***
И. Кормильцев:
По большому счету в текстах «Наутилуса» нет скрытых тайн — для человека грамотного они не такие уж загадочные. Просто публика считывала не те эмоции, которые в них содержались.
.
***
Г. Самойлов (из группы АГАТА КРИСТИ):
Поэтому когда говорят: «Ну «Наутилус» — это прежде всего стихи Кормильцева», — нам это кажется диким. Стихи Кормильцева были тогда у всех свердловских музыкантов. Просто Бутусов смог их очень точно передать и заодно привнести в них ощущение своей исключительности и индивидуальности.
.
***
Дмитрий Умецкий, журнал «Работница» №4, 1988:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0062-nautilus-1988/
Наше музыкальное направление я определил бы как романтический рок или постромантизм. Видимо, это зависит от нашего внутреннего состояния.
Сейчас группа становится все более лиричной. Мы считаем, что говоря о любви, о простых человеческих чувствах, можно сказать очень многое — это будет и социально, и это будет борьба. Ведь самое главное — это чувства людей, объединяющие их или разъединяющие.
Мы не призываем бросаться душить конкретного бюрократа или подлеца. Если научить людей добру — в широком смысле этого слова,— с конкретным повседневным злом они справятся сами.
.
***
Из интервью с Вячеславом Бутусовым, Киев, 1991:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0558-nautilus-kiev/
К. — Какие проблемы современной молодежи вы считаете наиболее острыми?
В. Б. — То, что в Советском Союзе детей пытаются приобщить к политической активности. А, как следствие, выходит, что красные шапки — на синие шапки, район — на район, октябрята бьют пионеров, пионеры — комсомольцев и так далее. Самые острые проблемы — проблемы агрессивности. Постоянно в воздухе летают какие-то дубинки и делается страшно и тяжело жить.
К. — Как вы думаете, можно ли с помощью музыки как-то бороться с такими явлениями?
В. Б. — С помощью музыки, к сожалению, бороться с такими явлениями нельзя. Музыканты только дают возможность прислушаться к голосу совести, пытаются втолковать что-то молодежи в мозги, проводят определенные акции. Наши поклонники не ждут от музыки политики, например, акции в защиту Нельсона Манделы. Например, музыканты на Западе могут вынести такую проблему на передний план. Нас же просто не поймут. Сколько бы ни было «стотысячников» против СПИДа, наркотиков, алкоголя — все зря. Потому что есть такое понятие, мол, советский народ привык над всем смеяться. Где-то существует цинизм как обычное явление. У нас же существует патологический цинизм. Люди получают истинное наслаждение от насмешки над Горбачевым, хотя он этого не заслуживает. Я думаю, что нужно указывать на ошибки, но когда все происходит на уровне фарса, то наши несчастные массы, к которым относимся и мы с вами, несерьезно относятся даже к своим лидерам. То есть, если все происходит на уровне анекдота, то так оно и воспринимается.
.
***
Из интервью с Вячеславом Бутусовым, 1988:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0224-interview-1988/
Ведь у нас не философия в текстах, Это, как правило, эмоции. Каждый человек видит в наших песнях что-то свое. И необязательно, чтобы это понравилось сразу всем. Мы к этому не стремимся… С Ильей Кормильцевым мы работаем так — он предлагает текст, я его фильтрую через себя, дополняю или отбрасываю что-то. Обычно у нас мнение сходится, и мы понимаем друг друга с полуслова. Может быть, поэтому трудно различить: где мой текст, где его. Мы как единое целое.
.
***
Из интервью с И. Кормильцевым, «Белорусская Деловая Газета», июль 2005 г.
http://naunaunau.narod.ru/articles/0276-minsk-kormiltsev/
— А как складывались отношения с Бутусовым?
— Спустя какое-то время оказалось, что мы стали жить через два квартала. Дело в том, что его отец (крупный строительный начальник, командующий этими ужасными поездами, которые кладут перед собой дорогу; он же в Свердловск из Сургута приехал) купил Славе квартиру. И мы оказались с ним на расстоянии нескольких дворов. Начали ходить друг к другу курить и что-то обсуждать. Тогда и написали пару эпизодических песен. Впрочем, желания долго друг с другом сотрудничать еще не возникало… Помню, что одну песню надо было написать про Новый год.
— Надо было?
— Это произошло на заре перестройки — в конце 1984-го года. Тогда телевидение разрешило сделать какую-то молодежную программу, на которую пригласили все группы. Но чтобы пели не всякие там свои гадости про непонятно что, нам следовало написать песни про народный советский праздник — Новый год. И мы написали такую песню. Причем спокойно это воспринимали: надо так надо. И не думали, что это какой-то прогиб.
.
***
Из интервью В. Преображенского с И. Кормильцевым:
— Известно, что вы писали тексты для нескольких свердловских групп: «Урфин Джюс», «Настя», «Наутилус». Часто ли случались творческие разногласия?
— За 20 лет бывало по-разному. С Пантыкиным, особенно с Белкиным мы спорили, ссорились намного больше, чем со Славой.
— Бутусов по натуре – менее конфликтный человек?
— Дело в том, что мы психологически друг друга всегда хорошо понимали и всегда решили вопросы английскими методами. Если я отдаю ему стихи, какие нравятся – на те он пишет, а на те, которые не нравятся, — не пишет, и я у него не спрашиваю: почему? Если он приносит потом какие-то песни, то я ставлю, там, крестики, когда работаем над альбомам: что вот это пойдет, а это не пойдет. Это очень хороший способ для сотрудничества на самом деле. Все равно всегда находилось достаточное количество произведений. Которые устраивали обе стороны. А тратить свои духовные силы, на то, чтобы бороться за свой «гениальный опус»… Мы воспитывались в другой среде.
…- Многие ваши стихи весьма сложны и многоплановы. Человека начитанный видит в них множество аллюзий, они рождают ассоциации. А часто вас просят прокомментировать собственные тексты?
— Разъяснений типа «а что имелось в виду?» я не даю, потому что моя трактовка – это всего лишь трактовка одного из читателей. Но большинство людей почему-то считает, что автор больше знает и поэтому будет воспринимать это как серьезное заявление. А на самом деле комментарий автора к собственным произведениям – это всегда не более чем мнение одного из читателей.
— Но ведь иногда авторская трактовка расширяет диапазон восприятия произведения.
— Как мнение любого другого квалифицированного читателя. Поскольку тексты пишутся не авторами (в конечном итоге), а авторы – это только механизмы, только midia этих слов…На самом деле, после писания самохарактеристики и автобиографии отвращение номер два у меня – это комментарии к собственным текстам, предисловия к собственным произведениям и т. д.
.
***
Из интервью с И. Кормильцевым, «Новая газета» №28, 20 апреля 2000 г.:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0298-kormilcev-mutacia/
— Кстати, каковы были отношения с Бутусовым? Их можно охарактеризовать, как взаимовлияние?
— Новые требования, которые появились в работе с «Наутилусом», безусловно, основывались на самоконцентрации. Перестало интересовать то, что происходит снаружи. То есть мне можно было делать то, что я хочу, с той скоростью, с которой могу. Эстетика вырастала только изнутри.
Это взаимовлияние обеспечивалось общей средой обитания — сходными интересами и общими разговорами. Мы просто пытались создать особую атмосферу некой единой личности, от лица которой пишется песня.
— Остановимся на проблеме этой единой личности. У «Наутилуса» характер несколько раз кардинально менялся. Каков был механизм этого процесса? Как обеспечивалась его синхронность?
— Это вопрос для развернутых мемуаров, когда, хорошенько покопавшись, можно, наверное, определить, как именно это было и что конкретно на все повлияло. Могу сказать, что главным принципом всегда оставался принцип творческой свободы. Разговоров на уровне того, что надо бы повставлять латиноамериканские ритмы или писать не про несчастную, а про счастливую любовь, никогда не было. И уж тем более не мелькали слова вроде «позиционирование».
…— Что для вас рок-н-ролл? Тайна?
— Рок-н-ролл тайна лишь постольку, поскольку он одна из форм музыки. Как любая стилистика он имеет свое начало и свой конец. Мне кажется, что он уже давно пережил свое время. Это загибающийся жанр. Правда, загибается он уже давно и, наверное, будет продолжать в том же духе очень долго. Потому что в нем есть легенда, которая привлекательна.
— А в чем легендарность?
— Прежде всего нужно сказать, что эта легенда не музыкального, а скорее историко-культурного происхождения. Это первый жанр популярной музыки, который заставил воспринимать себя серьезно как некий способ передачи определенного мироощущения. Это произошло впервые со времени романтиков девятнадцатого века. Музыку ведь редко воспринимают серьезно. Мое глубокое убеждение, что средний человек боится музыки.
— Именно боится?
— Именно боится. Музыка — разрушитель его обыденного мироощущения. Она бесплотна, но способна воздействовать. Она не обязательна, поскольку создается искусственно, но в то же время всегда присутствует везде — в шумах, в ритмике. Это тайна, которая разрушает линейный мир причинно-следственных связей. Попробуйте поставить обычному человеку серьезную музыку и заставьте его ее слышать (а не слушать), то есть чтобы она звучала не просто как фон. Вы увидите, как ему будет неуютно. Именно поэтому он нуждается в таком количестве как бы «стертой» музыки, которая создавала бы впечатление, что музыка есть, но в то же время убивала бы ее сущность. Огромным количеством такой музыки, звучащей вокруг, современный человек загораживается от тайны музыки настоящей. То есть музыка звучит, чтобы ее не слышать.
— Если это возможно, значит, в ней есть много чего помимо тайны.
— Конечно, есть. Более того, у по-настоящему утонченной музыки всегда есть два слоя. Как у Моцарта или у «Битлз», есть внешний слой, соответствующий потребности обыкновенных слушателей в «звуке, чтобы не слышать», а в глубине там рождаются миры и творятся кошмары. Гениальная музыка всегда с двойным дном.
.
***
Андрей Горбатов. «Комсомольская жизнь» №1, январь 1989 г.:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0128-kormiltsev-1989/
…Добавлю лишь один штрих к портрету Ильи Кормильцева. По его собственным словам, истоки его поэзии лежат в творчестве известного английского поэта Томаса Стерна Эллиота.
— Я родился с ним в один день,— говорит Илья,— но главное то, что его стихи что-то перевернули во мне, заставили влюбиться в них, в это мировосприятие.
.
***
Из интервью с В. Бутусовым, tut.by, 07.06.2010:
— Тексты вы совместно с Ильей Кормильцевым согласовывали, обсуждали или принимали как от автора — без изменений?
— На разных этапах по-разному. Когда мы познакомились с Ильей, он уже был культовым человеком в соответствующих кругах. И на тот момент, когда свердловский рок-клуб образовался, Илья уже в оппозиции был. И своим пламенным словом он будоражил народ, особенно по тем временам…
— Вам нравилось в нем именно это?
— Да, конечно. Это нравилось всем, потому что когда человек встает и высказывает нетривиальные мысли на комсомольском собрании, знаете — впечатляет! Это придает своеобразный тонус работе. Ты как будто оживляешься, как после витаминного укола. И в разные моменты мы с Ильей совершенно по-разному сотрудничали и взаимодействовали.
Были периоды, когда он приносил тексты буквально папками-стопками, и мне, чтобы их перерабатывать, нужно было очень много времени. И, например, когда я осмеливался говорить Илье, что у меня текст по размеру вышибается из музыкального ключа, то Илья, конечно же, возмущался и очень сильно, потому что по праву первенства, как человек, который первый принес свою половину труда, он имел право сказать: «Так вот и подстраивайся под этот текст». Поэтому иногда я не осмеливался и предлагал Илье какие-то варианты изменений. Но в целом я старался придерживаться исходного текста.
… — Процесс сотворчества, о котором вы сейчас рассказывали, это сложная вещь?
— Сложная, потому что надо доверять друг другу, нельзя перетягивать одеяло, нельзя обижать человека своим высокомерием. А люди, которые со мной общаются, иногда страдают от этого, потому что, как мне сказали, я иногда очень требователен. Некоторых людей это ранит.
… — Илья был чувствительным?
— Очень. Илья был сверхсенсорным человеком. Экстрасенсорным.
— Творческие споры были?
— Мы не спорили. Я не вижу смысла в спорах вообще, потому что это напрасная трата времени. Мы, скажем так, иногда, если страсти кипели, просто высказывали свою точку зрения на мир. Как мы сейчас видим этот мир, каков он — хорош или плох. Мы просто рассуждали. Илья никогда за словом в карман не лез. В этом смысле он был человеком острым на язык. А я больше в себе переваривал, поэтому мы нормально с ним уживались. Он экстраверт, я — интроверт. Мне приходится в себе осуществлять вакуумные взрывы.
…
— …от бренда «Наутилус» вы отказались?
— Ну да, отказался, так как не считал нужным продолжать эту историю. Мне показалось, что красивее было бы, чтобы она таким вот образом закончилась и осталась бы в памяти людей тем образом, в который она сложилась стихийно. Поскольку она стихийно началась, то пусть так же стихийно и закончится. Хотя точку поставить мне пришлось потому, что все это как-то тянулось тлеющим образом, и мне пришлось предпринять усилия, чтобы закончить использование этого бренда. Оно бы так и тянулось — по угасающей, пока не прокисло бы окончательно.
— Что именно тогда вас не устраивало?
— Я увидел, что в этом организме, который решает задачу коллективного творчества, коллективного разума, нет внутреннего взаимодействия. Значит, все это просто иллюзия и этот организм просто умер. Да, есть люди, но они между собой никак не контактируют и ничего не производят на коллективном уровне.
.
***
И. Кормильцев:
Ведь был создан некий образ Славы — эдакий Бурмильцев. Это была такая точка пересечения или компромисс чувства, эмоция, позиция, эстетика, которая была одинаково для нас обоих приемлема и интересна. В результате мы подсознательно начали на нее работать. А может, не так уж подсознательно. Просто мы нащупали этот образ, это настроение. И начали стараться работать в этом же духе. Правда, этот образ постепенно превратился в некую независимую синтетическую личность, начавшую самостоятельное существование. Поначалу это был и я — не я, и Слава — не Слава, а придуманный герой. Но естественно, долгая жизнь вместе с этим героем не могла не повлиять. И началась профессиональная трансформация. То есть мы сами попали под влияние этого лирического героя.
.
***
Интервью В. Бутусова журналу «Медведь», 04.09.2007:
— Расскажи про Кормильцева.
— Что про Кормильцева рассказать? Это был наиталантливейший человек. Мы с ним познакомились только потому, что оба были одинаково несчастливы. Мы были близки по степени несчастья. Но несчастны мы были по-разному.
— Как художники, которые остро чувствуют несовершенство этого мира?
— Ну да, ты прав. Вот если бы мы сейчас сидели тут — ты, я и Илья, да? — то мы бы, может, нашли для этого какие-то внятные определения. Но теперь, без него, мы можем только строить предположения. Я могу про Илью рассказать мно-о-го… Мы с ним не заказчик и исполнитель. Мы свой проект не рассматривали как коммерцию. В том смысле, что не ставили перед собой задачу настричь побольше купонов. Задача была другая: делать хорошие песни. Но тем не менее получилось так, что группу «Помпилиус» каким-то образом раскрутили до такой степени, что она гремела по всем каналам и городам! Бери да стриги просто! «Нау» и «Ласковый май» — мы параллельно существовали, были на одном уровне. Я имею в виду по популярности, по деньгам.
Концерт НАУТИЛУСА в Лужниках. В зале можно увидеть Илью Кормильцева.
***
Из интервью с В. Бутусовым,
журнал «Русский репортер» №22 (487), 25 ноября — 9 декабря 2019 г.:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0547-russkiy-reporter/
— Вы еще пишете песни на тексты Ильи Кормильцева?
— Нет, с текстами Ильи меня обрубили еще в 2006 году. Когда мы уже с «Ю-Питером» записывали альбом «Богомол», я взял один текст. Илья оставил мне все тексты, которые у него были написаны за всю историю, включая и те, которые были еще до нашего знакомства. Там есть прекрасные длинные баллады, как у Боба Дилана или как у раннего Дэвида Боуи, по 17 куплетов. И вот один текст я решил взять, перемалывал его, как муку, и он у меня так и прилип к одной песне. Раньше обычно бывало так: Илья мне приносил большие папки текстов (он очень быстро работал), а я их смотрел и на какие-то из них писал музыку. Реже было, когда он накладывал текст уже на существующую музыку. В общем, мы записали песню на стихи Ильи, а перед выходом альбома выяснилось, что мы не имеем право использовать текст, потому что родственники между собой еще не договорились, кому что принадлежит. Так что я не буду будоражить осиное гнездо с авторскими правами. У меня много любимых текстов Ильи, из которых раньше не вышло песен, потому что они объемные, а жаль.
.
***
Интервью В. Бутусова Музыкальной Газете «ПроРок», 12.03.2009:
— Неужели период «Наутилуса Помпилиуса» вы считаете своим позором?
Вячеслав Бутусов: — Это неправда. Кто-то имел неосторожность написать что-то такое, не вникая в суть сказанного. И это быстро пошло по рукам. Вы не первый, кто заразился этим.
Можно рассматривать в целом весь свой период прошлой жизни позором. Тем, что мы люди грешные. И так далее и тому подобное. Но «Наутилус», как элемент этой жизни грешной, не является причиной этого позора. Вот в чём дело. Он присутствует в общей системе позора.
И потом нужно учитывать, что понятие позор, и позорище, и зрелище — это всё одного поприща.
.
***
Из интервью с В. Бутусовым, «Российская газета», 2005:
— Когда был Наутилус, тексты были очень четки и ясны, это были прописные истины…
— Да, типичные обывательские мысли. Приземленные, даже приасфальтированные такие. Легкая пыль, грязь социума. О чем пишут газеты, по ТВ, радио, все это жирная грязь. Когда это все толстым слоем покрылось, мы уже перестали двигаться. Под слоем этой грязи. Конечно, всем нравилось, потому что это же на физиологическом уровне воздействует. Как стриптиз.
.
***
Из интервью с В. Бутусовым, «МК Бульвар», №13 (26 марта — 1 апреля 2001 г.):
— А вы помните тот момент, когда поняли, что делаете в этой жизни что-то стоящее? Или вы всегда это знали?
— Все-таки чаше у меня возникала мысль, что я не на своем месте. Что это какая-то общественная нагрузка. Знаете, как раньше выбирали комсорга или стенгазету рисовать. На рефлекторном уровне отложилось это понятие общественной нагрузки, и потом оно периодически ассоциировалось с той деятельностью, которой я занимался в последнее время.
— Вы не раз говорили, что на сцене чувствуете себя не на своем месте.
— Вот это точно. Ну я очень неловко себя чувствую.
— Тогда какое занятие для вас было бы более органичным?
— Для меня идеальный вариант — образ сочинителя, который занимается различными видами творчества, но в стационарных условиях. То есть, что касается музыки, я больший сторонник работы в студии. Мне это нравится.
— Но вы же и сейчас постоянно ездите с концертами. Значит, постоянно преодолеваете себя, выходя на сцену?
— Заставляю, конечно. Ну, все зависит от состояния. Бывает нормальное, такое трудолюбивое. А бывает ленивое состояние. Тогда приходится преодолевать.
.
***
В. Бутусов, из интервью газете «Труд», 19.06.2008:
Я, например, считаю, что пишу, рисую или сочиняю музыку за счет отклонения, извращения ума. И пытаюсь таким образом лечить это. Если я нарисовал что-то приятное – слава Богу, значит, я себя сдержал, не зашел слишком далеко.
.
***
Интервью В. Бутусова Музыкальной Газете «ПроРок», 12.03.2009:
— Важна в песне музыка, текст или эмоция?
Вячеслав Бутусов: — Эмоция — это такая вещь, которая существует независимо от того — поняли вы текст или не поняли. А музыка — это, действительно, эмоциональный язык. Он может воздействовать на любого человека. Даже на того, который упорствует и очень сильно не хочет понимать то, что ему говорят. Это такое орудие, газообразное. Оно проникнет, независимо — хотим мы этого или нет.
.
***
Интервью с В. Бутусовым, журнал «Сельская молодёжь» №9, 1988 г.:
— В одной из статей я прочел следующее: рок — это музыка, отражающая спазмы индивидуализма, издержанной и закомплексованной жизни, пустоту. Вы с этим согласны?
— Конечно. И закомплексованность, и пустоту. Но дело в том, что однозначно относиться к чему-либо — это неправильный подход. Так можно очернить всё, что угодно. Это не искусствоведческий подход. Получился лозунг, под который можно встать и начать вырубать то, что не нравится. Я никогда не кричал и не размахивал знаменем, что рок-н-ролл — это самая лучшая музыка, которая когда-либо существовала в мире. Нет, в роке есть хорошее, есть и плохое. Но почему бы не научиться отбирать только хорошее, кому нужно плохое? Никому.
.
***
Из интервью с Вячеславом Бутусовым, «Эхо планеты», 1995 (?):
— У нас долгое время рок-музыка воспринималась как борьба…
— Кое-кем до сих пор так воспринимается.
— А ты так не считаешь?
— Нет, конечно. Не то чтобы не с чем бороться, но нельзя это делать прямолинейно, в виде призыва к борьбе: люди по-разному понимают… Я считаю, что музыка, которая позволяет человеку высказать свое отношение к тому, что происходит, — в его собственном внутреннем мире. Вот и все. И если находятся люди, понимающие, о чем идет речь, — хорошо.
— Что важнее для такого понимания — музыка, текст?
— Ни то, ни другое. Для меня важнее эмоции, которые передаются. И не обязательно музицировать, читать стихи, кино показывать. Я могу с человеком поговорить, и это будет доступнее, лучше, понятнее. А может быть, даже не говорить. Есть люди, которые своим поведением, отношением к жизни рисуют границы восприятия. Если я вхожу в эти границы и общаюсь, понимаю, чего человек хочет, и он понимает, почему я здесь появился. Все должно быть в соответствии, в гармонии — вот и всё.
.
***
Из интервью с В. Бутусовым:
— Тяжелый, поди, труд — песни сочинять?
— У одного и того же человека этот процесс может протекать по-разному. У меня случаются такие, казалось бы, пустяки (по значимости), после которых вещи рождаются сразу. Их не надо собирать по кусочкам, что-то додумывать. Речь идет об идеальном варианте, когда слова и музыка приходят вместе. Намного проще, если сначала возникли слова. А самое сложное — писать текст на готовую музыку.
— Потому что в любом тексте уже заложена музыка…
— Есть ударения, слоги, они выстраиваются определенным образом, создавая ритмический узор. Композицию собираю как мозаику. Для меня это перманентный процесс, поскольку накоплен значительный материал. Я постоянно что-то делаю, у меня хватает заготовок, которые я развиваю.
.
***
Из ответов В. Бутусова посетителям сайта www.u-piter.ru в разделе «Доска сообщений»:
— Как бы Вы сами себя определили в музыкальном творчестве: композитор, поэт, певец, исполнитель?
В.Б.: Исполнитель из меня, конечно, неважный, поэтому в большей степени считаю себя просто сочинителем.
— А какой момент «сочинительства» Вам больше всего нравится?
В.Б.: Самое чудесное — это когда вначале ощущаешь неуловимое присутствие возвышенности. Когда группа играет — это нескрываемый восторг, напор чувств, эмоциональный подъём, и, конечно же, натиск страстей.
— Как к Вам приходит музыка: в целостном виде, или в виде отдельных мелодий?
В.Б.: В основном это короткие фрагменты, которые потом либо соединяются между собой, либо развиваются. И очень редко песня приходит целиком, тем более с текстом, это великий подарок.
.
***
Из ответов В. Бутусова на сайте u-piter.ru в разделе «Доска объявлений», 20.10.2009:
— Здравствуйте, Вячеслав Геннадьевич. В одном из интервью вы сказали, что не с самого начала осознанно относились к написанию песен. Вопроса два: даже в ранних ваших песнях содержался определённый смысл (в текстах не было простого нелепого набора слов)-неужели можно называть этот период творчества неосмысленным? И второе: в какой период вы изменили отношение к песням, стали глубже осмысливать тексты? Спасибо!
В. Бутусов: — Отличный вопрос Артур, спасибо. Я по молодости писал вслепую, наощупь, получались этакие словесные калейдоскопы. Я бы так сформулировал, что чем больше внимания я уделяю тексту БГ, тем он для меня значительнее. И это уже становится нашим общим старанием. То, что вы способны открывать для себя смысл в моих словах — это ваша заслуга в бОльшей степени, чем моя.
.
***
Интервью с В. Бутусовым, июль 2003:
— …Кого бы вы зачислили в родственные души?
— Мне всегда был близок импрессионизм — легкое парадоксальное восприятие мира, без одержимости и патологии… Когда за обычным полотном скрывается что-то чудесное, когда вот вроде бы знакомое — и чуть под измененным ракурсом…
— Объясните своими словами ахматовское «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда».
— Применительно к музыке — можно наколоть ногу и это станет толчком для создания чудесной мелодии. В голове перманентно происходит то, что называется творческим процессом… Наверное, и с поэзией то же самое. Из того, что выражается звуками — поэзия наиболее близка к музыке…
— Не бывает такого, что слушаешь чью-то музыку — и цепляет, хочется писать свою?
— Бывает так, а бывает наоборот: слушаешь — и руки опускаются. Думаешь — Боже, как здорово сделано, зачем тебе после такого дергаться?
— А как вообще возникает музыка? Как она забирается вами из эфира?
— Необходимо просто сосредоточиться — нужна психологическая практика. А с технологической точки зрения — услышанное надо вовремя подхватить, конвертировать. Либо тупо делать арифметически — этот прием, кстати, нынче широко распространен в шоу-бизнесе. Берется лекало, выкройку — и, пожалуйста, только подгоняй размеры.
…- Что для вас первично музыка или стихи — раз уж вы и швец и жнец?
— Для меня приоритетна музыка, поскольку это более универсальный язык. Текст — это еще один инструмент, контрапункт.
.
***
В. Бутусов, www.pravmir.ru, 17.04.2009:
Я за себя могу ответить: мне было очень важно выработать универсальный язык. Собственно, я потому и втянулся в рок-музыку, она меня и привлекла тем, что в ней не было стандартов, штампов, никаких официальных обязательств не было, делай, что хочешь — и все. Просто ты должен сделать все настолько убедительно, чтобы это отразилось в песнях…
.
***
В. Бутусов, «Фотомастерская», февраль 2012:
…творчество мне представляется единым процессом, в котором музыка, литература, рисование чередуются, подобно школьным урокам, а в самом процессе чередования есть осмысленность и целостность. Надо сказать, творчество для меня — способ выживания. Я очень болезненно воспринимаю атмосферу, где его нет, меня все время тянет в атмосферу возвышенности, это стремление и приводит к занятиям музыкой, литературой и рисованием.
.
***
В. Бутусов, из интервью газете «Труд», 19.06.2008:
…в любой записи всегда есть два одинаковых этапа. Сначала идет авторское творчество, эдакая dream works, когда у тебя в голове есть какая-то идея, четкое понимание того, как все должно звучать и выглядеть. На этом этапе ты надеешься, что потом, в готовом варианте, все будет гораздо лучше, набрасываешь всю эту клаузуру и думаешь, что позже возьмешься за работу обстоятельно, доведешь все наброски до ума, отшлифуешь, и на студии все будет звучать в сто раз лучше. Когда период прожектерства заканчивается, наступает производственный момент.
Тут-то и возникает раздражение, вызванное мелкой профсоюзной музыкантской бесовщиной: это не так звучит, то нельзя записывать здесь, надо там, и так далее.
Это надо просто пережить. Пройдя через этот терновник, начинаешь спокойнее оценивать ситуацию. После этого вся суть записи сводится к тому, чтобы попытаться материализовать свои представления в том виде, в котором они есть у тебя в голове.
.
***
Интервью с В. Бутусовым в студии «Нашего Радио» (Ростов), 2004:
Бутусов: Я могу сказать о своём субъективном ощущении – почему-то хитами становятся именно те песни, которые я старательно пытаюсь убрать из списка предстоящего альбома. Удивительная вещь, но такая закономерность присутствует!
.
***
Ответы В. Бутусова и И. Кормильцева на письма читателей в журнале «УРАЛЬСКИЙ СЛЕДОПЫТ», 1988?:
И. КОРМИЛЬЦЕВ: Как рождаются песни? Из пены морской… Ходишь — думаешь. Сядешь — напишешь. Покажешь Славе. Тот возьмет гитару… Напишет — не напишет, гадаешь. Скорее, не напишет… А если напишет — хорошо ли напишет? Бывают споры, на некоторых вещах по обоюдному согласию ставили крест. Такое случается, к счастью, редко, в одном случае из десяти — как правило из-за споров по поводу аранжировки. Несогласие с музыкальным решением за всю историю совместной работы было один раз.
Вячеслав Бутусов и Илья Кормильцев.
***
И. Кормильцев, «Юность» №6 1988:
Я исторический стоик, как я это называю. Моя позиция: можно быть хорошим, светлым, можно чего-то добиться, можно кого-то победить, но в целом история человеческая, даже не в рамках больших масштабов, а каждого индивидуального человека, семьи, города,- это довольно горькая повесть. В нашей музыке просвечивает горький альтруизм…
.
***
И. Кормильцев на программе «Акулы пера», 1997:
Я не думаю, что я очень сильно отличаюсь от других поэтов моего поколения, которые писали песни. Более того — я считаю, что в чем-то я вполне типичен и может быть даже достаточно вторичен. В том смысле, что я сам, когда учился писать… для меня Гребенщиков и Майк Науменко были уже старшими учителями, которые уже состоялись.
… Я по своей натуре — жизнерадостный пессимист. И депрессия для меня нехарактерна, для меня характернее желчный скепсис, скорее, чем депрессия как фаза существования. Я думаю, что песня состоит не только из слов. Она состоит, во-первых, из музыки, во-вторых, из личности исполнителя. Я думаю, что этот перекос в сторону такого минора цвета черной джинсы — это во многом всё-таки личность Славы больше, чем моя. Некоторые песни я писал откровенно, как шуточные. В Славиной интерпретации они приобрели вот такое звучание. я об этом ничуть не жалею, потому что я ценю Славу очень высоко, как мало кого. Я считаю, что это получилось всё равно хорошо…
… Жизнерадостный пессимист — это человек, который всегда помнит о том, что жизнь кончится смертью, но при этом не торопится приблизить этот момент.
.
***
И. Кормильцев, из интервью на радио «Эхо Москвы», 26.12.2004:
Ну, начнем с того, что, честно говоря, мне глубоко наплевать на рок-музыку. Это будет такая… камертон, который будет задавать тональность нашего разговора. Сама по себе рок-музыка – это конечно, замечательно; я вырос на рок-музыке с детства, с ацетатных голубых пластинок фирмы «Мелодия», которые продавались в бумажных конвертах, такие гибкие, которые делали так в воздухе «шух-шух-шух!» (изображает), если их катать… Рок-музыка – это замечательно, у меня нет никакого возражения против музыки вообще, рок в частности и музыки вообще, но понимаете, история – история, да? – человеческого существа, человеческого рода – это такой процесс, который, в общем, можно уподобить воде, размывающей плотину во время половодья. Когда вода пытается разрушить плотину, она выбирает не там, где… ну, допустим, не знаю … земля красивее в этой плотине или там лежат красивые камушки – она выбирает там, где промыть легче, да? В какой-то момент это может оказаться авангардная живопись, в какой-то момент это может оказаться рок-музыка, в какой-то момент это может оказаться, я не знаю, там, графити на стенах домов – для меня всегда имела значение сама вода, а не то место, в которое она прорывается. В тот период, в котором я начинал свою деятельность в этой жизни, в данном воплощении, это была рок-музыка. Так пришлось, исторически, но это не значит, что я вот буду теперь тупо там… ну будет сейчас мне 45, 46-й год, мне будет, там, 66, я буду говорить: «Рок-музыка это… рок-музыка, Вы понимаете…» – я не буду так говорить…
.
***
Из интервью с И. Кормильцевым, 2003:
— Илья, музыка и стихи «Наутилуса» конца восьмидесятых годов — были ли они революционными, носили ли революционный характер?
— Стоя на материалистических позициях, — на историко-материалистических позициях, — скажем, что революционное — это ведь функция момента и функция восприятия. А не объективная функция данного произведения. Сейчас, когда мы смотрим пьесу Ордонье — такая ветхая фигня, — очень трудно понять, почему она когда-то поднимала массы Франции на революцию. То есть, все определяется в контексте. Вообще, не существует какой-то безразмерной революционности, которая присуща тексту, музыке, художественному произведению «во все времена», навсегда. И не может быть, естественно, — она всегда конкретно историческая. Вот можно сказать, что в конкретно-исторический момент эти произведения были отчасти революционные, поскольку содержали в себе некий критический социальный потенциал, хотя он не был их главным содержанием. Это было художественное творчество, решались художественные задачи — но преломившись в определенном историческом, политическом моменте оно могло иметь и имело революционный потенциал.
Другое дело, что этот революционный потенциал был скорее эмоциональный, чем осмысленный или осознанный. В силу этого, его интерпретация, как и все настроения того времени, получилась не очень точной в социально-политическом смысле, в результате чего и произошло все то, что мы имеем сейчас на настоящий момент. Мысль моя сводится к тому, что существует искусство ангажированное — осознанно ангажированное искусство, в котором высказаны конкретные призывы социального характера, и искусство настроения, которое передает дух эпохи. «Музыка революции», как называл это Блок. И если со вторым — с музыкой революции — было все в порядке, то со первым, — так сказать, руководящими и направляющими идеями, — было скудновато. В тот момент удалось взять вверх демо-либеральной «интертрепации», которая была выпестована диссидентской средой 60-70-х годов. Эта идея оказалась доминирующей, и она интерпретировала нашу «музыку революции» в своей тональности. Хотя мне кажется, что исходно, контекст раннего российского, советского рока был скорее левым, чем правым — по объектам критики.
.
***
И. Кормильцев, «Великое рок-н-ролльное надувательство-2», 2006:
Как это не банально звучит, у любого явления искусства есть две стороны и две истории. Одна соответствует его метафизической сущности и обращена к вечности. Другая обращена к своему времени и соответствует сущности политической.
Политическая история русского рока по преимуществу завершена, так же как завершилась парой десятилетий раньше политическая история рока западного. Явление искусства не может долго служить точкой сборки социальных чаяний: так рок-н-ролл в западном мире еще долгое время оставался символом незавершенных революций шестидесятых. А потом выяснилось, что символ мертв — монстра рока выгрызли изнутри мыши шоу-бизнеса и термиты MTV.
Примерно то же самое случилось и с русским роком, как только окончательно исчерпал свою инерцию импульс ожиданий, сформированный в 1980-е. В этом случае обыкновенно остаточную символическую ценность пытаются присвоить себе носители противоположного дискурса, а сами создатели смысла эволюционируют en masse традиционным путем — от бунтарей к охранителям. Это случалось неоднократно в прошлом, это случится еще не раз в будущем.
Люди, прикрывающие ладонью зевок на какой-нибудь современной постановке «Эрнани», могут только недоумевать, каким образом эта запутанная разбойничья история послужила детонатором к июльской революции 1830 года и окончательному падению дома Бурбонов. Разумеется, это не мешало политическим троечникам во все времена — в попытках внести смысл в свою бессмысленную власть — хвататься за устаревшие орудия культурной войны, не понимая того, что порох в них отсырел. Ведь им просто не по силам предугадать ту новую точку, в которой общественная эмоция начинает вызревать в кристалл мобилизующего смысла — иначе они были бы революционерами.
На сегодняшний день ясно только одно — точка эта не имеет никакого отношения к русскому року. Потому что снаряд никогда не попадает дважды в одну воронку.
Метафизическая же история русского рока продолжается и будет продолжаться, пока на Земле остается хоть один человек, у которого будут звучать в сердце песни чужой молодости.
.
***
Интервью Вячеслава Бутусова газете «Аргументы и Факты». 24.10.2017:
http://www.spb.aif.ru/culture/person/rok-n-roll_zhiv_poka_komu-to_nuzhen_vyacheslav_butusov_o_smysle_iskusstva
— Вячеслав, в разное время ваше отношение к собственному же творчеству менялось. Когда-то вы признавались, что ненавидите песню «Я хочу быть с тобой», в другом интервью говорили, что вам стыдно за «Шар цвета хаки»…
— В итоге я перестал рефлексировать и подружился буквально со всеми своими детищами. В «семье» должны царить мир и любовь.
— Кто из отечественных рок-легенд оказал на Бутусова-музыканта наибольшее влияние и почему?
— Я выделяю четыре группы — «Урфин Джюс», «Аквариум», «Алису» и «Кино». Когда я впервые их увидел, они мне показались ослепительными отважными героями.
— В одном из интервью вы призвали не относиться серьёзно к вашему раннему творчеству. Мол, никаких особо важных заявлений вы с его помощью не делали, а просто получали удовольствие от занятия музыкой. А мы-то искали в песнях скрытые смыслы и остросоциальные мотивы…
— Как и большинство молодых людей во все времена, мы, музыканты «НаУ», тоже пребывали в состоянии антагонизма и нигилизма, смятения, неопределённости. Категорично отвергали всё существующее в ожидании чего-то нового. Поэтому определённые посылы всё же были — так или иначе свой внутренний протест мы вкладывали в музыку и тексты. Лично я теперь ищу смыслы в священнописаниях.
.
***
Интервью Вячеслава Бутусова газете «Культура»
Июнь 15, 2018:
http://portal-kultura.ru/articles/music/208074-vyacheslav-butusov-nastoyashchie-otkroveniya-nakhozhu-v-akademicheskoy-muzyke/
культура: Каков Ваш личный критерий идеальной песни, если таковым термином вообще уместно оперировать? Бывает так, что, по ощущениям, сочинили гениальное произведение, а отклика, на который справедливо рассчитывали, эта вещь не находит?
Бутусов: Автору всегда кажется, что самые значительные произведения остаются незамеченными. Часто бывает так, что возишься с песней долго и мучительно, перебираешь ее по косточкам, а в результате только редкий искушенный слушатель вникает в эти мудреные дебри и оценивает качество вложенного труда. Выигрывают песни, написанные по наитию, соответствующие, скажем так, моцартовской природе.
.
***
Из интервью Вячеслава Бутусова, «Русский Репортер», 25.11.2019:
https://expert.ru/russian_reporter/2019/22/allilujya-rok-n-roll/
— Чьи тексты больше любите, свои или его (Ильи Кормильцева — С.К.)?
— Свои я выстрадал, потому что мне их приходится писать трудно и сложно. У меня мало было песен, которые я написал сходу. Чаще всего я пишу музыку, а потом из своей библиотеки символов, специально отобранных, складываю ту или иную текстовую картину.
— Сознательно отобранных слов-символов?
— Да, это конечный набор. Я их отбирал не просто сознательно, а хладнокровно, по очень жестким критериям. Я беру для песенных текстов только такие образы, которые на себе проверил, которые не принесут вреда никому, которые не токсичны.
.
***
Из интервью с В. Бутусовым, газета «Культура» №5(7945), 14 февраля 2015 г.:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0568-u-piter-2015/
— Вы неоднократно говорили, что основная задача — просто сочинять хорошую музыку. Как процесс создания проходит сегодня: ни дня без строчки, ни минуты без ноты?
— Нет, все это получается спонтанно. Своего рода цепная реакция: бросаешь камушек в воду, и волны начинают расходиться. И такой процесс — сидение с гитарой, придумывание мелодий, сочинение текстов, рисование иллюстраций до упоения, до так называемой «точки невозврата» — может длиться неделю или месяц. А потом все проходит. Но мне этот процесс жизненно необходим. Есть люди, у которых органическая «фабрика» выдает адреналин, а у меня, видимо, какое-то другое вещество вырабатывается.
.
***
Из интервью с Вячеславом Бутусовым, «Комсомольская жизнь» №17, сентябрь 1988:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0067-bu-interview/
— У вас по сравнению с другими рок-группами необычный сценический образ. Вы стоите на сцене как вкопанные. Может быть, для того, чтобы помочь зрителю сконцентрироваться на песне?
— Можно и так сказать, конечно. Но образ этот сложился случайно. Возможно, из-за меня. Если, скажем. Костя Кинчев из группы «Алиса» — это сгусток энергии, он один может «завести» весь зал, то я по натуре человек флегматичный,
.
***
Из интервью с В. Бутусовым, «Аргументы и факты» №26, 1994:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0050-butusov-interview/
— По тому неистовству, с каким требовали вашего выхода на бис, было видно, что публика «не наелась»…
— Меня не интересует, что нужно публике. Песни — это мой внутренний мир, который я каждый раз вынужден демонстрировать под пристальным взглядом людей. Не знаю, уместно ли приносить какие-то извинения по этому поводу, но я не могу корчить из себя какого-то суперактивного человека. Во мне нет этого. Поэтому я и выхожу на сцену и не знаю, как все будет происходить и чем закончится. Не думаю, что это доставит кому-нибудь большого удовольствия, если я буду устраивать танцевальное шоу.
— Но ведь рок-н-ролл — это почти всегда положительные эмоции и мажорные тона?
— Ни одна из наших ведущих групп, за исключением «Алисы», в программу рок-н-ролла не входит. Что такое рок-н-ролл? Это то, что делается в подвале без всяких ожиданий получить какую-то мзду. Мы должны честно говорить сами себе, что рок-н-ролл начинается на определенном этапе, а потом заканчивается. Это ведь не просто концерт, это образ жизни, причем безумный. Держать такой ритм удается только очень сильным людям. Чтобы заниматься рок-н-роллом, нужно бросить семью, группу и начать все сначала. От нас не надо этого требовать, уже силы не те. И я ничего хорошего в этом не вижу и никого не агитирую за подобный образ жизни. Кроме того, что мы загубили здоровье (да и вообще было много всяких печальных случаев), нам это ничего не дало. Я считаю, что нужно беречь здоровье родных и близких… А просто так устраивать акт вандализма, чтобы тебя заметили, глупо. Я слишком долго каялся по этому поводу.
— Создается впечатление, что вы не получаете удовольствия от того, чем занимаетесь, а как будто несете тяжелый крест.
— Получаю. Когда я сочиняю что-то, то могу не спать, не есть и чувствовать себя счастливым, переживаю легко всякие напасти, потому что у меня есть дело. Но иногда бывает наоборот: выходишь на сцену в таком состоянии, когда, не то что играть концерт, жить не хочется. Нужно быть очень сильным человеком, чтобы делать вид, будто все в порядке. Поэтому мы всегда выступаем с таким настроением, какое есть.
.
***
В. Бутусов, «Fuzz» №3, март 1997 г.:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0498-fuzz-97-yablokitai/
Во-первых, я — не турист по натуре. Во-вторых — я не такого типа человек как, например. Костя. (Кинчев — С. Л.) Он кайф ловит от концертов и правильно делает. Я — не могу. У меня другая природа, другой темперамент и другая система переживаний. Тут нужно быть человеком, достаточно приспособленным в природном смысле, иначе всю жизнь будешь мучиться.
.
***
Из интервью с В. Бутусовым, «Музыкальная газета» №21 (135), 1999 г.:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0501-music-newspaper/
— Вам больше по душе какие вещи — тихие или же темповые, драйвовые?
— Темпераментные. Но поскольку я человек спокойный, то мне спокойные песни как бы естественней даются. А когда мы исполняли драйвовые вещи, то чувствовался определенный энергетический предел, основанный на твоих физических, природных данных… Мне, например, нравилось играть чужие песни, поорать их, а те песни, что я сочинял, — они, да, в основном достаточно спокойные. Были какие-то такие всплески, но у каждого музыканта в жизни бывают периоды, когда он вдруг начинает нести бог весть что. Для меня идеальным до сих пор остался концертный саунд Аквариума состава периода 90-го года: он был электрический, но такой достаточно мягкий, обволакивающий. Такого саунда у Наутилуса не было, за исключением акустического концерта, который мы давали в «Горбушке», что-то такое получилось. Это был, как мне кажется, последний такой виток Наутилуса за счет того, что мы качество немножко поменяли.
…— И все же хорошо, что в вашей жизни был Наутилус?
— Я думаю, что все было хорошо, и мы вовремя успели оказаться в той музыкальной среде — в рок-музыке, когда она была ТАК интересна, когда она была окутана дымкой полузапрета, полна романтизма. Кроме того, нам самим было все интересно, нам была близка вся эта эстетика, мы сами ее выбрали. Все совпало в атмосфере. 87-й, 88-й год… давно это было… А потом начался конвейер… Ну и все… На этом, как правило, общие интересы переходят в личные. Наступает рутина. По крайней мере я за себя могу так сказать точно: мне было все равно, где я нахожусь на гастролях, в каком городе, лишь бы побыстрее концерт отыграть. Как на работу ходил на концерты. На тяжелую работу.
.
***
Из интервью с В. Бутусовым, «Столица С» №11 (438), 14 марта 2001 г.:
http://naunaunau.narod.ru/articles/0096-interview-2001/
В. Бутусов: — …Я вообще предрасположен к относительно спокойной и тихой студийной работе. Получаю от этого моральное удовольствие. А когда выхожу на сцену, чувствую какую-то неловкость. Музыкант, на мой взгляд, должен стремиться к общению с народом. Может быть, у меня какая-то особая психологическая подготовка, может, воспитание другое, не знаю. Но мне это не дано… Многие меня спрашивают, почему я пою свои песни с закрытыми глазами…
— Действительно, почему?
В. Бутусов: — Все происходит на каком-то психологическом уровне. Если во время выступления боишься что-то забыть или не так сделать, обязательно начинаешь спотыкаться. А когда все идет на рефлекторном уровне, чувствуешь себя спокойно. Именно поэтому я закрываю глаза… а не потому, что не хочу видеть своего зрителя, как пишут многие журналисты. Иногда мне хочется собрать весь народ в зале и увести куда-нибудь далеко-далеко… где всем будет спокойнее.
_______________________________________________________________________
<<< Вернуться на главную страницу группы НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС
<<< Вернуться на страницу «Дискография группы НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС«
<<< Вернуться на страницу «Песни группы НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС по алфавиту»
Автор и координатор проекта «РОК-ПЕСНИ: толкование» — © Сергей Курий