Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика «Культовые Сказки»
«В мире нет ничего важнее свободы, и в детской литературе тоже.
Свобода необходима писателю, чтобы он мог писать такие книги,
какие хочет: документальные очерки или поэзию нонсенса, короткие
поучительные рассказы или захватывающие приключенческие романы…
Сказки, порожденные неуемной фантазией, книги веселые и книги
тревожные… — самые разные книги, где авторы, каждый по-своему,
говорят с читателем о самом сокровенном. Позвольте детским
писателям писать о чем угодно — на свой страх и риск! Пусть и
детские писатели почувствуют на собственной шкуре, что такое
риск. Но только пусть они будут свободны. Свободны писать
по своему разумению, а не по указке и не по готовым рецептам».
(А. Линдгрен)
Может, кто помнит, как в советские времена бытовал анекдот про, вышедшего на балкон, генсека СССР Брежнева, мимо которого пролетал маленький толстый человечек с пропеллером. «Ты кто?» — спросил его Леонид Ильич. «Вы что, меня не помните? Я — Карлсон». Брежнев поразмыслил, хлопнул себя по лбу и воскликнул: «А-а-а, как же, как же! И соратника Вашего, товарища Энгельсона, тоже помню».
Но то анекдот. На самом деле о «мужчине в расцвете сил» в СССР знали все: от юных октябрят до престарелых руководителей Компартии. Поэтому все Карлсоны Швеции (включая правительственных особ) поневоле вызывали у нас улыбку. «Посол Карлсон» — каково?
С фамилией создательницы Карлсона сложнее (ох, уж эти скандинавские языки!), произнести «Линдгрен» не спотыкаясь не так уж просто. Вот вам не анекдот, а быль. Когда шведский король принимал у себя российского президента Ельцина, на приём была приглашена и знаменитая писательница. Её усадили рядом с королем, давая понять, кто в этой стране уважаемая особа. Говорят, что во время приёма Линдгрен шепотом спросила у своей помощницы, указывая на Ельцина: «Интересно, а он помнит, кто я такая?»
Астрид Анна Эмилия Линдгрен (14.11.1907–28.01.2002) прожила очень долгую жизнь, пережила и мужа, и, что страшно, сына (он умер от рака в 1992 г. в возрасте 66 лет).
Достояние Швеции
Линдгрен (в отличие от Карлсона) Ельцин мог и не помнить. Зато в Швеции она давно уже стала настоящим национальным достоянием. Ее портрет (первой из шведских женщин) напечатали на марках в качестве символа страны. В 1985 г. Линдгрен объявили «самым читаемым шведским автором». А еще раньше, в 1957 г., она стала первой детской писательницей Швеции, получившей премию за литературные достижения. Об остальных бесчисленных премиях и говорить не надо — отметим лишь награды ЮНЭСКО, премию Л. Кэрролла, Международную золотую медаль Льва Толстого и премию Андерсена (удостаивали дважды), которую называют «малой Нобелевской». «Большую» ей правда так и не дали, хотя Астрид и выдвигали на нее в 2000 г., иначе бы она, плюс ко всему, стала бы первым детским автором среди нобелевских лауреатов.
Да и Бог с ней, с премией, достаточно того, что авторитет Линдгрен в Швеции был так высок, что она даже влияла на политику.[1] В 1996 г. писательнице при жизни был установлен памятник в стокгольмском парке, а уже после смерти её именем назвали столичную улицу Далатаган. В конце жизни Астрид уже почти не видела, поэтому лишь ощупала свой памятник и с улыбкой сказала: «Похоже».
Статуя Астрид Линдгрен.
По отношению к Линдгрен можно легко сказать банальность о том, что талант девочки проявился ещё в детстве. В школе она отличалась как большая выдумщица и отличница по литературе, а одно из ее сочинений даже напечатали в газете родного городка, за что потом девочку часто дразнили «Сельмой Лагерлеф из Виммербю».[2]
Юная Астрид. 1923 г.
Окончив школу, Астрид (тогда еще не Линдгрен, а Эриксон) пошла работать в местную газету, а потом… начались трудности переходного возраста. Девушка первой в провинциальном Виммербю остригает свои длинные волосы, а через некоторое время у нее рождается ребенок, отец которого неизвестен до сих пор. Что и говорить — скандал! Даже родители, с которыми у Астрид всегда были тёплые и нежные отношения, заявляют, что домой она может не возвращаться.
Будущая гордость Швеции в отчаянии отвозит сына к своим знакомым в Данию, а сама отправляется в Стокгольм в поисках работы. О лишениях в этот период говорить излишне — вы вполне можете это представить. И вот однажды она, придя с просьбой о работе стенографисткой в Королевское общество автомобилистов, внезапно расплакалась. Что-то екнуло в груди главы общества Стуре Линдгрена, и он произнес: «Вы приняты». А спустя пять лет предложил ей руку, сердце и фамилию, которую Астрид впоследствии обессмертила.
Но скоро быль сказывается, не скоро сказки делаются. Намучившаяся Астрид мирится с родителями, забирает к себе сына, рожает от мужа дочку и начинает вести спокойную жизнь домохозяйки без всяких претензий на литературные премии. Роль первого толчка, как всегда, сыграли дети…
Феминистка-Пиппи и мешок золота
«— Что бы вы могли пожелать молодым читателям?
— Бояться спокойной жизни!»
(из интервью с А. Линдгрен)
Линдгрен часто шутила, что как писатель она продукт капризов суровой скандинавской погоды. И это отчасти правда — причиной написания первой знаменитой книги стали болезни. Сначала простудилась дочка Карин и, чтобы не скучать, попросила маму придумать ей сказку. Астрид спросила: «О чем?» и тут же получила ответ: «О Пеппи Длинный Чулок».
Карин (маленькая и взрослая), благодаря которой мир узнал о Пеппи и Карлсоне.
Карин выздоровела, но сказку не забыла и пересказывала приключения Пеппи своим друзьям. А тут случился гололёд, и ее мама вывихнула ногу. Теперь уже Астрид лежала без движения и от скуки стала записывать всё рассказанное своей дочери. А после выздоровления взяла и послала рукопись в одно из издательств. Предвидя критику, Линдгрен даже приложила письмо, где писала: «У Рассела я прочла, что главная особенность психологии ребенка — его стремление быть взрослым, или, точнее говоря, жажда власти». Это издателей не убедило, и книгу отвергли.
Представляю, как они рвали на себе волосы потом, когда сказку о Пеппи опубликовало другое издательство. Выйдя в 1945 г., книга снискала такую популярность, что издательство, не задумываясь, предложило Линдгрен должность редактора детской литературы.
Кстати, в названии этого раздела нет опечатки. Героиню сказки действительно в оригинале зовут Пиппи, а не Пеппи. Просто советская переводчица Л. Лунгина решила не провоцировать детей на, ну скажем так, «неадекватное фонетическое восприятие». Энурезом героиня Линдгрен, насколько известно, не страдала. Новая переводчица Л. Брауде буквальность соблюла, в результате чего ей пришлось написать в предисловии: «Только не забудьте поставить ударение на первом слоге: «ПИппи».
Рис. Е. Двоскиной.
Во внешнем виде Пеппи-Пиппи легко узнать саму писательницу в детстве: те же косички, порванные чулки и непоседливость. Плюс ко всему, писательница наделила свою героиню совершенной и полной свободой. «Моя мама — ангел, а папа — негритянский король», — гордо говорит Пеппи, но папаша большую часть времени находится далеко, поэтому проблемы «отцов и детей» между ними не возникает. Плюс ко всему, девочка обладает недюжинной силой (независима физически) и мешком золота (независима финансово). Совладать с такой «железной леди» не под силу ни ворам, ни уж тем более учителям и прочей солидной городской общественности. Линдгрен еще не забыла надпись на своем училище: «Благочестие. Порядок. Прилежание», и её Пеппи сделала всё возможное, чтобы поиздеваться и высмеять эти надутые строки.
А. Линдгрен «Пиппи Длинныйчулок», пер. Л. Брауде:
«— Ну, Пиппи, как по-твоему, сколько будет 8 плюс 4?
— Примерно 67, — решила Пиппи.
— Конечно, нет, — сказала фрекен, — 8 плюс 4 будет 12.
— Э, нет, моя милая старушенция, так дело не пойдет, — сказала Пиппи. — Ты сама совсем недавно сказала, что 7 плюс 5 будет 12. Какой ни на есть, а порядок должен же быть даже в школе. И вообще, если ты в таком телячьем восторге от всех этих глупостей, почему не засадишь саму себя в угол и не посчитаешь? Почему ты не оставишь нас в покое, чтобы мы могли поиграть в пятнашки? Нет, ну надо же, теперь я снова говорю «ты»! Но не можете ли вы простить меня только в этот последний раз? А я уж попытаюсь получше удержать это в памяти.
Фрекен сказала, что она так и сделает. Но она решила, что нет смысла даже пытаться просить Пиппи еще что-нибудь сосчитать. Вместо нее она стала спрашивать других детей.
— Томми, — сказала она. — Ты можешь ответить мне на такой вопрос: если у Лизы 7 яблок, а у Акселя — 9, сколько яблок у них вместе?
— Да, да, скажи ты, Томми, — вмешалась Пиппи. — И заодно можешь ответить мне на такой вопрос: если у Лизы заболел живот, а у Акселя еще сильнее заболел живот, кто в этом виноват и где они свистнули яблоки?»
Безусловно, дети были в восторге от подобного «анархизма». Взрослые же разделились. Одни обвиняли книгу в антипедагогичности,[3] другие, напротив, считали ее настоящим восстанием против давления общественных институтов на личность. Плюс ко всему, Пеппи объявили своим идеалом… шведские феминистки! Хотя Линдгрен всегда заявляла, что феминисткой никогда не была, просто «сталкиваясь с предрассудками, всегда решительно их осуждала».
Линдгрен и Пеппи.
Из шведских газетных отзывов:
«…обожание Пеппи перевернуло все с ног на голову: школу, семью, нормальное поведение. Высмеивается порядок и уважение, вежливость и честность. Воспевается эгоцентризм и эгоизм, пренебрежение и бегство от реальности. Проповедуется порыв вместо сдержанности, внезапная затея вместо вдумчивости».
«Пеппи — вымышленный персонаж, воплощающий детскую мечту нарушать все запреты, чувствовать свое могущество и вытворять все что угодно, как только это придет в голову. Книга стала запасным выходом из будничного и авторитарного режима — вот секрет неслыханного успеха книги у детей».
Рис. Е. Двоскиной.
А вообще все эти споры глупы уже по той причине, что фантазию нельзя уложить в «прокрустово ложе» каких-либо норм, кроме норм литературных, творческих, о которых хорошо сказал еще О. Уайльд: «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и всё». Линдгрен почти ему вторит: «Своими книгами я не пыталась воспитывать или поучать детей. Во время работы я не думала ни о литературе, ни о педагогике. Меня больше занимало и радовало то, что я снова становлюсь ребенком… Я писала только такие книги, которые были мне по сердцу, и от которых я сама получала удовольствие. Без этого не может быть уверенности, что написанное увлечет кого-то ещё».
И «Пеппи» в конце концов, стала классикой, а Линдгрен — классиком, написавшим еще множество замечательных детских книг: «Эмиль из Леннеберги», «Мио, мой Мио», «Расмус-бродяга», «Рони — дочь разбойника» и др. Но «у советских собственная гордость». В то время, когда во всем мире на пьедестале сказочных героев Линдгрен гордо стоит рыжая Пеппи, у нас в необозримой высоте кружит «самый лучший в мире Карлсон». И мой дальнейший рассказ, собственно, о нём, любимом…
«Что-что! Посадку давай…» или Лучшая в мире выдумка
«— Даже ты не веришь тому, что я говорю! — сказал он. —
Я спросил у Карлсона, не выдумка ли он…
— Ну и что же он тебе ответил? — поинтересовалась мама.
— Он сказал, что, если бы он был выдумкой,
это была бы самая лучшая выдумка на свете».
(А. Линдгрен «Карлсон-1»)[4]
Непосредственными предшественниками трилогии о Карлсоне стали две небольшие сказки — «Крошка Нильс Карлсон» и «В стране между светом и тьмой». Впрочем, герой первой был мало похож на, известного нам, безобразника. Это был крошечный ниссе (скандинавский аналог нашего домового), посещающий одинокого мальчика, у которого умерла сестричка. Тарарама он не устраивал, да и летать не умел. Героя второй сказки — господина Лильонкваста — Линдгрен также подсказала ее дочь.
Карин, дочь А. Линдгрен:
«Я знаю, что Астрид задолго до появления историй о Карлсоне написала рассказ про маленького человечка, смешного и доброго, — господина Швабру (так переводится его имя — С. К.), который летал и однажды залетел к маленькому больному мальчику, который лежал прикованный к кровати. И этот Швабра принес радость больному ребенку. Господин Швабра был своего рода предшественником Карлсона, только более сказочной фигурой, и у него не было пропеллера. Он просто как-то летал, сам по себе. А потом, значительно позже, Астрид вернулась к этой идее и хотела ее развить, придумать какого-то героя, залетавшего к детям и приносившего им радость. Так родился Карлсон. Но это было уже совсем другое существо, намного более эгоистичное. Откуда взялся пропеллер — не помню. Но первое название — господин Швабра — придумала я».
Лильонкваст тоже особо не безобразничал, он просто уносил мальчика в сказочную страну, где было всё возможно. Будущего Карлсона в нем можно было узнать разве что по постоянной фразе: «Это не имеет ни малейшего значения. Ни малейшего значения в Стране между Светом и Тьмой», в которой можно уже усмотреть знаменитое «Пустяки, дело-то житейское».
Откуда взялся домик на крыше и пропеллер тоже нетрудно догадаться, если учесть страсть писательницы к лазанию по крышам и деревьям, а также воспоминания детства, когда она бегала на аэродромы созерцать аэропланы.
Сама Линдгрен рассказывает о своей «встрече» с Карлсоном так:
«Я увидела его, вернее, сперва услышала что-то ночью, когда мне не спалось. Не спалось, может быть, потому, что за окном что-то долго жужжало. А потом он влетел в комнату, сел на кровать и спросил, где найти Малыша. …»Кто ты? — спросила я. — Почему ты ко мне прилетел?». «Я — лучший в мире Карлсон, который живет на крыше, — ответил он, — а прилетел я потому, что ты написала книжку про Пеппи Длинный чулок». Тогда я дала ему адрес Малыша. Не назову этот адрес, потому что это тайна… Всё это было именно так, и я готова в этом присягнуть — на книге о Пиппи».
«— Если бы люди знали, как приятно ходить по крышам, они давно бы перестали ходить по улицам, — сказал Малыш. — Как здесь хорошо!
— Да, и очень опасно, — подхватил Карлсон. — Я тебе покажу несколько мест, где сердце прямо екает от страха».
(А. Линдгрен «Карлсон-1»)
Зря Линдгрен упомянула о таинственном адресе. В одной из газет тут же появилось объявление: «10 000 крон тому, кто найдет крышу Карлсона». Видя, что журналисты уж точно «без крыши» и опасаясь того, что дети начнут лазать по стокгольмским верхотурам, Линдгрен тут же опубликовала точный адрес дома Малыша. Интересно, есть ли там памятная табличка «Здесь живет лучший в мире Карлсон, ну и ты тоже входи»?
А. Линдгрен:
«Карлсон живет совсем недалеко от моего дома, на другом краю парка, который у меня под окнами. Это улица Вулканус Гатан, 12. Там начиналась моя семейная жизнь. И когда я стала писать о нем, то думала только о крыше того дома, где мы с мужем жили как новобрачные. Над нами, этажом выше, был балкон — там я впервые его увидела. Он и сейчас залетает ко мне в любое время, когда ему вздумается, и мы болтаем о том о сем».
Домик Карлсона в музее сказок Астрид Линдгрен «Юнибакен» (г. Стокгольм).
Теперь повнимательнее присмотримся к этому единственному во всем доме «необычному существу». О родителях Карлсона известно мало и то только с его слов, которые немногого стоят. «Моя мамочка — мумия, а отец — гном», вот и всё, что говорит Карлсон журналистам. Насчет мумии не знаю, а что-то гномье в нём есть. Это маленький (меньше Малыша) толстый (при Карлсоне желательно говорить «в меру упитанный», а то обидится) человечек с взъерошенными волосами, одетый в комбинезон. Именно таким его изобразила в первом издании постоянная соратница Линдгрен — художница Илун Викланд. Говорят, что она срисовала своего Карлсона с одного француза-маргинала, который встретился ей на большой ярмарке. С тех пор почти все известные мне Карлсоны отталкиваются именно от рисунков Викланд.
Рис. Илун Викланд.
Теперь о технической стороне «лучшего в мире летуна». Опять-таки, со слов Карлсона, летать умел ещё его отец. Внимательно перечитав книгу, можно с уверенностью сказать, что моторчик для полетов не является встроенным в тело нашего героя. Грубо говоря, голый Карлсон вряд ли смог бы взлететь.
А. Линдгрен «Карлсон-3»:
«…моторчик, с помощью которого можно летать, как, впрочем, это видно на картинке. Мотор этот сделан лучшим в мире изобретателем, как утверждает мальчик, но он отказался рассказать об этом более подробно. Мы сказали, что этот изобретатель стал бы мультимиллионером, если бы наладил массовое производство таких моторов, на что мальчик ответил: «Нет уж, спасибо, нельзя загрязнять воздух летающими мальчиками, достаточно нас двоих — меня и Малыша».
Рис. Илун Викланд.
Анекдоты в тему:
«Пока мужа не было дома, к жене пришел ее новый любовник, Карлсон. Вдруг звонок в дверь. Что делать?
Тут Карлсон нашелся.
— У меня же пропеллер!
И в окно. Зашел муж.
— Кто у тебя был?
— Никого не было.
— Хорошо, а чьи это тогда штаны с пропеллером?»«Однажды Карлсон объелся варенья и застрял в форточке. Так появился первый кондиционер».
«Летит Карлсон с Малышом на шее, фигуры высшего пилотажа выделывает.
После приземления достает он платочек, и протирая шею, говорит:
— Уф, как я с тобой вспотел!
А Малыш отвечает:
— Нет, это я с тобой описался…»«Карлсон залетел. Он ждал Малыша…»
Ребенок в полном расцвете сил (курощение, низведение и дуракаваляние)
«Совсем недавно я его встретила, но он сделал вид, ч
то не узнал меня, и промчался мимо. И неудивительно: взрослых
Карлсон недолюбливает, все его симпатии отданы детям».
(А. Линдгрен)
«В Швеции «Пеппи — длинный чулок» — самая известная сказка.
Меня часто просят привезти сувенирного Карлсона, но у нас
нет таких игрушек, хотя они есть в России. Карлсон для
шведов, он вредный, нечестный провокатор».
(М. Хульберт, советник по культуре посольства Швеции в Москве)
«— Я думаю, что Карлсон был хорошим другом Малыша, но в то же
время он всегда ставил себя в центр внимания и он себя вел, собственно,
как ребенок, хотя был взрослым человеком. И я помню, однажды
у мамы спросили: почему вы сделали Карлсона таким эгоистом?
Она ответила: «Я его не сделала эгоистом, он просто стал таким».
(Карин, дочь А. Линдгрен)
Что и говорить — Карлсона в Швеции недолюбливают. Не сказку, а сам типаж, конечно. К примеру, Пеппи не только символизирует независимую личность, но и в течение всей книги совершает массу героических храбрых поступков. В Карлсоне же нет ничего героического, хотя он сам не перестает повторять, что он самый лучший — лучший в мире специалист по паровым машинам, лучший рисователь петухов, лучший мастер скоростной уборки, лучшая нянька, лучший в мире внук, ну и конечно же, самый тяжёлый больной в мире. Лишь одно из его утверждений бесспорно — он лучший в мире мастер по проказам. Все хорошие и не очень поступки он совершает исключительно в виде развлечения — надо ли пугать воров, нянчить брошенную малышку или «низводить» домомучительницу. Недаром любимая его фраза «Я так не играю…» сразу приводит на мысль арию Германа: «Что наша жизнь? Игра!». Для Карлсона так оно и есть.
Кадр из советского м-ф.
По количеству недостатков Карлсон тоже лидирует. Он обжора, симулянт и шантажист, выманивающий подарки. Он неисправимый хам, эгоист, обманщик, хвастун и подстрекатель (я читал, что в Швеции про неисправимого хвастуна и вруна так и говорят — «Человек с пропеллером»). Он — ритор-софист, способный доказать что угодно (именно благодаря Карлсону Малыш понимает, как недейственно бывает утверждение родителей о том, что «любой спор можно разрешить словами»).
«Дикторша продолжала улыбаться Карлсону, и он улыбался ей в ответ. Потом он оттолкнул Малыша в сторону:
— Погляди только на нее! Я ей нравлюсь, да-да, она ведь видит, что я красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил».
(А. Линдгрен «Карлсон-2»)
А. Линдгрен «Карлсон-1»:
«— Ты был прав, это лекарство не помогает от жара. Дай-ка мне теперь шоколадку.
— Тебе? — удивился Малыш. — Ведь я выиграл пари!
— Ну да, пари выиграл ты, значит, мне надо получить в утешение шоколадку. Нет справедливости на этом свете! А ты всего-навсего гадкий мальчишка, ты хочешь съесть шоколад только потому, что у меня не упала температура
…Малыш промолчал, но подумал, что слова — никуда не годное средство для выяснения, кто прав, а кто виноват; и он решил сказать об этом маме, как только ее увидит».«— И еще мы решили, что собранные конфеты пойдут на благотворительные цели.
— Как? — удивились дети.
— А существует только одна настоящая благотворительная цель — забота о Карлсоне».«— Пустяки, — сказал Малыш, — дело житейское! — И он махнул рукой точно так же, как это делал Карлсон. — Есть из-за чего расстраиваться!…
— Тебе хорошо рассуждать! — сердито пробурчал Карлсон. — Сломать легче всего. Сломать и сказать, что это, мол, дело житейское и не из-за чего расстраиваться. А каково мне, строителю, который воздвиг башню вот этими бедными маленькими руками!
И Карлсон ткнул свои пухленькие ручки прямо в нос Малышу».«— Никогда не видел такой прожорливой девчонки! — сказал Карлсон и положил себе на тарелку куда больший кусок. — Лучший в мире истребитель пирогов — это Карлсон, который живет на крыше! — сказал он и радостно улыбнулся.
— Давайте уйдем отсюда, — прошептала мама.
— Да, пожалуй, уходите, так будет лучше. А то я при вас стесняюсь, — заявил Карлсон».
Рис. Илун Викланд.
А. Линдгрен «Карлсон-2»:
«— Мы их поделим поровну — семь тебе и семь мне.
— Так не получится, — возразил Малыш. — Семь и семь — четырнадцать, а у нас только десять плюшек.
В ответ Карлсон поспешно сложил семь плюшек в горку.
— Вот мои, я их уже взял, — заявил он и прикрыл своей пухлой ручкой сдобную горку. — Теперь в школах так по-дурацки считают. Но я из-за этого страдать не намерен».А. Линдгрен «Карлсон-3»:
«Карлсон в сердцах уставился на него.
— Какие все-таки бывают противные люди! — воскликнул он и, подбежав к фрекен Бок, стал ее похлопывать по плечу. — Ничего, ничего, мое золотце, — говорил он, стараясь ее утешить, — жесткий цыпленок — это пустяки, дело житейское. Разве ты виновата, что так и не научилась жарить цыплят?»«Пока он летал, он тихо мурлыкал себе под нос песенку, и в этой песенке воспевал самого себя и все, что с ним случилось.
«Лучший в мире Карлсон… хи-ти-ти-хи… стоит десять тысяч крон… И еще он поймал воров и стрелял из пистолета… Какое интересное зеркало… В нем целиком не виден лучший в мире Карлсон… Но то, что видно, красиво… хи-ти-ти-хи… И в меру упитанный, да, да… И хороший во всех отношениях…»
И при всём при этом этот капризный, обидчивый, вредный дядька чрезвычайно мил, и читатель смотрит на его проказы сквозь пальцы. Очевидно (и об этом писали многие критики), что недостатки Карлсона — это всего лишь собранные вместе и гипертрофированные недостатки обычного ребенка. Ну, кому из нас в детстве (да и не только) не хотелось бы постоянно устраивать «сегодняшний день рождения» или поболеть, вместо того, чтобы идти в школу, тем более, если это «плюшечная лихорадка»?
Кадр из советского м-ф.
А. Линдгрен «Карлсон-1»:
«— Ты хочешь заболеть?! — изумился Малыш.
— Конечно. Все люди этого хотят! Я хочу лежать в постели с высокой-превысокой температурой. Ты придешь узнать, как я себя чувствую, и я тебе скажу, что я самый тяжелый больной в мире. И ты меня спросишь, не хочу ли я чего-нибудь, и я тебе отвечу, что мне ничего не нужно. Ничего, кроме огромного торта, нескольких коробок печенья, горы шоколада и большого-пребольшого куля конфет!
…Ты должен стать мне родной матерью… Ты будешь меня уговаривать выпить горькое лекарство и пообещаешь мне за это пять эре. Ты обернешь мне горло теплым шарфом. Я скажу, что он кусается, и только за пять эре[5] соглашусь лежать с замотанной шеей».
По сути дела, Карлсон — эдакий постаревший Питер Пэн, это детское подсознательное, ничем не ограниченное и выпущенное на волю. Недаром Малыш в течение всей трилогии не только участвует в проказах своего друга, но и постоянно сдерживает его (Линдгрен понимала, что детям надо показывать, что не все проделки Карлсона безвредны и безопасны).
Однако, в отличие от ребенка, Карлсон наделен практически абсолютной свободой — он умеет летать, имеет свое скрытое от посторонних глаз жилище на крыше и не зависит от попечения старших.
Беззаботность и неистребимый оптимизм сказочного героя — чувства, о которых с тоской мечтает не только ребенок, но и взрослый. Этот ауйтсайдер легко летит по жизни, ничего не боится, никогда не отчаивается и всегда находит выход из любой ситуации (для этого годится и «курощение булочками», и «низведение плюшками», и «маленькое привидение из Вазастана»). Он «умный, красивый» и вообще…«от пирогов не толстеют!».
А. Линдгрен «Карлсон-1»:
«…Малыш почувствовал, что он очень соскучился по Карлсону — бодрому, веселому человечку, который так потешно махал своей маленькой рукой, приговаривая: «Неприятности — это пустяки, дело житейское, и расстраиваться тут нечего».
«— Ты знаешь, есть три способа: курощение, низведение и дуракаваляние. И я думаю, что придется применить все три сразу».
(А. Линдгрен «Карлсон-3»)
Очень важно и то, что Карлсон не злопамятен и вообще беззлобен. И будучи сам абсолютно свободным, он всегда готов отстоять свободу друга. Правда, делает это Карлсон, в отличие от Пеппи, не сознательно, а чисто интуитивно. Не дай Бог, тебя запрут в комнате, тут же появится «лучший в мире укротитель домомучительниц» и освободит тебя — легко, будто бы играючи.
А. Линдгрен «Карлсон-2»:
«— Знаешь что? Мы будем играть, будто ты в тюрьме и терпишь страшные муки из-за жестокого надзирателя — домомучительницы, понимаешь? А тут вдруг появляется самый смелый в мире, сильный, прекрасный, в меру упитанный герой и спасает тебя.
— А кто он, этот герой? — спросил Малыш.
Карлсон укоризненно посмотрел на Малыша:
— Попробуй угадать! Слабо?»
Наконец, Карлсон — прекрасный товарищ. Конечно, конфеты он делит не поровну, от работы отлынивает, но самое главное — с ним НЕ СКУЧНО. И он «лучше собаки».
Фантом одиночества
«— Похоже, что так всю жизнь и проживешь без собаки, —
с горечью сказал Малыш, когда все обернулось против него. —
Вот у тебя, мама, есть папа; и Боссе с Бетан тоже всегда.
— Дорогой Малыш, ведь у тебя все мы! — сказала мама.
— Не знаю… — с еще большей горечью произнес
Малыш, потому что ему вдруг показалось, что у него
действительно никого и ничего нет на свете.
Впрочем, у него была своя комната, и он туда отправился».
(А. Линдгрен «Карлсон-1»)
Да, у Малыша, как и у многих шведских детей, была своя комната. Но даже в собственной комнате не укроешься от одиночества, когда папа с мамой целый день на работе, друзья бросаются камнями, а собаку заводить нельзя. И никто-никто тебя не понимает…
Кадр из советского м-ф.
Именно в такие минуты за окном благоустроенной шведской квартиры раздается шум мотора, крик «Хейсан-хоппсан!», и в скучное течение обывательской жизни влетает бесшабашный Карлсон, тотчас переворачивая всё с ног на голову. Как правильно подмечали многие, когда ребенок остается один — материализуется Карлсон. Он не даст тебе «засохнуть», он унесет тебя прочь от привычного мира, находящегося где-то за окном или под ногами, на худой конец — устроит в этом мире «Ути, боссе, буссе, капут, биссе и тарарам». Неудивительно, что всё действие трилогии протекает в изолированных от будней местах — в оставленной родителями квартире либо на крыше. Где-то идут усталые озабоченные шведы, а над всем этим беззаботно парит «лучший в мире друг» — такой реальный и нереальный одновременно.
Вот где-то, в одной из квартир раздался плач оставленного родителями младенца. И Карлсон — «лучшая в мире нянька» — тут как тут.
А. Линдгрен «Карлсон-1»:
«Он схватил с тарелки последний кусок колбасы и сунул его в ручку спящей Гюль-фии. Это и в самом деле выглядело очень смешно. Можно было подумать, что Гюль-фия сама встала, взяла кусочек колбасы и заснула с ним.
Но Малыш все же сказал: — Прошу тебя, не делай этого.
— Спокойствие, только спокойствие! — ответил Карлсон. — Мы отучим ее родителей убегать из дому по вечерам.
— Почему? — удивился Малыш.
— Ребенка, который уже ходит и берет себе колбасу, они не решатся оставить одного. Кто может предвидеть, что она захочет взять в другой раз? Быть может, папин воскресный галстук?»
Кадр из советского м-ф.
Впрочем, судя по книге, и Карлсону приходится несладко, и он тоже по-своему одинок, как любой абсолютно свободный человек. В мире взрослых «мужчине в полном расцвете сил» делать нечего. С кем тут прикажете позабавиться — с вечно недовольным дядей Юлиусом или с фрекен Бок, весь смысл жизни которой сводится к тому, чтобы «утереть нос» своей сестре Фриде? Поэтому-то он и прилетает к Малышу. Скажете — эгоизм, но в дружбе всегда есть толика эгоизма.
А. Линдгрен «Карлсон-1»:
«На большом, совершенно чистом листе в нижнем углу был нарисован крохотный красный петушок.
…— Этот «Очень одинокий петух» создан лучшим в мире рисовальщиком петухов, — продолжал Карлсон, и голос его дрогнул. — Ах, до чего эта картина прекрасна и печальна!… Но нет, я не стану сейчас плакать, потому что от слез поднимается температура…»А. Линдгрен «Карлсон-2»:
«Потом Карлсон и Малыш договорились о тайной системе сигналов, которые будут передаваться с помощью звонков.
— Один звонок — это «Немедленно прилетай!», два звонка — «Ни в коем случае не прилетай!», а три звонка значит — «Какое счастье, что на свете есть такой красивый, умный, в меру упитанный и храбрый человечек, как ты, лучший в мире Карлсон!».
— А зачем мне для этого звонить? — удивился Малыш.
— А затем, что друзьям надо говорить приятные и ободряющие вещи примерно каждые пять минут, а ты сам понимаешь, что я не могу прилетать к тебе так часто».
Линдгрен подарила нам и Малышу утешителя в одиночестве. Но не стоит забывать, что в изолированную комнату вашего ребенка могут залететь вещи и не столь безвредные и симпатичные.
Карлсон кружит над Союзом
«Мне рассказывали, что русские дети особенно неравнодушны
к моему Карлсону. Поразила меня история о шестилетнем
москвиче. Ему прочли мою повесть, после чего мальчик стал
очень странно себя вести. Он с трудом поднимался по утрам
с постели, не гонял во дворе мяч и выглядел очень усталым.
Только через неделю родители выяснили, в чем дело. Оказывается,
когда все ложились спать, мальчик садился за стол, раскрывал
тетрадку и слово в слово переписывал книгу про Малыша и
Карлсона. Увидев изумление матери и отца, сын объяснил:
«Понимаете, это такая хорошая книга! А вдруг она потеряется?!»…
Наверное, популярность Карлсона в вашей стране отчасти
объясняется тем, что в нем есть что-то русское».
(из письма А. Линдгрен русским детям)
Ни одна книга А. Линдгрен в СССР не имела такого шумного успеха, как Карлсон. Свидетельство тому — миллионные тиражи книг, бесконечные театральные постановки и, безусловно, знаменитый мультфильм, фразы из которого стали крылатыми.
Началось всё, конечно же, с перевода. Случилось так, что Лилиана Лунгина, страстно хотевшая стать профессиональной переводчицей, пришла в издательство «Детская литература». «Что ж… — сказали в издательстве. — Нам нужно по плану издать какую-нибудь хорошую детскую шведскую книжку. Если найдете и переведете — мы заключим с вами договор».
Л. Лунгина:
«Шли месяцы и становилось все очевиднее, что от мечты стать профессиональной переводчицей придется отказаться, и все же я с дурацким упрямством продолжала таскать домой и читать эти шведские книжечки. Вот и в тот день я стала рассеянно и вяло перебирать принесенные книжки, пока мое внимание не привлекли необычное название «Малыш и Карлсон, который живет на крыше» и странная картинка на обложке: маленький толстый человечек с пропеллером на спине. Боясь очередного разочарования, я недоверчиво открыла первую страницу… И по мере того как читала, меня охватывало все большее волнение. Свершалось некое чудо — Карлсон стал настолько реален в своей нереальности, что мне уже начало казаться, что он приземлился не у Малыша на подоконнике, а у меня… Я сразу почувствовала, что перевести такую книжку — это счастье…»
В 1967 году первое советское издание «Карлсона» увидело свет. Книга мгновенно стала популярной. К 1974 г. было продано более 10 млн. экземпляров сказки, а через год в Москве Лунгиной присудили премию «За лучшую сказку». Казалось бы всё ясно: перевод замечательный, «Карлсона» полюбили… Если бы не два «но».
Первое касалось авторских прав на перевод. Дело в том, что Советский Союз присоединился к конвенции об авторских правах только в 1973 г. Соответственно, на всё переведенное до этого года в СССР просто закрывали глаза. Линдгрен, конечно, радовалась популярности Карлсона у нас, но постоянно напоминала, что неплохо бы и деньги заплатить.
Лилиана Лунгина и Астрид Линдгрен.
Второе «но» связано с характерным для переводчиков спором о том, КАК надо переводить зарубежную книгу. Чему следовать — «букве или духу»? Новая переводчица «Карлсона», уже упомянутая выше Людмила Брауде[6] упрекала Лунгину за то, что она сделала упор в сторону «духа», приблизив книгу к русскому читателю. Безусловно, и Карлсон, и домомучительница вышли у Лунгиной гораздо мягче и милее, нежели в оригинале, но так ли уж исказила первая переводчица буквальный смысл книги?
Надо сказать, я придерживаюсь мнения, что переводы должны быть разные: первый («по духу»), чтобы мы могли полюбить книгу, второй («по букве»), чтобы мы видели, что ДОСЛОВНО писал автор. Но читая новый перевод Л. Брауде, я внезапно поймал себя на мысли, что постоянно задаю вопрос «Зачем?». Зачем надо было делать новый перевод, который не так уж сильно отличается от варианта Лунгиной. Да, его сразу можно отличить по второй «с» в фамилии «Карлссон», это конечно правильно, но для нашего “нешведского” уха не слишком принципиально. Да, добавились точные указания стокгольмских парков и улиц. Правда они только затрудняют чтение и никакого особенного значения для сюжета не имеют. Карлсон стал чуть погрубее, фрекен Бок позлее…
Сравните хотя бы разные переводы стишка, который сопровождает игрушечную собаку, подаренную Малышу братом и сестрой:
Старый перевод:
«Брат и сестра тебе дарят собаку.
Она не вступает с собаками в драку,
Не лает, не прыгает и не кусается,
Ни на кого никогда не бросается.
И хвостик, и лапы, и морда, и уши
У этой собаки из черного плюша».Новый перевод:
«О собаке ты мечтал,
В доме всем надоедал.
А твои сестра и брат
Лишь добра тебе хотят.
Вот тебе отличный зверь,
Будешь нас любить теперь?
Мягкий плюшевый щенок
Сядет тихо в уголок,
Он послушен и умен,
На ковре не гадит он».
Ну, а так ничего принципиально нового. Хотя стоит сказать, что и критика перевода Брауде бывает слишком жестковата[7] — дети при чтении его не уснут, хотя у Лунгиной, безусловно, получилось и изящнее, и талантливее. Можно бы было сохранить старый перевод, просто прокомментировав его для любознательного читателя.
Чем действительно ценен новый перевод, так это отдельными уточнениями и примечаниями, которых, кстати, нашлось не так уж и много. Приведу несколько из них:
1) «Домомучительница» переведена, как «домокозлючка». В общем-то это неплохо, потому что иначе дословно пришлось бы переводить «фрекен Козел» (именно так переводится со шведского слово «Бокк»). А вот в украинском переводе фамилия звучит и точнее, и удачнее — «Пані Цап» (Цап – козел).
Кадр из советского м-ф.
2) В переводе Лунгиной есть загадочный разговор:
«— Интересно, а как ее зовут? — сказал Малыш и легонько провел указательным пальцем по маленькой неясной щечке ребенка.
— Гюль-фия, — ответил Карлсон. — Маленьких девочек чаще всего зовут именно так».
Л. Брауде поясняет, что «Гюлль» происходит от шведского «гульд» — золото, то есть, маленьких девочек обычно зовут «золотце».
3) Изображая «героя из мира сказок» (где «ТОЖИ ЛЮБИ БУЛОЧКЫ») Карлсон в переводе Лунгиной называет себя «гнум». В оригинале же он подписывается «Йон Блунд». Это такой себе шведский аналог датского Оле-Лукойе (у финнов он называется «Нукку Матти»). Недаром, разыгрывая дядю Юлиуса, Карлсон летает с зонтиком.
На этом мы оставим литературу и перейдем к другим жанрам, рекламирующим Карлсона. Первым из них в СССР стал театр, а именно — Театр Сатиры. Однажды постановщица Маргарита Микаэлян спросила своего сына, какую из прочитанных сказок он хотел бы увидеть на сцене. Тотчас были названы «Винни-Пух» и «Карлсон». Однако первая книга для постановки казалась слишком тяжелой, и остановились на сказке Линдгрен. Так в 1968 г. на сцене появился, наверное, самый крупный Карлсон в мире в исполнении Спартака Мишулина. Тем не менее, Линдгрен он понравился.
Спартак Мишулин в образе Карлсона.
Из интервью с С. Мишулиным:
«— Как происходило ваше общение с Астрид Линдгрен?
— Она посмотрела у нас в театре «Пеппи Длинныйчулок» и «Карлсона». Не беря в расчет понятные в такой ситуации комплименты, по глазам ее я видел, что образ Карлсона ей понравился. Помню ее удивленный взгляд на меня, когда я снял грим. Наверное никак не могла понять, как я, вот такой в жизни дядька, играю ее героя. …Мы при работе над спектаклем многое вынесли за скобки, оставив только одно его качество: он лучший в мире друг.
— Говорят, в Швеции в парке сказок Астрид Линдгрен Карлсон похож на вас.
— Неудивительно. Шведы приезжали, смотрели спектакль, у меня даже есть грамота от шведского посольства. Самое смешное, когда мы приехали в Швецию (Астрид Линдгрен тогда было, кажется, уже 85), то пошли с ней смотреть тот дом, где она создавала эти произведения. Когда мы позвонили в дверь этой стокгольмской квартиры на последнем, четвертом, этаже, вышел полный человек по фамилии Карлсон. Кстати, он работал трубочистом на крыше».
Но настоящий «культ личности» Карлсона в Стране Советов начался после выхода снятой на студии «Союзмультфильм» мультипликационной дилогии: «Малыш и Карлсон» (1968) и «Карлсон вернулся» (1970). Могла бы она стать и трилогией (серия про дядюшку Юлиуса), если бы режиссёр мультфильма Борис Степанцев не увлекся новыми проектами.
Вообще в «Карлсоне» был собран замечательный творческий коллектив. Достаточно вспомнить, не побоюсь этого слова, гениальный подбор озвучивающих актеров. Это и знаменитый «Шерлок Холмс» Василий Ливанов (Карлсон), и голос огромного количества советских мультиков — Клара Румянова (Малыш), и, конечно, несравненная Фаина Раневская, просто передавшая фрекен Бокк часть своей творческой индивидуальности.
Кадр из советского м-ф.
Из интервью с художником мультфильма А. Савченко:
«— Кстати, на роль Фрекен Бок Фаину Раневскую предложил я. Борька пробовал многих актрис, намучился страшно никто не нравился. А с Раневской сразу все получилось. Женщиной она была крутого нрава, режиссера называла деточкой и не принимала никаких замечаний: «Деточка, я сама все знаю!…». А на меня она даже обиделась. Когда увидела нарисованную Фрекен Бок, воскликнула: «Неужели я такая страшная?». Я попытался ее переубедить: «Это не вы, а образ!». Но, по-моему, актриса осталась при своем мнении.
— А Ливанова на роль Карлсона кто нашел?
— Случай. Здесь тоже пробовались многие, даже Алексей Грибов. А Вася Ливанов часто к нам в группу заходил, в шахматы играл. Борис ему пожаловался, что никак не получается найти главного героя, и вдруг Вася говорит: «Давай я попробую!». Пошли в студию, записали, и всем понравилось. Причем в роли Карлсона Ливанов пародировал знаменитого режиссера Григория Рошаля. Экспромты всегда лучше, чем типажи, притянутые за уши».
Кадр из советского м-ф.
И всё-таки ведущую роль в культовом мультфильме сыграл художник Анатолий Савченко (он стал знаменитым уже после м/ф «Вовка в тридевятом царстве»). Именно он создал персонажей, вытеснивших из нашего сознания оригиналы Илун Викланд.
А. Савченко:
Карлсон целиком и полностью мое изобразительное решение. Передо мной был только текст и больше ничего. Как и во всех остальных случаях, я сделал раскадровку фильма, нарисовал персонажей, а потом сдал свою работу творческой группе. Ее приняли и приступили к съемкам. Художник всегда творит с пустого места, из ничего, работает только его фантазия. Именно от него зависит изобразительный ряд всего фильма. Но, к сожалению, в кино по именам знают только режиссеров и все удачи приписывают им одним. А ведь без художника мультипликации нет и не может быть».Э. Назаров:
«Таких, как Савченко, больше не было и нет. И на экране, и в книгах его персонажей ни с кем не спутаешь, они всегда острые, характерные. И «цветоводом» он был необыкновенным. Помните быстро проскакивающие тона в «Малыше и Карлсоне»? Если их остановить и разглядеть — это ж красота небесная! Господа импрессионисты могли бы потесниться».
В мультфильме была применена и весьма интересная техника. Помните знаменитый объемный фон Стокгольма на заднем плане? Так вот, весь этот фон был сначала… отлит из воска, а потом раскрашен.
Кадр из советского м-ф.
Сам сюжет также подвергся оригинальной трактовке.[8] Во-первых, многие крылатые фразы из м/ф в книге отсутствуют. Вспомним хотя бы: «Карлсончик дорогой!», «Фу! Всю шею отсидел», «Люблю ли я детей? Как бы это вам сказать?… Безумно!», «А я сошла с ума! Какая досада…» и многие другие.
Во-вторых, акцент фильма был смещен в сторону одиночества Малыша. Поэтому вместо типичного озорного мальчика, каким он был у Линдгрен (он кидается камнями с друзьями и смело дерзит фрекен Бок) в мультике мы видим грустного и трогательного большеглазого меланхолика. Ну а сварливая домомучительница в итоге вообще оказывается просто несчастной одинокой женщиной «в летах», в то время, как Линдгрен прямо писала о ней: «Она была по-настоящему противная и злая тетка и получила за это по заслугам». Карлсон же вообще душка и добряк. Фразу «А я, Малыш? Я же лучше собаки…» он произносит с такой болью в голосе (и даже забывает про торт!!!), что кажется – через миг он заплачет. Мало того — в конце второго фильма между фрекен Бок и Карлсоном с Малышом возникают настоящие теплые дружеские отношения.
А. Савченко:
«Я своих персонажей старался делать смешными, теплыми и, самое главное, добрыми. Герои мультфильмов должны быть обязательно добрыми».
Кадр из советского м-ф.
И еще один, по-моему, гениальный сюжетный ход. В отличие от сказки Линдгрен, в течение всего мультфильма родители Малыша так и не могут увидеть Карлсона. Он всегда покидает дом за секунду до появления взрослых, оставаясь как бы героем «не от мира сего», вечной неуловимой тайной, которая летает сама по себе.
И когда этот мир покажется вам тоскливым и чужим, он вернётся.
Он обязательно вернётся.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 — В 1976 г. писательница возмутилась, что налог, начисленный ей за год, превышал годовой доход. Тогда она пишет сатирическую сказку против налоговой системы Швеции о ведьме Помпериопоссу. Считают, что в, последующей за этим, отставке социал-демократического правительства критика знаменитой писательницы сыграла не последнюю роль.
А в 1985 г. Линдгрен приняла самое активное участие в дискуссии по поводу гуманного отношения к домашнему скоту. Принятый впоследствии соответствующий закон в Швеции так и прозвали «закон Линдгрен».
2 — Вообще-то, если быть точным, детство Астрид провела не в самом городке Виммербю, а рядом — на хуторе Нэс.
3 — Так, первый французский перевод «Пеппи…» был сильно отредактирован и сокращен на четверть. Не искалечен, но смягчен и русский перевод Л. Лунгиной.
4 — Здесь и далее книги о Карлсоне даны в переводе Л. Лунгиной (если это не оговаривается). Для простоты мы просто пронумеровали трилогию:
Кн.1: «Малыш и Карлсон, который живёт на крыше» (1955);
Кн.2: «Карлсон, который живёт на крыше, опять прилетел» (1962);
Кн.3: «Карлсон, который живёт на крыше, проказничает опять» (1968).
5 — Загадочная страсть Карлсона к пятиэровым монеткам (только это, по его утверждению, «настоящие деньги»), возможно объясняется тем, что это была сумма, которую шведским детям выдавали на мороженое.
6 — Перевод «Карлсона» был сделан ею в соавторстве с Н. Беляковой и Е. Соловьевой.
7 — «Я не уверена, захочется ли детям по прочтении нового перевода увидеть Пиппи да Карлссона в кино, спектакле, мультфильме. И надеюсь, что здесь книга будет для них вторичным источником информации — как ни дико это звучит для меня самой». (Е. Датнова «Карлсон & Карлссон? Мысли о заново переведенном»)
8 — По сути дела, советским мультипликаторам удалось создать свою версию Карлсона, не убив при этом дух книги. Тем более просмотр мультфильма не уменьшит удовольствия от чтения сказки, и наоборот.
Автор: Сергей Курий
Впервые опубликовано в журнале «Время Z» №03 2006 (jоктябрь)
<<< «Незнайка» Н. Носова | Содержание | «Баранкин» В. Медведева >>>