Невыносимая легкость БГ-тия

bg_st_01

Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика: «Прочие статьи»

Предисловие (27.11.2018):
Эта статья была написана мною очень давно — ещё в конце 2003 года, когда Борису Борисовичу Гребенщикову исполнилось какие-то 50 лет. И вот ему уже ровно 65!
Люди меняются. Претерпело за эти годы и моё отношение к творчеству группы АКВАРИУМ — причём не в лучшую сторону. Что не отрицает того факта, что статью я писал искренне, а песни Гребенщикова оказали на меня в своё время сильнейшее влияние. И не только на меня…
Поэтому очередной раз желаю Борису Борисовичу крепкого здоровья и счастья, а читателям предлагаю ознакомиться с моим артефактом.

***

«Честь быть повешенным, слава быть распятым и
сожженным, если о том попросил Господь»,— сказали они.
«А что вы сделаете, — сказал Мессия толпе, —
если Господь обратится прямо к вам и скажет:
Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ В ЭТОМ МИРЕ
ДО КОНЦА ТВОЕЙ ЖИЗНИ. Что вы тогда сделаете?».
И толпа стояла в молчании, ни единого голоса,
ни единого звука не было слышно на склонах
горы и во всей долине, где они стояли».
(Р. Бах «Иллюзии»)

«Разве мы могли знать,
Какая здесь жуть;
Разве мы могли знать и верить?
Разве мы могли знать,
Что это наш путь;
Разве мы могли?».
(БГ «Быстрый светлый»)

Он вошел лучом света в несколько депрессивную ткань нашей культуры. Многие посчитали столь светлые и радостные песни неуместными.
Его обожают и ненавидят. Одним он напоминает ангела, другим — лукавого беса.
Он выдуман и реален одновременно. Он — рок-идол с кощунственной аббревиатурой БГ, и он — Борис Гребенщиков — обычный человек, имеющий третью жену и трех детей, не дурак выпить и почитать Муркока.
Сам он предпочитает не смешивать БГ и Бориса Борисовича, хитроумно называя себя лишь «проводником высших сил». Но «кто мог знать, что он провод, пока не включили ток»?

Герои рок-н-ролла

«Иногда летишь в электрическом небе
И думаешь — Уж скорее бы я упал.
Иногда проснешься в кресле президента
И плачешь, сам не зная, как сюда попал».
(БГ «Феечка»)

В то время, как я пишу эти строчки, Бориса Борисовича Гребенщикова награждают орденом «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени. Не знаю, как относится к этому сам БГ, думаю, что это его забавляет. Впрочем, со времен «perestroyka & glasnost» подобные награждения рок-музыкантов не в диковинку. Власти заигрывали с молодежью, музыканты заигрывали с политикой. НАУТИЛУСЫ получили премию Ленинского Комсомола (текстовик группы Кормильцев сей «подарок» предусмотрительно вернул), Кинчеву повесил медальку сам Ельцин (лидер АЛИСЫ от нее тоже отказался, но отнюдь не тотчас), Шевчуку буквально в этом октябре присвоили звание народного артиста Башкирии (а 10 лет назад Башкирия считала его своим «позором»). Но если Кинчев и Шевчук принимали награды из рук власть предержащих с явным внутренним смущением, то Гребенщиков отнесся к подобному событию с беззаботной легкостью.

bg_st_02

Иначе восприняли это поклонники БГ. Самые «верные и любящие» попытались оправдать своего кумира, мол, наконец-то, «гений заслужил». Борцы за чистоту рок-идеи, напротив, возмущенно заголосили: «Принять награду от Системы???». Таким образом, в очередной раз выясняется, что понять Борис Борисыча, исходя из «черно-белой» логики — занятие неблагодарное.

Однако, все это субкультурные «разборки»… Более интересно было бы узнать мнение «простого человека», знающего о БГ только из светской хроники или, в лучшем случае, благодаря песне о «воле, исполненном очей». Реакция, впрочем, здесь вполне предсказуема и так же полярна. Одни скажут: «Великий, значит, человек, раз сам Путин награждает». Ведь награди он какого-нибудь скрипача-виртуоза, разве был бы против этого Вася Пупкин, слышавший скрипку только в варианте «семь-сорок»? «Простые» же люди с более четкой позицией недовольно проворчат: «И за что этому Гребенщикову ордена дают? Он что — Высоцкий, или хотя бы Макаревич, песни которых звучали из каждого третьего окна?».
И действительно, кто он — этот лукавый фавнообразный 50-летний лидер АКВАРИУМА? Чем это он заслужил свой орден перед Отечеством? Интересно не то, почему ему дали орден (мало ли, кому и за что сейчас дают), а почему дали именно ему?

Отступление первое: коллеги о БГ.

Александр Башлачев «Палата №6»:
«Плюю в лицо слуге по имени народ.
Мне нравится БГ, а не наоборот».

Из интервью с Константином Кинчевым, 2003 г.:
«— Ваш новый альбом производит впечатление. …И с жесткостью в вашей музыке все хорошо. Но чего ваш альбом лишен напрочь, так это иронии и самоиронии…
— Я приму это как тот минус, который действительно есть. Я учту. Вот мне очень нравится альбом Бориса Борисовича «Песни рыбака». Но той легкости, изящества в слове мне пока не хватает. Я принимаю этот упрек — он правильный».

Вячеслав Бутусов:
«Вот, скажем, чем себя противопоставил Гребенщиков «андеграунду»?
Тем, что вместо того, чтобы критиковать, скалить зубы, звать народ на битву, он поет вроде бы непонятно о чем. Куда бежать? Кого бить?
Никаких конкретных адресов. А по-моему, его творчество ближе к общему понятию культуры и искусства. Ведь нельзя отвергать произведение лишь потому, что оно о любви. Все мировое искусство построено, в принципе, на этой теме».

Егор Летов:
«У меня отношение к БГ странное. Понимал ли он сам, что пишет? Или просто был передаточным звеном? У Борхеса есть рассказ, в котором такая мысль: авторов в мире два-три, остальные — как бы медиумы. Потом, когда уходит эманация, человек остается таким, какой он есть на самом деле. Все встает на свои места».

Михаил Борзыкин:
«С Бобом я сперва знаком официально не был. Несколько раз я подходил к нему с мелкими разговорами типа: что ты хотел этим сказать? Конечно, Боб меня интересовал.
Почитание с ослабевающей силой длилось еще год. А затем я перестал Бобу верить, потому что считал, что между песнями и личностью автора должно быть, ну не совпадение, а хотя бы соответствие. Мой кумир не дотягивал до своих песен.
Но даже тогда, когда я делал в БГ какие-то неприятные для себя открытия, я не мог не признать, что у него достаточно много талантливых песен. Почти половина.Я это и сейчас признаю».

Юрий Шевчук:
«Гребенщиков — это вообще отдельный разговор. Он в стороне от всего стоит. Он гений, конечно, его как не положи, он все равно гением и останется».

Явление БГ народу

«Его любили домашние хозяйки, домашние работницы,
вдовы и даже одна женщина — зубной техник».
(И. Ильф, Е. Петров «Золотой теленок»)

«Бориску на царство?!».
(М. Булгаков «Иван Васильевич»)

История славного пути АКВАРИУМА настолько мифологизирована субкультурой, что порой кажется, что она протекала в двух совершенно параллельных плоскостях. Творчество БГ так отождествлено с его человеческим образом, что одно без другого фактически непредставимо.

Интервью с БГ в журнале «Мари Клэр», май 2003 г.:
«— Чем вы гордитесь, что вам удалось изменить в музыке?
— Удалось не изменить, удалось добавить того, чего не хватало. А не хватало личности».

Именно поэтому так раздражают его человеческие слабости и парадоксальные поступки и заявления. То он предлагает создать движение по борьбе с попсой, то с симпатией отзывается о SPICE GIRLS, то он с отвращением говорит о засилье бандитов, то считает, что именно бандиты «обновили генофонд нашей нации».

Также невразумительно обстоят дела и с его славой. Да, он человек известный, но настолько ли, чтобы назвать его всенародным любимцем? Мои наблюдения совершенно не подтверждают всенародную славу БГ. Сам я родом из Луганской области (а не из «столиц», что очень важно), поэтому даже во время апофеоза советского рок-н-ролла, никакого массового преклонения перед Гребенщиковым не встречал. Макаревич, да. Цой и НАУТИЛУС, да. АКВАРИУМ же, по большей части, так и оставался «пищей» для совершенно ограниченного круга людей.

Народ, конечно, Гребенщикова знал. И тому есть две объективные причины. Во-первых, АКВАРИУМ был первой рок-группой, раскрученной СМИ в «перестроечное» советское время, а первых всегда помнят (как помнят «Рабыню Изауру» и «Богатые тоже плачут» из всего моря «мыльных» сериалов). Во-вторых, славе БГ изрядно помог Сергей Соловьев со своей кичевой «АССОЙ». Так и остался наш герой в народной памяти как исполнитель романса «Под небом голубым» (кстати, это не его песня).

Из остальных произведений широкие народные массы способны вспомнить разве что пресловутый «Поезд в Огне», который «и ныне там». Тогда это был редкий пример «отзывчивости» Гребенщикова на политическую конъюнктуру времени.

В принципе, творчество АКВАРИУМА и не было рассчитано на всенародную любовь. Само название группы (выбранное, конечно, случайно) внезапно стало отображением ее внутренней сути. За прозрачным стеклом, как бы находясь и в мире, и вне его, музыканты «растили свой сад». А так как практически все они вышли из интеллигентных творческих маргинальных кругов, то растения в этом саду были чрезвычайно экзотические и высаженные в совершенно произвольном порядке. Цитаты из «Чжуан-цзы», растафарианские персонажи, обильное цитирование классиков литературы и западной рок-музыки, сдобренное изрядной порцией абсурда, — одним словом, с налета не разобраться. Не мудрено, что АКВАРИУМ становится кумиром именно интеллигенции и студенчества (преимущественно двух российских «столиц»).

Когда же к 1986 г. созрела необходимость в «молодежном герое», лучше кандидатуры, чем Гребенщиков, найти было трудно. К этому времени АКВАРИУМ достиг в своем творчестве такой кристальной ясности и гармонии, что тематика песен не пугала идеологических функционеров.

bg_st_07
АКВАРИУМ на телепередаче «Музыкальный ринг». 1986 год.

Подобная отстраненность не была, как может показаться, осознанным стремлением угодить. К такому состоянию АКВАРИУМ закономерно пришел еще в 1984 г. с выходом альбома «День Серебра». Поклонникам же АКВАРИУМА превосходно известны довольно жесткие и «хулиганские» песни начала 1980-х, вряд ли бы прошедшие в эфир на заре перестройки («Электрический пес», «Немое кино», «Сыновья молчаливых дней», «Береги свой хой», «Вопрос» и др.).

В общем, группу стали «двигать» на телевидение, писать о ней в газетах и журналах — делала это та же интеллигентская прослойка (а кто же еще представлял тогда СМИ?), для которой и писал свои песни Гребенщиков. Мечтательным дамам и начитанным юношам нравилось это призрачное парение в эмпиреях, куда их уносили диковинные образы и дрожащий голос БГ. «БГ — это наш Бог. От него сияние исходит», — декларировал в «АССЕ» мальчик Бананан, окончательно вгоняя Гребенщикова в «бронзу».

«Я был рыцарем в цирке,
Я был святым в кино;
Я хотел стать водой для тебя —
Меня превратили в вино.
Я прочел это в книге,
И это читать смешно:
Как будто бы все это было с кем-то другим,
Давным-давным-давно…».
(БГ «Стерегущий Баржу»)

Так, поневоле, на народные уши свалилась странная призрачная музыка малоизвестного коллектива.
Незакомплексованность БГ, его умение общаться и находить компромиссы, не меняя своей сути, позволила ему просочиться на запад и записать там пластинку. А с выходом на экраны «АССЫ» Гребенщиков окончательно становится символом либерально-демократического «перестроечного» движения. Именно за это его любят и так же страстно ненавидят нынешние демократические СМИ, а любые сильные чувства, как известно, для творческой личности лучше, чем отсутствие каких-либо чувств вообще. Народ же по большей части безмолвствовал, наблюдая эти личные «разборки» и признавая вознесение БГ на пьедестал почета как данность.

Отступление второе:
«Краткая Книга БГ-тия» (знатокам можно пропустить)

1972-73 гг. — «Я — Шизо, и я торчу» (абсурдистский период).

Гребенщиков вместе с другим затейником «Джорджем» Гуницким создают АКВАРИУМ как некий театр абсурда. Творчество двух оболтусов можно охарактеризовать как «Пение птиц и птичек на могиле сдохшего ума» (название одной из композиций). Ребятки прикалываются и забавляются. Из тех времен до народного сознания дошел лишь «Мочалкин Блюз».

1974-76 гг. — «Граф Диффузор — чудес соплеменник, / Возлюбленный неба и звезд»
(период хиппизма и символизма).

Выступление АКВАРИУМА в 1976 г. в Таллине жюри фестиваля обозвало «символизмом и ахматовщиной». И не без причины. В песнях БГ наряду с абсурдом возникают туманные романтические образы, еще невнятные и бледные. Все это оттеняется несколькими конкретными песнями «со смыслом», еще более смешными, чем «ахматовщина».

«Так пускай не даст мне совесть
Ни молчать, ни богом стать.
Стать бы честным пред собою,
Вот и вся моя мечта».
(БГ «Боги»)

bg_st_03
БГ и виолончелист Всеволод Гаккель, 1975 г.

1978-81 гг. — «Гармония мира не знает границ, /Сейчас мы будем пить чай»
(«кухонный» период «Бобдиланизма»).

АКВАРИУМ наконец-то обретает более-менее постоянный состав участников, вырабатывает свой язык и начинает запись «канонических» альбомов. После триумфа-провала на фестивале 1980 г. в Тбилиси группа пишется в акустике (гитара, виолончель, флейта) и дает квартирные концерты.

bg_st_09
АКВАРИУМ в начале 1980-х в квартире Всеволода Гаккеля.

В горниле творчества начинает органично переплавляться все наработанное раньше: романтика, абсурдный стеб, бытовая конкретика. Большое влияние творчества Боба Дилана, эстетики реггей и философии даосизма.

«И мы несем свою вахту в прокуренной кухне,
В шляпах из перьев и трусах из свинца,
И если кто-то издох от удушья,
То отряд не заметил потери бойца.

И сплоченность рядов есть свидетельство дружбы —
Или страха сделать свой собственный шаг.
И над кухней-замком возвышенно реет
Похожий на плавки и пахнущий плесенью флаг.

…У этой песни нет конца и начала,
Но есть эпиграф — несколько фраз:
Мы выросли в поле такого напряга,
Где любое устройство сгорает на раз.

И, логически мысля, сей пес невозможен —
Но он жив, как не снилось и нам, мудрецам.
И друзья меня спросят: «О ком эта песня?»,
И я отвечу загадочно: «Ах, если б я знал это сам…».

(БГ «Электрический Пес»)

1982-83 гг. — «Я пришел на этот концерт / не затем, чтобы здесь скучать»
(концертный «электрический» период).

Юношеская мечта БГ сбывается — он собирает под знаменами АКВАРИУМА крепких профессионалов-инструменталистов (Курехина, Ляпина, Губермана, позже — Титова) и пытается дать «настоящий рок-н-ролл» с электрическим звуком, длинными соло и сценическими концертами.

bg_st_04
БГ дает «настоящего рок-н-ролла» (концерт 1982 г.)

По моему, сугубо личному мнению, «хард-роковая» струя была не столь органична для АКВАРИУМА — это был некий реверанс в сторону старой рок-клубовской тусовки. Впрочем, внутренняя сущность группы перемелет и этот опыт. Характерные хиты того времени — «Прекрасный дилетант», «Мой друг музыкант», «Рок-н-Ролл Мертв», «Сентябрь», «Пепел», «Мы Никогда Не Станем Старше».

1983-87 гг. — «Сидя на красивом холме…» («кельтско-митьковский» период).

АКВАРИУМ окончательно формируется концептуально и стилистически. Электричество органично соединяется с акустикой, Восток с кельтскими мотивами.

bg_st_06

Тексты изобилуют цитатами и аллюзиями, и представляют собой настоящие головоломки. В верхнем творческом слое АКВАРИУМА господствует мифологическое циклическое бытие, в нижнем — милая эстетика «дворников и сторожей» с неизменными «митьковскими» «дык-елы-палы». Приходит время славы.

«Иван Бодхидхарма движется с юга
На крыльях весны;
Он пьет из реки,
В которой был лед.
Он держит в руках географию
Всех наших комнат,
Квартир и страстей;
И белый тигр молчит,
И синий дракон поет;

Он движется мимо строений, в которых
Стремятся избегнуть судьбы;
Он легче, чем дым;
Сквозь пластмассу и жесть
Иван Бодхидхарма склонен видеть деревья
Там, где мы склонны видеть столбы;
И если стало светлей,
То, видимо, он уже здесь;

Он вылечит тех, кто слышит,
И, может быть тех, кто умен;
И он расскажет тем, кто хочет все знать,
Историю светлых времен».

(БГ «Иван Бодхидхарма»)

1989-96 гг. — «Мы знаем, каково с серебром; / Посмотрим, каково с кислотой…»
(«русский» период).

После «перестроечной» славы начинается кризисная полоса. БГ распускает АКВАРИУМ, собирает БГ-бэнд, распускает БГ-бэнд, вновь собирает АКВАРИУМ, но отныне группа перестает быть «дружеской компанией» и ее состав постоянно меняется. Творчество, достигнув высших небесных сфер, спускается на грешную землю и погружается в «древнерусскую тоску».

bg_st_05

В песнях преобладает диковинная смесь православных и буддийских образов, в музыке — ритм 3/4 и русские народные мелодии. Время «второго дыхания» Бориса Гребенщикова.

«Восемь тысяч двести верст пустоты —
А все равно нам с тобой негде ночевать.
Был бы я весел, если бы не ты, —
Если бы не ты, моя родина-мать…».
(БГ «8 200»)

1997-2003 г. — «Я боюсь, что сыт по горло древнерусской тоской…»
(период полной свободы).

Сбросив с себя «груз русской темы», БГ отправляется в вольное плаванье. С безответственностью волюнтариста он делает все, что хочет, пропагандируя легкий подход к жизни. В текстах — обилие компьютерного сленга и других новомодных словечек и реалий, хотя поэзия лидера АКВАРИУМА достигает вершины своего мастерства. Дефицит музыкальных идей Гребенщиков пытается компенсировать экспериментаторством — записывается в Америке с группой BAND, сотрудничает с DEADУШКАМИ, ТЕКИЛЛАДЖАЗ. Несмотря на самоповторы, попадаются и крепко сделанные яркие работы (например, альбом 2002 г. «Сестра Хаос»).

«Пятьсот песен — и нечего петь;
Небо обращается в запертую клеть.
Те же старые слова в новом шрифте.
Комический куплет для падающих в лифте.
По улицам провинции метет суховей,
Моя Родина, как свинья, жрет своих сыновей;
С неумолимостью сверхзвуковой дрели
Руки в перчатках качают колыбель.
Свечи запалены с обоих концов.
Мертвые хоронят своих мертвецов.

…Я чувствую себя, как негатив на свету;
Сухая ярость в сердце, вкус железа во рту,
Наше счастье изготовлено в Гонконге и Польше,
Ни одно имя не подходит нам больше;
В каждом юном бутоне часовой механизм,
Мы движемся вниз по лестнице, ведущей вниз,
Связанная птица не может быть певчей,
Падающим в лифте с каждой секундой становится легче».
(БГ «500»)

Невыносимая легкость

«Я ранен светлой стрелой — меня не излечат.
Я ранен в сердце — чего мне желать еще?».
(БГ «Серебро Господа»)

«Но если я тот, про кого был написан мой паспорт,
Скажи, зачем я танцую на самом краю в этом вышитом нижнем белье?».
(БГ «Стоп-машина»)

Ну и, наверное, хватит о Гребенщикове. Хватит об этом лукавом духе, «перепортившем» половину советских рок-групп, заставляя их ходить по кругу его излюбленных образов и тем. Об этом плагиаторе, беззастенчиво использующим весь опыт мировой культуры, смешивающем в нужных пропорциях цитаты из Мориссона и «Дао дэ цзин», Мандалу с российской Волгой, а мелодию Марка Болана со своим абсурдистским текстом. Хватит об этом хитром конформисте, умудряющемся существовать при любых властях, не теряя своего творческого лица. Об этом космополите, неизменно возвращающемся в Россию.Об этом диктаторе, безжалостно меняющем обитателей своего АКВАРИУМА, если того требуют его творческие идеи. В общем, хватит о Гребенщикове!

«Принцип женщины наблюдает за ним, полузакрыв глаза,
Принцип справедливости уже подвел ему счет,
И все знают, что он упадет,
И заключают ставки — где и когда,
И они правы, они правы, они конечно правы,
Но только это еще не все…».

Это еще не все. Остается главное — то, что не зависит от количества жен и излюбленной марки виски нашего юбиляра. То, что, по сути, и превращает несовершенное во многом творчество БГ и АКВАРИУМА в некое таинство, иную реальность, очаровывающую и пугающую.

Да-да, вы не ослышались, именно пугающую. Потому что любое настоящее творчество — абсолютно свободное и ничем не ограниченное — по настоящему страшно. Это совершенно особенный страх — страх слепого, прозревшего на пять минут, чтобы понять все свое убожество, с которым он смирился и сжился за годы существования во тьме. Именно этот ужас перед тем, что все может быть иначе, что есть действительно красивый и радостный мир, делает легкость этих песен невыносимой. Это злит и раздражает, но это же поддерживает и возносит.

Это осознание явилось питерскому мальчику Боре Гребенщикову во сне, когда автобус вывез его из серых будней на цветущую поляну, где ждали улыбающиеся «битлы», как будто только что вышедшие из своей желтой подводной лодки. Отныне жизнь обрела смысл, и он знал, что делать.

БГ:
«Единственное, что я могу сказать, — мне в детстве было совершенно непонятно, зачем я здесь родился. Мне в этом мире эмоционально было очень неуютно. Из чего можно заключить, что, вероятно, мне не было с чем сравнивать. Я просто понимал, что то, на что я настроен, совсем не отвечает миру, в котором меня почему-то заставляют жить. И какое-то время я пытался что-то с этим сделать, потом я как-то к этому привык и пытался плохую игру повернуть хорошей стороной. А потом, году в 63-64-м, когда эта музыка, наконец, достигла моих ушей, я понял, что ничего делать не нужно, все в порядке. Просто мир вокруг меня сумасшедший, а я нормальный».

Для жителей одной шестой части суши подобное мировосприятие было не в новинку. Однако, почти всю свою историю мы пытались сломать хребет безысходности бытия, вступить с ним в борьбу, победить, и уже на обломках построить «прекрасный новый мир». Но любая борьба сурова и трагична, а бог войны весьма охоч до жертвоприношений. Наша культура богата героями, прекрасными безумцами и надрывными жертвами. Безусловно, путей к познанию — тысячи: к свету можно прийти и через боль, и через испытания, и через самоотречение, и через гибель. Но когда путь «отрицания» становится единственно верным и привычным, закрывается возможность для иного мировосприятия — мировосприятия позитивного, что поневоле бросает свою тень на жизнь и культуру народа. Еще Хлебников в одном из эссе с ужасом восклицал: «Я не хочу, чтобы русское искусство шло впереди толп самоубийц!».

Гребенщиков не стал бороться, он просто сразу решил жить так, как хотел. То есть, в свой настоящий мир, свой АКВАРИУМ, он попал без взлома дверей и попутных пересадок.

«Жизнь канет, как камень, в небе круги.
Прыг, ласточка, прыг — всюду враги.
На битву со злом взвейся сокол козлом,
А ты, ласточка, пой, а вслед не беги».
(БГ «Ласточка»)

Свойственное БГ женственное начало, тот самый «инь», «вода» — излюбленная даосами темная часть древнекитайского символа — не встречала на своем пути препятствий: то, что ей мешало — она обходила, то, что ей подходило — растворяла. Песни БГ воплотили в себе ту абсолютную «тайную» свободу, которую возможно подразумевал и Пушкин, недаром названный «солнцем русской поэзии». Это была не та первичная свобода выбора между добром и злом, породившая мораль и табу. Это была вторая — истинная — свобода, о которой говорили святые отцы, и которой особенное внимание уделял Бердяев. В «Евангелии от Иоанна» это выражено в словах «…и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (8, 32), а еще более ярко — в популярном христианском афоризме: «Возлюби Бога и делай, что хочешь». Поэтому песни БГ воистину «аморальны». Не потому, что он разрушает мораль, а потому, что эти необходимые миру категории ему не нужны.

«У меня плохая память
И омерзительный нрав.
Я не могу принять сторону,
Я не знаю никого, кто не прав.
Но в мире есть что-то,
Чего не выпить, не съесть.
И если что-то не так,
То послезавтра я опять буду здесь».
(БГ «Послезавтра»)

БГ считает, что тому, у кого есть правильное отношение к происходящему, не требуются запреты, ибо он не приемлет зла, как такового, оно для него, как для блаженного Августина, не целенаправленная автономная сила, а лишь «недостаток добра», незнание настоящего положения вещей, где совершенное злое дело уничтожает в первую очередь самого совершающего.

БГ:
«Мне представляется, что правила морали — то же самое, что правила уличного движения. Правила морали говорят — в переводе с языка уличного движения — нельзя ходить на красный свет. Нужно ждать зеленого. Но мне представляется, что если ты разумный человек, можешь идти на красный свет, на зеленый, на голубой — на любой. Главное — не создавать аварийной ситуации. Если машин нет — почему не идти на красный свет? Или если тебе очень нужно, если ты понимаешь, что можешь машину обойти — пойдешь на красный свет. То есть, если есть здравый смысл, мораль не нужна. А поскольку мораль большую часть людей заставляет делать то, чего они не хотят, и даже часто калечит людей, — предпочтительнее опираться на здравый смысл».

Такое легкое, ясное и непосредственное отношение к жизни приводит к тому, что для БГ существуют миллионы важных, прекрасных, священных вещей и в то же время нет «ничего святого». Ничего такого, к чему стоит относиться с серьезным напыщенным видом. Вот почему всевозможные боги и религии в его песнях крутятся в веселом, иногда комичном, хороводе и никогда не воюют друг с другом. У БГ вполне естественна ситуация, когда «по Голгофе бродит Будда и кричит «Аллах Акбар», русскую деву Настасью берет в жены индуистский божок, а православные монахи пытаются спасти приплывшего по речке четырнадцатирукого бога, который кричит: «Пусти, пусти!».
И в этом нет никакого экуменизма — механического смешения разных религий. Просто для БГ главное видеть исток, а обличья этого истока в разных культурах — это всего лишь обличья, истинные, но не окончательные. Отсюда ирония и самоирония, не позволяющие Гребенщикову скатиться в правоверную суровость, фанатичную одержимость или напыщенную дидактичность. Поэтому разные религиозные конфессии могут с равным основанием считать его как «своим», так и «еретиком».

БГ:
«В четырнадцать лет я услышал Харрисона в составе «Битлз». Индийская музыка меня потрясла необычностью и вместе с тем показалась чем-то чудовищно родным и очень близким. И мне захотелось узнать, что же это такое. Я начал поднимать какие-то мифологические книги, которые тогда были. Одновременно у меня проснулся интерес к Индии и Древнему Китаю. За неимением литературы по Индии, я увлекся дзен-буддизмом, потом просто буддизмом, потом европейской мистикой, а потом и христианством. За последние двадцать пять лет мне достаточно много пришлось по этому поводу узнать, почувствовать, пережить. И путешествие продолжается. Поскольку Бог один, человеческое сознание тоже едино. Разница между религиями — это разница между культурами. Понимая это, ты понимаешь, что речь идет об одном и том же».

У. Эко «Имя розы»:
«— …Тебя обманули. Дьявол — это не победа плоти. Дьявол — это высокомерие духа. Это верование без улыбки. Это истина, никогда не подвергающаяся сомнению. Дьявол угрюм, потому что он всегда знает, куда бы ни шел — он всегда приходит туда, откуда вышел».

Да, возможно БГ, как и любой истинный творец, — просто проводник. Но ведь проводник проводнику рознь. Особенность Гребенщикова как проводника заключается в его постоянной настройке на волну Радости. Не того разухабистого веселья или укромного бытового счастья, которые хорошо знакомы нашему народу, а именно той внеземной потусторонней Радости, которая возникает при созерцании прекрасного, когда ты ощущаешь как тебя пронизывает то, что «выше слов, выше звезд, вровень с нашей тоской…». Слово «тоска» довольно часто встречается у Гребенщикова, но оно означает не меланхолию или депрессию, а то невыразимое чувство близости к Истинному, заставляющую подниматься над собственным несовершенством и несуразностью и видеть вещи такими, как они есть — прекрасными и светлыми. Даже, если это… смерть.

«Здравствуй, моя смерть,
Я рад, что мы говорим на одном языке.
Мне часто нужен был кто-то, кому
Все равно, кто я сейчас,
Кто знает меня и откроет мне двери домой;
Учи меня в том, что может быть сказано мной.
Учи меня — слова безразличны, как нож.
А тот, кто хочет любви, беззащитен вдвойне,
И не зная тебя, движется словно впотьмах —
И каждый говорит о любви в словах,
Каждый видит прекрасные сны,
Каждый уверен, что именно он — источник огня,
И это — тема для новой войны».
(БГ «Моя смерть»)

Конечно, все вышеизложенное показывает творчество АКВАРИУМА в несколько идеальном свете. На самом деле Гребенщиков — земной человек, живущий, к тому же, в России далеко не лучших времен. И чем сильнее окружающее безобразие, тем болезненнее становится тоска.

По этому поводу вспоминается довольно забавная история. Во времена перестройки какая-то демократическая газета с радостью процитировала строчку из песни БГ «Нам выпала великая честь / Жить в перемену времен» как похвалу модного рок-кумира демократическим обновлениям. Я понимаю, что не все могут знать, что в этих строчках иронически обыгрывалось древнекитайское проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!». Но ведь газетчики не удосужились даже дочитать строфу до конца. А выглядела она так:

«Нам выпала великая честь
Жить в перемену времен;
Мы въехали в тоннель,
А в конце стоит крест.
А в топке паровоза ждет дед Семен;
Он выползет и всех нас съест».

Вся «русская тетралогия» БГ («Русский альбом», «Кострома mon amour», «Навигатор», «Снежный Лев») наполнена тягостным настроением. Тем не менее, безжалостное вскрытие язв не переходит в любование ими. В этом жестокие песни БГ напоминают хирургические операции, с установкой точного диагноза и отсечением зараженных частей. Р-раз, и мы уже свободны!

«Село солнце за Гималаи,
Чтоб назавтра вновь взойти;
Бредет йогин на кладбище
Отсекать привязанности.

У него труба из кости,
Он начнет в нее трубить;
Созовет голодных духов —
Их собой поить-кормить.

Они съедят его тело,
Они выпьют кровь до дна;
И к утру он чист-безгрешен,
Не привязан ни хрена».

(БГ «Кладбище»)

Гребенщикову, как русскому человеку, была знакома эта национальная «хмурь» духа. Он не раз, как бодхисатва, возвращался с заоблачных небес своего творчества на «грешную землю» и все равно продолжал вещать о Небесном Граде, который «горит сквозь холод и лед», все равно продолжал бороться с тем, что он назвал «скорбецом» русской души. И это, может быть, единственное, с чем Гребенщиков боролся и с чем стоит бороться.

Отступление третье. Афоризмы от БГ.

О рок-н-ролле и религии:
«Рок-н-ролл приводит к религии, потому что она эту жизнь духа объясняет. В отличие от рок-н-ролла, который ничего не объясняет. Религия — это объяснение, а рок-н-ролл — это сила. Многие люди этого не понимали и ловились на пьянки, на наркоту, на девок, на все, что угодно. Они принимали обстановку этого дела за суть, а суть не в этом, она — в духе, который все это наполняет, делает живым. Вот почему, когда наркотики подвели рок к самому порогу, все начали искать Бога. Все сразу нашли шаманов, Тибет, Шамбалу, гуру — кого угодно.
…Мы многие годы оторваны от корней, лишены связи с корнями, с могучей и вечно живой народной традицией, как у нас любят говорить. Когда этих связей не осталось совсем, возник могучий голод, такая жажда, что люди взвыли волками. Но вместо того, чтобы жрать друг друга, они пошли назад и начали расти снова, используя все подсобные средства. Для того, чтобы обрести сплоченность, обрести понимание и чувство друг друга, обрести ритуалы, которые все это помогают постигнуть, обрести чувство природы.Но рок-н-ролл, в отличие от истинно народной культуры, — вещь очень быстрая. Ритуалы и традиции меняются каждые две недели. Хотя основа остается одной и той же — поиск единения с Богом, с миром, с Вселенной…».

О зауми в текстах:
«Тут я открою вам один рабочий секрет. Тексты можно слушать и расшифровывать. Мы все занимаемся этим. Но изнутри, для себя, я был бы счастлив петь песни типа: «Бэйби, бэйби, вставь мне в … огурец!». Если бы я мог петь это с такой убедительностью, как я пою «Ивана Бодхидхарму»!
Как только я смогу в песне прицепиться к искреннему выходу того, что я ощущаю, как только это коснется нервов … это настоящее. Вот мне и приходится выдрючиваться, писать сложные тексты, для того, чтоб это касалось моих нервов».

О политике и АКВАРИУМЕ:
«Нас многие с самого начала интерпретировали как группу, чуть ли не политическую. А мы, живя в АКВАРИУМЕ, практически не ощущали, какая вокруг власть. Да, мы пели о реальных вещах, но это не политика. Мне скучно писать как про Брежнева, так и про перестройку. Это болтанка на поверхности жизни. А океан, как невозмутимо лежал, так и лежит. Меня интересует то, что происходит в глубине».

О России:
«Я думаю в истории человечества у России своя определенная функция: какая-то щемящая духовность. Я не русофил. Нет, я люблю Россию, русскую культуру, но вот Чайковского я люблю не за то, что он русский. Я люблю его потому, что у меня от него внутри все начинает щемить.
И такого нет ни в одной музыке: ни в Европе, ни в Америке, ни в Африке. В России есть щемящесть, может быть потому, что Россия — великая женственность. И это все ощущают. Но можем это, как следует, только мы. Хотим — не хотим, умеем — не умеем, но мы это можем. И этого ждет от нас человечество. Я именно поэтому и не могу уехать, потому что здесь во всем эта щемящая штука. Она меня питает».

О творческом процессе:
«Меня вполне устраивает, если кто-то считает, что музыку за меня делает группа, а тексты я передираю из умных книг. Пусть АКВАРИУМ остается «черным ящиком». Он принимает все, что происходит вокруг, жужжит, и снаружи получается песня. Что бы мы ни говорили, это все равно «черный ящик», его не раскрыть».

Об освещении прессой:
«Все это напоминает, скажем, заметки о бригаде художников на основании отчетов об их свободном времени. То есть, художники пьют, гуляют, ведут себя непотребно, а то, что они при этом делают какие-то картины — остается за кадром. Естественно, главным в том, что мы называем АКВАРИУМОМ, всегда было то, что напрямую передается через музыку. То, для чего музыка, слова и все остальные вещи, которые вокруг этого есть, служат только оберткой, покрывалом, корзинкой. Истинно то, что было внутри, есть внутри и будет. Внутри всей этой музыки. Почему, собственно, люди до сих пор помнят об этом, и любят это. И я сам об этом помню и люблю».

О своей миссии рок-музыканта:
«Если даже будет мне видение Будды или Христа, и они скажут: «Кончай-ка ты писать песни», — я отвечу: «Ребята, извините, но вы не к тому обратились, я вас очень люблю и уважаю, вы целиком и полностью реализовались, и все такое, но позвольте мне делать то, что я считаю нужным, тут вы мне не советчики…».

О радости:
«Я всю жизнь испытывал радость. Даже в самые мрачные дни моей жизни какой-то наблюдатель внутри меня спрашивал: «Ага! Теперь ты и в самом деле в отчаянии! И тебе нравится это?» — и я отвечал: «Да!».

Да, он, видимо, действительно счастлив. И это порой действительно невыносимо. Но также верно и то, что эта невыносимая легкость БГ помогала мне и тысячам других людей «дышать под водой». И пускай мосты сожжены, и нам «не вернуться домой», Бог все равно «есть свет, и нет в нем никакой тьмы».

«…Напомни мне, если я пел об этом раньше —
Я все равно не помню ни слова:
Напомни, если я пел об этом раньше —
И я спою это снова и снова.
Я не знаю ничего другого.

Маша и медведь.
Вот нож, а вот сеть.
Привяжи к ногам моим камень,
Те, кто легче воздуха, все равно с нами.

Есть грань, за которой железо уже не ранит —
Но слепой не видит, а умный не знает.
Напомни мне, если я пел об этом раньше —
Есть пламя, которое все сжигает.

Маша и медведь.
Это солнце едва ли закатится,
Я знаю, что нас не хватятся —
Но оставь им еще одну нить.
Скажи, что им будут звонить…».