ли теперь удивляться, что российская «одиссея» барона, так ярко запечатлелась в байках его литературного двойника. И пускай они далеки от реальной жизни их героя, зато не в пример ярче и занимательнее.
Г. А. Бюргер «Приключения барона Мюнхгаузена»:
«Боюсь, милостивые государи, наскучить вам рассказами об образе правления, искусстве, науках и других достопримечательностях этой изумительнейшей столицы России и еще менее хочу занимать вас повествованием о всяких интригах и веселых приключениях в высшем обществе, где хозяйка дома имеет обыкновение приветствовать гостя рюмкой водки и звонким поцелуем. Я стремлюсь привлечь ваше внимание к более важным и благородным предметам, а именно — к лошадям и собакам, большим любителем которых я всегда был, далее к лисицам, волкам и медведям, а их, как и всякой другой дичи, в России такое изобилие, что ей может позавидовать любая другая страна на земном шаре, и, наконец, ко всякого рода увеселениям, рыцарским состязаниям и славным подвигам, которые более к лицу дворянину, чем крохи затхлой латыни и греческой премудрости или раздушенные саше, завитые коки и выкрутасы французских утонченных остряков и парикмахеров…»
Рис. Oscar Herrfurth.
В байках Мюнхгаузена Россия – настоящая северная Страна Чудес, где в лесах водится много диких волков и медведей, где снегопады засыпают деревню по самую колокольню, где звуки замерзают, не успев вылететь из рожка, а генерал способен пить не пьянея, выпуская винные пары прямо из… черепа!
Г. А. Бюргер «Приключения барона Мюнхгаузена»:
«…мне удалось заметить, что он вместе со шляпой приподнимает прикрепленную к ней серебряную пластинку, заменявшую ему недостающую часть черепа, и тогда весь пар от поглощенных им спиртных напитков взвивался ввысь в виде небольшого облачка.
Я поделился своими наблюдениями кое с кем из добрых моих друзей и, ввиду того, что как раз стемнело, взялся немедленно произвести опыт и доказать свою правоту. Я встал, не выпуская из рук трубки, за спиной генерала и, когда он приподнял шляпу, при помощи клочка горящей бумажки поджег взвившийся над его головой пар. И тогда перед нами предстало столь же неожиданное, сколь и красивое зрелище. В одно мгновение я превратил столб пара над головой нашего героя в огненный столб, а часть испарений, задержавшаяся в пространстве между волосами и шляпой генерала, вспыхнула голубым огнем, образовав некое подобие сияния, прекраснее любого нимба, когда-либо озарявшего чело самого прославленного святого. Скрыть от генерала произведенный мною опыт было невозможно. Но он ничуть не разгневался и даже впоследствии неоднократно разрешал повторять эксперимент, придававший ему столь возвышенный вид».
Рис. Гюстава Доре (1866).
Как ни странно, некоторые из россказней барона своим происхождением обязаны вполне реальным случаям. Так Мюнхгаузен вполне мог быть свидетелем забавного казуса, когда солдат по неосторожности выстрелил, забытым в стволе, шомполом прямо в ногу коня самого принца Ульриха. И вот уже литературный барон находчиво стреляет шомполом, чтобы нанизать на него за раз аж семь куропаток!
Из Германии — в Англию — и обратно
«Люди, плохо знающие меня, смущённые такой ложью,
могут в наше склонное к скептицизму время усомниться
в правдивости рассказов о моих действительных подвигах,
что в высшей степени обидно и оскорбительно для
благородного кавалера, дорожащего своей честью».
(Г. А. Бюргер «Приключения барона Мюнхгаузена»)
Ни о какой литературной славе, вернувшийся в имение, настоящий Мюнхгаузен и не помышлял. Барон вел спокойную и размеренную жизнь не шибко богатого помещика и, возможно, так же мирно и почил, если бы не два «но»…
Родовое имение фон Мюнхгаузенов.
Довольно скоро, по окрестным городам – Ганноверу, Гамельну и Геттингену – разнеслась слава о Мюнхгаузене, как о красноречивом и остроумном рассказчике, прекрасно пародирующем байки охотников и путешественников. Послушать эти истории собиралось немало народу. Один из очевидцев вспоминал об этом так: «Обычно он начинал рассказывать после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с коротким мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша… Он жестикулировал все выразительнее, крутил руками на голове свой маленький щегольской паричок, лицо его все более оживлялось и краснело, и он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно разыгрывал свои фантазии».
Рис. Гюстава Доре (1866).
Считают, что именно барону принадлежат сюжеты о волке, запряжённом в сани, рассечённом напополам коне, бешенной шубе, вишнёвом дереве на голове оленя и лошади на колокольне. Впервые три истории Мюнхгаузена были анонимно представлены в 1752 г. в книге графа Рокса Фридриха Линара «Der Sonderling»
А в 1781 году в анонимном альманахе «Путеводитель для веселых людей» было опубликовано уже 16 историй. В предисловии к нему говорилось: «Возле Г-вера, живет весьма остроумный господин М-х-з-н, пустивший в оборот особый род замысловатых историй, авторство которых приписывается ему». Понятно, что в печати истории стали еще невероятней, а сам барон о предстоящем издании не ведал ни сном, не духом.
Скорее всего, содержимое альманаха оказалось бы сегодня забытым, не задумай переложить эти истории по-своему немец по имени Эрих Рудольф Распе. Случилось это, правда, не в Германии, а в Англии, куда наш герой бежал из-за обвинения в расхищении древних музейных коллекций.[4]
Эрих Рудольф Распе (1737-1794).
Выпущенную в 1785 году, дешевую брошюрку под полным названием «Повествование барона Мюнхгаузена о его чудесных путешествиях и походах в Россию» читатели размели в один день. В свете вышеуказанных обстоятельств, автор не решился указать на книге своё имя.
А ведь Распе это вполне заслужил, так как не только придал байкам Мюнхгаузена литературный вид, но и изрядно их дополнил и приукрасил. Барон окончательно превратился в отдельного литературного персонажа, хотя автор и указал, что его прототипом послужил «человек оригинального склада мыслей, принадлежащий древнему германскому роду». Предвидя последствия такой «подмены», в предисловии Распе предупредил, что враки Мюнхгаузена не более, чем пародия на настоящую ложь, а сам барон здесь выступает, как «каратель лжи» — своеобразная прививка от обмана, таящегося за маской правды.
Кстати, именно этот момент отличает небылицы Мюнхгаузена от фантастики. Цель фантастики — убедить читателя (хотя бы на время чтения) в реальности фантазии, заставить его погрузиться в вымышленный мир. Байки же Мюнхгаузена не скрывают «подлога», а напротив — предлагают читателю вдоволь посмеяться над выдумкой, демонстративно нарушающей здравый смысл — будь то, способность поднять себя за волосы, или спускаться с Луны, отрубая каждый раз верхний конец веревки и привязывая его к нижнему.
Рис. Гюстава Доре (1866).
Конечно, оригинальный жанр забавных нелепых выдумок, символом которого стал Мюнхгаузен, родился не на пустом месте. Чтобы не углубляться в тьму истории, вспомним хотя бы «Путешествия Гулливера» Д. Свифта или «Путешествие на Луну» Сирано де Бержерака (их влияние особенно заметно в описании второго лунного путешествия барона).
Э. Р. Распе «Приключения барона Мюнхгаузена»:
«Начну с обитателей Луны. Прежде всего — они не рождаются, а вырастают на деревьях. …Когда стручки созревают, их собирают и складывают про запас. Желающий иметь детей бросает эти стручки в кипящий котел, после чего твердая оболочка раскрывается и на свет выходят маленькие живые существа. Надо вам заметить, что деревья, дающие человеческое потомство, бывают разных пород: из одних выходят адвокаты, из других — солдаты, из третьих — священники, из четвертых – клоуны, и так далее.
…Самое оригинальное, что отличает людей, населяющих Луну, от нас, это то, что голову они носят не на плечах, а под мышкою правой руки. Когда они отправляются в опасное путешествие, то, чтобы не рисковать головою, они оставляют ее дома. Вас может удивить, друзья мои, каким образом эти люди обходятся некоторое время без головы, хотя и в нашем земном быту попадаются порою люди, о которых можно подумать, что они обходятся без этого украшения.
…Любопытно еще вот какое обстоятельство у этих людей: как головы их легко отделяются от туловища, так и глаза их очень просто отделяются от головы. По желанию их можно вынимать из орбит и даже в руках видеть ими не хуже, чем в обычном их состоянии. Испортив себе глаз или потеряв его, житель Луны покупает себе другой, почему на базарах и в магазинах идет бойкая торговля глазами. Торговцы ловко пользуются этим обстоятельством и постоянно устанавливают новую моду: то на зеленые глаза, то на серые, то на голубые».
Обитатель Луны. Рис. Гюстава Доре (1866).
Немало общего у баек Мюнхгаузена и с известными народными сказками. Бобовый стебель, по которому барон лезет на Луну, явно отсылает нас к сказке о Джеке и бобовом зерне. А поход за венским императорским вином копирует сюжет целой череды сказок с участием волшебных помощников.
Надо сказать, рассказы о бароне Мюнхгаузене настолько занятны, остроумны и изобретательны, что до сих пор читаются с интересом (а этим может похвастаться далеко не любая книга XVIII века). Я не раз хохотал, читая, то о двух медведях, пытающихся растерзать пчелу турецкого султана, то о борзой, стершей лапы и превратившейся в таксу, то о погоне беременной собаки за беременной зайчихой…
Г. А. Бюргер «Приключения барона Мюнхгаузена»:
«…Внезапно я услышал лай, словно лаяла целая свора, но при этом такой слабый и нежный, что я никак не мог сообразить, в чем дело. Когда я приблизился, глазам моим представилось подлинное чудо.
Зайчиха на бегу произвела на свет зайчат, а сука моя ощенилась! К тому же зайчат было ровно столько же, сколько и щенят. Подчиняясь инстинкту, зайчата пустились наутек, а щенки не только погнались за ними, но и поймали. Таким образом, к концу охоты у меня оказалось шесть зайцев и шесть собак, хоть я и начал охоту с одной-единственной собакой».
Что уж говорить о современниках Распе! Только за 1786 г книга Распе выдержала целых четыре издания.
То, что столь замечательное произведение пожинает славу вдали от своей прародины, показалось несправедливым другому немцу – Готфриду Августу Бюргеру. Будучи известным поэтом (достаточно вспомнить знаменитую балладу «Ленора», гениально переведённую В. Жуковским), одним из лидеров течения «Буря и натиск», Бюргер, конечно, не мог просто перевести книгу Распе обратно на немецкий.
Бюст Готфрида Августа Бюргера (1747-1794).
Во-первых, он сильно отредактировал текст, превратив набор историй, просто разбитый Распе на «вечера», в связное и цельное повествование.
Во-вторых, следуя «мюнхгаузеновской» традиции, «приврал» к основному «набору» еще восемь историй (среди них такие знаменитые, как вытягивание самого себя из болота и полет на ядре).[5]
Рис. Гюстава Доре (1866).
Ну, и в-третьих, как прогрессивный деятель эпохи, добавил в текст изрядную сатирическую окраску, подтрунивая то над немецкими дорогами, то над Римским папой, то над английской королевой Елизаветой.
Из «Приключения барона Мюнхгаузена» Г. А. Бюргера:
«…Вам, милостивые государи, без сомнения приходилось слышать о святом Губерте — покровителе охотников и стрелков, — а также и о красавце олене, который встретился ему однажды в лесу. У этого оленя между рогами возвышался святой крест. …Мне сразу же вспомнилось мое приключение.
…Можно ли теперь поручиться, что какой-нибудь святой — страстный любитель охоты, священник или епископ — не воздвигнул подобным же образом с помощью выстрела крест между рогами оленя святого Губерта? Ведь эти господа издавна славились своим умением наставлять кресты… да и рога тоже, и, пожалуй, сохранили за собой эту славу до наших дней».
Олень — «два в одном». Рис. Oscar Herrfurth.
«…Его острову не приходилось бояться иноземных врагов. Тем не менее, он забирал каждого молодого парня, собственноручно избивал его, пока не превращал в героя, и время от времени продавал свою коллекцию тому из соседних князей, кто готов был дороже заплатить. Это давало ему возможность к миллионам ракушек, оставленных в наследство отцом, добавить новые миллионы…»
Бюргер продолжил и другую славную традицию «мюнхгаузениады» – не указывать своего авторства. Более того – вышедшая в 1786 году, книга «Удивительные путешествия на суше и на море, военные походы и веселые приключения барона фон Мюнхгаузена, о которых он обычно рассказывает за бутылкой в кругу своих друзей» не только была анонимной, но еще и местом своего издания указывала на Лондон, хотя печаталась в, уже знакомом нам, Геттингеме. Правда, у Бюргера в отличие от Распе были другие причины такой конспирации…
Слава обрушилась на настоящего барона неожиданно и имела совсем не радужные последствия. Читатели были не особо склонны разделять жизнь и искусство, в результате чего литературный барон практически слился со своим прототипом. К Мюнхгаузену стали приходить издевательски-насмешливые письма, а зеваки толпами стекались в имение, чтобы воочию поглазеть на того самого «lugenbaron» – барона-враля, как теперь его именовали. Славная фамилия древнего рода оказалась в одночасье опозорена. Сначала барон пытался бороться и подал иск в суд, но… искать «концы» анонимной книги «из Лондона», никто не захотел. В результате Мюнхгаузен угрюмо укрылся в доме, а посетителей отваживал с помощью слуг. Нет, не о такой славе мечтал ротмистр кирасирского полка…
На этом злоключения не закончились. В конце своей жизни барон совершил еще одну ошибку. Случилось так, что первая жена, с которой он познакомился в Риге и прожил в мире и согласии, умерла, так и не оставив наследника. И вот 73-летнему Мюнхгаузену ударил «бес в ребро» – он влюбился в 17-летнюю красотку. Новая фрау Мюнхгаузен, как и следовало ожидать, оказалась особой ветреной и решила продлить дворянский род на стороне. Барон отказался признать ребенка своим и начал бракоразводный процесс. Судебные издержки и последующие выплаты алиментов вконец разорили и так не богатого Мюнхгаузена.
Умирал барон в бедности и одиночестве, но талант выдумщика не покинул его и в последние дни. Когда, ухаживающая за Мюнхгаузеном, служанка спросила, почему у барона нет двух пальцев на ногах (он их отморозил еще в России), тот, не моргнув глазом, заявил, что пальцы откусил полярный медведь, а остальные не успел, ибо поперхнулся и умер…
Обратно в Россию и по всему миру
«Когда жители Луны стареют, то не умирают,
а растворяются в воздухе и улетают, как дым».
(Г. А. Бюргер «Приключения барона Мюнхгаузена»)
В то время, когда, забытый всеми, Мюнхгаузен умирал в своем доме, его неунывающий «двойник» с триумфом возвращался в Россию. Уже в конце XVIII века Н. Осипов пересказал книгу Бюргера, назвав ее «Не любо, не слушай, а лгать не мешай» и по традиции «приврав» к ней от себя два приложения (о детстве и юности барона). Мюнхгаузен в один миг стал одним из популярнейших «прикладных» персонажей. Так в 1812 году даже выходила серия лубков под названием «Мюнхгаузен и Наполеон».
Однако, наибольшее хождение на одной шестой части суши получил легкий и доступный пересказ приключений Мюнхгаузена, сделанный Корнеем Чуковским для детей. На удивление дедушка Корней ничего от себя привирать не стал, сохранив суть историй, практически, без изменений. Разве что избавил первоисточник Бюргера от тяжеловесных деталей эпохи, да сменил венское императорское вино на более экзотичное – китайское.
Ну и, конечно, не включил в книгу те скабрезные моменты, которые не пристало читать детишкам. Например, выпали истории о том, как барон поднимал нож на дерево с помощью заледеневшей струи мочи, как медведь буквально взорвался от своих газов, или как сам Мюнхгаузен затыкал своей задней частью пробоину в корабле. Нет у Чуковского и амурных похождений барона с богиней Венерой, и с женой короля Луны.
Рис. Theodor Hosemann (1840).
Некоторые отрывки из книги Г. А. Бюргера, отсутствующие в пересказе К. Чуковского:
«…Однажды в лесу, в Польше, иссяк мой запас пороха, и одновременно померк дневной свет. По пути домой на меня напал чудовищный медведь с разинутой пастью, готовый меня проглотить. Напрасно я в поисках пуль и пороха поспешно обшаривал свои карманы. Я не нашел ничего, кроме двух кремней, которые обычно берешь с собой на всякий случай. Один из этих кремней я швырнул в пасть зверя, в самую глубину его глотки. Медведю моему это пришлось не по вкусу, и он сделал крутой поворот — налево кругом! — так что я вторым камешком мог запустить ему прямехонько в задние ворота. Все это получилось чудесно и великолепно. Камешек не только попал куда следует, но даже пролетел так далеко, что столкнулся с первым и выбил из него искру, от чего медведь взорвался с оглушительным треском.
Если верить слухам, то подобные ловко направленные камешки, особенно если они сталкивались с камешками, брошенными ранее, заставили взлететь в воздух не одного сварливого ученого и философа… Хотя я и остался на этот раз цел и невредим, мне все же не хотелось бы еще раз повторить этот опыт, другими словами — завязать знакомство с медведем, не имея при себе других средств самозащиты».«…Как ни велика была пробоина, я всю заполнил ее моей дражайшей частью, даже не снимая для этого штанов, и ее хватило бы даже и в том случае, если бы пробоина была вдвое шире. Вас это не удивит, милостивые государи, если я скажу вам, что я и по отцовской и по материнской линии происхожу от голландских или по крайней мере от вестфальских предков. Положение мое, пока я сидел на очке, было несколько прохладное, но я вскоре был освобожден благодаря искусству плотника».
Истории о Мюнхгаузене подверглись цензуре не только в СССР. Так в английском издании есть история, о том, как барон остроумно спас французскую королевскую семью от революционеров. Но в советском, французском и даже, немецком, издании она отсутствует.
«Вскоре я увидел наступающий на меня отряд депутатов Национальной ассамблеи и Национальной гвардии, вместе с которым шла огромная процессия рыночных торговок. Я обнажил шпагу и бросился навстречу врагу. Триста торговок накинулись на меня как фурии, улюлюкая и рыча. Мне показалось недостойным марать свою шпагу их кровью, и вот что я сделал тогда. Схватив первую приблизившуюся ко мне торговку, я поставил ее на колени и немедленно произвел в дворянское достоинство своей шпагой. Остальные, увидев это, издали страшный вопль и бросились прочь со всей скоростью, на какую были способны,— так напугала их опасность превратиться в аристократок. Ну а что касается национальных гвардейцев — их я тоже обратил в бегство… С триумфом я вернулся во дворец. Королева бросилась в мои объятия с плачем. «Ах, ты истинный цвет дворянства,— сказала она.— Если бы все дворяне Франции были, как ты, мы никогда бы не дошли до такого ужаса!».
…Я оставил короля за бараньей отбивной, предупредив его, чтобы он не задерживался, иначе его неминуемо схватят. Я пришпорил коня и вернулся в Англию. Если король слишком засиделся за обедом — что ж, это уже не моя вина».
Даже один и тот же сюжет в разных странах мог иметь свои вариации. Допустим, в версии Чуковского отсечённая задняя часть коня просто гуляет по лужку, в английском – корчится в судорогах, а в немецком и французском вариантах – ухлёстывает за молодыми кобылками.
Рис. Gottfried Franz.
«…Я повернул обратно, и оставшаяся половина моего коня неслыханно быстрым галопом доскакала до луга. С большой радостью нашел я здесь вторую половину и, к немалому удивлению, увидел, что она подыскала себе занятие, да такое любопытное, что ни один церемониймейстер, при всем своем остроумии, не мог бы изобрести ничего подобного для увеселения какого-нибудь безголового субъекта. Короче говоря, задняя половина моего чудо-коня за эти короткие мгновения успела завязать близкое знакомство с кобылами, носившимися по лугу, и, предавшись наслаждениям со своим гаремом, по-видимому, забыла все перенесенные неприятности. Голова при этом, правда, столь мало принималась в расчет, что жеребята, обязанные своим существованием этому времяпрепровождению, оказались негодными ублюдками: у них не хватало всего того, чего недоставало их отцу в момент их зачатия».
Образ барона-враля и сам принцип рассказа небылиц оказался настолько удачен, что его тут же взяла на вооружение череда писателей. Сперва Мюнхгаузена использовали, прежде всего, в сатирической литературе, в роли насмешника и обличителя пороков общества, но каких-то особо заметных произведений это направление так и не родило.
Зато крайне плодотворным оказался принцип создания самоценных литературных «наследников» знаменитого барона. Достаточно вспомнить трилогию А. Доде о тщеславном хвастунишке Тартарене из Тараскона. Или, не менее хвастливого, вояку наполеоновской армии бригадира Жерара из повести А. Конан-Дойла. Или капитана Врунгеля (тут уж сама фамилия за себя говорит!) из сказки А. Некрасова. Ну и конечно же, любимого героя С. Лема – «знаменитого звездопроходца, капитана дальнего галактического плавания, охотника за метеорами и кометами, кавалера орденов Млечного Пути и туманностей» — Ийона Тихого.
Единственную удачную и оригинальную трактовку образа самого барона мне удалось увидеть только в кино. Безусловно, я говорю о замечательном кинофильме 1979 г. «Тот самый Мюнхгаузен» режиссера М. Захарова по пьесе Г. Горина «Самый правдивый» и с замечательной музыкой А. Рыбникова. Речь в фильме идет не столько о вранье, сколько о разноцветном мире человеческой фантазии, о противостоянии неординарной личности косной и серой трясине мещан-обывателей. Выдумки Мюнхгаузена здесь не просто развлечение или сатира, они подобны театральной игре, парадоксальны, ироничны, порой вызывающи, а порой полны настоящей романтики. «Какая разница, летал Мюнхгаузен на Луну, или не летал… Главное, что он никогда не врёт…», «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Все самые большие глупости делаются именно с серьезным выражением лица» — эти и другие фразы фильма стали крылатыми, а история барона-лжеца поднялась до самой возвышенной трагикомедии.[6]
О. Янковский:»Те, кто знал мои прежние работы, с понятным скептицизмом отнесся к идее: Янковский — Мюнхгаузен… Действительно, ничего подобного мне прежде играть не приходилось. Я благодарен Марку Захарову за то, что он, поверив в меня, разглядел во мне ту нетипичную комедийность, способность передать грустную иронию персонажа, которой сам я, откровенно говоря, в себе не подозревал».
На этом, уважаемые читатели, мы и закончим наш рассказ об удивительной судьбе барона Карла Фридриха Иеронима Мюнхгаузена, которая теперь уже навсегда будет неразрывно связана с судьбой литературного «двойника». Сегодня на родине Мюнхгаузена его имя носят улица, ресторан, кинотеатр и даже аптека, в его доме расположился музей, где хранится походной сундучок, пенковая трубка и пушечное ядро (неужели то самое?), а напротив музея стоит «полуконный» памятник, из задней части которого льётся вода. Надеюсь, память о двух Мюнхгаузенах будет не менее живуча, чем две части знаменитого коня.
Э. Р. Распе «Повествование барона Мюнхгаузена…»:
«Выпьем еще по бокалу, дорогие мои, и разойдемся на ночлег, так как я менее всего хотел бы в нынешний вечер злоупотребить вашим вниманием, которое нередко притупляется не только от всевозможных врак, но и от изобилия совершенно подлинных историй».
Памятник-фонтан на родине Мюнхгаузена.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 — Выражение «Lugen-baron» давно уже стало в Германии нарицательным для лжецов и обманщиков. А в медицине даже существует такое понятие, как «Синдром Мюнхгаузена», которым характеризуют маниакальное стремление человека попасть в больницу, для чего преувеличиваются, выдумываются и симулируются самые разные заболевания. При этом больные не избегают болезненных диагностических процедур или хирургических операций и даже стремятся к ним. Считается, что причина этого — острая нехватка внимания, заботы и сочувствия. Кстати, именно об этом синдроме идет речь в одной из серий популярного сериала «Доктор Хаус».
2 — В отличие от сказки настоящий барон выехал в Россию не зимой, а летом.
3 — Кстати, в портрете Мюнхгаузена кисти Доре, кроме явной несхожести с оригиналом, есть и историческая неточность. В XVIII веке бородки не носили, они вошли в моду в эпоху Наполеона III, когда как раз и жил художник. Многие считают, что в портрете барона можно усмотреть и карикатуру на французского монарха – так три утки на гербе Мюнхгаузена – это намёк на трёх пчёл на гербе Бонапартов.
4 — Распе был хранителем библиотеки и музейного фонда в Касселе и пошел на этот отчаянный шаг, когда по уши увяз в долгах.
5 — Именно на варианте Бюргера базируется, так сказать, «канонический» свод сюжетов о Мюнхгаузене, хотя иногда (как в пересказе Чуковского) автором всё равно указывается Распе.
6 — Уже постсоветские времена режиссёр вырезал из фильма слова Мюнхгаузена, иронизирующие над религией. См.:
«П а с т о р: Я читал … вашу книжку… Что за чушь вы там насочиняли!
Б а р о н: Я читал вашу — она не лучше.
П а с т о р: Какую?
Б а р о н: Библию».
Автор: Сергей Курий
Впервые опубликовано в журнале «Время Z» №1 2009 (сентябрь)
<<< Красавица и Чудовище | Содержание | Сказки братьев Гримм >>>