«Алиса в Стране Чудес» — 9.4. Морская школа

Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»

<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>

1985_Gorohovskiy_07
Рис. Гороховского.
(больше иллюстраций см. в «Галерее Льюиса Кэрролла»)

 

ОРИГИНАЛ на английском (1865):

The Mock Turtle went on:

“We had the best of educations—in fact, we went to school every day—” ”I’VE been to a day-school<80>, too,” said Alice; “you needn’t be so proud as all that.”

“With extras?<81>” asked the Mock Turtle a little anxiously.

“Yes,” said Alice, “we learned French and music.’ ‘

“And washing?” said the Mock Turtle.

“Certainly not!” said Alice indignantly.

“Ah! then yours wasn’t a really good school » said the Mock Turtle in a tone of great relief.

“Now at OURS they had at the end of the bill, “French, music, AND WASHING—extra.’<82>”

“You couldn’t have wanted it much,” said Alice; “living at the bottom of the sea.”

“I couldn’t afford to learn it,” said the Mock Turtle with a sigh. “I only took the regular course.”

“What was that ?” inquired Alice.

“Reeling and Writhing, of course, to begin with,” the Mock Turtle replied; “and then the different branches of Arithmetic—Ambition, Distraction, Uglification, and Derision.”<83>

“I never heard of “Uglification,’ » Alice ventured to say. “What is it?”

The Gryphon lifted up both its paws in surprise, “What! Never heard of uglifying!<84>” it exclaimed. “You know what to beautify is, I suppose?”

“Yes,” said Alice doubtfully: “it means—to—make—anything—prettier.”

“Well, then,” the Gryphon went on, “if you don’t know what to uglify is, you must be a simpleton.”

Alice did not feel encouraged to ask any more questions about it, so she turned to the Mock Turtle, and said, “What else had you to learn?”

“Well, there was Mystery,” the Mock Turtle replied, counting off the subjects on his flappers, “—Mystery, ancient and modern, with Seaography<85>: then Drawling—the Drawling-master was an old conger-eel, that used to come once a week: HE taught us Drawling, Stretching, and Fainting in Coils.<86>”

“What was THAT like?” said Alice.

“Well, I can’t show it you myself,” the Mock Turtle said: “I’m too stiff. And the Gryphon never learnt it.”

“Hadn’t time,” said the Gryphon: “I went to the Classical master, though. HE was an old crab<87>, he was.”

“I never went to him,” the Mock Turtle said with a sigh: “he taught Laughing and Grief<88>, they used to say.»

“So he did, so he did,” said the Gryphon, sighing in his turn; and both creatures hid their faces in their paws.

“And how many hours a day did you do lessons?” said Alice, in a hurry to change the subject.

“Ten hours the first day,” said the Mock Turtle: “nine the next, and so on.”

“What a curious plan!” exclaimed Alice.

“That’s the reason they’re called lessons,<89>” the Gryphon remarked: “because they lessen from day to day.”

This was quite a new idea to Alice, and she thought it over a little before she made her next remark. “Then the eleventh day must have been a holiday ?”

“Of course it was,” said the Mock Turtle.

“And how did you manage on the twelfth? Alice went on eagerly.

“That’s enough about lessons,” the Gryphon interrupted in a very decided tone: “tell her something about the games now.”

——

Из примечаний к интерактивной образовательной программе «Мир Алисы» (Изд-во «Комтех», 1997):

80 — day-school — школа, посещаемая детьми, которые живут с родителями, в отличие от boarding-school — школы-интерната, где дети живут в течение всего учебного года и приезжают домой только на каникулы

81 — extras — необязательные предметы, которым детей обучают за дополнительную плату

82 — «French, music and washing — extra» — эта фраза часто стояла на счетах, присылаемых из школ-интернатов родителям учеников. Она означала, что за уроки французского, музыки и стирку белья в школе взималась дополнительная плата.

83 — Название предметов в морской школе построены на игре слов, как правило, эти названия вызывают неприятные ассоциации;

Reeling => Reading
Writhing => Writing

Морская арифметика:
Ambition => Addition (+)
Distraction => Substraction (-)
Uglification => Multiplicafcion (x)
Derision => Division (:)

84 — to uglify — антоним, образованный автором по аналогии с глаголом to beautify

85 — Mystery => History
Seaography => Geography

86 — Drawling, Stretching and Fainting in Coils => Drawing, Sketching and Painting in Oils.
Fainting in Coils буквально означает падать в обморок, сворачиваясь кольцами. Вот почему на вопрос Алисы Фальшивая Черепаха отвечает: I can’t show it you myself. I’m too stiff. — Я не могу тебе этого показать. Я слишком плохо сгибаюсь.

87 — He was an old crab — здесь игра слов, основанная на двойном значении слова crab: 1. краб; 2. старый ворчун.

88 — Laughing and Grief => Latin and Greek

89 — That’s the reason they’re called lessons — игра слов, построенная на одинаковом произношении разных слов:
1. lesson (сущ.) — урок;
2. lessen (гл.) — уменьшаться.

——

Л. Головчинская. Из комментариев к изданию «Alice’s Adventures in Wonderland» (М.: Издательство «Прогресс», 1967):

day-school — школа, посещаемая детьми, которые живут с родителями, в отличие от boarding-school — школы, где дети живут в течение всего учебного года и приезжают домой только на каникулы

extras — необязательные предметы, которым детей обучают за дополнительную плату

French, music and washing — extra. — Эти слова часто встречались в счетах школы-интерната (boarding-school). При этом, разумеется, имелось в виду, что детей обучают за дополнительную плату французскому языку и музыке, и кроме того с них взимают какую-то сумму за стирку их белья.

I only took the regular course. — Я проходил только основной курс.

Название всех предметов, которые проходила в школе Фальшивая Черепаха, построены на своеобразной игре слов: Reeling and Writhing — вертеться и корчиться, т.е. Reading and Writing. Характерно, что названные слова вызывают неприятные ассоциации, так же как и четыре действия арифметики, которой училась Черепаха:
Ambition, т е. Addition (-]-)
Distraction, т.е. Substraction (—)
Uglification, т.е. Multiplication (X)
Derision, т.е. Division (:)

to uglify — антоним, образованный автором по аналогии с глаголом to beautify

Mystery … with Seaography, т.е. History with Geography

Drawling, Stretching and Fainting in Coils — т.е. Drawing, Sketching and Painting in Oils. Fainting in Coils буквально означает падать в обморок, сворачиваясь кольцами. Вот почему на вопрос Алисы Фальшивая Черепаха отвечает: I can’t show it you myself. I’m too stiff — Я не могу тебе этого показать. Я слишком плохо сгибаюсь.

Не was an old crab — здесь игра слов, основанная на двойном значении слова crab:
1. краб;
2. старый ворчун Laughing and Grief — т.е. Latin and Greek so he did — вот именно

That’s the reason they’re called lessons — игра слов, построенная на одинаковом произношении разных слов:
1. lesson (сущ.) — урок;
2. lessen (гл.) — уменьшаться.

____________________________________________________

Перевод Нины Демуровой (1967, 1978):

– Образование мы получили самое хорошее, – продолжал Черепаха Квази. – И немудрено – ведь мы ходили в школу каждый день…
– Я тоже ходила в школу каждый день, – сказала Алиса. – Ничего особенного в этом нет.

– А дополнительно тебя чему-нибудь учили? – спросил Квази с тревогой.

– Да, – ответила Алиса. – Музыке и французскому.

– А стирке? – быстро сказал Черепаха Квази.

– Нет, конечно, – с негодованием отвечала Алиса.

– Ну, значит, школа у тебя была неважная, – произнес с облегчением Квази. – А у нас в школе к счету всегда приписывали: «Плата за французский, музыку и стирку дополнительно» <62>.

– Зачем вам стирка? – спросила Алиса. – Ведь вы жили на дне морском.

– Все равно я не мог заниматься стиркой, – вздохнул Черепаха Квази. – Мне она была не по карману. Я изучал только обязательные предметы.

– Какие? – спросила Алиса.

– Сначала мы, как полагается, Чихали и Пищали, – отвечал Черепаха Квази. – А потом принялись за четыре действия Арифметики: Скольжение, Причитание, Умиление и Изнеможение <63>.

– Я о «Причитании» никогда не слыхала, – рискнула заметить Алиса.

– Никогда не слыхала о «Причитании»! – воскликнул Грифон, воздевая лапы к небу. – Что такое «читать», надеюсь, ты знаешь?

– Да, – отвечала Алиса неуверенно, – смотреть, что написано в книжке и… читать.

– Ну да, – сказал Грифон, – и если ты при этом не знаешь, что такое «причитать», значит, ты совсем дурочка.

У Алисы пропала всякая охота выяснять, что такое «Причитание», она повернулась к Черепахе Квази и спросила:
– А что еще вы учили?

– Были у нас еще Рифы – Древней Греции и Древнего Рима, Грязнописание и Мать-и-мачеха. И еще Мимические опыты; мимиком у нас был старый угорь, он приходил раз в неделю. Он же учил нас Триконометрии, Физиономии…

– Физиономии? – переспросила Алиса.

– Я тебе этого показать не смогу, – отвечал Черепаха Квази. – Стар я уже для этого. А Грифон ею не занимался.

– Времени у меня не было, – подтвердил Грифон. – Зато я получил классическое образование.

– Как это? – спросила Алиса.

– А вот как, – отвечал Грифон. – Мы с моим учителем, крабом-старичком, уходили на улицу и целый день играли в классики. Какой был учитель!

– Настоящий классик! – со вздохом сказал Квази. – Но я к нему не попал… Говорят, он учил Латуни, Драматике и Мексике…

– Это уж точно, – согласился Грифон. И оба повесили головы и вздохнули.

– А долго у вас шли занятия? – спросила Алиса, торопясь перевести разговор.

– Это зависело от нас, – отвечал Черепаха Квази. – Как все займем, так и кончим.

– Займете? – удивилась Алиса.

– Занятия почему так называются? – пояснил Грифон. – Потому что на занятиях мы у нашего учителя ум занимаем… А как все займем и ничего ему не оставим, тут же и кончим. В таких случаях говорят: «Ему ума не занимать»… Поняла?

Это было настолько ново для Алисы, что она невольно задумалась.
– А что же тогда с учителем происходит? – спросила она немного спустя.

– Может, хватит про уроки, – вмешался решительно Грифон. – Расскажи-ка ей про наши игры…

—-

Из примечаний М. Гарднера:

62 — Эта фраза нередко стояла на школьных счетах, присылаемых во времена Кэрролла родителям учеников. Она означала, конечно, что за уроки французского и музыки, равно как и за стирку белья в школе, взималась дополнительная плата.

63 — Вряд ли следует отмечать, что названия всех предметов, о которых говорит Черепаха Квази, строятся на каламбурах (reading, writing, addition, subtraction, multiplication, division, history, geography, drawing, sketching, painting in oils, Latin, Greek). Эта и последующая главы буквально кишат каламбурами. Дети их любят, но большинство современных знатоков того, что следует любить детям, полагают, что каламбуры снижают литературные достоинства детских книг.

____________________________________________________

Адаптированный перевод (без упрощения текста оригинала)
(«Английский с Льюисом Кэрроллом. Алиса в стране чудес»
М.: АСТ, 2009)
Пособие подготовили Ольга Ламонова и Алексей Шипулин
:

Псевдо-Черепаха продолжил.
‘Мы получили самое лучшее образование <«лучшее из образований»> — на самом деле, мы ходили в школу каждый день…’
‘Я тоже ходила в дневную школу [30]),’ сказала Алиса; ‘вам не обязательно так уж гордиться этим.’
‘И дополнительные занятия /у тебя были/?’ спросил Псевдо-Черепаха с некоторой тревогой.
‘Да,’ сказала Алиса, ‘мы изучали французский и музыку.’
‘А стирку?’ сказал Псевдо-Черепаха.
‘Конечно же, нет!’ сказала Алиса с негодованием.
‘Ну, тогда твоя школа не была действительно хорошей,’ сказал Псевдо-Черепаха тоном величайшего облегчения. ‘Так вот, в нашей школе в конце счета /приписывали/: «Французский, музыка и стирка — за дополнительную плату» [31]’
‘Вряд ли вы сильно нуждались в ней,’ сказала Алиса; ‘раз жили на дне моря.’
‘Я не мог себе позволить изучать ее.’ сказал Псевдо-Черепаха с вздохом. ‘Я изучал только /предметы/ обязательного курса.’
‘И что он включал)?’ спросила Алиса.
‘Кружение и Извивание, конечно же, для начала [32],’ ответил Псевдо-Черепаха; ‘и затем различные арифметические выражения — Стремление [33], Развлечение [34], Омерзление [36], и Высмеивание [36].’
‘Я никогда не слышала об «Омерзлении», осмелилась сказать Алиса. ‘Что это?’
Грифон поднял обе лапы от удивления. ‘Что! Никогда не слышала об омерзлении!’ воскликнул он. ‘Ты же знаешь, что значит «украшать», я полагаю?’
‘Да,’ нерешительно сказала Алиса: ‘это значит сделать что-нибудь… красивее.’
‘Ну, тогда,’ продолжил Грифон, ‘если ты не знаешь, что значит «омерзлять», то ты дурочка <«простушка»>.’
Алиса вовсе не чувствовала себя ободренной/побужденной, чтобы задавать еще вопросы об этом /»обезображивании»/, поэтому она повернулась к Псевдо-Черепахе и сказала: «Что еще вы должны были изучать?».’

‘Ну, были еще Тайны,’ ответил Псевдо-Черепаха, отсчитывая предметы на своих ластах, ‘— Тайны — древние и современные, с Мореграфией: потом еще Протяжное Говорение — учителем Протяжного Говорения был старый морской угорь, (он бывало приходил один раз в неделю): он учил нас Протяжному Говорению [37], Растягиванию [38], и Спиральному-Паданию-в-обморок [39].’
‘А это на что было похоже?’ сказала Алиса.
‘Ну, сам я не могу тебе его показать,’ сказал Псевдо-Черепаха: ‘Я слишком уж негибок. А Грифон никогда не изучал его.’
‘Не было времени,’ сказал Грифон: ‘Хотя я ходил к учителю классических языков и литературы. Это был старый краб, да был <= вот уж то был старый краб>.’
‘Яникогда не ходил к нему,’ сказал Псевдо-Черепаха со вздохом: ‘он обучал Смеху и Печали, так говорили [40].’
‘Так и было <«так он и обучал»>, сказал Грифон, вздыхая в свою очередь; и оба создания закрыли свои мордочки лапами.

‘А сколько часов в день вы делали уроки?’ спросила Алиса, спеша сменить тему разговора.
‘Десять часов в первый день,’ сказал Псевдо-Черепаха: ‘девять на следующий и так далее.’
‘Какая странная программа!’ воскликнула Алиса.
‘По этой причине они и называются уроками,’ заметил Грифон: ‘потому что они уменьшаются день ото дня.'[41]

Это была совершенно новая мысль для Алисы, и она обдумала ее, прежде чем она высказала следующее замечание. ‘Значит, на одиннадцатый день должен был быть выходной?’
‘Конечно, так и было,’ сказал Псевдо-Черепаха.
‘А что вы делали на двенадцатый день?’ заинтересованно продолжала Алиса.
‘Достаточно /разговоров/ об уроках,’ прервал /ее/ Грифон весьма решительным голосом: ‘а теперь расскажи ей что-нибудь про игры.’

——

ПРИМЕЧАНИЯ:

30 — day-school — Школа, посещаемая детьми, которые живут с родителями, в отличие от boarding-school — школы, где дети живут в течение всего учебного года и приезжают домой только на каникулы.

31 — French, music and washing—extra. — Эти слова встречались в счетах школы-интерната. При этом имелось в виду, что детей обучают за дополнительную плату французскому языку и музыке, и кроме того с них взимают какую-то сумму за стирку их белья.

32 — to reel — кружиться, вертеться; to writhe — корчиться, извиваться; ср.: reeling [ri:lIN] и reading [‘ri:dIN] /чтение/; writhing [raIDIN] и writing [‘raItIN] /письмо/.

33 — ambition [xm’bISn] — честолюбие; стремление; ср.: addition [q’dISn] — сложение.

34 — distraction [dIs’trxkSn] — отвлечение внимания; ср.: развлечение; subtraction [sqb’trxkSn] — вычитание.

35 — В оригинале — uglification [«AglIfI’keISn] /несуществующее слово/; ср.: multiplication [«mAltIplI’keISn] — умножение; ugly — безобразный, уродливый; мерзкий, отталкивающий.

36 — В оригинале — derision [dI’rIZn]; ср.: division [dI’vIZn] — деление.

37 — В оригинале — drawling [drO:lIN]; ср.: drawing [‘drO:IN] — рисование; to drawl — растягивать слова, произносить с подчеркнутой медлительностью.

38 — to stretch — тянуться, растягиваться; stretching [stretSIN]; ср.: sketching [‘sketSIN] — рисование эскизов.

39 — ср.: painting in oils — рисование масляными красками; to faint — падать в обморок; coil — виток, кольцо /веревки, каната, змеи и т. п./

40 — В оригинале — laughing [‘lQ:fIN]; grief [gri:f]; ср.: Latin [‘lxtIn] — латынь; Greek [gri:k] — греческий язык.

 41 — ср.: lesson [lesn] — урок и lessen [lesn] — уменьшаться.

 

____________________________________________________

Анонимный перевод (издание 1879 г.):

«Я тоже хожу в школу, нечего вам стало-быть, так хвастаться!» прерывает Соня.

«А есть у вас дополнительные предметы за особую плату!» хвастливо спросила телячья головка.

„Как же, французский и музыка».

„А стирке вас учат?»

„Какой вздор! конечно, не учат», с негодованием говорит Соня.

«Ну, хороша же эта ваша школа! самая пустая!» решительно выговорила телячья головка и самодовольно вздохнула. „Нет у нас учили.»

«Что же вы стирали? ведь вы жили в воде?» насмешливо заметила Соня.

„По бедности я не могла этому обучаться», вздохнула телячья головка. «Ну чему же вас учат?»

„Нас сначала учат читать, потом идут склонение, спряжение…»

„Да, да, да», подхватила телячья головка, „слоняние, наряжание…»

„А по скольку часов в день вас учили?» поторопилась Соня повернуть разговор, видя, что головка понесла чепуху.

„По десяти часов в первый день, по девяти — на второй, и так далее, все на ущерб».

«Скажите, какой странный порядок?» удивилась Соня.

„Ничего не странно! Сама увидишь. Ведь иначе никогда не отучишься. Вот понемногу ученье-то и убавлялось.»

Такая новая мысль очень заняла Соню; она задумалась над ней и собралась, было, с новым вопросом.

.

____________________________________________________

Перевод М. Д. Гранстрем (1908):

— Ну, продолжай же! — крикнул гриф черепахе.
— Итак, мы ходили в школу и я и прилежно училась…
— Чему же ты училась гам? — спросила Аня.
— Я училась лежать, ловить, объедаться.
Аня с недоумением посмотрела на черепаху.
— Довольно об уроках! — крикнул гриф, — разскажи нам как вы играли в море.

____________________________________________________

Перевод Александры Рождественской (1908-1909):

 — Мы получили  прекрасное  образование, — продолжала черепаха, — и ходили в школу каждый день…
— Я тоже ходила каждый день в школу, — сказала Алиса, — ты напрасно так гордишься этим.

— А были у вас необязательные предметы? — с беспокойством спросила черепаха.

— Да, были, — ответила Алиса. — Французский язык и музыка.

— И стирка?

— Нет, стирки не было, — негодуя ответила Алиса.

— Ну, значит твоя школа была хуже, — сказала, облегченно вздохнув, черепаха. — А мы учились французскому языку, музыке и стирке.

— А сколько часов в день вы учились? — спросила Алиса.

— В первый день — десять, во второй — девять и т. д.

— Как странно! — сказала Алиса. — Значит в одиннадцатый день у вас был праздник?

— Конечно,  так, — ответила черепаха.

— А что же было в двенадцатый?

— Довольно толковать об уроках, — сказал гриф. — Расскажи ей лучше что-нибудь про игры.

____________________________________________________

Перевод Allegro (Поликсена Сергеевна Соловьёва) (1909):

Черепаха из телячьей головки продолжала:

— Мы получили самое высшее образование… уверяю вас, мы приходили в школу каждый день…

— Я тоже училась в школе, где были только приходящие, — сказала Алиса. — Вам совершенно нечем так гордиться.

— И там были уроки сверх положенных занятий? — с некоторыми беспокойством спросила Черепаха из телячьей головки.

— Да, — отвечала Алиса, — мы учились французскому языку и музыке.

— А стирке? — спросила Черепаха из телячьей головки.

— Конечно нет! — сказала Алиса с негодованием.

— А! Ну так ваша школа не была настоящей хорошей школой, — произнесла Черепаха из телячьей головки тоном величайшего облегчения. — А в нашей школе, в конце объявления об ней стояло: „Французский язык, музыка и стирка сверх положенных занятий.“

— Вам стирка была совсем ни к чему, — сказала Алиса, — ведь вы жили на дне моря.

— Я не была в состоянии ей учиться, — отвечала се вздохом Черепаха из телячьей головки, — я проходила только обязательный курс.

— А в чем он состоял? — осведомилась Алиса.

— Ну, сначала, конечно в чесании и питании, — отвечала Черепаха из телячьей головки, — а потом в изучении четырех правил арифметики: кружения, выгибания, искажения и поглупения.

— Я никогда не слыхала ничего подобного, что же это такое: „искажение»? — решилась спросить Алиса.

Гриф от изумления подняли обе лапы вверх.

— Никогда не слыхали! — воскликнули они. — Я надеюсь, вы знаете, что значит прикрасить?

— Да, — отвечала Алиса си некоторыми сомнением, — это значит… сделать кого-нибудь красивее.

— Ну да, — продолжали Гриф, — и если вы не знаете, что такое значит „исказить», то вы еще совсем глупенькая.

У Алисы пропала всякая охота задавать вопросы в этом направлении. Она повернулась к Черепахе из телячьей головки и сказала:

— А еще чему вы учились?

— Ну, еще была глистория, — отвечала Черепаха из телячьей головки, перечисляя предметы по перепонками лапок.

— Глистория древняя и новая и мореграфия. Потоми было риса-сование, его преподавали один угоревший угорь; приходил он обыкновенно рази в неделю. Они учили нас риса-сованию себе в рот, чертежу, чтобы уметь поступать, очертя голову, и живописи, чтобы живо писать всякий вздор.

— Как же вы это делали? — спросила Алиса.

— Теперь я вам этого не могу показать, — отвечала Черепаха из телячьей головки, — у меня слишком неповоротливые мозги в голове. А Гриф — он никогда этому не учился.

— Мне было некогда, — вставили Гриф, — я ходили на уроки древних языков. Брал я эти уроки у рака.

— Я к нему не ходила, — заметила со вздохом Черепаха из телячьей головки, — мне всегда казалось, что он не преподает древние языки, а подает свежие; мне это уже тогда было неприятно.

— Да, да! И от всего этого остались одни только воспоминания, — задумчиво произнес Гриф, вздыхая в свою очередь, и оба закрыли лапами лица.

— А сколько часов в день вы учились? — спросила Алиса, спеша переменить разговор.

— В первый день десять часов, — отвечала Черепаха из телячьей головки, — во второй — девять и так далее.

— Какое странное расписание! — воскликнула Алиса.

— Слово „заниматься» показывает, — пояснил Гриф, — что уроки должны постепенно занимать всё меньше и меньше времени, и даже заря к тому времени, когда начинается ученье, занимается все позднее и позднее.

Это было совершенно ново для Алисы, и она невольно задумалась на несколько времени, прежде чем задать следующий вопрос:

— Значит, на одиннадцатый день у вас был праздник?

— Ну, конечно, — отвечала Черепаха из телячьей головки.

— А на двенадцатый день что же вы делали? — живо продолжала допрашивать Алиса.

— Довольно об уроках, — перебил с самым решительным видом Гриф. — Теперь расскажи ей что-нибудь об играх.

 

____________________________________________________

Перевод М. П. Чехова (предположительно) (1913):

   <Эта сцена в переводе отсутствует — С.К.>

____________________________________________________

Перевод Владимира Набокова (1923):

   Чепупаха продолжала;
— Мы получали самое лучшее образованье — мы ходили в  школу ежедневно.
— Я это тоже делала, — сказала Аня. — Нечего вам  гордиться этим.

— А какие были у вас предметы? — спросила Чепупаха с легкой тревогой.

— Да всякие, — ответила Аня, — география, французский…

— И поведенье? — осведомилась Чепупаха.

— Конечно, нет! — воскликнула Аня.

— Ну так ваша школа была не  такая  хорошая,  как  наша,  — сказала Чепупаха с видом огромного облегченья. — У нас, видите ли, на листке с отметками стояло между  прочими  предметами  и «поведенье».

— И вы прошли это? — спросила Аня.

— Плата за этот предмет была особая,  слишком  дорогая  для меня, — вздохнула Чепупаха. — Я проходила только обычный курс.

— Чему же вы учились? — полюбопытствовала Аня.

— Сперва, конечно, — чесать и питать. Затем были четыре правила арифметики: служенье, выметанье, уморженье и пиленье.

— Я никогда не слышала об уморженьи, — робко сказала Аня. — Что это такое?

Гриф удивленно поднял лапы к небу. «Крота можно укротить? — спросил он.

— Да… как будто можно, — ответила Аня неуверенно.

— Ну так, значит, и моржа можно уморжить, — продолжал Гриф. — Если вы этого не понимаете, вы просто дурочка.

Аня почувствовала, что лучше переменить разг Она снова обратилась к Чепупахе: «Какие же еще у вас были предметы?»

— Много еще, — ответила та. —  Была,  например,  лукомория, древняя и новая, затем — арфография (это мы учились на арфе играть), затем делали мы  гимнастику. Самое трудное было — язвительное наклонение.

— На что это было похоже? — спросила Аня.

— Я не могу сама показать, — сказала Чепупаха. — Суставы мои утратили свою гибкость. А Гриф никогда этому не учился.

— Некогда было, — сказал Гриф. — Я ходил к другому учителю — к Карпу Карповичу.

— Я никогда у него не училась, — вздохнула Чепупаха. — Он, говорят, преподавал Ангельский язык.

— Именно так, именно так, — проговорил Гриф, в свою очередь вздохнув. И оба зверя закрылись лапками.

— А сколько в день у вас было уроков? — спросила Аня, спеша переменить разговор.

— У нас были не уроки, а  укоры,  —  ответила  Чепупаха. — Десять укоров первый день, девять — в следующий и так далее.

— Какое странное распределенье! — воскликнула Аня.

— Поэтому они и назывались укорами — укорачивались, понимаете? — заметил Гриф.

Аня подумала над этим. Потом сказала: «Значит, одиннадцатый день был свободный?»

— Разумеется, — ответила Чепупаха.

— А как же  вы  делали  потом,  в  двенадцатый  день?  —  с любопытством спросила Аня.

— Ну, довольно об этом! — решительным тоном перебил Гриф. — Расскажи ей теперь о своих играх.

.

____________________________________________________

Перевод А. Д’Актиля (Анатолия Френкеля) (1923):

Фальшивая Черепаха продолжала:
— Нам дали самое — лучшее воспитание. В самом деле, мы посещали школу ежедневно…
— Я тоже ходила в школу каждый день, пока не наступили каникулы,— заявила Алиса,— Здесь нечем гордиться!

— С необязательными предметами?— спросила Фальшивая Черепаха, насторожившись.

— С необязательными,— сказала Алиса.— Нас учили французскому языку и музыке.

— А стирке?— спросила Фальшивая Черепаха.

— Конечно, нет!— воскликнула Алиса презрительно.

— В таком случае, твоя школа не была самой лучшей!— сказала Фальшивая Черепаха тоном глубокого облегчения.— В нашей программе значилось: необязательные предметы — французский, музыка и стирка — за особую плату.

— Едва ли вы очень нуждались в стирке,— заметила Алиса,— раз вы жили на дне моря.

— Я не могла позволить себе роскошь изучать необязательные предметы!— со вздохом сказала Фальшивая Черепаха.— Я проходила только обязательный курс.

— Из чего он состоял?— полюбопытствовала Алиса.

— Во-первых, нас учили чихать и пищать,— ответила Фальшивая Черепаха.— Потом четырем действиям арифметики: свержению, почитанию, уважению и дивлению.

— Я ни разу не слышала о «дивлении»,— рискнула вставить Алиса.— Что это такое?

Грифон в знак протеста даже поднял обе лапы.
— Ни разу не слышала о «дивлении?» — воскликнул он.— А об «удивлении» ты слыхала?

— Конечно,— сказала Алиса.

— Это то же самое, только без «у»,— сказал Грифон.— Недогадлива же ты, доложу я.

Алисе не захотелось после этого продолжать на ту же тему, и она снова обратилась к Фальшивой Черепахе.
— Чему еще вас учили?

— Еще там был учитель рискования,— ответила Фальшивая Черепаха,— он преподавал нам все три отрасли: рискование, терпение и расспрашивание масляными глазками.

— На что это было похоже?— спросила Алиса.

— Увы, я не могу показать тебе это сама! — ответила Фальшивая Черепаха.— Мои глаза потускнели от слез. А Грифона никогда не учили этому.

— Некогда было!— сказал Грифон.— Я, впрочем, ходил к учителю-классику. Это был старый Краб — очень старый.

— Мне не пришлось у него учиться! — сказала Фальшивая Черепаха с новым вздохом.— Я только слышала, что он читал историю с парты.

— Для этого не нужно быть классиком! — пренебрежительно сказала Алиса.— Нам читала историю Спарты самая обыкновенная учительница.

— С какой парты она вам ее читала?— поспешно спросил Грифон.— С первой или с последней?

— Вы меня не поняли!— кротко возразила Алиса,— Она читала ее с кафедры.

— Вот видишь!— с торжеством сказал Грифон.— Для этого действительно не нужно быть классиком. Классик должен быть возможно ближе к классу. А парта ближе к классу, чем кафедра, а?

Такая постановка вопроса снова запутала Алису, и она поспешила переменить тему.
— А стихи наизусть вы учили?— спросила Алиса.

— Еще бы,— сказала Фальшивая Черепаха.— Мы обычно начинали их учить все хором. Сначала — первый стих, потом — второй стих, потом — третий стих… Когда, бывало, все стихнут, урок считался выученным.

Такой взгляд на поэзию и ее изучение был новостью для Алисы. Она несколько минут обмозговывала его, прежде чем высказать свое мнение.
— Но в таком случае,— сказала она,— лучшим способом учить стихи было молчать с самого начала.

— Так оно и было,— сказала Фальшивая Черепаха.

— Но в таком случае…— начала снова Алиса.

— Довольно о стихах!— перебил ее весьма решительно Грифон и добавил, обратившись к Фальшивой Черепахе,— расскажи ей теперь об играх!

____________________________________________________

Перевод Александра Оленича-Гнененко (1940):

       Мок-Тартль продолжал:
— Мы получили самое лучшее образование. Действительно, мы ходили в школу ежедневно…
— Я тоже училась в ежедневной школе, — сказала Алиса. — Вам нет надобности слишком гордиться этим.

— С необязательными предметами? — спросил Мок-Тартль, немного обеспокоенный.

— Да, — ответила Алиса, — нас учили французскому языку и музыке.

— И стирке? — сказал Мок-Тартль.

— Конечно, нет! — ответила Алиса с негодованием.

— А! В таком случае, твоя школа была не очень-то хорошей! — с большим облегчением воскликнул Мок-Тартль. — В нашей в конце программы стояло: «Французский, музыка и стирка — не обязательно».

— Едва, ли вы так уж нуждались в стирке, — сказала Алиса, — раз вы жили на дне моря.

— Мои средства не позволяли мне учиться необязательным предметам, — сказал Мок-Тартль, вздыхая. — Я мог только пройти постоянный курс.

— Чему же вас учили? — спросила Алиса.

— Сначала — чихать, и плясать, конечно, — ответил Мок-Тартль,— затем четырём правилам арифметики: Сквожению, Почитанию, Угождению и Давлению.

— Я никогда не слышала о «сквожении», — осмелилась сказать Алиса. — Что это такое?

В изумлении Грифон поднял обе лапы.
— Никогда не слышала, что значит «сквожение»!— воскликнул он. — Ты знаешь, что такое «скольжение», я полагаю?

— Да, — неуверенно сказала Алиса. — Это значит — что-то… становится чересчур… скользким…

— Ну, тогда, если ты не знаешь, что такое «сквожение», ты — простачка!

Обескураженная Алиса потеряла всякое желание задавать дальше вопросы на эту тему и, обратившись к Мок-Тартлю — Фальшивой Черепахе, спросила:
— Чему же ещё вас учили?

— Ну, там была Гастрономия… — ответил Мок-Тартль, считая предметы взмахами своих ластов. — Гастрономия, древняя и новая, с Мореграфией. Затем Верчение. Учителем Верчения был старый Морской Угорь, который обыкновенно приходил раз в неделю: о н учил нас Верчению, Выпрямлению и Свёртыванию в Кольца.

— На что это было похоже? — спросила Алиса.

— Ну, сам я не могу показать этого, — ответил Мок-Тартль.— Я недостаточно гибкий. А Грифон никогда этого не учил.

— Не было времени,— сказал Грифон.— Но всё же я ходил, к Учителю-Классику. Это был очень старый краб.

— Я никогда не учился у него, — произнёс со вздохом Мок-Тартль. — Он преподавал Латунь и Жреческий, как помнится.

— Совершенно верно, совершенно верно, — сказал Грифон, вздыхая, в свою очередь, и оба создания спрятали свои лица в лапы.

— И сколько часов в день вы занимались? — спросила Алиса, спеша переменить разговор.

— Десять часов в первый день, — ответил Мок-Тартль, — девять — в следующий и так далее.

— Вот странное расписание! — воскликнула Алиса.

— Потому-то курс и назывался постоянным, — заметил Грифон.— Число уроков постоянно уменьшалось изо дня в день…

Эта мысль была для Алисы совершенно новой, и ей пришлось немного обдумать её, прежде чем сделать следующее замечание:
— В таком случае, на одиннадцатый день должен был быть праздник?
— Конечно, так оно и было! — сказал Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха.
— А чем же вы занимались на двенадцатый день? — живо продолжала Алиса.

— Достаточно об уроках! — прервал Грифон решительным тоном. — Расскажи ей теперь что-нибудь об играх!

____________________________________________________

Перевод Бориса Заходера (1972):

— Уж у нас школа была — первый сорт! — продолжал Деликатес. — Ты, может, и этому не поверишь, но даю честное слово: у нас занятия были каждый день!
— Я, если хотите знать, тоже ходила в школу каждый день, — сказала Алиса. — Что тут особенного! Нечего так уж хвалиться! Деликатес встревожился.

— Каждый день? — повторял он в раздумье. — Да-а, интересно, на каком же уровне твоя шкода?

— Простите, я не понимаю, — сказала Алиса, — что значит на каком уровне?

— На каком уровне она стоит! — пояснил Деликатес. — Ну от поверхности моря, поняла?

— Там моря нет, — сообщила Алиса. — Она стоит в городе. Но я думаю, все-таки выше моря, конечно, над водой!

— Выше! Над водой? — переспросил Деликатес. — Ты серьезно?

Алиса молча кивнула.

— Ну, тогда это не серьезно! — с облегчением сказал Деликатес. — Какое же тогда может быть сравнение с нашей школой! Это… это верхоглядство, а не образование, вот что это такое.

Грифон фыркнул.
— Да уж, воображаю, какие вы там получаете поверхностные знания! — сказал он. — У нас мальков — и тех учат гораздо глубже! А уж кто хочет по-настоящему углубиться в науку, тот должен добраться до самого дна! Вот это и называется Законченное Низшее Образование! Но, конечно, — покачал он головой, — это не каждому дано!..

— Мне вот так и не удалось по-настоящему углупиться! Не хватило меня на это, — сказал Деликатес со вздохом. — Так я и остался при высшем образовании…

— А что же вы учили? — спросила Алиса.

Деликатес неожиданно оживился.
— Кучу всяких наук! — начал он. — Ну, первым делом, учились Чихать и Пихать. Потом арифметика, вся насквозь: Почитание, Давление, Уважение и Искажение.

— Почитание — понимаю. Уважение — понимаю. Давление — понимаю, а вот «Искажение»? Что это такое? — сказала Алиса.

Грифон с деланным удивлением всплеснул лапами.
— Не знаешь «искажения»? И чему вас там только учат! — ужаснулся он. — Ну, хоть такое простое слово «реставрировать» слыхала?

— Ну как же, — не слишком уверенно начала Алиса. — Это… это… по-моему, это — делать, как было раньше.

— Вот именно! А уж если ты после этого не понимаешь, что такое «искажение», — значит, ты девица-тупица! — победоносно объявил Грифон, после чего Алисе совершенно расхотелось задавать вопросы на эту тему. Она вновь переключилась на Деликатеса.

— А какие у вас еще были предметы? — спросила она.

— Ну, конечно, Истерия, — отвечал Деликатес, загибая лучи на своих плавниках. — Истерия, древняя и новейшая, с Биографией. Потом… раз в неделю приходила старая Мурена. Считалось, что она нас учит Рисковать Угрем и прочей муре — ну, там, Лживопись, Натюр-Морды, Верчение Тушею…

— Как-как? — спросила Алиса.

— Ну, я лично не могу тебе показать как, — сказал Деликатес, — старею, суставы не гнутся. А Грифон этого не проходил, кажется.

— Времени не хватило, — сказал Грифон. — Я увлекался Литературой, изучал классиков. Помнишь нашего словесника? Порядочный был Жук, ничего не скажешь!

— Ну как же! Я его не слушал, и то он мне все уши прожужжал! — со вздохом сказал Деликатес. — Древний Грим, Древняя Грация, эта — Или Ада, Или Рая, или как ее там звали… Смех — и Грехческий язык, Нимфология и так далее… Все — от Арфы до Омеги!

— Да, было время, было время! — в свою очередь, вздыхая, подтвердил Грифон, и оба чудища умолкли и закрыли лапами лица.**

— А сколько у вас в день было уроков? — спросила Алиса: ей хотелось поскорее отвлечь собеседников от печальных мыслей.

— Как обычно: в первый день десять уроков, — сказал Деликатес, — на Следующий — девять, потом восемь и так далее.

— Какое смешное расписание! — воскликнула Алиса, быть может, не без зависти.

— А с нашими учителями иначе не получалось, — сказал Грифон. — Текучий состав: каждый день кто-нибудь пропадал. Поэтому их и называют пропадаватели, кстати.

Алиса слушала его краем уха: ее весьма заинтересовала сама мысль о том, чтобы каждый день заниматься на час меньше.
— Так, выходит, на одиннадцатый день у вас уже были каникулы? — спросила она, закончив подсчеты.

— Само собой! — ответил Деликатес.

— А как же потом? — с еще большим интересом спросила Алиса.

— Вот что: хватит про науки! — решительно прервал Грифон. — Ты расскажи ей, старик, как мы в наше время веселились.

——

Коментарии переводчика:

** — Судя по названиям всех этих наук, не только Грифону, но и Деликатесу все-таки удалось довольно основательно углупиться. Наверно, поэтому они и закрыли лица лапами: им стало стыдно.

1974_kalinovskiy_51

____________________________________________________

Перевод Александра Щербакова (1977):

А Черепаха-Телячьи-Ножки продолжал:
— Мы  получили блестящее образование! Мы ходили в школу каждый день!
— Я тоже хожу в школу, — сказала Алиса. — И нужды нет этим гордиться.

— И у вас есть дополнительные предметы? — встревоженно спросил Черепаха-Телячьи-Ножки.

— Да,- ответила Алиса. — Мы учим французский и музыку.

— А ежедневное купание в ванне? — спросил Черепаха-Телячьи-Ножки.

— Конечно же, нет! — рассердилась Алиса.

— Ага, значит, ваша школа не так уж хороша, — успокоился Черепаха-Телячьи-Ножки.- А в объявлении о нашей школе в конце было написано: «Дополнительно: французский, музыка и ежедневное купание в ванне».

— А зачем оно вам было нужно? — спросила Алиса. — На дне-то морском.

— Я не мог себе позволить изучать его,- вздохнул Черепаха-Телячьи-Ножки.- Я кончал только основной курс.

— А что в него входило? — осведомилась Алиса.

— Само собой разумеется, Хроматика и Лавиратура,- ответил Черепаха-Телячьи-Ножки. — Потом четыре начала Арифметики: Солжение, Непочитание, Глупожение и Беление.

— Я никогда не слышала о Глупожении, — осмелилась сказать Алиса.- Что это такое?

Грифон от удивления встал на дыбы.
— Ты никогда не слышала, что значит «глупожать»? — воскликнул он. — А что такое «умно жать», ты знаешь?

— Да,- неуверенно сказала Алиса.

— Ну, если ты не понимаешь, какая разница между словами «умножать» и «глупожать», то, значит,ты простофиля, и все! — заявил Грифон.

У Алисы не хватило духу спорить по этому поводу. И она обратилась к Черепахе-Телячьи-Ножки:
—  А что еще вы проходили?

— Еще Мистерию,- ответил Черепаха-Телячьи-Ножки, пересчитывая предметы по когтям на передних ластах.- Мистерию древнюю и Мистерию новую. И Глубокологию. И еще Трясование. Учителем Трясования был один старый угорь. Он приходил раз в неделю и преподавал нам Трясование, Ляпку и Сжимопись.

— Хоть на что это похоже? — спросила Алиса.

— Сам-то я этого показать не смогу,- сказал Черепаха-Телячьи-Ножки.- Я слишком толстый. А Грифон этого не проходил.

— Не до того было,- сказал Грифон. — Я изучал классические языки. У нас учителем был старый-престарый краб.

— Я к нему так и не попал, — вздохнул Черепаха-Телячьи-Ножки. — Ходили слухи, что он преподавал Болтынь и Кречетский.

— Преподавал,- вздохнул Грифон. — Говорят, он и Самскрип знал. — И оба они опустили морды на лапы.

— А сколько у вас было в день уроков? — торопливо переменила тему Алиса.

— В первый день десять,- сказал Черепаха-Телячьи-Ножки, — на второй девять, на третий восемь и так далее.

— Какое смешное расписание! — воскликнула Алиса.

— Чем больше сразу учишься, тем меньше после мучишься, — заметил Грифон.

Эта мысль оказалась настолько  новой  для Алисы, что она немного подумала, прежде чем сказать:
— Значит, на одиннадцатый день у вас уроков не было?

— Само собой разумеется, — ответил Черепаха-Те-лячьи-Ножкн.

— А что было па двенадцатый день? — сгорая от любопытства, спросила Алиса.

— Хватит про занятия,- решительно вмешался Грифон,- расскажи ей, как мы развлекались.

____________________________________________________

Перевод Владимира Орла (1988):

Между тем Гребешок опять заговорил:
— Мы получили замечательное, из ряда вон выходящее образование… Нас каждый день воспитывал Морской Еж. Кстати, именно поэтому наша школа и называлась ежедневной…
— Ну и что! Я тоже каждый день хожу в школу,- перебила его Алиса.- Нашли чем хвастаться!

— В школу? Со всеми-всеми предметами? — всполошился Гребешок.

— Да,- подтвердила Алиса.- Нас даже учат музыке и рисованию.

— И прыжкам с вышки? — беспокойно спросил Гребешок.

— Этого только не хватало! — воскликнула Алиса.

— Ну, разве это школа! — облегченно вздохнул Гребешок. — Вот у нас в расписании прямо так и было написано:

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАНЯТИЯ

Музыка — Морская Корова
Труд — Рыба-Пила
Прыжки с вышки

— Ну какие у вас могли быть прыжки с вышки, — воскликнула Алиса, — если жили вы на дне моря!

— Мне-то эти предметы  не  довелось проходить, — вздохнул Гребешок. — Во время экзаменов у нас на море было большое волнение. От этого волнения я и провалился.

— Чему же вас учили? — с любопытством спросила Алиса.

— Ну, сперва, конечно, Почтению, Нотатению и Чистоплясанию,- ответил Гребешок. — А потом различным разделам Морефметики: Скольжению, Причитанию, Уможжению и Пилению.

— Я и не слыхивала про Уможжение, — смело призналась Алиса. — Что это такое?
Грифон сокрушенно всплеснул лапами.

— Не слыхала про Уможжение! — ахнул он. — Да ты хоть знаешь, что такое жжение, а?

— Кажется, знаю,- неуверенно ответила Алиса. — Это когда что-нибудь жжется. Верно?

— Ну вот,- продолжал Грифон, — если ты и теперь не понимаешь, что такое уможжение, ты, значит, просто дурочка.

Алисе не хотелось, чтобы Грифон и дальше продолжал в том же духе, и она торопливо спросила Гребешка:
— А что вы еще проходили?

— Что проходили? У нас еще была Болтаника,- ответил Гребешок, считая по пальцам. — Болтаника и Уродоведение, все их разделы. Потом была Палкебра и Драко-нометрия. Ну и, конечно, Водная Речь. Ее у нас вела старая Морская Корова, специально приплывала каждую неделю. У нее мы учились Хроматике, Морквологии и Свинтаксису. Но труднее всего мне давалась Физия и Хихика.
— А что такое Хроматика? — спросила Алиса.

— Танцы такие, — объяснил  Гребешок. — Но я  тебе этого не смогу показать: больно неповоротлив. А Грифона этому не учили.

— Не потянул, — пояснил Грифон.- Зато я учил иностранные языки. Меня обучала одна селедка, форменная была акула!

— Никогда у нее не занимался, — вздохнул Гребешок.- А ведь она преподавала поругальский, выспанский, наврешский, кидайский и даже упреканские языки!

— Вот-вот, — вздохнул Грифон в свой черед и зарылся мордой в лапы.

— А по скольку уроков у вас было в день? — спросила Алиса, которой разговор про школу уже надоел.

— Это  как когда, — ответил Гребешок. — Сначала десять, на следующий день девять, потом восемь и так далее.

— Какое странное расписание! — удивилась Алиса.

— Ничего не странное, — возразил Грифон. — Сначала у нас было десять уроков — вот мы и списывали по десять раз в день. Потом сделали девять, потом — восемь. Ясно? А на десятый день мы списывали по одному разу, поэтому оно так и называется — раз-списание.

Алиса поразмыслила и спросила:
— Так что же, одиннадцатый день, выходит, был выходной?

— Да,- ответил Гребешок.

— А что же было на двенадцатый день? — поинтересовалась Алиса.

— Ладно, хватит об этом, — решительно оборвал ее Грифон. — Расскажи-ка ей лучше, дружище, о том, как мы проводили наш досуг.

____________________________________________________

Перевод Леонида Яхнина (1991):

— Образование мы получили отменное, потому что отменяли занятия чуть ли не каждый день, — продолжала Телепаха.
— А я каждый день в школу ходила, — похвасталась Алиса.

— Каждый день? — забеспокоилась Телепаха. — И каждый день у вас были мороки?

— Не мороки, а уроки, — поправила Алиса, — про мороки я и не слыхала.

— Ага! — обрадовалась Телепаха. — Мороки — это морские уроки, на них нам основательно морочили голову. А сколько было мороки, когда их задавали на дом!

— А какие же предметы вы изучали? — заинтересовалась Алиса.

— Только самые главные, — важно сказала Телепаха. — Сначала, конечно, Лево и Право Плясание. Потом действия в мартемартике.

— Где? — переспросила Алиса.

— Не где, а когда — в мартике, то есть в марте. Четыре действия. Свежение. Тепление. Умножение. Вылетание, — отвечала Телепаха.

— Про Умножение я знаю! — воскликнула Алиса.

— Ты разве многоножка? — удивился Грифон. — Это у них в марте множатся ноги — умножаются. Не знают этого только разве такие двуножки, как ты.

Алиса решила оставить без внимания грубость Грифона и обратилась снова к Телепахе:
— А еще что вы изучали?

— Ну, во-первых, была у нас Злоология, — начала перечислять Телепаха, — потом Природо-едение — очень вкусный предмет. Еще Чисто-рия и Терпение по нотам. Очень уважаемый предмет — Почтение и ужасно трудный — Пло-химия. Кроме того, мы изучали Спиностранный язык.

— Спиноязык? — ахнула Алиса. — Не слыхала такого.

— Потому он и странный, — пожал плечами Грифон.

А Телепаха продолжала монотонно:
— По всем предметам были у нас Мучеб-ники. Такие толстые, что читать их одно мучение. — И она тяжело вздохнула. — А еще огромные, как киты, Китради. В них мы писали Жук-вы,   которые  тут  же   расползались,   и  такие заковыристые Чихла, что от них свербило в носу и хотелось чихать. Зато на экзаменах все как один плавали! Такое удовольствие! А уроки Пруда у нас вела Рыба Молот. Но, по правде говоря, пруд — не ее стихия.

— Ты расскажи про наказания, — напомнил Грифон.

— Да, — всхлипнула Телепаха, — иногда нам задавали хорошенькие Задрачки. В наказание.

— В наказание за что? — спросила Алиса.

— За драчки, конечно! — пояснил Грифон.

Телепаха тоскливо кивнула головой. Алиса поспешила перевести разговор.
— А какое у вас было расписание? — спросила она.

— Каждый день новое. Текущее. В первый день утекали десять часов. Во второй — девять. В третий — восемь. А на десятый день и последний час утекал. Время текло, если можно так сказать, сквозь пальцы. А учителя смотрели на это тоже сквозь пальцы.

Алиса быстро сосчитала в уме и спросила:
— Значит, на одиннадцатый день вам уже нечем было заниматься?

— Естественно! — с гордостью ответила Телепаха.

— А что же вы делали на двенадцатый? — не поняла Алиса.

— Отдыхали, — сказала Телепаха.

— Вот именно, — подтвердил Грифон. — Расскажи-ка ей, дорогуша, как мы отдыхали.

____________________________________________________

Перевод Бориса Балтера (1997):

Телепаха продолжала: «Мы получили самое лучшее водное образование — ходили в школу буквально каждый день…»
«Я тоже ходила в школу днем, — сказала Алиса, — можете этим не так уж гордиться».

«И на дополнительные?» — слегка озабоченно спросила Телепаха.

«Да, — сказала Алиса, — на французский и музыку».

«А на стирку?» — быстро спросила Телепаха. «Еще чего!» — негодующе ответила Алиса.

«Ага! Тогда твоя школа была не высшего класса, — с большим облегчением сказала Телепаха. — А у нас в счете за дополнительные всегда стояло: французский, музыка И стирка!»

«Зачем она вам — на дне моря?» — сказала Алиса.

«Я ее и не проходила — не могла себе позволить, — сказала Телепаха со вздохом. — Я ходила только на базовый курс — без него не проживешь!»

«Это что?» — осведомилась Алиса.

«ВоднАя лесть,- ответила Телепаха,- а также четыре действия морской арифметики: Служение, Почитание, Унижение и Умаление».

«А как вы делали Унижение?» — спросила Алиса.

Грифон поднял обе лапы в знак изумления. «Ты не знаешь, как делается Унижение?! — воскликнул он. — Ну, как делается возвышение, ты ведь знаешь, правда?»

«Да, — нерешительно ответила Алиса, — это когда кого-нибудь приподнимают НАД… над ним самим».

«Ну вот, — продолжал Грифон, — а унижают в море, погружая кого-нибудь В… самого себя. Ты что, двоечница, что этого не знаешь?»

Алису это совсем не вдохновило на дальнейшие расспросы, так что она повернулась к Телепахе и спросила: «А еще что вам приходилось учить?»

«Ну, например, морские Истории, старые и новые, — отвечала Телепаха, считая на пальцах, то есть на плавниках, — Подводоведение, Верчение — учитель Верчения был старый угорь; он приходил раз в неделю и учил нас Верчению и Сованию».

«А эти предметы на что похожи?» — спросила Алиса.

«Не имею возможности их показать тебе, — отвечала Телепаха,- я уже не такая гибкая, как бывало, а Грифон ничего этого не проходил».

«Времени не было, — сказал Грифон, — зато я ходил к учителю Классики. Он был старый Глупыш, вот что я тебе скажу. Преподавал Классику, а обожал Сочи и Ростов».

«Я к нему не ходила, — со вздохом сказала Телепаха, — говорят, у него еще . подпольно изучали Биологию — Три Листа и Очковых?»

«А как же, а как же»,- сказал Грифон, тоже ностальгически вздыхая, и оба создания печально уткнули головы в лапы.

Алиса поторопилась сменить тему: «А сколько часов в день у вас продолжались занятия?»

«Не занятия, а отнятия, — сказала Телепаха, — десять часов в первый день, девять во второй, и так далее».

«Какой необычный план отнятий!» — воскликнула Алиса.

«Совсем даже обычный,- заметил Грифон,- потому они в море и называются отнятия: каждый день отнимается по часу».

Это была такая новая идея для Алисы, что она немного посчитала в уме перед тем, как задать следующий вопрос. «А на одиннадцатый день — что, каникулы?»
«А как же», — сказала Телепаха.

«А на двенадцатый?» — быстро продолжала Алиса.
«Хватит об отнятиях, — решительно прервал ее Грифон, — пора рассказать ей что-нибудь об игрищах».

____________________________________________________

Перевод Андрея Кононенко (под ред. С.С.Заикиной) (1998-2000):

«Мы получили лучшее образование, ведь фактически днем мы всегда ходили учиться…» — продолжил Минтакраб.
«Я тоже ходила не в вечернюю школу», — заметила ему Алиса, «Так что не стоит так гордиться этим».

«И платные курсы проходили?» — спросил Минтакраб с легкой тревогой в голосе.

«Да», — ответила Алиса, — «Мы брали дополнительно уроки французского, музыки…»

«И стирки?!» — вставил Минтакраб.

«Конечно нет!» — ответила Алиса пренебрежительно.

«Уф-ф! Значит эта ваша школа была не так хороша», — с великим облегчением вздохнул Минтакраб, — «Вот в нашем лицее у нас в договорах писалось: «Французский, музыка и стирка — платно».»

«Живя-то на дне моря, могли бы это и не изучать», — заметила Алиса.

«А я и не мог это изучать», — ответил со вздохом Минтакраб, — «Я проходил лишь обычную программу».

«И что в нее входило?» — полюбопытствовала Алиса.

«Ну, литра и правокачание, прежде всего», — стал вспоминать Минтакраб, — «Затем различные отрасли арифметики: соление, выбивание, дурение и ужижение…»

«Я никогда не слышала об ужижении. Что это такое?» — рискнула спросить Алиса.

«Никогда не слышала об ужижении?!» — воскликнул Грифон, удивленно всплеснув лапами, — «Надеюсь, ты хоть знаешь, что такое утверждение?»

«Да», — неуверенно ответила Алиса, — «Это значит… твердо… увериться… или утвердить что-нибудь, или…»

«Вот именно», — подхватил Грифон, не дав ей закончить, — «И если ты после этого говоришь, что не знаешь ужижения, то ты полная простофиля».

Алиса не решилась продолжать расспрос на эту тему, а потому обратилась к Минтакрабу: «Что еще вы изучали?»

«Ну, у нас была ужасория», — стал перечислять по пальцам (точнее по клешням) Минтакраб, — «Древняя и новейшая ужасория, затем водография, затем выливание — преподавателем выливания был старый морской угорь, который раз в неделю учил нас чертению, скальптуре и демонстративно-раскладному искусству».

«И на что это было похоже?» — поинтересовалась Алиса.

«Ну, сам-то я не смогу тебе это показать», — ответил Минтакраб, — «Тут нужен кто-то очень гибкий, не то что я. А Грифон это никогда не учил».

«Времени не было», — оправдывался Грифон, — «Потому что я ходил к языковеду. Он был старый краб, действительно был».

«А я никогда к нему не ходил», — сказал со вздохом Минтакраб, — «Говорят, он учил конскому и тарабарскому».

«Да, да, да», — подтвердил Грифон, вздохнув в свою очередь, и оба создания закрыли мордочки лапами.

«А сколько занятий в день было у вас?» — поспешила Алиса переменить разговор.

«Десять пар в первый день, девять — следующий и так далее», — ответил Минтакраб.

«Какое странное расписание!» — воскликнула Алиса.

«На то они и пары, чтоб постепенно испаряться изо дня в день», — заметил ей Грифон.

Эта мысль оказалась настолько новой для Алисы, что она изрядно обдумала ее, прежде чем продолжить разговор: «Значит, одиннадцатый день — выходной?»

«Конечно», — ответил Минтакраб.

«И что же потом, на двенадцатый день?» — продолжала любопытствовать Алиса.

«Ну, хватит об уроках», — перебил Грифон весьма решительным тоном, — «Давай теперь о развлечениях. Расскажи-ка что-нибудь».

____________________________________________________

Перевод Юрия Нестеренко:

Якобы Черепаха продолжал:
— Мы получили лучшее образование — в самом деле, мы ведь ходили в школу каждый день…
— Я тоже каждый день хожу в школу,- сказала Алиса, — нечем вам тут так гордиться.

— С дополнительными предметами? — спросил Якобы Черепаха с некоторым беспокойством.

— Да, — ответила Алиса, — нас дополнительно учат французскому и музыке.

— А стирке? — спросил Якобы Черепаха.

— Нет, конечно же! — возмущенно воскликнула Алиса.

— Ага! Ну, значит, твоя школа не больно-то хорошая, — сказал Якобы Черепаха с большим облегчением. — А вот в нашей в конце счета всегда писали: «Французский, музыка и стирка — дополнительно».[31]

— Вряд ли стирка была вам особо нужна, — сказала Алиса, — ведь вы жили на дне морском.

— Я не мог себе позволить изучать ее, — вздохнул Якобы Черепаха. — Я проходил только обязательные предметы.

— Это какие? — осведомилась Алиса.

— Сначала, конечно, мы учились чихать и пищать, — ответил Якобы Черепаха, — а затем проходили четыре действия арифметики: служение, почитание, урожение и давление.

— Я никогда не слышала об «урожении», — рискнула заметить Алиса. — Что это такое?

Грифон в изумлении воздел обе лапы к небу.
— Никогда не слышала об урожении! — воскликнул он. — Я думаю, ты знаешь, что такое «украшать». Знаешь?

— Да, — ответила Алиса с некоторым сомнением, — это значит — делать… что-нибудь… красивей.

— Ну тогда, — заключил Грифон, — если ты не знаешь, что такое «урОдить», то ты простофиля.

У Алисы пропало всякое желание спрашивать об этом дальше, так что она повернулась к Якобы Черепахе и спросила:
— Что еще вы учили?

— Ну, еще истерию, — ответил Якобы Черепаха, считая предметы на своих ластах, — истерию, древнюю и новую, с небографией; потом еще рискование — учителем рискования был старый морской угорь, он приходил раз в неделю и учил нас рисковать, чернить и плясать мосляными трясками.

— А это еще как? — спросила Алиса.

— Ну, сам я не могу тебе показать, — сказал Якобы Черепаха, — мне гибкости недостает. А Грифон этому не учился.

— Времени не было, — ответил Грифон. — Я получал классическое образование. Мой учитель был старый рак-отшельник, да, настоящий отшельник.

— Я никогда не был на его занятиях, — сказал со вздохом Якобы Черепаха, — говорят, он учил латуни и жреческому.

— Точно, точно, — вздохнул в свою очередь Грифон, и оба существа закрыли лапами лица.

— А сколько часов в день у вас были уроки? — спросила Алиса, спеша сменить тему.

— В первый день — десять часов, — ответил Якобы Черепаха, — на следующий — девять, и так далее.

— Какое странное расписание! — воскликнула Алиса.

— Поэтому их и зовут уроками, — пояснил Грифон, — потому что с каждым днем на них все меньше времени урывают.

Эта идея была совершенно новой для Алисы, и она немного подумала, прежде чем задать следующий вопрос:
— Тогда на одиннадцатый день у вас должен был быть выходной?

— Конечно, он и был, — ответил Якобы Черепаха.

— А что же у вас получалось на двенадцатый день? — не терпелось узнать Алисе.

— Хватит об уроках, — решительно перебил Грифон, — расскажи ей теперь о наших играх.

——

Коментарии переводчика:

[31] Такая фраза действительно была обычной в счетах британских школ-интернатов, но имела, разумеется, иной смысл: дополнительная плата взималась за обучение детей факультативным предметам (французскому и музыке) и стирку их белья.

____________________________________________________

Перевод Николая Старилова:

Мнимая Черепаха продолжила.
— Мы получали прекрасное образование — ведь мы ходили в школу каждый день…
— Я тоже ходила в дневную школу, — сказала Алиса, — что тут особенного?

— С отдельно оплачиваемыми предметами? — спросила Мнимая Черепаха с некоторым беспокойством.

— Да, — сказала Алиса. — Мы учили французский язык и музыку.

— А умывание? -спросила Мнимая Черепаха.

—  Конечно, нет! — с негодованием  ответила Алиса.

— Ага! Значит твоя школа была не такая уж хорошая, — сказала Мнимая Черепаха с чувством огромного облегчения. — А вот в нашей в конце счета писали:» Французский, музыка и УМЫВАНИЕ — дополнительно.»

— Вряд ли вам это было так уж нужно на  дне-то моря, — заметила Алиса.

— Мне не удалось пройти весь курс, — вздохнула Мнимая Черепаха, — Только азы.

— Что это значит? — спросила Алиса.

— Качка. И судороги, конечно, для начала, — ответила Мнимая Черепаха, — и некоторые разделы Арифметики — Честолюбие, Рассеянность, Обезображивание и Осмеяние.

— Никогда не слышала об «Обезображивании», — осмелилась заметить Алиса. — Что это такое?

Грифон от изумления всплеснул обеими лапами: «Что?! Не знать об обезображивании? — воскликнул он. — Надеюсь, ты знаешь, что такое «украшать»?

— Да, — ответила Алиса с некоторым сомнением, — это значит…ну… делать что-то более нарядным.

— В таком случае, — продолжал Грифон, — если ты не знаешь, что значит обезображивать, ты сущая простушка.

У Алисы пропало желание дальше обсуждать эту тему и она повернулась к Мнимой Черепахе с вопросом:
— Что еще вам пришлось изучать?

— Ну, например, Таинства, — ответила Мнимая Черепаха, отсчитывая предметы на ластах. — Таинства древние и современные с Мореграфией, потом Тягучая Болтовня — Болтуном  у нас был старый  угорь, он приползал обычно раз в неделю и учил нас Тягучей Болтовне, Растягиванию и Наворачиванию -на — Катушку.

— Как это? — спросила Алиса

— Ну, я сама не могу тебе этого показать, — сказала мнимая Черепаха. — Я слишком жесткая, а Грифон никогда этому не учился.

— Не было времени, — заявил Грифон. — Я и так учился у выдающегося специалиста. Это был старый краб. Бедняга.

— Мне не довелось, — вздохнула Мнимая Черепаха. — Он, говорят, учил Смеху и Слезам?

— Так оно и было, — теперь уже вздохнул Грифон, и оба прикрыли лица лапами, погрузившись в воспоминания о золотом детстве.

— А сколько часов в день вы делали уроки? — быстро спросила Алиса, пытаясь отвлечь собеседников от грустных воспоминаний по давно прошедшему детству.

— Десять часов в первый день, — ответила Мнимая Черепаха, — девять на следующий и так далее.

— Как интересно! — воскликнула Алиса.

— Так ведь поэтому они и называются уроками, — заметил Грифон. — Потому что урочное время с каждым днем уменьшается.

Для Алисы это была большая новость, и она некоторое время переваривала ее, прежде чем сделать следующее замечание.

— Значит, на одиннадцатый день у вас должны были быть каникулы?

— Ясное дело, — сказала Мнимая Черепаха.

— А что было на двенадцатый? — нетерпеливо допытывалась Алиса.

— Ну, хватит об уроках, — прервал Грифон решительным тоном, — расскажи ей теперь что-нибудь про игры.

 

____________________________________________________

Перевод Олега Хаславского (2002):

— Мы имели лучшее образование, школу мы посещали ежедневно…

— Я тоже ходила в дневную школу, — сказала Алиса, — и очень горжусь этим.

— С дополнительными занятиями? — несколько обеспокоенно спросил Недочерепаха.

— Да, — сказала Алиса, — мы обучались французскому и музыке.

— И стирке? — сказал Недочерепаха.

— Разумеется, нет! — возмутилась Алиса.

— Ах, ну тогда у вас была не очень хорошая школа, — сказал Недочерепаха с явным облегчением. — У нас в конце счёта всегда стояло — «французский, музыка и стирка — дополнительно».

— Зачем же вам нужна была стирка, — сказала Алиса, — если вы жили на дне морском?

— Не знаю, — сказал Недочерепаха, — я мог позволить себе только обязательные предметы.

— Какие? — поинтересовалась Алиса.

— Как базовые, разумеется, выдрючивание и выкаблучивание, — ответил Недочерепаха. — А также различные арифметические действия: умножение, разложение, низложение и искажение.

— Не пойму, причём тут искажение, — осмелилась заметить Алиса.

Грифон удивлённо поднял обе лапы. — Как, ты никогда не слышала об этом арифметическом действии, как я понимаю? — воскликнул он возмущенно.

— Никогда, — смутилась Алиса.

— Хорошенькое дельце, — сказал Грифон, — какую же математику вам тогда преподавали? Или ты НИКУДЫШНАЯ ученица.

— У Алисы пропала всякая охота задавать вопросы на эту тему, она повернулась к Недочерепахе и поинтересовалась вежливо: — А какие дисциплины вы ещё проходили?

— Ну, там были всякие Истории — и древнейшие, и новейшие, — стал перечислять Недочерепаха, загибая пальцы на ластах, — ещё Морская топография — учителем Топографии был старый угорь, приходивший раз в неделю, он же преподавал нам Вытягивание, Выкручивание и Обморочную спираль.

— А на что ЭТО похоже? — спросила Алиса.

— Ну, я показать тебе этого не могу, — сказал Недочерепаха, — я слишком жёсток для таких упражнений. А Грифон никогда этому не учился.

— У меня на это не было времени, — сказал Грифон, — Я обучался Классике у Старого Краба.

— Я никогда не был у него, — со вздохом сказал Недочерепаха, — он, говорят, учил плакать и смеяться.

— Да, уж учил так учил, — сказал Грифон, вздыхая в свой черёд. И оба существа зарылись мордами в лапы.

— А сколько часов в день вы занимались? — спросила Алиса, чтобы сменить тему.

— Десять часов в первый день, сказал Недочерепаха, — девять во второй и так далее.

— Какое интересное расписание, — воскликнула Алиса.

— Потому-то их и называют уроками, — заметил Грифон, — именно потому, что их количество сокращается каждый день.

Это была новость для Алисы, и ей пришлось подумать хорошенько, прежде чем задать вопрос: — Значит, одиннадцатый день был выходным?

— Естественно, — ответил Недочерепаха.

— А что тогда было на двенадцатый? — нетерпеливо спросила Алиса.

— Хватит об уроках, — решительно оборвал её Грифон. Расскажи-ка лучше ей о наших играх.

____________________________________________________

Пересказ Александра Флори (1992, 2003):

 — Оборзование мы получили отменное, — продолжал Якобы-Черепаха, — ведь мы ходили в школу каждый день.
Алиса пожала плечами:
— Ну и что? Я тоже учусь каждый день. Этo в порядке вещей.

— Неужели? — ревниво спросил Якобы-Черепаха. — А учишься ты чему-нибудь сверх программы, дополнительно?

— Да, — ответила Алиса. – Музыке.

— А домашнему труду? – наседал Якобы-Черепаха.
— Это домоводству? – уточнила Алиса.
— А вот и нет! — возразил Якобы-Черепаха. – Домоводство – это одно, а домашний труд — совсем другое. У нас даже оценки в дневник за домашний труд выставлялись дополнительно — притом родителями.
В Алисиной школе делалось то же самое, но девочка решила не расстраивать собеседника.

— И что же это за труд? – спросила она.

— Не знаю, — вздохнул Якобы-Черепаха. – Я этому не обучался – не было денег. Я ограничился только обязательными предметами.

— Какими же? – спросила Алиса.

— Разными, – ответил рассказчик. – Сперва у нас было частописание. Потом – различные действия мифоматики. Действие первое – слежение, действие второе – выщипание, действие третье – уношение, действие четвертое – делание.

— Делание – чего? – спросила Алиса.

— Не чего,– ответил Грифон, – а просто делание как таковое.

— Но тогда это ничегонеделание, — сказала Алиса. – Я так понимаю.

— Много ты понимаешь, – отрезал Грифон.

У Алисы пропало желание выяснять, что такое «делание», и она спросила:
— А еще чему вас учили?

— Многому, — ответил Якобы-Черепаха. – Архивологии, например.
— Чему, простите?
— Архивологии. То есть копанию в архивах <1>. Эта дисциплина открывала курс исстарических наук. Они так называются потому, что изучают вещи, происходящие исстари. Еще мы проходили изящную славесность – она включала фанатику, грифику, орфогрифию, громматику, славообразование, мартологию и синкопсис. Кроме того, один старый Кит вел у нас факультатив по вообразительному искусству. Мы рисовали картины в своем воображении.

— То есть? — не поняла Алиса.

— Я тебе все равно этого не могу показать, — отмахнулся повествователь. – Стар я для таких выкрутасов. А Грифон этим не занимался.

— Некогда было, — пояснил Грифон. — Я состоял в языковой эсперантуре. А еще учился у Вальтера-Ската.

— Немецкому языку, — добавил Якобы-Черепаха.

— Как здорово! Значит, вы умеете говорить по-немецки! – спросила Алиса.

Грифон возразил:
— Не говорить, а молчать по-немецки.

— Молчать? — изумилась Алиса.

— Ну да, — невозмутимо ответил Грифон. — Немецкий язык почему так называется? Потому что на нем молчат<2>.

— И вы специально учились этому у Вальтера-Ската? — еще больше удивилась Алиса. — Почему так?

— Потому что он рыба, — снисходительно пояснил Грифон. – А кто умеет молчать лучше рыб?

Алиса догадалась:
— Потому и говорят: нем как рыба?

— Ну да! — кивнул Грифон.

— И как же он вас учил? — поинтересовалась Алиса.

Грифон степенно ответил:
— Он вел с нами сократические беседы.

Алиса подскочила:
— Вел беседы?! Но как?

— Молча! – отрезал Грифон.

— А почему они назывались сократическими?

— Потому что они то и дело сокращались: в понедельник – шесть часов, во вторник – пять и так далее.

— А воскресенье – выходной, да?

— Разумеется.

— И чем же вы занимались тогда?

— Все об уроках? — спросил Грифон. — Расскажи ей теперь о наших развлечениях.

——

ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕСКАЗЧИКА:

1 — Я делал первую версию этого пересказа в 1989 г., тогда и придумал словечко «архивология».Впоследствии оказалось, что такой термин действительно существует: он был введенв 1991 г. историком Е.В. Старостиным. Насколько он является общепринятым в исторической науке – не знаю. Впрочем, выяснилось, что аналогичный термин употреблялся французским архивистом ИвомПеротэном в 1960-х гг.

2 — Аллюзия на известное стихотворение Р. Сефа «Судак»:

Один судак —
Большой чудак,
Который жил в реке,
Умел молчать
На чистом
Французском языке.

____________________________________________________

Пересказ Александра Флори (2024, альтернативная версия):

– Оборзование<1> мы получили отменное, – продолжал Якобы-Черепаха, – ведь мы ходили в школу каждый день.
Алиса пожала плечами:
– Ну и что? Я тоже учусь каждый день. Этo нормально.
– Неужели? – ревниво спросил Якобы-Черепаха. – А учишься ты чему-нибудь факультативно?
– Да, – ответила Алиса. – Музыке.
– А Гитикам? – наседал Якобы-Черепаха.
– Чему? – изумилась Алиса.
– Гитикам! – восторженно ответил Якобы-Черепаха.
– И что же это такое? – спросила Алиса.
– Не знаю, – вздохнул Якобы-Черепаха. – И не умею. Их слишком много. Но наука умеет много Гитик <2>. Я же ограничился только обязательными предметами.
– Какими же? – спросила Алиса.
– Разными, – ответил рассказчик. – Сперва у нас было Считание.
– Может быть, счёт? – усомнилась Алиса.
– Отнюдь! – сказал Якобы-Черепаха. – Мы считывали буквы.
– А что вы делали с цифрами? – спросила Алиса.
– Выполняли различные действия Мат-Перематики: – слажение, вычеканиванье, умощение и – вожделение.
– Вожделение? – ахнула Алиса. – А что это?
– Не знаешь? – изумился Грифон. – Но, может, тебе известно, что такое вождение?
– Да, – сказала Алиса. – Это когда что-то водят.
– А что такое деление?
– Д-да, но…
– И если после этого тебе непонятно, что такое вожделение, ты, извиняюсь, такая тупая, что говорить не о чем.
У Алисы пропало желание выяснять, что такое «вожделение».
Якобы Черепаха продолжал:
– Но эту науку мы проходили частично. Поэтому учителя говорили: «Учите матчасть». А высший уровень назывался Скомпроматом.
Тогда Алисапоинтересовалась:
– А еще чему вас учили?
– Многому, – ответил Якобы-Черепаха. – Мифстории, например <3>.
– Чему, простите?
– Мифстории. То естьсказкам о прошлом. Еще у нас преподавались Лидеродурия и Скульптура Речи. Её отличительными чертами были плави́льность, тучность, развязность, празднообразие и частота. А ещё мы писали Словесные Портреты. Один из наших классов назывался Натюр-Морг, там ученики создавали гробюры
– Что? – ужаснулась Алиса.
– Изображения мёртвой природы, – пояснил повествователь. – бумажные цветы, например.
Алиса вздохнула с облегчением:
– Тогда это не так страшно. А то я подумала невесть что.
– Как сказать… Это очень страшно, – промычал Якобы-Черепаха. – А ты у нас, оказывается, еще и думаешь.
Алиса предпочла проигнорировать последнее замечание.
– А насколько это было страшно?
Якобы Черепаха ответил:
– Не знаю. Мы с Грифоном этими художествами не занимались. Нам хватало основных предметов.
– Вы, наверное, долго учились? — предположила Алиса.
– Не совсем, – ответил Якобы Черепаха. – У нас была ускоренная программа: в понедельник – шесть часов, во вторник – пять и так далее.
— А воскресенье – выходной, да?
— Разумеется.
— И чем же вы занимались тогда?
— Всё об уроках? – спросил Грифон. – Расскажи ей теперь о наших развлечениях.

——

ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕСКАЗЧИКА:

1. Оборзование — словечко из «Школы для дураков» Саши Соколова.

2. Наука умеет много гитик — фраза из карточной игры. Напомню, что сказка Л. Кэрролла связана с картами.

3. Мифстория — в оригинале: Mystery.

____________________________________________________

Перевод Михаила Блехмана (2005):

И Бычок продолжал:
— Учили нас как нигде. В школу мы ходили каждый день…
— Ну и что? — сказала Алиса. — Я тоже хожу в школу каждый день. Можете не задаваться!

— А продлёнка у тебя есть? — заволновался Морской Бычок.

— Конечно, есть. Там делают домашнее задание, гуляют и спят. Правда, я туда не хожу, меня няня забирает.

— А отбивают там всех или только некоторых?

— Какие глупости! — возмутилась Алиса.

— Так я и знал! — обрадовался Бычок. — А у нас в расписании было чёрным по белому написано: «Продлёнка: с двух до трёх прогулка, с трёх до четырёх — домашнее задание, в четыре — общий отбой и мёртвый час». Жаль, я так и не узнал, что это такое: родители не захотели сдать меня в продлёнку. Зато уроки я посещал регулярно.

— А чему вас учили? — спросила Алиска.

— Всему, что нужно и не нужно в жизни, — сказал Морской Бычок. — Сначала — то, что не нужно: не нужно сидеть, сложа лапы, не нужно работать спустя чешую, не нужно пресмыкаться и метать икру перед недостойными. Потом — нужное. Арифметика: сложение в три погибели…

— Ой, а как это? — удивилась Алиска.

— Я бы показал, да стар стал, — вздохнул Морской Бычок. — Мне теперь и одну погибель не осилить…

— Не расстраивай человека! — прикрикнул на неё Морской Волк. — До чего недогадливая!

Алиске стало стыдно.
— А что ещё вы учили по арифметике? — спросила она у Бычка.

— Много чего. Умножать радости, делить горести с друзьями…

— А отнимать?

— За кого ты нас принимаешь?! — с достоинством ответил Бычок. — Мы ни у кого ничего не отнимаем!

Он гордо вскинул голову и продолжал:
— Раз в неделю у нас было чистописание. Учил нас старый Угорь. Угрюмый был старик, зато писал чисто. Моя бабушка говаривала: «Ох, как красиво пишет! Чистый писатель!» Он нас учил писать автолапкой. Чистая работа! А стирать кляксы мы научились без труда — воды вокруг достаточно.

— А у меня был другой учитель — Морской Лев, — сказал Морской Волк.

— Говорят, он учил физике и культуре, — вздохнул Бычок. — «Физкультура» называется.

— Ещё как учил! — вздохнул Старый Морской Волк, и они зарылись лицами в лапы.

— А сколько лет вы ходили в школу? — поспешила Алиса переменить тему.

— Пока не выйдем в люди, — ответил Бычок.

— И у вас это получалось? — осторожно спросила Алиска.

— Хороший учитель кого угодно в люди выведет! — сказал Морской Волк.

— Да, добавил Бычок, — а когда выходили, у нас был выходной.

— А чем вы занимались после выходного? Неужели возвращались обратно?

— Что это мы всё об уроках да об уроках?! — решительно заявил Морской Волк. — Лучше расскажи ей, как мы играли.

____________________________________________________

Перевод Сергея Махова (2008):

И Черепах Якобы продолжил.
— Образованье получили наилучшее… представляешь — занятья каждый день…
— У меня тоже занятья ежедневно, — перебивает Алис, — потому нечего вам так уж нос-то задирать.

— А имеются у вас там дополнительные за?.. — несколько обеспокоенно начал вопрос Черепах Якобы.

— Да, туда входят французский и звукообразы, — не дослушала Алис.

— А стирка?

— Нет, конечно! — возмущена Алис.
— Фу! тогда твоё училище не из лучших, — с огромным облегченьем выдохнул Черепах Якобы. — У нас в конце счёта каждый месяц присутствовала запись: «Дополнительно — французский язык, звукообразы и стирка».

— Вряд ли вы в ней особо нуждались, живя на дне моря-то.

— Мне на её изученье средств не доставало, — вздыхает Черепах Якобы. — Я постигал только обязательные предметы.

— Какие же? — осведомляется Алис.

— Первым делом, само собой, натаскивали Витать и Плясать, а после уж всяческие вычисляемые способы сведения счётов: Нерасположение. Отнимание. Устрашение. Перераспределение.

— Прежде я про Устрашение вроде б не слыхала, — отважилась заметить Алис. — Что это за действие?

Грифон от удивленья аж обеими лапами всплеснул: «Иди ты! Отродясь не слыхала про устрашнение!» восклицает, «А чё такое украшение, небось, знаешь?»

— Ага, — с сомненьем молвит Алис. — в смысле… сделать чего-нибудь… красивей».

— Ну а коль не врубаешься, чё такое устрашнение, то ты ваще простофиля.

Алис расхотелось вникать подробней, потому она обратила взор на Черепаха Якобы: «А чего ещё приходилось изучать?»

— Ну. изучали Зимописи, — загибает тот перепонки на ластах. — Зимописи. древние да современные, с Мореведеньем; затем Чертение — учителем-то подвизался морской чёрт, приплывал обычно раз в неделю: вот он-то и преподавал нам Чертение. Рисовку и Мёртвопись Жиром.

— Про последнее расскажите поподробней.

— Ну, сам-то я тебе не изображу, — говорит Черепах Якобы, — закостенел напрочь. А Грифон её не изучал.

— Время не нашлося, — тот поясняет. — Я к учителю по Нетленке ходил зато. К древнему раку, ну который ещё греку… через реку… Без дураков.
— А я к нему ни разу не попал, — вздыхает Черепах Якобы. — Поговаривали, преподавал гречку, грецкие орехи, да латунь, латы, латки-заплатки…
— Про всё, про всё энтакое, — вздыхает в свою очередь Грифон; и оба чуда-юда уткнули морды в лапы.

— Сколько ж вам в день давали уроков? — спешит Алис отвлечь их от неприятных воспоминаний.

— В первый день десять. — всхлипывает Черепах Якобы, — на следующий девять, и так далее.

— Во любопытное расписанье! — воскликнула Алис.

— Их потому уроками и называют, — объяснил Грифон. — Надо штоб каждый день хотя б один урок пошёл впрок.

Высказанная мысль для Алис чрезвычайно нова, и прежде чем задать очередной вопрос, она её чуток обдумала: «Значит, на одиннадцатый день в занятьях перерыв?»

— Шамо шобой, — шмыгает носом Черепах Якобы.
— А на двенадцатый чего?.. — не терпится Алис.

— Хватит про уроки, — весьма решительно перебил Г рифон — Теперь поведывай ей про развлеченья.

.

____________________________________________________

Перевод Натальи Мироновой (2008):

— А вот и сказала! — воскликнул Череп-Ах. — Мы ходили в прекрасную школу и занимались каждый день…
— И сколько часов в день у вас были занятия? — поинтересовалась Алиса.
— В первый день — десять часов, — сказал Череп-Ах. — Во второй день — девять часов, ну и так далее.
— Какое странное расписание! — воскликнула Алиса. Ей эта идея показалась довольно оригинальной, и она ненадолго задумалась, прежде чем снова заговорить. — Значит, на одиннадцатый день у вас был выходной?
— Разумеется, — подтвердил Череп-Ах.
— А что же вы делали на двенадцатый день? — с любопытством спросила Алиса.

____________________________________________________

Перевод Алексея Притуляка (2012-2013):

   А Квазичерепах продолжал.
— Мы получили лучшее образование… действительно, мы ходили в школу каждый день…
— Я тоже ходила в дневную школу, — сказала Алиса. — Так что вам особо-то нечем гордиться.

— А что у вас было дополнительно, кроме основных предметов? — спросил Квазичерепах немного тревожно.

— Музыка и рукоделие, — ответила Алиса.

— А стирка и уборка? — спросил Квазичерепах.

— Конечно, нет! — ответила Алиса с негодованием.

— А! Ну, тогда это была не очень хорошая школа, — произнёс Квазичерепах с большим облегчением. — А когда приходили счета за обучение из нашей школы, то там в конце значилось: «музыка, уборка, стирка — дополнительно».

— Вам это не особо-то было нужно, я думаю, — сказала Алиса. — Вы ведь жили на дне моря.

— Я не мог позволить себе изучать это, — вздохнул Квазичерепах. — Я изучал только обязательные предметы.

— А какие? — осведомилась Алиса.

— Ну, сначала нас, конечно, учили правильно чихать, щипать и плясать, — ответил Квазичерепах. — Потом мы изучали различные арифметические действия: угажение, веление, служение, причитание.

— Я никогда не слышала про «угажение», — удивленно сказала Алиса. — Что это такое?

Грифон удивлённо всплеснул лапами.
— Как! — воскликнул он. — Никогда не слышала про угажение! Ну, ты, надеюсь, знаешь хотя бы, что означает слово «украсить»?

— Да, — робко ответила Алиса. — Это значит: сделать что-нибудь краше.

— Ну, тогда, — продолжал Грифон, — если ты не знаешь, что такое «угадить», то ты непроходимо глупа.

Алисе не очень хотелось продолжать эту тему; она повернулась к Квазичерепаху и спросила:
— А что ещё вы изучали?

— Ну, дальше были ветература, — принялся перечислять Квазичерепах, загибая пальцы, — рассование и верчение. Потом была ещё свистория, древняя и современная. Свистории нас учил старый Рак, который жил где-то далеко на горе.

— И чему он вас научил? — полюбопытствовала Алиса.

— К сожалению, я не могу вам показать, — покачал головой Квазичерепах. — Потому что мы так и не дождались, когда же, наконец, Рак на своей горе…
— Впрочем, может быть, он покажет, — не договорил Квазичерепах, кивнув на Грифона.

— Нет, — отозвался тот. — Я не учил свисторию. У меня свистнули учебник. А потом я получал классическое образование. Моим учителем был старый Краб.

— Я никогда не ходил к нему, — сказал Квазичерепах со вздохом. — Рассказывали, будто он мог говорить на этичных языках: на болтыни и по дрендибренчески.

— Мог, мог, — подтвердил Грифон, тоже вздыхая.
И оба создания горестно уткнулись лицами в лапы.

— А сколько предметов у вас бывало в учебный день? — спросила Алиса, торопясь уйти от грустной темы.

— Да сколько угодно, — ответил Квазичерепах. — У кого-то могло быть десять, у кого-то — один, а кто-то и вообще обходился без всяких предметов. Каждый мог иметь их столько, сколько вмещалось в ранец и карманы.

— Какое странное расписание! — воскликнула Алиса.

— Ничего странного, — возразил Грифон. — На то они и предметы, чтобы носить с собой только самые нужные.

Это была новая для Алисы мысль, и она подумала над ней немного, прежде чем задать следующий вопрос.
— А когда у вас бывали выходные?

— Всегда, — коротко ответил Квазичерепах.
— Каждый выходил и входил, когда хотел, — добавил Грифон.
— Но вам задавали на дом? — быстро продолжала Алиса.
— Нет, — качнул головой Квазичерепах. — Нам задавали перцу.

— Хватит уже об учёбе, — решительно прервал Грифон. — Лучше расскажи-ка ей о наших играх.

____________________________________________________

Перевод Сергея Семёнова (2016):

Фальшивая Черепаха продолжала.

«У нас было самое лучшее образование — что и говорить, каждый день мы ходили в школу…».

«Я тоже ходила в дневную школу», — сказала Алиса, — «чем хвастать? и все так!»

«А дополнительно?» — спросила Фальшивая Черепаха озабоченно.

«Ну», — начала Алиса, — «мы учили французский и музыку».

«А ещё стирку», — добавила Фальшивая Черепаха.

«Ну нет, конечно!» — возмутилась Алиса.

«А! тогда у вас не было настоящей школы», — с облегчением отметила Фальшивая Черепаха: «А вот у нас в конце списка значилось: ‘французский, музыка и стирка — дополнительно’.»

«Вам, как будто, особенно она и не нужна», — рассудила Алиса, — «если вы — в море».

«Мне это не пришлось проходить», — со вздохом призналась Фальшивая Черепаха: «Я проходила только основной курс».

«Курс чего?» — поинтересовалась Алиса.

«Частопитания, а точнее, чистописания, — разумеется, курс для начинающих», — ответила Фальшивая Черепаха: «Нас учили уписывать подчистую за обе щёки. Затем — четыре правил арифметики — начинаете вы с ложения, чесания, кончаете уможением и дили-дили».

«Я никогда не слышала про такое ‘уможение’, а потом ‘дили-дили’?» — отважилась на вопрос Алиса: «Это что?»

Грифон в изумлении пднял обе лапы. «Никогда не слышали про уможение!» — воскликнул он: «Что такое ложение вы, надеюсь, знаете. Или нет?»

«Да», — нерешительно произнесла Алиса, — «это, наверное — лечь в кровать».

«Ну вот», продолжал Грифон: «А если ещё умыться, получится уможение. А не знать про дили-дили можно только простофиле!»

После этого Алисе уже не захотелось уточнять и, повернувшись к Фальшивой Черепахе, она задала другой вопрос: «А что ещё вы учили?»

«Ну, была вристория», — начала Фальшивая Черепаха, загибая пальцы — «вристория, древняя и новейшая, и гдечтография; потом чертение, — нас учил старый морской Краб, он приходил обыкновенно раз в неделю; чертению, значит, учил, — чертыхаться, рисунку — выражаться картинками, и масляной живозашиворотописи».

«А это что такое?» — удивилась Алиса.

«Ну, я не могу так сразу показать», — сказала Фальшивая черепаха: «учил, чуть что — живо за шиворот и вмазать, чтоб уписался. Грифон, тот не учился».

«Времени не было», — сказал Грифон: «Впрочем, я посещал Учителя-классика. Это был старый Угрь, да».

«Мне не довелось его посещать», — призналась, вздохнув, Фальшивая Черепаха: «он преподавал покер и преферанс, классические варианты».

«Да, да, верно», подтвердил Грифон, вздохнув в свою очередь, и оба существа, всплеснув лапами, спрятали лица в ладонях.

«А по скольку часов в день длились у вас уроки?» — заторопилась сменить тему Алиса.

«В первый день десять часов», — сказала Фальшивая Черепаха, — «на следующий — девять, и так далее».

«Какое удивительное расписание!» — воскликнула Алиса.

«Потому они и называются уроками», — объяснил Грифон, — «чтобы урывать каждый день по часу».

Эта мысль оказалась настолько неожиданной для Алисы, что она задумалась слегка, прежде чем сделать следующее замечание: «Тогда одиннадцатый день должен быть выходной?»

«Конечно, так и было», — ответила Фальшивая Черепаха.

«А вот как вам быть с двенадцатым?» — заинтересовавшись, продолжала Алиса.

«Хватит про уроки», решительно прервал её Грифон, — «теперь расскажи-ка ей что-нибудь про игры».

 

____________________________________________________

Перевод Евгения Клюева (2018):

Черрипах продолжил:

— Наше образование было лучшим в мире, ведь мы ходили в школу каждый день…

— И я каждый день, — сказала Алиса, — так что нечем тут особенно гордиться.

— И на дополнительные занятия? — ревниво спросил Черрипах.

— Да, — кивнула Алиса, — на французский и на музыку.

— А на стирку? — придрался Черрипах.

— С какой стати! — возмутилась Алиса.

— Значит, ваша школа была не так уж хороша! — с облегчением воскликнул Черрипах. — У нас в конце счета за обучение писали: «Французский язык, музыка и стирка — дополнительно».

— Вам стирка и ни к чему была, — заметила Алиса, — на дне-то морском.

— Да я так и так ее бы не потянул, — признался Черрипах. — Я был только на обязательные предметы записан.

— Какие же это? — осведомилась Алиса.

— Ну, поначалу-то мы, понятное дело, учились чесать и плясать. Потом пошла арифметика, все четыре действия: служение, почитание, ублажение и веление.

— Я никогда не слышала об «ублажении», — не скрыла Алиса. — Что это такое?

Изумленный Грифон всплеснул обеими лапами:
— Ка-а-ак? Не слышала об «ублажении»? — воскликнул он. — Но что такое «раздражать», ты, полагаю, знаешь?

— Да, — неуверенно ответила Алиса — Это значит заставлять нервничать.

— Именно! — сказал Грифон: — Но тогда тебе должно быть известно и что такое «ублажать» — иначе ты просто неуч!

Алисе сразу расхотелось обсуждать этот вопрос дальше, и она, повернувшись к Черрипаху, спросила:
— А что вы еще проходили?

— Значит, так: мистерию, — Черрипах считал пальцы на лапах, — причем как мистерию древнего мира, так и современную, потом мореографию… да, еще мы проходили расставание: нашим учителем по расставанию был старый морской угорь, он приплывал только раз в неделю и преподавал нам расставание с натурой, верчение и возвращение в волчке.

— Это как же… в волчке? — удивилась Алиса.

— Сам показать не могу, — ответил Черрипах, — гибкость потерял, а Грифона такому не учили.

— Меня на классическое отделение записали, там на это времени не было, — объяснил Грифон. — Мой учитель был краб, причем какой… всем крабам краб!

— Жаль, я никогда у него не учился, — вздохнул Черрипах. — Он преподавал Смех и Грех, мне рассказывали…

— Так и было, — подтвердил Грифон и тоже вздохнул.

Тут они оба закрыли лица лапами.

— А сколько у вас обычно длился урок? — сменила тему Алиса.

— Первый урок — сорок пять минут, потом перемена, второй — тридцать пять, перемена, третий — двадцать пять, перемена… ну и так далее, — сказал Черрипах.

— Странно, — проговорила Алиса задумчиво, — а в моей школе все уроки были одинаковой длины.

— Перемена потому и называется «перемена», чтобы все менялось, — заметил Грифон, — иначе можно было бы и без перемен обойтись.

Для Алисы это был такой новый взгляд на слово «перемена», что она даже примолкла. Но потом все-таки опять спросила:
— Значит, последний урок длился всего пять минут и после него мож­но было идти домой?

— Совершенно верно, — ответил Черрипах.

— А на следующий день все так же было? — поинтересовалась Алиса.

— Довольно об уроках, — решительно сказал вдруг Грифон. — Теперь расскажи ей немножко о том, во что мы играли.

____________________________________________________

Перевод Юрия Изотова (2020):

А Недочерепаха продолжал:
— Мы получили самое лучшее образование. Это потому, что мы ходили в школу каждый день.
— Я тоже хожу в школу каждый день, — вставила реплику Алиса. — Вам гордиться особо нечем.
— А дополнительные предметы у вас были? — спросил Недочерепаха с долей беспокойства.
— Да, французский и музыка.
— И стирка была?
— Нет, конечно! — Алиса была в недоумении от такого вопроса.
— А-а, значит, у тебя школа была так себе! — обрадовался Недочерепаха. А у нас всё как положено — в счёт за обучение всегда включали: «Французский, музыка и стирка за дополнительную плату».
— Какая может быть стирка на дне морском?
— К сожалению, я не мог себе позволить изучать её, — сказал Недочерепаха со вздохом. — Я обучался только обязательным предметам.
— И каким же? — поинтересовалась Алиса.
— Сначала, конечно, нас учили чихать и пихать, потом четырём действиям арифметики: сельдежение, выкитание, уморжение, и тюление.
— Я не поняла, что такое выкитанье, — набралась смелости спросить Алиса.
Грифон даже развёл лапами от удивления:
— Что?! Никогда не слышала о выкитании? — воскликнул он.— Надеюсь, ты знаешь, что в море водится кит?
— Да, я видела картинку в учебнике… — неуверенно произнесла Алиса.
— Ну, тогда, если ты не знаешь, что такое выкитание, значит ты наивная дурочка.
После таких слов у Алисы пропало всякое желание спрашивать про арифметику, и она обратилась к Недочерепахе:
— А что ещё вы изучали?
— Как сейчас помню, — сказал он и начал загибать пальцы на ластах, — вристория, бредревняя и бредновая, а также мореграфия. Ещё у нас было зрясование.Учителем был старый морской угорь, он приплывал к нам раз в неделю и преподавал зрясование угорьками и цветными мальками, и ещё кривопись масляными крабсками и резкими встрясками.
— А что это за способ? — спросила Алиса.
— Ну, сейчас я тебе показать не могу, прежней ловкости уже нет, — ответил Недочерепаха, — а Грифон вообще такого не проходил.
— Времени не было, — сказал Грифон. — Я изучал классические предметы у старого матёрого Краба.
— А мне не довелось у него поучиться…— сказал со вздохом Недочерепаха, — Он, кажется, преподавал гвалтынь и вредножреческий язык.
— Какой был учитель! Какой классный руководитель! — завздыхал теперь уже Грифон, и оба приятеляот умиления закрыли морды лапами.
— А какое у вас было расписание уроков? — спросила Алиса, пытаясь переменить тему.
— В первый день учебного года был один часовой урок, затем каждый день добавляли по часу, итак до десяти уроков в день. Это называлось занятия, потому что занимали часы у времени.
Ничего подобного Алиса не слышала, поэтому слегка задумалась и высказала пришедшую в голову мысль:
— А что, потом занятые часы приходилось отдавать?
— Конечно, на одиннадцатый день их отдавали все сразу, выходили из времени занятий, этот день назывался«выходной», — сказал Недочерепаха.
— А двенадцатый день куда девался? — спросила Алиса, увлекшись загадочным расписанием.
— Сколько можно говорить про уроки, — прервал беседу Грифон. — Давай лучше расскажем, как мы развлекались…

____________________________________________________

Стихотворный перевод Светланы Медофф (2022):

Опять Черебычок исторг,
Взгляд в небо устремив,
Практически предсмертный вздох,
Потом заговорил:
«Тогда я жил на дне морском,
И в школу я ходил,
Ну в смысле вплавь или ползком,
Как каждый из тортил[52].

Все одноклассники мои,
И Сказка, и Безе,
И Чебурашка, друг семьи,
И Киевский кузен,
И Прага, дальняя родня,
Короче, весь народ
Зовёт Черебычком меня,
Хотя я Телеторт[53].

Училка первая была
Картавой и хромой,
И забывала, что вчера
Нам задала домой.
Тахтилой звали мы её».
Алиса: «Почему?».
А те накинулись вдвоём,
Вскричав: «По кочану!»

– Она картавила! Ты что,
Глухая? Не глупи.
Ты ученица или кто?–
Два шага отступил
Презрительно Черебычок.
– Конечно, я учусь.
– А есть у вас такой урок,
Как пение? Боюсь,

Что пенить вас не учат там,
А также рис совать,
И дроби складывать в карман,
Чтоб их не растерять.
Уродоведение – вообще
Любимый мой предмет.–
Алиса напряглась вотще:
«У нас такого нет.

Природоведение есть».
– Тугая! – он кивнул.
Грифон, пыхтя, взъерошил шерсть
И громко щёки сдул:
– Приморский город где стоит?
У моря! Темнота!
Одно и то же. – «Во тупит!
Ты двоечница, да?

Простейшим действиям в уме
Учили в школе вас?
Хоть бычитанью, например,
Лошению – первый класс,
Вторая четверть, легкотня.
Теление, увы,
И ум-ношение, вижу я,
Не проходили вы.

– А вы, видать, отличник, да?
– Почти. Один трояк.
Боданику любил всегда,
А жахматы – так-сяк.
Обществоржание с тех лет
Я позабыл уже.
Дурацкий в сущности предмет:
Всё вместе – ОБЖ.

Вот 300-логия – балдёж,
А шизика – шизфак.
Преподаватель – Морской Ёж–
Он ядерный чувак.
По гастрономии была
Косматая Форель.
Она когда-то приплыла
Из северных морей.

С Пушной Форелью[54] был знаком
Светило Телескоп[55],
И космологию при том
Мы знали на зубок.
Жучилой за глаза дразнив.
– С жуком какая связь?
– Ты всё же тормоз, извини.
Она ж учила нас.

Ещё она вела кружок,–
Он резко замолчал.
– Какой же? – Но Черебычок
Вздохнул: «Я б показал,
Но стар для этого я стал,
Не гибок, а Грифон
Вообще кружок не изучал,
Другим был занят он».

Грифон кичась проговорил:
– Из львов моя семья,–
Образование получил
Классическое я.
Учитель мой, почтенный Краб,
Так в классики чадил,
Что в завершающий этап
Д’Ракара выходил!

– О, да, – ввернул Черебычок, –
К нему я не попал,
А то бы точно свой шесток
Гораздо лучше знал.
Они там ангельский язык,
Ненецкий и алгол
Учили. «Плюс марала крик», –
Суммировал Грифон.

– Такое и учить не лень.
Прикольно, без запар.
– И сколько же уроков в день?
– Сначала десять пар,
Второй день – девять, а затем
Понятно, восемь, семь…
– Оригинально, только мне
Понятно не совсем.

– На то они и пары, эй,
Чтоб испариться в ноль.
– Тогда одиннадцатый день
У вас был выходной?
– Конечно, – промочив гортань,
Всплакнул Черебычок.
– А что в двенадцатый? – «Отстань.
Довольно про урок…»

——

Примечания переводчицы:

52 — Тортила от слова turtle – черепаха. В оригинале Черебычка зовут MockTurtle – фальшивая черепаха.

53 — Имя Телеторт образовано из двух слов: теленок и тортила.

54 — Пушная (косматая) форель — из североамериканского и исландского фольклора. Чучело «пушной форели с гениально приделанным мехом белого кролика» выставлено в Национальном музее древностей в Эдинбурге. В реальности белый «мех» — это грибок «хлопковая плесень», он продолжает расти даже после смерти рыбы.

55 — Рыба-телескоп.

____________________________________________________

Украинский перевод Галины Бушиной (1960):

—  Ми одержали блискучу освіту, адже ходили до школи щодня…
— Я також відвідувала щоденну школу, — сказала Аліса. — Нема чого вам хвалитися цим.

— І у вас були додаткові уроки? — дещо стурбовано поцікавилася Фальшива Черепаха.

—  Так,- промовила Аліса.- Французька мова і музика.

—  І прання? — запитала Фальшива Черепаха.

—  Ну, що ви! — обурено заперечила Аліса.

— Ага! Виходить, у тебе була не така вже хороша школа, — сказала Фальшива Черепаха з величезним полегшенням. — В нашій школі додаткові уроки були з французької мови, музики і прання.

—  Воно, мабуть, було не дуже потрібне вам, — зауважила Аліса, — на дні моря.

—  Я не могла вивчати його, — сказала Фальшива Черепаха, зітхаючи. — Я пройшла тільки обов’язкові предмети.

—  Які саме? — допитувалася Аліса.

— Перш за все, звичайно, я навчилася чигати й кусати, — відповіла Фальшива Черепаха.- Потім ішли чотири дії арифметики: удавання, віджимання, втілення і вноження.

—  Ніколи не чула про вноження, — насмілилася зауважити Аліса. — Що це таке?
Грифон здивовано розвів лапами.

—  Ніколи не чула про вноження!  Але ти  знаєш  хоча б, що означає слово вручення?

—  Так, — не зовсім впевнено відповіла Аліса. — Це означає… передачу… чогось… комусь…

— Ну, тоді, — продовжував Грифон, — якщо ти не знаєш, що значить вноження, то ти справжнісінька незнайка.

Алісі не хотілося задавати інші запитання з цього приводу, тому вона звернулася до Фальшивої Черепахи:
—  Що крім цього входило до обов’язкових предметів?

— Ну, була ще свисторія, — відповіла Фальшива Черепаха, загинаючи ласти при переліченні предметів, — свисторія стара й нова, географія, балювання. Викладачем балювання у нас був старий морський вугор. Він навчав нас також рисуватись і тушуватись.

—  А як це робиться? — допитувалася Аліса.

—  Бачиш, я не можу показати тобі цього сама, — промовила Фальшива Черепаха, — я надто неповоротка. А Грифон ніколи того не вчився.

—  Я не мав часу, — сказав Грифон.- Але я вчився у класичній гімназії. Моїм учителем був старий краб, так, краб.

—  Я ніколи не вчилася у нього, — зітхнула Фальшива Черепаха. — Він, казали, учив плутівської та грацької мови.

— Так, так, це правда, — підтвердив Грифон, також зітхаючи, і вони обоє закрилися лапами.

—  А скільки годин у день тривали у вас уроки? — запитала Аліса, поспішаючи змінити розмову.

— У нас це називалося строки. Ми мали десять годин в перший   день, — сказала    Фальшива    Черепаха, — потім дев’ять і так далі.

—  Як дивно! — вигукнула Аліса.

— Саме тому вони  й  називалися  строки, — зауважив Грифон, — бо вони щодня скорочувалися.

Це була зовсім нова для Аліси точка зору, і вона її обмірковувала деякий час, а потім зробила таке зауваження:
—  Виходить, на одинадцятий день був вихідний?

—  Ну звичайно, — погодилася Фальшива Черепаха.

—  А як було на дванадцятий день?  — жадібно допитувалася Аліса.

—  Годі про навчання, — рішуче втрутився  Грифон. — Розкажи їй що-небудь про розваги.

____________________________________________________

Украинский перевод Валентина Корниенко (2001):

— Ми здобули блискучу освіту, — провадив Казна-Що-Не-Черепаха, — бо ходили до школи щодня. .
— Чим тут хвалитися, — сказала Аліса. — я теж ходила до школи щодня.

— До якої? З додатковими предметами? — занепокоївся Казна-Що-Не-Черепаха.

— Авжеж, — відповіла Аліса, — ми вивчали французьку та музику.

— А прання?

— Яке ще прання? — обурилася Аліса.

Казна-Що-Не-Черепасі явно відлягло від серця.
— Виходить, освіта у вас була не найкраща, — сказав він. — А в нас у школі до рахунку завжди приписували: «Доплата: французька, музика і прання»*.

— Сумніваюся, щоб на дні моря була потреба в такому предметі, — зауважила Аліса.

— Мої статки не дозволяли мені його вивчати, — зітхнув Казна-Що-Не-Черепаха. — Я опанував тільки звичайний курс.

— І яких же предметів вас навчали? — поцікавилася Аліса.

— Спершу, як і належить, вчили чесати і пищати, — відповів Казна-Що-Не-Черепаха. — Далі йшли чотири дії матимачухи: добивання, відбивання, вноження і обділення.

— Вперше чую про вноження, — ризикнула вставити слово Аліса. — Що воно таке?

Грифон здивовано скинув до неба лапи.
— Ніколи не чула про вноження! — вигукнув він. — А про вручення ти, сподіваюся, чула?

— Чула — розгублено відповіла Аліса.

— Ну тоді, — не вгавав Грифон, — якщо ти не знаєш, що таке вноження, то ти просто дурка, та й годі!

Заглиблюватися далі в це питання Алісі не стало духу, тож вона обернулася до Казна-Що-Не-Черепахи:
— А чого вас навчали ще?

— Усяких премудрощів, — відповів той і почав перелічувати, загинаючи ласти: — Премудрощів стародавнього і сучасного Аморезнавства, Гастрономії, Дригонометрії… Дригонометром у нас був старий морський вугор, він з’являвся раз на тиждень. А на уроці Хвісткультури він навіть учив нас художнього хвостоспіралювання.

— І як воно виглядало? — поцікавилася Аліса.

— На жаль, не можу показати сам, — розвів ластами Казна-Що-Не-Черепаха. — Надто я відтоді зашкаруб. А Грифон узагалі цього не вчився.

— Я не мав часу, — зізнався Грифон. — Зате я брав мороки у старого краба. То був класичний мучитель. О, ті класики!..

— На жаль, я не ходив до нього на уроки, — зітхнув Казна-Що-Не-Черепаха. — Казали, він дуже добре знався на забиванні баків?

— Достеменно так… о, так!.. Його мороки забивали памороки! Незрівнянний мучитель! — і собі зітхнув Грифон.
І обоє, затуливши обличчя, схилили голови.

— А скільки годин на день тривала ваша наука? — поквапилася Аліса змінити тему.

— Десять уроків першого дня, дев’ять — другого, і так далі, — пояснив Казна-Що-Не-Черепаха.

— Ну й чудернацький розклад! — вигукнула Аліса.

— Того воно й неука, — зауважив Грифон, — що день у день коротшає.

Ця думка була настільки нова й несподівана, що Аліса мусила подумати трішечки довше.
— Виходить, одинадцятий день був вихідний? — нарешті спитала вона.

— Звичайно, — сказав Казна-Що-Не-Черепаха.

— А що ви робили дванадцятого дня? — не вгавала Аліса.

— Досить про мороки! — рішуче урвав Грифон. — Розкажи-но їй дещо про наші забави…

——

Коментар перекладача

* Ця фраза нерідко стояла на шкільних рахунках, що їх присилали за часів Керрола батькам учнів. Вона означала, що за уроки французької та музики, як і за прання білизни в школі, потребувалася додаткова плата.

____________________________________________________

Украинский перевод Виктории Нарижной (2008):

— Нам давали бездоганну освіту… власне, ми ходили до школи щодня…
— Я теж навчалася в денній школі, — перервала Аліса, — так що нема чого так дерти носа.
— З додатковими заняттями? — поцікавився Фальшивий Черепаха трохи занепокоєно.
— З додатковими, — сказала Аліса. — Ми вчили французьку мову й музику.
— А прання? — спитав Фальшивий Черепаха.
— Ясна річ, ні, — роздратовано відповіла Аліса.
— А! То не така й хороша була у вас школа, — з невимовним полегшенням сказав Фальшивий Черепаха. — Бо в НАШІЙ школі в кінці рахунку за заняття завжди було написано: «Французька мова, музика і ПРАННЯ — додатково» [28].
— Нащо воно вам здалося, те прання, — фиркнула Аліса. — Адже ви жили на дні морському…
— Я не мав можливості його вивчати, — зітхнув Фальшивий Черепаха. — Міг дозволити собі тільки базовий курс.
— А що вивчалося в базовому курсі? — поцікавилася Аліса.
— Ясна річ, спочатку чигання та пихання, — відповів Фальшивий Черепаха, — а тоді вже різні галузі арифметики: подавання, піднімання, многоноження і дивлення.
— Ніколи не чула, наприклад, про дивлення, — наважилася сказати Аліса. — Що це таке?
Грифон від здивування аж обома лапами сплеснув.
— Що? Не чула про дивлення? — вигукнув він. — Сподіваюся, ти хоч знаєш, що таке слухання?
— Знаю, — завагавшись, сказала Аліса. — Це коли хтось когось слухає.
— Ну, якщо ти при цьому не знаєш, — продовжив Грифон, — що таке дивлення, то ти просто дурепа.
Алісі розхотілося питати ще про щось, тож вона повернулася до Фальшивого Черепахи й сказала:
— А що ще вам доводилося вивчати?
— Ну, в нас була істерія, — відповів Фальшивий Черепаха, рахуючи на ластах, — так, давня і новітня істерія з недографією; ще було махлювання, його викладав старий морський в’юн, що приходив до нас раз на тиждень… Він учив нас наносити гуляш на полотно й махлювати, як форелі.
— Махлювати, як форелі? А ЦЕ, цікаво, на що схоже? — спитала Аліса.
— Ну, сам я тобі не покажу, — сказав Фальшивий Черепаха. — Я для цього надто неповороткий. А Грифон цей предмет взагалі не вивчав.
— Не було часу, — відгукнувся Грифон. — Зате я ходив до викладача класичних мов [29]. Він був ще той старий краб, ще той.
— Я так до нього й не потрапив, — зітхнув Фальшивий Черепаха. — Казали, він читав курс глеки й хатини…
— Так і було, так і було, — зітхнув у свою чергу Грифон, і обоє приятелів затулили обличчя лапами.
— А скільки до вас за день приходило викладачів? — хутко поцікавилася Аліса, поспішаючи змінити тему.
— Першого дня приходило десять, — відповів Фальшивий Черепаха, — другого дев’ять, третього вісім, ну і так далі.
— Ох і дивний у вас був розклад! — вигукнула Аліса.
— Так тому їх і називають викладачі, — пояснив Грифон. — Бо вони кожного дня збираються зранку в кабінеті директора й одного колегу ВИКЛАДАЮТЬ. За вікно.
Це була доволі несподівана для Аліси думка, тому вона трохи поміркувала, перш ніж сказати:
— Але тоді на одинадцятий день вас уже нікому було навчати?
— Саме так, — підтвердив Фальшивий Черепаха.
— І що ж ви робили потім?
— Досить уже про навчання, — рішуче перервав їх Грифон. — Розкажи-но їй краще про наші забавки.

—-

ПРИМІТКИ ПЕРЕКЛАДАЧА:

28 — Така приписка часто фігурувала у шкільних рахунках, повідомляючи, що плата за уроки музики та французької і за прання речей школярів вноситься окремо.

29 — Традиційно до класичних зараховують грецьку й латину (греку й латину, як називали їх раніше).

____________________________________________________

Белорусский перевод Максима Щура (Макс Шчур) (2001):

Недачарапаха працягвала.

— У нас была найлепшая адукацыя — гэта праўда, бо мы хадзілі ў школу кожны Божы дзень…

— Я таксама хадзіла ў школу кожны дзень, — сказала Алеся. — Няма тут чым ужо так ганарыцца!

— А ў вас былі дадатковыя дысцыпліны? — раздражнёна запыталася Недачарапаха.

— А то не! — абурылася Алеся. — Француская мова й музыка.

— І мыцьцё? — спыталася Недачарапаха.

— Не, мыцьця не было! — буркнула Алеся.

— А-а! Значыць, вашая школа была ня вельмі добрай, — з палёгкай у голасе сказала Недачарапаха. — А вось у нашай школе, акрамя ўсяго астатняга, выкладаліся француская мова, музыка і мыцьцё[0908] — як дадатковы прадмет.

— Толькі ці было яно вам патрэбнае? — усумнілася Алеся. — Вы ж пражывалі на дне мора.

— Я яму так і не навучылася, — уздыхнула Недачарапаха. — Я наведвала толькі абавязковыя прадметы.

— А што за яны? — пацікавілася Алеся.

— Ну, найперш, вядома, нас вучылі Чысаць і Пітаць, — адказала Недачарапаха. — Пасьля пайшлі розныя галіны арытмэтыкі: Скаканьне, Абніманьне, Ножаньне і Зьзяленьне.

— Ніколі ня чула ні пра якае “Ножаньне”, — прызналася Алеся. — Што гэта?

— “Ніколі ня чула ні пра якае “Ножаньне”! — з робленым зьдзіўленьнем перадражніў яе Грыфон, ускінуўшы ўгору абедзьве лапы. — Спадзяюся, ты хоць ведаеш, як нож дзеліць адзін бохан хлеба на мноства скібаў?

— Ведаю, — няўпэўнена сказала Алеся. — Гэта значыць… разразаць… на кавалкі…

— У такім разе, — пераможна абвесьціў Грыфон, — калі ты не разумееш, што такое “Ножаньне”, ты поўная дурніца.

Алесі ад такога адказу расхацелася задаваць далейшыя пытаньні на гэтую тэму, таму яна зноў павярнулася да Недачарапахі:

— А што яшчэ Вы вывучалі?

— Яшчэ ў нас была Гістэрыя, — адказала Недачарапаха, падлічваючы навукі на сваіх плаўнікох. — Гістэрыя старажытная й сучасная, зь Біяграфіяй, потым Вымярэнчае Мастацтва — яго выкладаў стары мянтуз, які прыходзіў да нас раз на тыдзень і вучыў нас Вымяраньню, Замарочваньню і Завязваньню Марскім Казлом.

— А гэта як? — зьдзівілася Алеся.

— Ну, сама я табе гэтага не пакажу, — сказала Недачарапаха. — У мяне, старое, суставы ўжо ня тыя. А Грыфон гэтага ў школе не праходзіў, здаецца.

— Ня меў калі, — пагадзіўся Грыфон. — Я паглыблена вывучаў старажытныя моры. Выкладаў іх адзін стары жук, ох і жук!

— Я да яго не хадзіла, не, не хадзіла, — з уздыхам падхапіла Недачарапаха. — Як там іх — Грэшнае мора, Чаркоўнасланянскае, Лапціна, Старадаўняя Грацыя…

— Жук так і казаў, так і казаў! — пацьвердзіў Грыфон, уздыхаючы ў сваю чаргу.

І абедзьве істоты настальгічна абхапілі плаўнікамі галовы.

— І колькі гадзінаў у дзень у вас доўжыліся заняткі? — спыталася Алеся, каб адвесьці суразмоўцаў ад сумных думак.

— Першы дзень дзесяць гадзінаў, другі дзевяць… і гэтак далей.

— Што за дзіўны расклад! — усклікнула Алеся.

— Таму ён і называецца раскладам, — заўважыў Грыфон, — што дзень пры дні ён раскладваецца, раскладваецца — і ўрэшце не застаецца нічога.

Гэтая думка была для Алесі новай, і яна крыху падумала над ёю, перш чым зноў падала голас:

— Тады, мусіць, адзінаццаты дзень у вас быў выхадны?

— А няўжо ж! Выхадны, — пагадзілася Недачарапаха.

— А што вы рабілі на дванаццаты дзень? — пацікавілася Алеся, якую такі пэдагагічны падыход інтрыгаваў усё больш.

— До’ ўжо пра школу![0909] — абарваў Грыфон. — Раскажы ёй што-кольвек пра гульні…

——-

Заувагі Юрася Пацюпы:

0908 — …выкладаліся француская мова, музыка і мыцьцё… — Гэтакі пералік быў пазначаны на ангельскіх рахунках за наведваньне школы, дзе плата за школьныя заняткі стаяла ў адным шэрагу з платаю за паслугі пральні.

0909 — До’ ўжо пра школу! — Чарговае ўжываньне прыёму deus ex machina.

____________________________________________________

Белорусский перевод Дениса Мусского (Дзяніс Мускі):

А Фальшывы Чарапаха працягваў:
— Мы мелі лепшую адукацыю, бо хадзілі ў школу штодня…
— Я таксама хаджу ў школу штодзённа,- заўважыла Аліса,- вам няма чым ганарыцца.
— А дадатковыя заняткі?- з хваляваннем спытаў Фальшывы Чарапаха.
— Так,- адказала дзяўчына.- Французкая мова і музыка.
— А пранне?- спытаў Чарапаха.
— Зразумела, не!- раз’юшана адказала Аліса.
— Во! Тады ў цябе не надта добрая школа,- узрадаваўся Чарапаха.- У нашай школьнай праграме дадаткам былі: Французкая мова, музыка і пранне.
— Не разумею,- заўважыла Аліса,- навошта яно вам было на дне мора?
— Я не меў сродкаў яго вывучаць,- з уздыхам сказаў Чарапаха.- Я хадзіў толькі на асноўныя заняткі.
— А што вы вывучалі?- спыталася дзяўчынка.
— Па-першае Чханне і Пханне ,- адказаў Чарапаха,- потым разнавіды Арыфметыкі: Скандаленне, Абдыманне, Узбеляненне ды Абмаражэнне
— Я анічога не чула пра Узбеляненне ,- рызыкнула спытацца Аліса.- Што гэта?
Грыфон ажно падскочыў на усе лапы.
— Што! Ты ніколі не чула аб Узбеляненні?! – усклікнуў ён.- Ты не ведаеш, як трэба бяліцца?
— Чаму, ведаю,- сумняваючыся адказала Аліса,- некаторыя жанчыны… накладаюць спецыяльную фарбу на валасы… каб быць… больш… прыгожымі.
— Ну вось,- працягваў Грыфон,- І пасля гэтага ты кажаш, што не ведаеш, што такое Узбеляненне ! Ну ты і дурная!
Аліса больш не адчувала сябе здольнай працягваць гэтую размову, таму павярнулася да Чарапахі:
— Чаму вас яшчэ вучылі?
— Яшчэ ў нас была Гістэрыя ,- працягваў Чарапаха, адлічваючы плаўніком навукі,-… дык вось Гістэрыя – старажытная і сучасная, Мораграфія, Зброднае Слова … яго нам выкладаў стары вугар, які звычайна прыплываў адзін раз на тыдзень: Ён вучыў нас Збороднаму Слову, Шкрабанняметрыі ды Страце Прытомнасці .
— Гэта як?- спыталася Аліса.
— Я ўжо не магу табе гэтага паказаць,- адказаў Фальшывы Чарапаха,- бо стары. А Грыфон яго не вывучаў.
— Не меў на гэта часу,- сказаў Грыфон,- Я хадзіў да Класічнага Настаўніка. Ён быў старым крабам.
— Я чуў пра яго, але не мог з ім займацца,- сумна заўважыў Чарапаха,- кажуць ён выкладаў Плаціну і Грэчку .
— Так, так, сапраўды,- уздыхаючы казаў Грыфон, і яны абодва схавалі твары між лап.
— А колькі доўжыліся заняткі?- спыталася Аліса, каб адцягнуць іх увагу.
— У першы дзень дзесяць гадзін,- адказаў Фальшывы Чарапаха,- у наступны дзень дзевяць, потым восемь і гэтак далей…
— Які цікавы расклад!- усклікнула Аліса.
— А што тут дзіўнага, мы займалі веды сваіх настаўнікаў, таму гэта і завецца ЗАНЯТКАМІ,- растлумачыў Грыфон,- і яны штодня зменшваліся.
Гэта было чымсьці новым для Алісы, таму яна крыху над гэтым паразважала перш чым задаць наступнае пытанне:
— Тады пэўна адзінаццаты дзень быў выходным,- здагадалася яна.
— Зразумела,- сказаў Чарапаха.
— А што вы рабілі на дванаццаты?- нецярпліва працягвала Аліса.
— Хопіць распавядаць пра навукі,- рашуча перарваў іх Грыфон,- Лепей раскажы ёй аб нашых гульнях.

____________________________________________________

Д. И. Ермолович.
Отрывок из статьи «Кто украл пирожные из Страны Чудес, или Беззубая улыбка Чеширского Кота».
Опубликовано в журнале «Мосты» №1(49)–2 (50), 2016:

Для сравнительного анализа в комментариях к двуязычному изданию было отобрано семь переводов XIX и XX века. Привожу их ниже вместе с аббревиатурами, которые для краткости буду использовать далее (полные выходные данные издании? см. в Библиографии в конце статьи):
АМ — перевод-переложение «Соня в царстве дива», изданный типографией А. Мамонтова (предположительно выполнен О. И. Тимирязевой) в 1879 г.;
АР — перевод А. Рождественскои?, изданныи? анонимно в 1911 г.;
АЩ — перевод А. Щербакова, изданный в 1977 г.;
БЗ — пересказ Б. Заходера, изданный в 1979 г.;
ВН — перевод-переложение «Аня в Стране Чудес» В. В. Набокова, изданный под псевдонимом В. Сирин в 1923 г.;
НД — перевод Н. М. Демуровои?, изданный в 1978 г.;
ОГ — перевод А. П. Оленича-Гнененко, изданный в 1960 г.;
СМ — перевод С. Я. Маршака (стихи, включенные в перевод НД).
Сочетанием ДЕ я буду помечать цитаты из собственного перевода.

Возьмем для сравнительного анализа цитату из рассказа Якобы-Черепахи о морской школе:“That’s the reason they’re called lessons,” the Gryphon remarked: “because they lessen from day to day.”Здесь игра слов основана на омофонии слов lesson ‘урок’ и lessen ‘уменьшаться’: второе из этих слов превращается как бы в объяснение первого. Рассмотрим некоторые варианты передачи этой игры в старых русских переводах. Владимир Набоков удачно использует анаграмму:– У нас были не уроки, а укоры… Поэтому они и назывались укорами – укорачивались… (ВН)Достаточно близок к приёму Кэрролла и вариант Бориса Заходера:– А с нашими учителями иначе не получалось… Текучий состав: каждый день кто-нибудь пропадал. Поэтому их и называют пропадаватели, кстати. (БЗ)Здесь использованы омофония и шутливая этимология слов. Единственный (хотя и небольшой) недочет этого варианта в том, что идея «пропажи» преподавателей не согласуется с другими частями рассказа о морской школе об учителях, которые вели тот или иной курс, но не «пропадали».
Ряд других переводов приходится признать малоудачными, по разным причинам.– Потому-то курс и назывался постоянным, – заметил Грифон. – Число уроков постоянно уменьшалось изо дня в день… (ОГ)Здесь попытка игры на словосочетании постоянный курс не срабатывает прежде всего из-за отсутствия такого выражения в русском языке.

– Чем больше сразу учишься, тем меньше после мучишься. (АЩ)

Даже если отвлечься от корявого сразу учишься, сей «афоризм» не соответствует каламбурным приемам Кэрролла и вообще невнятен: он не объясняет, почему в морской школе каждый день было меньше уроков.

– …на занятиях мы у нашего учителя ум занимаем… А как всё займем и ничего ему не оставим, тут же и кончим. В таких случаях говорят: «Ему ума не занимать»… Поняла? (НД)

Этот вариант искусственен, многословен и, по-моему, не смешон.
Свой перевод этой реплики я построил на корневой игре: занятия – отнятия. Последнее слово позволило сохранить значение уменьшения и логику в объяснении Грифона, почему каждый день число уроков в морской школе сокращалось:

– Не занятий, а отнятий! Они назывались отнятия, потому что от них отнималось по часу каждый день! – пояснил Грифон. (ДЕ)

____________________________________________________

<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>