«Алиса в Стране Чудес» — 5.2. «Папа Вильям»

Рубрика «Параллельные переводы Льюиса Кэрролла»

<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>

1865_Tenniel_17
Рис. Джона Тенниела.
(больше иллюстраций см. в «Галерее Льюиса Кэрролла»)

 

ОРИГИНАЛ на английском (1865):

Alice thought she might as well wait, as she had nothing else to do, and perhaps after all it might tell her something worth hearing. For some minutes it puffed away without speaking, but at last it unfolded its arms, took the hookah out of its mouth again, and said, ‘So you think you’re changed, do you?’

‘I’m afraid I am, sir,’ said Alice; ‘I can’t remember things as I used—and I don’t keep the same size for ten minutes together!’

‘Can’t remember WHAT things?’ said the Caterpillar.

‘Well, I’ve tried to say «HOW DOTH THE LITTLE BUSY BEE,» but it all came different!’ Alice replied in a very melancholy voice.

‘Repeat, «YOU ARE OLD, FATHER WILLIAM,»‘ said the Caterpillar.

   Alice folded her hands, and began:—

   ‘You are old, Father William,’ the young man said,
    ‘And your hair has become very white;
   And yet you incessantly stand on your head—
    Do you think, at your age, it is right?’

   ‘In my youth,’ Father William replied to his son,
    ‘I feared it might injure the brain;
   But, now that I’m perfectly sure I have none,
    Why, I do it again and again.’

   ‘You are old,’ said the youth, ‘as I mentioned before,
    And have grown most uncommonly fat;
   Yet you turned a back-somersault in at the door—
    Pray, what is the reason of that?’

   ‘In my youth,’ said the sage, as he shook his grey locks,
    ‘I kept all my limbs very supple
   By the use of this ointment—one shilling the box—
    Allow me to sell you a couple?’

   ‘You are old,’ said the youth, ‘and your jaws are too weak
    For anything tougher than suet;
   Yet you finished the goose, with the bones and the beak—
    Pray how did you manage to do it?’

   ‘In my youth,’ said his father, ‘I took to the law,
    And argued each case with my wife;
   And the muscular strength, which it gave to my jaw,
    Has lasted the rest of my life.’

   ‘You are old,’ said the youth, ‘one would hardly suppose
    That your eye was as steady as ever;
   Yet you balanced an eel on the end of your nose—
    What made you so awfully clever?’

   ‘I have answered three questions, and that is enough,’
    Said his father; ‘don’t give yourself airs!
   Do you think I can listen all day to such stuff?
    Be off, or I’ll kick you down stairs!’

‘That is not said right,’ said the Caterpillar.

‘Not QUITE right, I’m afraid,’ said Alice, timidly; ‘some of the words have got altered.’

‘It is wrong from beginning to end,’ said the Caterpillar decidedly, and there was silence for some minutes.

——

Л. Головчинская. Из комментариев к изданию «Alice’s Adventures in Wonderland»
(М.: Издательство «Прогресс», 1967):

You are old, Father William — Один из непревзойденных шедевров «поэзии чепухи» (nonsense verse), который представляет собой остроумнейшую пародию на позабытое дидактическое стихотворение Роберта Саути (Robert Southey, 1774-1843) под названием Old Man’s Comforts and How He Gained Them.

“You are old, father William» the young man cried,
“The few locks which are left are grey;
You are hale, father William, a hearty old man;
Now tell me the reason, l pray.»

‘In the days of my youth» father William replied,
I remembered that youth would fly fast,
And abased not my health and my vigour at first,
That I never might need them at last”

“You are old, father William” the young man cried,
“And pleasures with you pass away.
ijet you lament not the days that are gone;
Now tell me the reason, I pray”

“In the days of my youth” father William replied,
“I remembered that youth could not last;
I thought of the future whatever I did,
That I never might grieve for the past ”

“You are oldy father Williamthe young man criedt
“And life must be hastening away;
You are cheerful and love to converse upon death;
Now tell me the reason, I pray ”

“I am cheerful, young man” father William replied,
“Let the cause thy attention engage;
In the days of my youth I remembered my God.
And He hath not forgotten my age”

Yet you turned a back-somersault in at the door.— Однако ты проделал обратное сальто через дверь (впрыгнул в дверь, проделав обратное сальто).

____________________________________________________

Перевод Нины Демуровой (1967, 1978):

Алиса решила подождать – все равно делать ей было нечего, а вдруг все же Гусеница скажет ей что-нибудь стоящее? Сначала та долго сосала кальян, но, наконец, вынула его изо рта и сказала:
– Значит, по-твоему, ты изменилась?

– Да, сударыня, – отвечала Алиса, – и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню <31>.

– Чего не помнишь? – спросила Гусеница.

– Я пробовала прочитать «Как дорожит любым деньком…», а получилось что-то совсем другое, – сказала с тоской Алиса.

– Читай «Папа Вильям» <32>, – предложила Гусеница.

Алиса сложила руки и начала:

– Папа Вильям, – сказал любопытный малыш, – <33>
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?

– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, –
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.

– Ты старик, – продолжал любопытный юнец, –
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?

– В ранней юности, – сыну ответил старик, –
Натирался я мазью особой.
На два шиллинга банка – один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?

– Ты немолод, – сказал любознательный сын, –
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.

– В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!

– Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?

– Нет, довольно! – сказал возмущенный отец. –
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!

                 <стихотворение в пер. С. Маршака>

– Все неверно, – сказала Гусеница.

– Да, не совсем верно, – робко согласилась Алиса. – Некоторые слова не те.

– Все не так, от самого начала и до самого конца, – строго проговорила Гусеница.

——

Из примечаний Н. Демуровой

31 — По мнению П. Хита, Гусеница придерживается взгляда Локка на неизменность личности, которая прежде всего выражается в устойчивости памяти. Личность осознает себя как таковую, поскольку помнит собственное прошлое и способна оживлять в памяти своей личный опыт.

Из прмечаний М. Гарднера:

32  — «Папа Вильям», один из признанных шедевров поэтического нонсенса, представляет собой искусную пародию на давно забытое нравоучительное стихотворение Роберта Саути (1774-1843) «Радости Старика и Как Он Их Приобрел»:

– Папа Вильям, – сказал любознательный сын, –
Голова твоя вся поседела,
Но здоров ты и крепок, дожив до седин,
Как ты думаешь, в чем же тут дело?

– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, –
Знал я: наша весна быстротечна.
И берег я здоровье с младенческих лет,
Не растрачивал силы беспечно.

(Пер. Д. Орловской)

Хотя Саути написал огромное количество стихов и прозы, в наши дни его читают мало – разве что некоторые стихотворения, такие, как «Скала Инчкейп» или «Битва в Бленхейме», да еще изложение бессмертной народной сказки о Златых кудрях и трех медведях.

Из примечаний Н. Демуровой

33 — «Папа Вильям» – Стихотворение Саути было впервые опубликовано в журнале «Юс мэгэзин» (Youth’s Magazine) в феврале 1816 г. Хорас Грегори считает, что сам Саути в этом стихотворении «бессознательно пародировал философию Уордсворта»; возможно, пародия Кэрролла содержит также некоторый намек на самого Уордсворта. «Не о другом ли Вильяме идет здесь речь, не о том ли Вильяме Уордсворте, который сменил Саути на посту Поэта-Лауреата (то есть придворного поэта. – Н. Д.) и далеко ушел от своей „Оды о бессмертии“?.. Не был ли Папой Вильямом стареющий поэт, брюзгливо, но проницательно вопрошающий одного из своих поклонников относительно состояния своих американских капиталовложений? Возможно, Алиса не намеревалась заходить так далеко, и все же… ее Папа Вильям по меньшей мере знает толк в коммерции и употребляет рекламный язык» (с. 134).

<Пародия Кэрролла на «Папу Вильяма» сама> послужила образцом для стихотворения «Льюис Кэрролл» Элинор Фарджон, известной детской писательницы Англии (1881-1965).

– Мистер Доджсон, – сказал любопытный малыш,
Я на лбу твоем вижу морщины.
Но так остро и весело ты говоришь!
В чем же дело? Открой мне причину.

– В ранней юности, – Доджсон ему отвечал, –
Математиком был я, признаюсь,
Чтобы разум мой робким, как Кролик, не стал
Или диким, как Мартовский Заяц.

– Ты мудрец, Льюис Кэрролл, – продолжил малыш, –
В древнем Колледже ты обитаешь.
Но, коль разум твой ясен, как ты говоришь, –
Ты, должно быть, истории знаешь?

– В ранней юности, – Кэрролл ему отвечал, –
Я рассказывал много, не спорю.
И тогда-то мой ум, как ребенок, играл.
Так послушайте пару историй.

——

Из статьи Н. Демуровой «Алиса в Стране чудес и в Зазеркалье»
(М., «Наука», Главная редакция физико-математической литературы, 1991)
.
В «Папе Вильяме», например, Кэрролл последовательно «снижает» текст нравоучительного стихотворения Саути «Радости старика и Как Он их Приобрел». «Моральные» и «возвышающие душу» темы размышлений Саути — о быстротечности жизни и радостей земных, о смерти и пр. —  заменяются у Кэрролла веселой «чепухой», вызывающе открыто декларированной во второй строфе:

                 …Но узнав, что мозгов в голове моей нет,
                 Я спокойно стою вверх ногами.

Сохраняя не  только  героев  и  вопросно-ответную  схему  стихотворения Саути, но и самое построение фраз отца и сына, ряд описательных конструкций, стихотворный размер, схему рифм и  пр.,  Кэрролл  переводит  все  содержание стихотворения в план безответственного «стояния на голове». Здесь,  очевидно, небесполезно вспомнить то старое различие между собственно пародией и травестией, или изнанкой, указание на которое находим в рукописях Ю. Н. Тынянова.

Цитируя старого автора, Тынянов пишет: «Изнанкою называется описание шуточным и даже низким слогом тех происшествий, кои прежде но важности своей описаны были слогом высоким. Изнанка не есть пародия, как  многие полагают, ибо пародия состоит в применении того же сочинения к другим происшествиям и к другим лицам, с переменою некоторых выражений». Нет надобности воскрешать старую и уже для начала XIX в. не ясную терминологию, но содержащееся в ней указание на разный характер связи между пародирующим и пародируемым произведением существенно, если не связывать «изнанку» непременно с жанром травестированных эпопей» {Ю. Н. Тынянов. Поэтика. История литературы.  Кино. М., 1977, с. 541 (прим. к ст. «О пародии»).}. «Папа Вильям»  Кэрролла  ближе всего именно к этому «изнаночному» типу  пародийной  литературы. Английский язык, не только сохранивший самое понятие «травестии», но и   широко пользующийся им, делает закономерным подобное «воскрешение» старой теории  в данном случае.
Вместе с тем возникает вопрос:  какова  цель  такого  травестирования?
Очевидно, скажем мы, Кэрролл высмеивал скучное нравоучительное стихотворение Саути и его религиозно-этическую установку. Но здесь-то и возникает основное затруднение: религиозно-этическая установка Саути не только  не  была  чужда Кэрроллу, но и, напротив, была ему чрезвычайно близка. Когда Кэрролл не  был занят нонсенсом, он говорил, думал и писал совершенно в том же духе,  что  и Саути.

В своих проповедях и письмах, в своем  романе «Сильви  и  Бруно»  (в «серьезных» и во многом автобиографических его частях), даже в  предисловиях к книгам нонсенса он развивал совершенно те же мысли. Может  быть,  объектом пародии в данном случае  являются  некоторые  формальные, внешние моменты поэзии  Саути,  действительно  зачастую  дающие повод ко всякого рода «придиркам»? Однако тогда Кэрролл должен был бы пойти по иному пути, доводя до абсурда именно эти погрешности формы.

——

Из статьи Н. Демуровой «О переводе сказок Кэрролла»
(М., «Наука», Главная редакция физико-математической литературы, 1991)
.
Уивер  рассматривает возможные методы перевода пародий: «Существуют три пути для перевода на другой язык стихотворения, которое пародирует  текст,  хорошо известный по-английски. Разумнее всего — выбрать стихотворение того же, в основных чертах, типа, которое хорошо известно на языке перевода, а затем написать пародию на это неанглийское стихотворение, имитируя при этом   стиль английского автора. Второй, и менее удовлетворительный способ — перевести, более или менее механически, пародию. Этот способ, судя по всему, будет избран только переводчиком, не  подозревающим, что данное стихотворение пародирует известный оригинал, переводчиком, который думает, что это всего лишь смешной и немного нелепый стишок, который следует передать буквально, слово за словом… Третий способ заключается в том, что переводчик говорит: «Это стихотворение нонсенс. Я не могу перевести нонсенс на свой язык, но я могу написать другое стихотворение-нонсенс на своем языке и вставить его в текст вместо оригинала». Из русских переводчиков «Алисы» по первому из этих путей, о которых говорит Уивер,  пошли  неизвестный  автор «Сони в царстве  дива», П. С. Соловьева, А. Д’Актиль, Т. Л. Щепкина-Куперник.

В главе V «Страны чудес» Кэрролл пародирует нравоучительное стихотворение Саути «Радости старика и Как Он их Приобрел». Вот что читает Алиса удивленному «Червяку» в переводе П. С. Соловьевой:  

                        Горит восток зарею новой.
                       По мшистым кочкам и буграм,
                       В душистой заросли еловой,
                       Встают букашки здесь и там
                        
                       Навстречу утренним лучам.
                       Жуки ряды свои сомкнули.
                       Едва ползет улиток ряд,
                       А те, кто куколкой заснули,
                       Блестящей бабочкой летят.
                        
                       Надевши красные обновки,
                       Расселись божие коровки,
                       Гудит с налета майский жук.
                       И протянул на листик с ветки  
                       Прозрачный дым воздушной сетки
                       Седой запасливый паук. […] 

П. С. Соловьева пародирует (по форме) стихи,  хорошо  знакомые  русским детям,  используя  пародийный  прием для того, чтобы написать новое стихотворение о рождении Боровика, никак не связанное ни с Кэрроллом, ни  с Саути. Стихотворение П. С. Соловьевой, несмотря на свою пародийность, весьма традиционно по форме и даже чем-то напоминает «Бал бабочки»  Уильяма  Роскоу {Уильям Роскоу (William Roscoe, 1753-1831) — автор небольшой поэмы для детей»Бал бабочки» (The Butterfly’s Ball, 1806), в которой с чувством описывалась жизнь природы. В XIX в. появились бесчисленные подражания Роскоу; его стихи клались на музыку, издавались роскошными и лубочными изданиями, печатались на носовых платках и т. п.}, который был хорошо известен в XIX в. Оно далеко от кэрролловского упоения бессмысленностью, которое имеет здесь особое значение, ибо пародируется нравоучительный текст Саути, давно навязший всем в зубах {Оригинал, используемый П. С. Соловьевой, конечно, не  давал таких возможностей для игры, как текст Саути.}.
По второму из отмеченных Уивером пути пошел А. Оленич-Гнененко, дающий буквальный перевод пародий Кэрролла.

Третий путь, о котором говорит Уивер, остался в случае с данным стихотворением неиспользованным. В нашем переводе мы избрали путь, не предусмотренный Уивером. Конечно, Уивер не мог знать об одной важной подробности нашей литературной жизни: к 1У67 г., когда вышел первый вариант нашего перевода, некоторые из стихотворений  Кэрролла были давно уже переведены на русский язык С. Я. Маршаком, став своего рода детской классикой. К числу этих стихотворений принадлежал и «Папа Вильям», которым все мы зачитывались еще в детстве, не зная, правда, о его пародийной сути.

Вот как звучал по-английски Саути:            

              «You are old, father William», the young man cried,
             «The jew locks that are left you are grey;
             You are hale, father William, a hearty old man,
             Now tell me the reason, I pray».
              
             «In the days of my youth», father William replied,
             «I remember’d that youth would fly fast,
             And abus’d not my health and my vigour at first,
             That I never might need them at last…»

Льюис Кэрролл вторит ему:

             «You are old, father William», the young man said,
             «And your hair has become very white;
             And yet yon incessantly stand on your head —
             Do you think, at your age, it is right?»
              
             «In my youtn», father William replied to his son,
             «I feared it might injure the brain;
             But, now that I’m perfectly sure I have none.
             Why, I do it again and again…»

С. Я. Маршак так передает кэрролловскую пародию:

               — Папа Вильям, — сказал любопытный малыш, —
               Голова твоя белого цвета.  
               Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
               Как ты, думаешь, правильно это?
                
               — В ранней юности, — старец промолвил в ответ, —
               Я боялся раскинуть мозгами.
               Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
               Я спокойно стою вверх ногами…

Мы включили в текст сказки эти стихи Маршака, решив создать для них «фон», необходимый  для  того,  чтобы  читатель  воспринял  их пародийную сущность. Д. Орловская написала для этого перевод «исходных» стихов Саути.
Переведя на русский язык «оригинал», она «подогнала» его под классическую пародию С. Я. Маршака. Парадоксальный случай — вполне в  духе кэрролловских нонсенсов…

Приобретя «оригинал», «Папа Вильям» Маршака глубже обозначил светотени, стал рельефнее и смешнее. А главное, в нем зазвучал иронический, пародийный смех, столь важный для его  правильного восприятия. В болгарском издании «Алисы» оригинал Саути был с небольшой подгонкой  включен прямо в текст. Стихотворение Саути с наслаждением читает Синяя Гусеница — Алиса же  с недоумением вторит ей пародийным «не тем» стихом.

____________________________________________________

Адаптированный перевод (без упрощения текста оригинала)
(«Английский с Льюисом Кэрроллом. Алиса в стране чудес»
М.: АСТ, 2009)
Пособие подготовили Ольга Ламонова и Алексей Шипулин
:

Алиса подумала, что она могла, с таким же успехом, и подождать, раз ей больше нечего было делать, и что, возможно, в конце концов, /Гусеница/ мог бы сказать ей что-то, что стоило услышать.

Несколько минут он пускал клубы дыма, ничего не говоря; выпускать табачный дым, дымить, но наконец он разжал скрещенные руки; снова вынул кальян изо рта и сказал, ‘Итак, ты думаешь, что ты изменилась, не так-ли?’
‘Боюсь, это так <«я /изменилась/»>, сударь,’ сказала Алиса; ‘Я не помню вещи так, как /я помнила их/ раньше — и я не могу оставаться в одном и том же размере десять минут кряду!’
‘Не можешь помнить какие вещи?’ спросил Гусеница.

‘Ну, я попыталась прочесть стихотворение «Как маленькая трудолюбивая пчелка», но оно вышло совсем по-другому!’ ответила Алиса очень печальным тоном.
‘Читай «Ты стар, папа Вильям» [16]’ сказал Гусеница.

Алиса сложила руки и начала:

‘Ты стар, папа Вильям,’ сказал молодой человек,
‘И волосы твои стали совсем седыми;
И все же ты постоянно стоишь на голове —
Ты думаешь, что в твоем возрасте, это правильно?’

‘В юности,’ папа Вильям ответил своему сыну,
‘Я боялся, что это могло бы повредить мозг;
Но теперь, когда я совершенно уверен, что у меня совсем нет мозгов,
Ба, я делаю это снова и снова.’

‘Ты стар,’ сказал юноша, ‘как я уже упомянул раньше,
И стал необыкновенно толстым;
И все же ты сделал сальто назад у двери —
Скажи же на милость, по какой причине?’

‘В юности,’ сказал мудрец, качая седой головой,
‘Я сохранил все свои члены очень гибкими,
Благодаря использованию вот этой мази — по шиллингу за коробку —
Позволь мне продать тебе парочку /коробок/)?’

‘Ты стар,’ сказал юноша, ‘и твои челюсти слишком слабы
Для чего-либо жестче, чем нутряное сало;
И все же, ты прикончил гуся, с костями и клювом —
Скажи же, как тебе удалось сделать это?’

‘В юности,’ сказал его отец, ‘Я изучал закон,
И спорил по любому поводу со своей женой;
И та мышечная сила, которую это дало моим челюстям,
Сохранилась на всю оставшуюся жизнь.’

‘Вряд ли кто-нибудь предположит
Что твой глаз был таким же верным, как раньше;
И все же ты удержал угря на кончике носа —
Что сделало тебя таким чрезвычайно умелым?’

‘Я ответил на три вопроса и этого достаточно,’
Сказал отец; ‘не важничай!
Неужели ты думаешь, что я могу целый день слушать такое?
Проваливай, или я спущу тебя с лестницы!’

‘Оно рассказано неверно,’ сказал Гусеница.
‘Не совсем верно, боюсь,’ робко сказала Алиса, ‘некоторые слова изменились.’
Оно неверно от начала и до конца,’ решительно сказал Гусеница, и на несколько минут /повисла/ тишина.

——

ПРИМЕЧАНИЯ:

16 — Нравоучительное стихотворение Роберта Саути «Радости Старика и Как Он Их Приобрел».

____________________________________________________

Анонимный перевод (издание 1879 г.):

„Впрочем, пусть его», рассудила Соня; „дела у меня другого нет, послушаю, так и быть, — может и скажет что-нибудь дельное.»
Червяк раза два потянул из трубки, расправил руки, изогнулся и говорит: „так ты находишь в себе перемену?»

„Нахожу, сударь», отвечает Соня. „Первое, я ничего порядком не могу припомнить; что ни скажу — все путаю. Второе, ростом я беспрестанно меняюсь».

„Что ты именно путаешь?»

„Да вот, хотела сказать наизусть «Птичку Божию», так все слова у меня выходят на выворот», пригорюнившись, отвечает Соня.

„Посмотрим; ну-ка скажи: «Близко города Славянска»….

Соня сложила руки на животик, и начала:

„Близко города Буянска,
На верху крутой норы,
Пресердитый жил-был парень,
По названию Колотун.

В его погребе глубоком,
Словно мышка в западне,
Изнывала в злом рассоле
Белорыбица душа.

Рано вечером однажды,
У кошачьего окна,
Раскрасавица Катюша,
Притаившися, сидит.

Она плачет, сердце бьется,
Хочет выскочить оно.
Сердцу чудится отрава
И постыло все ему.

Вдруг, откуда ни возмися,
Два мышонка молодых
Наскочили на Катюшку,—
Испугались молодцы!…

Где же парень? — Попивает,
Его слуги также пьют,
Один стриж сидит на крышке
И щебечет про себя». *

„Не так», сказал червяк.

„И мне кажется не совсем так: будто выходят не те слова», робко сказала Соня.

„Напутала с начала до конца», решительно сказал червяк.

——

Примечание автора проекта — С. Курия:

* — Здесь пародируется баллада М. Загоскина из оперы «Аскольдова могила» (1835):

Близко города Славянска на верху крутой горы
знаменитый жил боярин по прозванью Карачун.
В его тереме высоком точно пташка взаперти
изнывала в злой неволе красна девица душа.
Поздно вечером однажды у косящета окна
сиротинушка Любаша пригорюнилась сидит.
Она смотрит в ту сторонку, где живёт её всемил
там далёко за Ильменем он остался без неё.
Вот уж лето всё проходит а об нём вести нет,
знать забыл свою невесту, знать женился на другой.
Скоро полночь она плачет, уж на ум нейдёт и сон,
она слышит кто-то скачет, вот уж близко—это он.
Вмиг откуда ни взялися двое витязей лихих,
разом лестницу к окошку приставляют молодцы.
Вдруг залаяли собаки и проснулся Карачун,
вот хватился он Любаши, её нет —ахти беда!
Все на кони и в погоню, да уж поздно—нет следа.
Спустя лето по малину в лес не ходят никогда.

____________________________________________________

Перевод М. Д. Гранстрем (1908):

Аня решила подождать, что скажет ей гусеница, тем более, что торопиться ей было некуда. Несколько минут гусеница молча курила свою трубку, а затем спросила:
— Ты думаешь, что ты превращена?
— Да, госпожа Гусеница, я все забыла, ничего не могу запомнить и каждыя десять минут превращаюсь то в большую, то в маленькую!
— Ничего не можешь запомнить? Ничего, даже все стихи перезабыла! — грустно ответила Аня.
— Ну, скажи басню «Ворона и Лисица», — приказала гусеница.

Аня начала:

Ворона и Лисица.

Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.

Вороне где-то бог послал кусочек сыру;
На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать было совсем уж собралась,
Да призадумалась, а сыр во рту держала.
На ту беду Лиса близехонько бежала;
Вдруг сырный дух Лису остановил:
Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил.
Плутовка к дереву на цыпочках подходит;
Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит
И говорит так сладко, чуть дыша:
«Голубушка, как хороша!
Ну что за шейка, что за глазки!
Рассказывать, так, право, сказки!
Какие перушки! какой носок!
И, верно, ангельский быть должен голосок!
Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица,
При красоте такой и петь ты мастерица, —
Ведь ты б у нас была царь-птица!»
Вещуньина с похвал вскружилась голова,
От радости в зобу дыханье сперло, —
И на приветливы Лисицыны слова
Ворона каркнула во все воронье горло:
Сыр выпал — с ним была плутовка такова.

— Неверно, — заметила гусеница.
— Может быть, я немного ошиблась, — покорно согласилась Аня.
— Ты переврала, все, от начала до конца, — строго сказала гусеница.

——

Примечание от автора проекта — Сергея Курия:

* — Вместо пародии Кэрролла на нравоучительный стих переводчица почему-то приводит дословный текст басни И. Крылова.

anya_v_mire_chudes_gransterm_1908_06

____________________________________________________

Перевод Александры Рождественской (1908-1909):

 Алиса решила подождать, потому что ей все равно нечего было делать. А червяк, может быть, скажет что-нибудь интересное. Несколько времени он молча выпускал клубы дыма, но наконец заговорил:
— Так вы думаете, что переменились? — спросил он.

— Да, так мне кажется, — ответила Алиса. — Я не могу припомнить того, что знала раньше, и я чуть не через каждые десять минут становлюсь то больше, то меньше.

— Что же вы, собственно  говоря, забываете? — спросил червяк.

— Я попробовала сказать стихи, но они вышли у меня совсем другие, — печально ответила Алиса.

— А ну, скажите-ка стихи «Бодрый старик».

Алиса сложила руки и начала:

«Ты — старик, мой отец; ослабел ты от лет, —
Сказал сын. — Не могу я понять,
Как в такие года ухитряешься ты
Вверх ногами так часто стоять?»

И ответил старик: «Когда молод я был,
То боялся на голову встать.
Это мне повредит, так я думал тогда,
И на мозг может дурно влиять.
Но теперь не осталось ума у меня
И бояться уж нечего мне.
Потому-то я часто и долго теперь
Вверх ногами стою на дворе».

«Ты старик уж,  отец, — снова сын завел речь,-
И ты толст, слишком толст уж теперь,
Так зачем же, скажи, кувыркаешься ты,
И спиной отворяешь ты дверь?»

И ответил старик: «С юных лет так привык.
Был я гибок и ловок тогда,
Перепрыгивал я, да прыгну и теперь,
Чрез высокий забор без труда».

«Ты уж стар, ты уж сед, слабы зубы твои. —
Сын сказал. — Тебе кашу бы есть!
Как же гуся всего — объясни это мне —
Мог с костями и клювом ты съесть?»

И ответил старик: «Я судился не раз,
Никогда адвокатов не брал,
Сам свои все дела защищал на суде,
Оттого и зубастым я стал».

«Твои слабы глаза, — сказал сын, — и тебе
Давно нужно очки надевать.
Как же можешь угря ты уставить на нос
И на кончики самом держать?»

«Убирайся ты прочь! — рассердился старик. —
Я три раза тебе отвечал.
Слушать вздор я усталь, уходи от меня,
Чтобы сам я тебя не прогнал!»

— Неверно! — крикнул червяк.

— Должно быть, не совсем верно, — робко сказала Алиса. — Некоторые слова были прежде как будто другие.

— Неверно с самого начала и до конца, — решительно проговорил червяк.

____________________________________________________

Перевод Allegro (Поликсена Сергеевна Соловьёва) (1909):

Алиса подумала, что, почему бы ей и не подождать немного: дела у неё никакого не было, а Червяк, в конце концов, мог сообщить ей что-нибудь, достойное внимания. В течение нескольких минут он продолжал, молча, попыхивать из чубука, но, наконец, разжал руки, снова вынул чубук изо рта и сказал:

— И так, вы думаете, что вы изменились?

— Боюсь, что да, сэр, — отвечала Алиса, — я забываю вещи, которые отлично знала и не могу остаться одного и того же роста хоть на десять минут.

— Забываете какие вещи? — спросил Червяк.

— Ну, вот, например, я попробовала сказать: „Птичка Божия не знает“, а у меня вышло что-то совсем другое, — отвечала Алиса очень печально.

— Попробуйте сказать: „Горит восток зарею новой“ — сказал Червяк.

Алиса сложила руки и начала:

Горит восток зарею новой.**
По мшистым кочкам и буграм,
В душистой заросли еловой,
Встают букашки здесь и там,
Навстречу утренним лучам.
Жуки ряды свои сомкнули,
Едва ползете улиток ряд,
А те, что куколкой заснули,
Блестящей бабочкой летят.
Надевши красные обновки,
Расселись Божии коровки,
Гудите с налета Майский жук.
И протянул на листик с ветки
Прозрачный дым воздушной сетки
Седой запасливый паук.
А солнце, к полдню приближаясь,
Горите, пылаете здесь и там,
Свершаете путь свой, улыбаясь
Улиткам, бабочкам, жукам.
Где прошлогодний лист слежался,
Между корней, среди стволов,
Условный легкий треск раздался
И семьи вылезли грибов.
В багряной шапке с жемчугами,
Пугая мух, пленяя взор,
И возвышаясь над грибами,
Стоите надменный мухомор.
На корешках, как на пружинках,
Поганок выстроился ряд,
И сыроежек в темных мшинках
Сверкает розовый наряд.
Тогда-то вдруг раздался шорох
Вокруг вздохнуло все: „пора»!
Из-под земли, как из шатра,
Сдвигая мертвых листьев ворох,
Встал Боровик. Листы, трава
Склонились. Ахнули волнушки.
От чащи леса до опушки
Прошла стоустая молва:
„Царь родился»! Жуки подходят,
Улитки лезут на поклон.
Своих детей со всех сторон
Коровки Божии подводят.
В лесу стоит веселый крик:
— Родился царь наш, Боровик!

— Это все неверно, — сказал Червяк.

— Да, я боюсь, что не совсем верно, — робко согласилась Алиса. — Некоторые слова, как будто, изменены.

— Это неверно с начала до конца, — заявишь решительно Червяк.

——

Примечание автора проекта — С. Курия:

** — Здесь пародируется отрывок из поэмы А. С. Пушкина «Полтава» (Песнь Третия):

 ..Горит восток зарею новой.
Уж на равнине, по холмам
Грохочут пушки. Дым багровый
Кругами всходит к небесам
Навстречу утренним лучам.
Полки ряды свои сомкнули.
В кустах рассыпались стрелки.
Катятся ядра, свищут пули;
Нависли хладные штыки.
Сыны любимые победы,
Сквозь огнь окопов рвутся шведы;
Волнуясь, конница летит;
Пехота движется за нею
И тяжкой твердостью своею
Ее стремление крепит.
И битвы поле роковое
Гремит, пылает здесь и там;
Но явно счастье боевое
Служить уж начинает нам.
Пальбой отбитые дружины,
Мешаясь, падают во прах.
Уходит Розен сквозь теснины;
Сдается пылкий Шлипенбах.
Тесним мы шведов рать за ратью;
Темнеет слава их знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен…
.

____________________________________________________

Перевод М. П. Чехова (предположительно) (1913):

 <Эта сцена в переводе отсутствует — С.К.>

.

____________________________________________________

Перевод Владимира Набокова (1923):

Аня решила, что она может подождать, благо ей нечего делать: может быть, она услышит что-нибудь любопытное. В продолжение нескольких минут Гусеница молчаливо попыхивала, но наконец раскрестила руки, опять вынула изо рта  кальян и сказала:
— Значит, ты считаешь, что ты изменилась, не так ли?

— Так, — подтвердила Аня. — Я не могу вспомнить вещи, которые всегда знала, и меняю свой рост каждые десять минут.

— Какие вещи? — спросила Гусеница.

— Вот, например, я попробовала прочесть наизусть: «Птичка божия не знает», а вышло совсем не то, — с грустью сказала Аня.

— Прочитай-ка «Скажи-ка, дядя, ведь не даром», —  приказала Гусеница.

Аня сложила руки на коленях и начала:

— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Тебя считают очень старым:
    Ведь, право же, ты сед
И располнел ты несказанно.
Зачем же ходишь постоянно
На голове? Ведь, право ж, странно
    Шалить на склоне лет!

И молвил он: «В былое время
Держал, как дорогое бремя,
     Я голову свою…
Теперь же, скажем откровенно,
Мозгов лишен я совершенно
И с легким сердцем, вдохновенно
    На  голове стою».

— Ах, дядя, — повторяю снова:
Достиг ты возраста честного,
     Ты — с весом, ты — с брюшком…
В такие годы ходят плавно,
А ты, о старец своенравный,
Влетел ты в комнату недавно
     — Возможно ль? — кувырком!

— Учись, юнец, — мудрец ответил. —
Ты, вижу, с завистью приметил,
     Как легок мой прыжок.
Я с детства маслом мазал ножки,
Глотал целебные лепешки
Из гуттаперчи и морошки —
      Попробуй-ка, дружок!

— Ах, дядя, дядя, да скажи же,
Ты стар иль нет? Одною жижей
     Питаться бы пора!
А съел ты гуся — да какого!
Съел жадно, тщательно, толково,
И не осталось от жаркого
      Ни одного ребра!

Я как-то раз, — ответил дядя,
Живот величественно гладя, —
      Решал с женой моей
Вопрос научный, очень спорный,
И спор наш длился так упорно,
Что отразился благотворно
      На силе челюстей.

— Еще одно позволь мне слово:
Сажаешь ты угря живого
      На угреватый нос.
Его подкинешь два-три раза,
Поймаешь… Дядя, жду рассказа:
Как приобрел ты верность глаза?
       Волнующий вопрос!

— И совершенно неуместный, —
Заметил старец. — Друг мой, честно
      Ответил я на три
Твои вопроса. Это много. —
И он пошел своей дорогой,
Шепнув  загадочно и строго:
     — Ты у меня смотри!**

— Это неправильно, — сказала Гусеница.

— Не совсем правильно, я боюсь, — робко отвечала Аня, — некоторые слова как будто изменились.

— Неправильно с начала до конца, — решила Гусеница, и за этим последовало молчанье.

——

Примечание автора проекта — С. Курия:

Переводчик пародирует известное стихотворение Ю. Лермонтова «Бородино»:

«- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!» и т.д.

____________________________________________________

 

Перевод А. Д’Актиля (Анатолия Френкеля) (1923):

Алиса решила, что, так как ей делать нечего, она смело может подождать — может быть, рано или поздно, Гусеница скажет ей что-либо достойное внимания.
Последняя несколько минут пускала клубы дыма, не говоря ни слова. Наконец, она разжала лапки, вынула снова изо рта чубук и сказала:
— Так-что ты думаешь, что переменилась, да?

— Боюсь, что это так, сударыня,— сказала Алиса.— Я не помню того, что раньше помнила — и я не могу удержаться на одном росте десять минут подряд.

— Не помнишь чего?— сказала Гусеница.

— Например, я пыталась прочесть «Птичка божия не знает», но у меня получилось совсем, совсем наоборот,— ответила Алиса печальным голосом.

— Повтори: «Попрыгунья-стрекоза!» — сказала Гусеница.

Алиса сложила руки и начала:

Попрыгунья — Стрекоза
Проработала все лето: *
Зной-ли, дождик-ли, гроза —
Знай, тащи и то и это
И копи к зиме запас,
Не сомкнув ни разу глаз.
Вот зима сменила дето.
Льдом и снегом все одето.
И, про дрогнув до костей,
К Стрекозе стучится сиро
Лодырь, плут, шалун, проныра,
Забияка Муравей.

— Неправильно!— перебила ее Гусеница.

— Как-будто не совсем правильно,т— сказала Алиса робко,т— кое-какие слова переменились.

— Неправильно с начала до конца!— сказала Гусеница решительно, и несколько минут царило молчание.

——

ПРИМЕЧАНИЯ СЕРГЕЯ КУРИЯ:

* — Переводчик пародирует басню И. Крылова «Стрекоза и муравей»:

Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела;
Оглянуться не успела,
Как зима катит в глаза…

____________________________________________________

Перевод Александра Оленича-Гнененко (1940):

Алиса подумала, что смело может подождать, хотя бы потому, что ей больше нечего было делать и что, возможно, после всего этого Гусеница всё же скажет ей что-нибудь достойное внимания.
Несколько минут Гусеница пускала дым, не говоря ни слова. Наконец она разжала руки, вновь вынула изо рта чубук кальяна и спросила:
— Итак, ты думаешь, что ты изменилась, верно?

— К несчастью, это так, — сказала Алиса. — Я не могу вспомнить самых простых вещей… и я не могу сохранить один и тот же рост на протяжении десяти минут!

— Не можешь вспомнить чего? — спросила Гусеница.

— Ну, я пробовала рассказать «Там, где весёлая пчела…», но у меня получилось всё наоборот! — ответила Алиса очень печально.

— Прочти наизусть: «Ты стар, отец Вильям!» — приказала Гусеница.

Алиса скрестила руки и начала:

       — Папа Вильям, — спросил молодой человек,
       — Уж давно ты и стар и сед —
       Ты, однако, весь день ходишь на голове:
       То полезно ль на склоне лет?
       
       — Долго я привыкал, но узнал я зато,
       Что мой череп — совсем не воск:
       В нём и мозга ведь нет, и никто и ничто
       Повредить мне не может мозг.
       
       Вновь юнец пристаёт к старику не шутя:
       — Ты беззубее карася.
       Как с костями и клювом убрал ты в гостях
       Основательного гуся?
       
       — Был я молод в те дни, стать хотел я судьёй
       И суды посещал всегда.
       Обсуждая решенья с своею женой,
       Челюсть я закалил тогда.
       
       — Что за фокус, — сын третий вопрос задаёт:
       — Хоть ужасно ты толст теперь,
       Через голову прыгнув спиною вперёд,
       Ты легко вылетаешь в дверь?
       
       И тряхнул головой мудрый старец, смеясь:
       — Ловок так я не по годам,
       Потому что в суставы втирал эту мазь:
       Если хочешь, на грош продам!
       
       — Папа Вильям! Про тонкий твой ум говоря,
       Удивляется весь наш дом,
       Как на кончике носа ты держишь угря
       И танцуешь ещё притом.
       
       На четвёртый вопрос не ответил отец:
       — Сын! Недаром ты хил и щупл:
       Вредно много болтать. Замолчи наконец,
       Или с лестницы вниз спущу!

— Неправильно, — сказала Гусеница.

— Не совсем правильно, к сожалению, — призналась Алиса робко: — некоторые слова изменились.

— Неправильно с начала и до конца! — заявила Гусеница решительно, и на несколько минут наступило молчание.

____________________________________________________

Перевод Бориса Заходера (1972):

«Ладно, так и быть, — подумала Алиса, — подожду. Делать мне все равно нечего, а может, он в конце концов скажет что-нибудь стоящее».
Червяк долго — минут пять! — молча попыхивал кальяном, но в конце концов действительно опять вынул изо рта чубук и сказал:
— Так ты думаешь, ты в кого-то превратилась?

— Боюсь, что так! — сказала Алиса. — Главное, все время делаюсь то маленькая, то большая, и ничего не могу вспомнить толком.

— Не можешь вспомнить чего? — спросил Червяк.

— Ничего! Даже стихов! — плачевным тоном сказала Алиса. — Я вон даже «Дети, в школу собирайтесь» хотела прочитать, а получилась какая-то чепуха!

— Прочти «Вечер был, сверкали звезды», — предложил Червяк. — Очень трогательный стишок!

Алиса послушно встала в позу, сложила перед собой ручки и начала:

— Старикашка! — сынок обратился к отцу, —
Голова твоя так поседела,
Что стоять вверх ногами тебе не к лицу!
Не пора ли бросать это дело?

— В детстве я не рискнул бы, — ответил старик, —
Вдруг да что-то стрясется с мозгами!
Но теперь, убедившись, что риск невелик,
Я люблю постоять вверх ногами!

— Ты старик— молвил сын. — И, как все говорят, —
Ты не тоньше бочонка для пива,
Ты же крутишь по десять кульбитов подряд —
Как по-твоему, это красиво?

— В детстве, мальчик, я был, как волчок заводной:
Приобрел я у старой чертовки
Чудо-мазь для гимнастов «Тряхнем стариной».
Хочешь банку? Отдам но дешевке!

— Ты беззубый старик, — продолжал лоботряс, —
Пробавлялся бы манною кашей!
Ты же гуся (с костями!) съедаешь за раз!
Что мне делать с подобным папашей?

— С детства, мальчик, я стать адвокатом мечтал,
Вел судебные споры с женою;
И хотя я судейским, как видишь, не стал —
Но зато стала челюсть стальною!

— Ты старик! — крикнул сын. — Спорить станешь ты зря.
Организм твой изношен и хрупок.
А вчера ты подкидывал НОСОМ угря!
Разве это приличный поступок?

— Ты, мой сын, — покосился старик на сынка, —
Хоть и молод — нахал и зануда!
Есть вопрос у меня: Ты дождешься пинка —
Или сам уберешься отсюда ?!

— Не то, — сказал Червяк.

— Да, кажется, не совсем те стихи, — смущенно сказала Алиса. — Некоторые слова перепутались!

— Все никуда не годится с самого начала до самого конца! — решительно подвел итоги Червяк, и наступило долгое молчание.

____________________________________________________

Перевод Александра Щербакова (1977):

Алиса подумала, что, коль уж нечего больше делать, можно и подождать — вдруг он скажет что-нибудь полезное. Некоторое время Шелкопряд пускал клубы дыма и молчал, но наконец он вытянул руку, снова вынул чубук изо рта и спросил:
— Итак, ты думаешь, что тебя превратили, не так ли?

—  Боюсь, что так, сэр,- сказала Алиса.- Я не могу припомнить привычных вещей и вдобавок каждые десять минут меняю размеры.

— Чего именно ты не можешь припомнить? — спросил Шелкопряд.

— Ну, например, я пыталась прочесть наизусть стихи «Как этот юный…». Но они вышли совсем не те,- вконец расстроенная, ответила Алиса.

— Прочти наизусть «В ваши годы, отец…»,- предложил Шелкопряд.

Алиса сложила руки перед собой и начала:

«В ваши годы, отец, — обратился сынок
К совершенно седому отцу,-
Кверх ногами так часто стоять я б не смог,
Да и вряд ли вам это к лицу».

«В твои годы, сынок, — отвечает отец, —
Я лелеял макушку свою.
Но теперь опустело под ней наконец.
И я вдоволь на ней постою».

«В ваши годы, отец, вы чрезмерно жирны,
Ни за что не согнетесь в дугу.
Но для вас кувырнуться разок — хоть бы хны!
Что за резвость — понять не могу!»

«В твои годы, сыпок, чтобы резвость сберечь,
Я втирал специальный бальзам.
Видишь баночки эти? О них вот и речь.
Хочешь, парочку штучек продам?»

«В ваши годы вздыхают:  мол, сила-то — вся!
И особенно у челюстей.
Как же вы в одиночку убрали гуся,
Целиком, не оставив костей?»

«В твои годы сутяга я был хоть куда!
У жены научиться сумел.
И не будет такого со мной никогда,
Чтобы я ухватил да не съел!»

«В наши годы, отец, вообще говоря,
Тяжелы кой-какие профессии.
Как же вы, водрузив себе на нос угря,
Удержали его в равновесии?»

«Трех ответов довольно с тебя, пустозвон.
Наказанье мне с этим сынком!
Хватит глупых вопросов, и выйди-ка вон!
А не выйдешь — спроважу пинком!»

— Не то, — сказал Шелкопряд.

— Боюсь, что не совсем то, — робко сказала Алиса. — И здесь некоторые слова тоже превратились в другие.

— Да все неверно от начала до конца, — решительно заявил Шелкопряд, и на несколько минут воцарилось молчание.

____________________________________________________

Перевод Владимира Орла (1988):

Алиса решила, что может и подождать — все равно делать нечего. Мало ли, вдруг Гусеница в конце концов скажет что-нибудь стоящее.
Несколько минут Гусеница молча попыхивала трубкой, затем отложила ее, скрестила руки на груди и спросила:
— Растешь?

— Расту, — кивнула Алиса. — А иногда наоборот. И потом, я кое-что стала забывать…

— Что «кое-что»? — нахмурилась Гусеница.

— У меня в голове перепутались все стихи, — призналась Алиса. — Вот хотела я прочесть стихи про птичку, а вышло про крокодила…

— «Про крокодила…» — задумчиво повторила Гусеница. — Прочти-ка мне лучше  стишок про дядю Вильяма.

Алиса облегченно вздохнула, сложила руки на животе и начала:

«Дядя Вильям, — спросил удивленный малыш, —
Отчего ты стоишь вверх ногами?
Отчего ты друзьям и знакомым велишь
Называть рукава сапогами?»

«У меня, хоть и стал я уже стариком,
Голова совершенно пустая.
Раньше я ежедневно болтал языком,
 А теперь я ногами болтаю!»

«Дядя Вильям, — юнец к джентльмену воззвал, —
Ты не слишком изящный мужчина,
Но как драная кошка, залез ты в подвал.
В чем подобной сноровки причина?»

«Я, приятель, ужасно боюсь темноты,
И в подвале воспитывал волю.
А теперь будешь волю воспитывать ты.
Залезай! Я, конечно, позволю».

«Дядя Вильям, — спросил шалопай старика, —
Тебе сварена манная кашка.
Как же ты умудрился в четыре глотка
Проглотить молодого барашка?»

«Проглотить? Проглотил. Я не спорю, мой друг.
Но твои замечания мелки.
За едой я бываю слегка близорук,
И, наверное, спутал тарелки».

«Дядя Вильям, — мальчишка воскликнул, дрожа,-
Всем известно, что ты непоседа,
Но зачем в зоопарке ты дразнишь моржа
И за что укусил муравьеда?»

«Слушай, милый ребенок, твоя болтовня
Не выводит меня из терпенья,
Только лучше заткнись, а не то у меня
Головой сосчитаешь ступени!»

— Укусил муравьеда? — спросила Гусеница.

— Укусил, — ответила Алиса.

— Все не так, — сказала Гусеница.

— Вы правы,  все не совсем так, — согласилась Алиса. — Кое-какие слова стоят не на своем месте.

— Все совсем не так, от начала до конца, — решительно оборвала ее Гусеница.

____________________________________________________

Перевод Леонида Яхнина (1991):

Делать Алисе было нечего. Да она и не знала, что делать. И, делать нечего, решила подождать: вдруг услышит что-нибудь дельное? А Бабочкина Куколка молчала себе, посасывая длинную фарфоровую трубку. Лишь минут через пять она промямлила:
— Тебе чего-нибудь не хватает?

— Да, — грустно сказала Алиса, — мне не хватает роста. Я уж и не помню, какой была раньше.

— Но хоть что-нибудь ты помнишь?

— Боюсь, что нет. Даже «В лесу родилась елочка…» перепутала. — И Алиса тяжело вздохнула.

— Попробуй прочитать «Скажи-ка, дядя…», — посоветовала Куколка.
Алиса послушно начала:

Дядю старого на вилле
Навестил племянник Вилли,
И, на дядю строго глядя,
Он спросил: — Скажи-ка, дядя,
Ведь недаром для чего-то
Вот уже недели две
Ты стоишь на голове?

— Даром, даром! Ни гроша
Головой не заработал
В жизни я, моя душа!
Но племянник, строго глядя,
Продолжал: — Скажи-ка, дядя,
Ведь недаром говорили,
Что гусей двенадцать дюжин
Поедаешь ты на ужин?

— Даром, что ли, милый Вилли,
Я уже полсотни лет
Ничего не ем в обед?
А мальчишка, косо глядя,
Пропищал: — Скажи-ка, дядя,
Ведь недаром, без сомненья,
Говорят, что ты легко
Влез в игольное ушко?

— Дар такой мне дан с рожденья,
Но теперь я стал не тот —
Мне мешает мой живот.
Но паршивец, прямо глядя,
Вопрошал: — Скажи-ка, дядя,
Ведь недаром стал ты старым,
Почему же ты пока
Не дорос до потолка?

— Дам тебе, юнец, задаром
Я такого тумака —
Прыгнешь сам до потолка!

— Это не то, — сказала Куколка.

— Кажется, вы правы, — робко согласилась Алиса. — Некоторые слова изменились, то есть превратились.

— Некоторые! — возмутилась Бабочкина Куколка. — Все от начала до конца!

.

____________________________________________________

Перевод Юрия Лифшица (1991, опубликовано в 2017):

Король, его величество
Сказал ее величеству:
«Прошу прощенья, душечка,
Но я заметил сам,
Что вы, забыв о возрасте,
О чести и приличии,
На голове до завтрака
Стоите по утрам».

На это государыня
Ответила с улыбкою:
«Сто раз прошу прощения.
Вы правы, видит Бог.
Но чем же виновата я?
Ведь это вы поставили
Свою державу бедную
Всю на голову с ног».

Тогда, вздохнув невесело
Король промолвил: «Глупости!».
И, будто между прочим,
Заметил невпопад:
«Хотя вы дама зрелая,
Однако в воскресение
Сальто мортале сделали
Пятнадцать раз подряд!».

Но, на его величество
Взглянув, ее величество
С подчеркнутой учтивостью
Сказала королю:
«Ну, что же здесь такого?
Ведь я не ем мучного,
А сливочного масла я
И вовсе не терплю!».

Король промолвил: «Боже мой!».
Король сказал: «О Господи!
На аппетит не жалуюсь,
Однако это вы,
Вы – далеко не юная –
Позавчера за ужином
От гуся не оставили
Ни лап, ни головы!».

И королю ответила
Его супруга вежливо:
«Пожалуйста, припомните:
Не проходило дня,
Чтоб мы не пререкалися,
Не спорили, не ссорились.
Вот так окрепли челюсти
И зубы у меня!».

Тогда его величество
Король сказал с обидою:
«Могу на отсечение
Дать голову свою,
Что без труда особого
И, даже не поморщившись,
Вы на носу удержите
Гремучую змею!».

На что ее величество
Вскричала: «Ваши выходки
Терпеть я не намерена,
Тиран и сумасброд!
И если вы немедленно
Прощенья не попросите,
То завтра, нет, сегодня же
Подам я на развод!».

——

Примечание автора проекта — С. Курия:

В данном случае переводчик пародирует стихотворение А. Милна «Королевский бутерброд». См. отрывок:

Король,
Его величество,
Просил ее величество,
Чтобы ее величество
Спросила у молочницы:
Нельзя ль доставить масла
На завтрак королю…
      (пер. С. Маршака)

____________________________________________________

Перевод Бориса Балтера (1997):

 Алиса подумала, что делать нечего — можно и подождать, не скажет ли он все-таки чего-нибудь стоящего внимания. Проходила минута за минутой, а он все пускал клубы своим кальяном, не говоря ни слова. Наконец, он расплел руки, вынул кальян изо рта и сказал: «Такты ДУМАЕШЬ, что переменилась, э?»

«Боюсь, что так и есть, сэр,- ответила Алиса.- Я не так помню, как раньше, — и я полчаса не могу удержаться в одном размере!»

«Не помнишь ЧТО?»- сказал Гусеница.

«Ну, я, например, хотела рассказать один стих, а он вышел весь наперекосяк!»- меланхолично ответила Алиса.

«Рассказывай стих про деда»,- сказал Гусеница.

Алиса послушно сложила руки, как полагается, и начала:

Папа Вильям стар и сед,
Да и толст изрядно,
Но стоит на голове
Папа постоянно.

Кроха-сын к отцу пришел,
Удивлен безмерно:
«Разве ЭТО хорошо
В возрасте почтенном?»

«Прежде я мозги берег,
А теперь, я знаю,
У меня их нет, сынок», —
Папа отвечает.

Если ты мозгов лишен,
Это очень хорошо.

Тут папаша от земли
Пяткой оттолкнулся,
Замахал руками и
Перекувырнулся.

«Ты же толстый, как мешок,
И немало прожил.
Как же ты так хорошо
Кувыркаться можешь?»

«Что же, сед не даром я —
Отвечаю сразу:
Прежде скипидаром я
Часто пятки мазал.

Это средство — о-ля-ля!
Не бывает лучше.
И всего — за три рубля.
Парочку не купишь?

Если смажешь пятки,
Будешь жить в достатке.

Сын, ответом поражен,
Отвечал: «Папаша,
Разве СТОЛЬКО хорошо
Лопать в годы Ваши?**

Ты же, папа, без зубов
(Это между нами),
А гуся ты съесть готов
С клювом и костями?»

«Грыз гранит науки я
Прежде так усердно,
Что теперь погрызть гуся
Для меня не вредно.»

Если хочешь есть и пить,
Нужно челюсть укрепить!

А сынок все о своем,
Не прошло минуты:
«Как жонглировать угрем
Можешь на носу ты?»

«Все! — папаша закричал —
Ерунда какая!
Слишком долго отвечал,
Больше не желаю!

Убирайся с глаз моих,
Дорогая кроха,
А не то узнаешь вмиг,
Что такое плохо!»

                      (перевод Т. Ярыгиной)

«Неправильно!» — сказал Гусеница.

«Да, НЕ СОВСЕМ правильно, — робко отозвалась Алиса, — кое-какие слова превратились».

«Неправильно ВСЕ, с начала до конца!» — решительно сказал Гусеница, и несколько минут они молчали.

——

Примечание автора проекта — С. Курия:

Переводчик пародирует известное детское стихотворение В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?»:

«Крошка сын
          к отцу пришел,
и спросила кроха:
— Что такое
           хорошо
и что такое
           плохо?-
У меня
      секретов нет,-
слушайте, детишки,-
папы этого
          ответ
помещаю
       в книжке».

____________________________________________________

Перевод Андрея Кононенко (под ред. С.С.Заикиной) (1998-2000):

Алиса решила, что можно и подождать, спешить-то все равно некуда, может она и скажет что-нибудь стоящее. Сороконожка пару минут шумно попыхтела своей сигарой, затем расплела все свои руки-ноги, вынула ее изо рта и осведомилась: «Так ты думаешь, что изменилась, да?»

«Боюсь, да», — произнесла со вздохом Алиса. — «Я позабыла все, что раньше знала, и рост свой я не могу сохранить и пять минут».

«Не можешь вспомнить что?» — снова спросила Сороконожка.

«Ну, я попыталась рассказать «Ворону и Лису», а вышло что-то несуразное!» — уточнила Алиса с грустью в голосе.

«Расскажи «Бородино»», — задумчиво пробормотала Сороконожка.

Алиса сложила руки за спину и начала:

— Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Ты, лысину намазав салом,
Стоишь на голове?
Редки власа твои седые,
Но возникают и в года младые
От этого болезни головные.
А каково ж тебе?!
 
— Сынок, здесь логика простая:
Болеть не будет голова пустая.
Со мною не тягайся тут.
Стоять коль будешь на макушке,
Перед глазами замелькают мушки,
И мозги сквозь твои ушки
Сразу потекут!
 
— Но ты ведь, дядя, очень старый,
Имеешь ты живот немалый.
Как удается, но не ври,
Тебе запрыгивать в окошки,
Куда с трудом залазят кошки,
Когда передвигают еле ножки
Старики к двери?

И молвил он, сверкнув очами:
«Сынок, пусть будет это между нами.
Я гибким остаюсь,
Поскольку по рублю за пачку
У лавочника покупаю жвачку.
Сжевал ее, наверно, тачку!
А хочешь, поделюсь?»
 
— Дядя, тебе только жвачку жевать,
Но как ты смог гуся умять?
Вот в чем вопрос!
Хрустя, разгрыз ты клюв и кости,
Как хищники в голодной злости,
И рты пораскрывали гости,
Когда ты съел поднос.
 
— Я грыз гранит наук пять лет,
Грызусь с женою, встав чуть свет.
Тебе я расскажу,
Как от тренировки упорной такой
Челюсти силой налились большой.
Готов поспорить я с тобой
Кирпич перекушу!
 
— А как же, дядя, верность глаза
Ты отточил, как грань алмаза?
Я не могу понять.
Червяка на нос ты ставишь,
И на носочки чуть привстанешь,
Его подкинешь и поймаешь
Носом раз так пять!
 
— Ну, хватит, парень. Надоело!
Ты думаешь, что нет другого дела,
Как мне тут слушать
Вопросы глупые весь день,
Сидеть с тобою здесь как пень.
Уж надвигается ночная тень,
Пора б покушать!

«Неправильно», — фыркнула Сороконожка.

«Боюсь, не совсем правильно», — робко поправила Алиса, — «некоторые слова чуточку изменены».

«Неправильно от начала до конца», — решительно провозгласила Сороконожка, после чего на некоторое время повисло молчание.

—-

Примечание автора проекта — С. Курия:

Переводчик пародирует известное стихотворение Ю. Лермонтова «Бородино»:

«- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!» и т.д.

____________________________________________________

Перевод Юрия Нестеренко:

 Алиса решила, что может и подождать, благо делать все равно нечего, а Гусеница, может быть, все-таки скажет в конце концов чтото важное. В течение нескольких минут Гусеница лишь молча пускала клубы дыма, но затем, наконец, расплела руки, вновь вынула мундштук изо рта и сказала:
— Значит, ты думаешь, что изменилась, так?

— Боюсь, что да, мэм, — сказала Алиса, — Я не могу вспомнить вещи, которые знала — и не проходит и десяти минут, чтобы мой рост не менялся!

— Не может вспомнить какие вещи? — спросила Гусеница.

— Ну, я пыталась прочитать «Трудолюбивую пчелу», но вышло что-то совсем другое! — ответила Алиса очень печальным голосом.

— Прочти «Ты уж стар, папа Вильям»,[15] — предложила Гусеница.

Алиса сложила руки и начала:

«Ты уж стар, папа Вильям, — юнец произнес, —
Волос твой побелел радикально,
Но стоишь вверх ногами! Ответь на вопрос —
В твоем возрасте это нормально?»

«С юных дней, — папа Вильям промолвил в ответ, —
Думал я — это мозгу опасно,
Но поняв, что мозгов в голове моей нет,
На макушке стою ежечасно.»

«Ты уж стар, — молвил сын, — как я раньше сказал,
Да и жиром изрядно набит;
Отчего ж ты не входишь, как прочие, в зал,
А в дверях исполняешь кульбит?

«С юных дней, — молвил старец, тряхнув сединой, —
Я поддерживал гибкой осанку,
Ибо мазал конечности мазью одной —
Вот, не купишь ли? Шиллинг за банку!

«Ты уж стар, твоя челюсть беззубая вся,
Ей лишь студень жевать остается;
Ты ж съедаешь с костями и клювом гуся —
Объясни, как тебе удается?»

«С юных дней, — старец рек, — по судам я ходил,
Вел с женой в каждом случае спор,
И развил свою челюсть, что твой крокодил —
Не ослабла она до сих пор.»

«Ты уж стар, — молвил сын, — и, вообще говоря,
Глаз твой менее зорок, чем прежде,
Как же ты в равновесии держишь угря
На носу?[16] Объясни мне, невежде.»

«Хватит! На три вопроса получен ответ! —
Крикнул старец нахальному сыну, —
Целый день, что ли, слушать мне этакий бред?
Прочь ступай, или с лестницы скину!»

— Это неправильно, — сказала Гусеница.

— Не совсем правильно, боюсь, — робко произнесла Алиса, — некоторые слова получились не те.

— Это неверно от начала до конца, — решительно заявила Гусеница, и на несколько минут повисла тишина.

——

Комментарии переводчика:

[15] Дидактическое стихотворение Роберта Саути (Robert Southey, 1774-1843):

«Ты уж стар, папа Вильям, — воскликнул юнец, —
Волос сед твой и редок, взгляни,
Но и в старости здрав ты и крепок, отец;
Отчего так? Прошу, объясни.»

«С юных дней я, — сказал папа Вильям в ответ, —
Помнил: быстры мгновенья весны,
И не тратил напрасно здоровья и сил,
Словно больше они не нужны.»

«Ты уж стар, папа Вильям, — воскликнул юнец, —
Где все радости? В прошлом они.
Только ты не грустишь об ушедших годах;
Отчего так? Прошу, объясни.»

«С юных дней я, — сказал папа Вильям в ответ, —
Помнил: юность не вечна моя,
И, поскольку о будущем думал всегда,
Не жалею о прожитом я.»

«Ты уж стар, папа Вильям, — воскликнул юнец, —
И к закату идут твои дни,
Но ты весел, и смерть не пугает тебя;
Отчего так? Прошу, объясни.»

«Сын, я весел, — ответил старик, — и хочу,
Чтоб усвоил ты твердо вполне:
С юных дней я о Господе не забывал,
И Господь не забыл обо мне.»

[16] Интересно, что здесь при переводе на русский сам собой возникает каламбур, которого нет в оригинале. Ведь «угорь» по-русски — и рыба, и прыщ; по-английски же (и, соответственно, у Кэрролла) — только рыба (eel).

____________________________________________________

Перевод Николая Старилова:

Поскольку торопиться все равно было некуда, Алиса решила потерпеть, вдруг Гусеница и в самом деле скажет ей в конце концов что-нибудь стоящее.
Несколько минут она молча пускала дым, но в конце концов снова вытащила кальян изо рта и спросила:
— Итак, вы думаете, что изменились, да?

— Боюсь, что да, мадам, — сказала Алиса. — Я плохо помню то, что раньше хорошо знала и каждые десять минут меняю размеры.

— Вы не помните, ЧТО именно вы не помните? — спросила Гусеница.

— Ну, я пыталась рассказать стишок про маленькую пчелку, но ничего не получилось! — печально ответила Алиса.

— Повторяй за мной: «Привет, папаша Вильям»,  сказала Гусеница.

Алиса взяла себя в руки и начала:

— Привет, папаша Вильям, —
Сказал сынок.
— Ты очень стар и поседел
Но несмотря на это
Стоишь на голове,
Того гляди сойдешь с ума.

— Когда я молод был, —
Ответил старый Вильям сыну
Боялся ум свой повредить
Теперь мне это не грозит.

— Ты стар, — сказал юнец,
— Как я уже сказал.
Ты стал ужасно толст,
А кувыркаешься как мяч,
Так черт возьми, зачем!

— Когда я молод был, —
Сказал отец, пригладив седину,
Суставы мазал я себе
Вот этим эликсиром —
Бутылочка за шиллинг!
Не хочешь ли купить такой?

— Ты стар, —  сказал юнец,
— Беззубым ртом своим
Не можешь ты жевать
И все же ты умял гуся
Как смог ты это сделать?

— Когда я молод был. — сказал отец,
— Я обо всем болтал с женой
И мышцы челюстей окрепли у меня.

— Ты стар, —  сказал юнец
— И еле видишь
И все же ложку
Мимо рта едва ли пронесешь,
Как удается все тебе?

— На три вопроса дал ответ! —
Сказал отец. — Довольно попусту болтать!
Молчи! А то по лестнице спущу!

— Пожалуй,  это не совсем правильно рассказано, — сказала Гусеница.

— Да, боюсь, не совсем, — ответила Алиса с робостью. — Некоторые слова изменились.

— Все неправильно от начала до конца! — сказала Гусеница решительно, и они замолчали на несколько минут.

____________________________________________________

Перевод Олега Хаславского (2002):

 Алиса решила, что можно бы и подождать продолжения, тем более, что делать все равно было нечего, а там – кто знает, может удастся услышать что-нибудь стоящее. В течение некоторого времени Гусеница молча пускала дым, потом вынула снова мундштук изо рта и спросила: «Так ты, значит, чувствуешь, что ты изменилась?».

«Боюсь, что это так, Мадам, — ответила Алиса, — Я не могу вспомнить того, что знала всю жизнь, и каждые десять минут меняюсь в росте».

«Не помнишь того, что знала?» — переспросила Гусеница.

«Именно. Я пыталась повторить «Трудолюбивую пчелу», а вышло что-то совсем другое» — сказала Алиса очень грустным голосом.

«Повтори «Вы стары, Отец Вильям» — сказала Гусеница.

Алиса опустила руки по швам и начала:

Вы стары дядя Вильям, сказал ему юнец,
И волосин осталось у вас от силы две,
Но как вам удается, признайтесь наконец,
Безвредно для здоровья стоять на голове?

Когда я был моложе, — услышал он в ответ, —
Был риск застоя крови, как и у всех, в мозгу,
Теперь я стал безмозглым, а значит, риска нет,
И я в любимой позе весь день стоять могу.

Вы стары, дядя Вильям, и нажили жирок,
Да вы жирны, как боров, чего там говорить,
Но ничего не стоит вам сделать кувырок –
Скажите откровенно, откуда эта прыть?

Когда я был моложе, я был еще резвей
И пользовался мазью по пенни пузырек,
Она была полезна для мышц и для костей –
Не купишь ли по скидке? — я ей запасся впрок.

Вы стары, дядя Вильям, для ваших челюстей
Я думаю, и каша должна бы быть жестка,
А вы пришли на праздник и к ужасу гостей
С костями — в одиночку — сожрали индюка?

Когда я был моложе, я близко был знаком
С одним законоведом, законы всех мастей
Мы обсуждали дружно. Работа языком
Полезной оказалась для наших челюстей.

Вы стары, дядя Вильям, и, честно говоря,
В глазах у вас должно быть туманней, чем в лесу,
Как вы на зависть зрячим большущего угря
В отменном равновесье держали на носу?

На три твоих вопроса я дал простой ответ,
Терпел твое нахальство без возражений, но
Мне надоело слушать сопливый этот бред –
Не сгинешь добровольно, так вылетишь в окно.

«Не то»— сказала Гусеница.

«Не СОВСЕМ то, я полагаю, — сказала Алиса робко, — некоторые слова все же совпадают».

«Не то с начала до конца» — сказала Гусеница решительно, и на несколько минут установилась тишина.

____________________________________________________

Пересказ Александра Флори (1992, 2003):

 Алиса решила подождать – вдруг и впрямь дождется чего-нибудь путного? Шелкопряд очень долго смаковал кальян. В конце концов, он очнулся и спросил:
— Итак, по-твоему, ты изменилась?

— В том-то и дело! — подхватила Алиса. — Я все время то расту, то уменьшаюсь, но это еще полбеды. Я все стала забывать — даже самые простые вещи.

— Например? – поинтересовался Шелкопряд.

— Ну, скажем, стишки. Я пыталась прочесть одно — про крокодильчика – а получилась какая-то ахинея.

— А ну-ка прочти «Крошка сын к отцу пришел», — велел Шелкопряд.

Алиса покорно встала и начала с выражением читать:

Крошка сын к отцу пришел
И спросила кроха:
«На бровях ты — хорошо
Это или плохо?».

«Сын! В года твои весьма
Я берег здоровье,
Ну, а выжив из ума,
Смело встал на брови».**

«Папа! — сын промолвил тут, —
Прожил ты лет двести.
Но не можешь двух минут
Устоять на месте!»

«Вот! Заметил ты и сам!
Видно, я недаром
Натираюсь по утрам
Чистым скипидаром!»

«Ты уже не молодой
(Отмечаю снова),
Но расправился с едой
Лучше молодого…»

«Грыз гранит наук (дерзну
Молвить!) я преловко.
Ел я поедом жену –
Тоже тренировка!»

«Трепеща, произнесу
Я вопрос последний:
Папа, жабу на носу
Ты держал намедни!»

«Я сражен, — вскричал старик, —
Наглостью твоею!
Ну-ка придержи язык –
Или дам по шее!»

— Все не то, — подвел итог Шелкопряд.

— Не совсем то, — нерешительно полусогласилась-полувозразила Алиса.

— От начала до конца – совсем не то, — раздраженно бросил Шелкопряд.

——

Примечание автора проекта — С. Курия:

** — Переводчик пародирует известное детское стихотворение В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?»:

«Крошка сын
          к отцу пришел,
и спросила кроха:
— Что такое
           хорошо
и что такое
           плохо?-
У меня
      секретов нет,-
слушайте, детишки,-
папы этого
          ответ
помещаю
       в книжке».

____________________________________________________

Перевод Михаила Блехмана (2005):

«Почему бы не послушать? — подумала она. — Дел у меня никаких нет, да и, может быть, он всё-таки скажет что-нибудь стоящее».
Некоторое время Гусениц молча пыхтел своей трубкой. Наконец, он вынул её изо рта и проговорил:
— Итак, по-твоему, ты — это не ты?

— Да, дяденька, к сожалению, я это не я. Последнее время я стала всё забывать, и, кроме того, пяти минут не проходит, чтобы я не увеличилась или не уменьшилась!

— Что именно ты стала забывать? — спросил Гусениц.

— Хотела рассказать «Кем быть?», а вышло всё наоборот, — ответила Алиска со слезами в голосе.

— Расскажи «Что такое хорошо и что такое плохо», — потребовал Гусениц.

Алиска стала по стойке «смирно» и начала декламировать:

Крошка сын к отцу пришёл,
И спросила кроха:
«Что такое хорошо»
И что такое «плохо»?

— Если мальчик стёкла бьёт
И баклуши тоже,
Слава о таком идёт:
Очень он хороший!

— Если в лужу он полез,
Замочил трусишки,
Говорю я: Молодец!
Так держать, детишки!

— Если маме нагрубил,
Бабушке и деду,
Мне такой мальчишка мил,
Дам ему конфету!

— Если ж учится на «пять»,
Слабому поможет,
Про такого говорят:
Очень нехороший!

Если он цветы полил
И сварил картошку,
Я б такого отлупил
И подставил ножку!

Мудрый папа спать пошёл,
И сказала кроха:
«Плохо делать хорошо!
Лучше делать плохо!»**

— Неправильно, — сказал Гусениц.

— Да, к сожалению, немножко неправильно, — робким голоском проговорила Алиска.

— Неправильно от начала до конца, — сурово сказал Гусениц, и они оба погрузились в молчание.

——

Примечание автора проекта — С. Курия:

** — Переводчик пародирует известное детское стихотворение В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?».

____________________________________________________

Перевод Сергея Махова (2008):

Алис решила, дескать, пожалуй, стоит подождать, всё равно ведь делать нефига; да к тому ж. вероятно, он, в конце концов, поведает чего-нибудь полезное.
Несколько минут тот попыхивал молча, но затем расплёл скрещенные руки,
вынул изо рта чубук и говорит: «В общем, говоришь, переменилась, да?»
— Увы, сударь; не в состоянья припомнить сведенья, кои раньше… И вообще десяти минут не способна удержаться в определённых размерах.
— Не в состоянии припомнить какие сведенья?
— Ну, пыталась выразительно прочесть «Юного беззаботного…», а он вышел прям совсем неправильным! — очень печально отвечает Алис.
— Тогда прочти про отца, — предлагает Гусениц.
Сцепив пальцы рук, она начала:

«Батя, ты уж старикан», — вопрошает у отца
    Парень, — «плешь совсем седая;
Чё ’йта, в возрасте твоём на голову без конца
    становиться — блажь такая?»

«В юности боялся я повредить», — тот дал ответ, —
    «мозги этим ли алъ тем ли;
Нынче ж напрочь убеждён: у меня их вовсе нет —
    Вот и тычу бошку в землю».

«Ты старик», — талдычит сын, — «какуже я помянул,
    И к тому ж ужасно толстый;
В дверь входя, однако, вдруг сальто взад шутя крутнул —
    Ну зачем, не так же просто?»

«В юности», — ему мудрец отвечает, гнясъ в баранку, —
    «Гибкости достиг я прыткой,
Натираясь мазью той — по семь золотых за банку;
    Хошь, продам тебе со скидкой?»

«Старики», — твердит всё сын, — «обладают челюстями
    Для еды, не твёрже каши;
Ну а ты прикончил гуся вместе с клювом да костями —
    Объясни — как так, папаша?»

«В юности», — отец в ответ, — «нравилось мне про права
    Спор вести с женою милой;
Челюсти же, в тех боях обратившись в жернова,
    Мне прослужат до могилы».

«Старики», — сынок опять, — «очень часто чушь несут
    О своей былой сноровке;
А ты угря, словно шест, лихо держишь на носу —
    Кто ещё настолько ловкий?»

«Я на три вопроса уж дал ответ, причём не вру», —
    Батя лишь развёл руками, —
«Коль продолжишь вопрошать про подобную муру,
    С лестницы спущу пинками!»

— Всё не то. — итожит Гусениц.
— Боюсь, почти, — робко соглашается Алис. — некоторые слова вроде как переделаны.
— Неверно всё — от начала до конца. — решительно настаивает Гусениц; несколько минут побезмолвствовали.

.

____________________________________________________

Перевод Натальи Мироновой (2008):

<данный фрагмент текста не переведён>

____________________________________________________

Перевод Алексея Притуляка (2012-2013):

   Алиса решила, что можно и подождать — ведь всё равно ей особо некуда было спешить. Возможно, её собеседник действительно изречёт, в конце концов, что-нибудь небесполезное.
Несколько минут Шелкопряд только молча попыхивал своим кальяном, не произнося ни слова. Но наконец он отложил курение и промолвил:
— Так значит, ты думаешь, что изменилась.

— Боюсь, что так, сэр, — с готовностью подтвердила Алиса. — Я не могу вспомнить некоторых вещей, самых обычных вещей… И у меня не получается хотя бы десять минут оставаться самой собой.

— Не можешь вспомнить каких именно вещей? — спросил Шелкопряд.

— Ну, например, я хотела рассказать «Трудолюбивая пчела…», а у меня получилось что-то совсем-совсем другое, — пояснила Алиса очень грустным голосом.

— Хм… Повтори «Ты старик, папа Вильям».

Алиса сложила руки, как складывала их всегда, когда отвечала урок и начала:

   — Ты старик, папа Вильям, твой волос — седой, —
   сын изрёк послесытнообедно. —
   Но частенько стоишь, — вижу, — вниз головой.
   В твои семьдесят это не вредно?
 
   — В ранней юности, — были отцовы слова, —
   я боялся расстаться с мозгами.
   Но теперь-то уж знаю: пуста голова,
   и спокойно стою вверх ногами.
   
   — Ты старик, — сын твердит, — я уже говорил.
   Жирнотелен. Но каждое утро
   лихо делаешь сальто назад у двери.
   Как тебе удаётся так шустро?
   
   — В твоём возрасте, — бодро отец отвечал, —
   Чресла мазал я мазью, до жару.
   По два шиллинга банка её покупал.
   Если хочешь, продам тебе пару.
   
   — Ты старик. Твои челюсти стали слабы,
   жить пора тебе каше-творожно.
   Ты ж — гуся сгрыз в обед, целиком, с головы
   до хвоста. Как такое возможно?
   
   — Был я молод, любил настоять на своём
   и с женою мог спорить часами.
   Так что челюсти крепли мои день за днём,
   И поспорят с твоими зубами.
   
   — Ты так стар, что в варенье не видишь осу —
   Остроглазость уходит былая.
   Но ты угря стоймя удержал на носу.
   Как возможна сноровка такая?
   
   — Три вопроса твои получили ответ,
   Хоть и занят ты ими от лени.
   Будешь дальше считать, сколько папеньке лет, —
   Перечтёшь быстроносо ступени.

— Хм… Всё неверно, — произнёс Шелкопряд, когда Алиса закончила.

— Вы хотели сказать: не всё верно, — робко возразила Алиса. — Некоторые слова получились другими.

— Всё неправильно, от начала до конца, — строго осадил её Шелкопряд.

____________________________________________________

Перевод Сергея Семёнова (2016):

 Алиса подумала, что вполне может и подождать — поскольку делать ей было нечего, — и, может быть, она услышит что-нибудь стоящее, в конце концов. Несколько минут Гусеница попыхивала дымом, ни слова не говоря, и наконец отвела руку в сторону, вынув кальян изо рта, и сказала: «Так вы думаете, вы изменились, так?»

«Боюсь, что так, мадам», ответила Алиса: «Мне ничего не вспомнить таким, как я знала раньше, а одного и того же роста я не пробыла и десяти минут!»

«Что это вы не можете вспомнить?» — вопросила Гусеница.

«Ну, я пробовала читать «Как использует хлопотунья-пчёлка», а вышло всё совсем по-другому!» — произнесла Алиса упавшим голосом.

«Прочтите «Ты стар, отец Вильям», — предложила Гусеница.

Алиса сложила руки и начала:

 «Ты стар, отец Вильям», — сынок сказал,
 «Белей сметаны волосы твои;
 И всё ж ты снова на голову встал —
 Прилично ли в твои года, скажи?»

 «Я в юности», отец Вильям заметил,
 «Боялся очень мозги растрясти.
 Отныне там мозгов давно уж нет, и
 Я всяко вправе душу отвести».

 «Ты стар», — юнец сказал, — «Ну это ладно.
 И жиру нагулял, отец, как боров.
 В дверь входишь кувырком, неуж повадно?
 Молю, открой причину этих вздоров!»

 «Я в юности», — мудрец с восторгом гаркнул, —
 «Суставы, чтобы были эластичными,
 Усердно мазью тёр — за шиллинг банку! —
 Купи две банки — качество отличное!»

 «Ты стар»,- сын молвил, — «Челюсть уж не та —
 Ну, салом нутряным набить утробу! —
 Открой, как ты не подавился, па,
 Когда с костями, клювом гуся слопал?»

 «Я в юности», — отец сказал, — «За правило
 Взял в споре не спускать своей жене;
 И наработал челюсти на славу я
 С узлами желваков, — они по мне!»

 «Ты стар», юнец проговорил, — «Не зря
 Таращишь бельма, па, подслеповато;
 И вдруг ты вертишь на носу угря.
 Откуда эта ловкость акробата?»

 «Расспросами накушался довольно», —
 Папаша зарычал, — «Кончай форсить!
 Доколе мне терпеть – во как назойлив!
 Проваливай — Что? с лестницы спустить?»

«Рассказано неверно», — заметила Гусеница.

«Боюсь, что не совсем верно», — робко согласилась Алиса: «Некоторые слова получились другими».

«Всё от начала до конца неверно», — решительно заявила Гусеница, и установилось молчание на несколько минут.

 

____________________________________________________

Перевод Монахова и Пухова:

– Папа Вильям, ты старый, к тому же седой, –
Начал сын деликатно и смело, –
И без отдыха пол подпирать головой,
В твоём возрасте это не дело.
– Когда был я как ты лоботрясом, сынок,
Я боялся за череп ужасно,
Но теперь простою так до смерти весь срок.
Где нет мозга, там страхи напрасны.

– Ты отец постарел, я уже говорил,
А таких толстяков единицы.
Но в дверях ты такой кувырок совершил!
В чём причина, ведь люди не птицы?
– С детства гибкость суставов я мазью сберег, –
И он гордо тряхнул сединою, –
И коробка всего-то за шиллинг, сынок.
Дашь мне два – две коробки за мною.

– Ты старик, твои челюсти, что говорить,
Непригодны для твёрдых предметов.
Как же ты ухитрился гуся проглотить,
Прожевав клюв с костями при этом?
– Призывал я к порядку жену сотни раз,
Каждый спор делал челюсть сильнее,
И, сынок, этой мускульной силы запас
Пронесу до конца своих дней я.

– Ты – старик, но твой, как и всегда, верен глаз,
Твой вид очень обманчив, отец.
Сколько нужно ума, чтобы носом баланс
Обеспечить угрю, наконец?
– Трижды я отвечал, а сейчас от пинка
Полетишь ты, сынишка, в ответ!
Убирайся и не заставляй старика
Целый день слушать весь этот бред!

 

____________________________________________________

Перевод И. Явчуновской-Рапопорт:

Папаша Вильям

 – Папаша Вильям, ты старец седой, –
 Сказал удивленный юнец,
 – А делаешь стойку вниз головой.
 Разве ты прав, отец?

 — Послушай, когда еще не был я сед,
 Боялся мозги потерять.
 А в старости понял, что вовсе их нет.
 Так важно ли как стоять?

 – Папаша Вильям, ты толстый, как мяч, –
 Снова спросил юнец,
 – А сальто вертишь, словно циркач.
 Как это ты, отец?

 Папаша Вильям ответил: – Сынок!
 Давно уже знаю секрет.
 Я пользуюсь мазью для рук и для ног.
 Хочешь, продам пакет?

 – В летах ты ведь, сколько ни говори,
 И зубы стерлись, как мел,
 А сам спокойно грызешь сухари,
 Гуся с костями доел.

 Сказал папаша: – Ты знаешь меня.
 Законы мои просты:
 С мамашей твоей без спора – ни дня.
 Зубов нет, но десны остры.

 – Но разве не тратишь ты времени зря? –
 Сын продложал возражать,
 – На кончике носа вращаешь угря.
 Тебе ли это под стать?

 – Довольно вопросов. Не важничай, сын.
 Придется тебя отлупить.
 Попробуй дожить до моих седин
 И с лестницы сына спустить.

***

Перевод И. Явчуновской:
(другая версия — отсюда)

Папа Вильям

Ты старик, папа Вильям! — Воскликнул юнец,-
Твои кудри белы, словно мел.
А стоишь вверх ногами, Ты прав ли, отец?
В твои годы! Ведь есть же предел!?

Отвечал папа Вильям, — Сын! В юности я
Опасался мозги потерять,
Наконец догадался: их нет у меня.
Разве важно теперь, как стоять?

Ты старик! Папа Вильям, что ни говори,
Стал ты толстым и круглым, как мяч.
Что же сальто вращаешь в проеме двери.
В чем причина? Ты разве циркач?

В мои юные годы качал я не раз
Эти мускулы, как только мог,
Есть и средство отличное — чудная мазь.
Покупай за три пенса, сынок!

Папа Вильям, давненько беззубым слывешь,
Эту правду не скроешь, отец!
А гуся и с костями, и с клювом грызешь.
В чем причина, ответь, наконец!

Все в порядке! Есть способ простой у меня,
Десны точатся с давней поры.
С твей мамой без спора не прожил и дня.
Нет зубов — ну а десны остры.

Папа Вильям! Все знают, ты не молодой,
Старец — попросту говоря.
А бываешь совсем несмышленным порой:
На носу ты вращаешь угря!

Мне терпения не занимать, сынок,
Я ответы давал на твой бред!
А теперь воздержусь — и беги со всех ног,
Пока не схлопотал ответ.

____________________________________________________

Перевод Андрея Кроткова (2008):

ПАПА ВИЛЬЯМ

«Папа Вильям», — заметил почтительный шкет, —
«Ты старик, шевелюра седа;
Но ты, ноги задравши, стоишь на башке, —
Хорошо ли в твои-то года?»

Папа Вильям ответствовал: «Смолоду я
Опасался мозги повредить.
Но башка без мозгов оказалась моя –
Почему бы и не почудить?»

«Ты с годами отъелся, стал толст и весом», —
Приставал неотвязный юнец, —
«А недавно ты в двери прошел колесом –
Что за шутки, скажи наконец?»

Помотав сединами, папаша изрек:
«Был я смолоду гибок, как вяз.
Чудо-мазь помогала – пятак пузырек, —
Если хочешь, добуду зараз?»

«Ты старик, и для хватки твоих челюстей
Впору только топленый жирок.
Но ты слопал гуся, не гнушаясь костей, —
Как ты с этим управиться мог?»

«С юных лет я сутяжничал», — молвил старик, —
«А мамаша твоя – сатана.
Так зубами свое выдирать я привык,
Что закалка и ныне видна».

«Полагаю, отец, от души говоря,
Зоркий взгляд твой с годами угас.
Это сколько же надо ума, чтоб угря
Стояком удержать между глаз?»

«Задавака! Я трижды тебе отвечал,
Трижды выслушал глупость твою.
На сегодня довольно!» — старик проворчал, —
«Брысь, а то по ушам надаю!»

——

Андрей Кротков о своём переводе:

В переводе «You Are Old Father William» (кэрролловской пародии на стихотворение Роберта Саути «Радости старика и как он их приобрел») пришлось соревноваться с Александром Щербаковым и Самуилом Маршаком. Здесь, пожалуй, особых оговорок делать не придется, за одним исключением.
У Кэрролла все клаузулы в этом стихотворении мужские, даже если они составные (suet – to do it), поскольку в английском языке элизия (стяжение безударных гласных в один ударный слог или нескольких односложных слов в одноударную фонему, при игнорировании возникающих иктов) есть явление нормальное.
В русском стихе сплошные мужские клаузулы воспринимаются несколько напряженно и искусственно. Наш язык, с его длинными словами и подвижным ударением, всегда требует ритмической разгрузки после интонационно тяжелого конечноударного колона; не случайно же в русской поэзии крупных вещей, стоящих на одних мужских клаузулах, раз-два и обчелся (самая известная — лермонтовский «Мцыри»). Но оригинал неумолимо диктовал правила игры, и я подчинился — тщательно соблюл все «мужские концы», чего не сделал уважаемый мною Самуил Яковлевич.

____________________________________________________

Перевод Дмитрия Ермоловича (2016) (отрывок):

— Ты стар, папа Вильям, и волос твой сед, — (48)
Сказал человек молодой. —
Неужто, в твои-то года, не во вред
Стоять на полу головой?

— Я голову с детства лелеял свою —
Мозги я берёг от вреда.
Но нынче на ней без опаски стою:
В ней нету мозгов и следа.

— Ты стар (как отметил я выше), пузат
И жирен, однако же ловко
При входе проделал ты сальто назад —
Откуда такая сноровка?

— Я с детства ухаживать стал за спиной,
А также суставами ног,
Втирая в них мазь — только шиллинг ценой.
Продать тебе банку, сынок?

— Ты стар, и тебе по зубам (уж прости)
Лишь мягкий, разваренный рис.
Как ты умудрился гуся уплести —
И кости, и клюв его сгрыз?

— Я с детства, сынок, грыз науки гранит; (49)
Я грызся в суде как юрист;
Жену грыз в ответ, если та забранит,
И рот мой теперь мускулист.

— Ты стар, неуклюж (без затей говоря)
И, кроме того, близорук.
Скажи, как ты держишь живого угря
На кончике носа без рук?

— Три раза тебе я ответил, сынок, —
Но слишком ты многого хочешь!
Ступай — или быстро получишь пинок
И с лестницы вниз загрохочешь!

——

Комментарии переводчика:

48 — Далее (с. 78-81) следует остроумная пародия на нравоучительное стихотворение английского поэта Роберта Саути (Robert Southey) «Радости старика и как он их приобрёл» (The Old Man’s Comforts and How He Gained Them, 1799). Само это стихотворение ныне давно забыто, и о нём вспоминают исключительно благодаря пародии Кэрролла. Привожу первые две строфы стихотворения Саути в оригинале и в своём переводе:

«You are old, father William,» the young man cried,
«The few locks which are left you are grey;
You are hale, father William, a hearty old man;
Now tell me the reason, I pray.»

«In the days of my youth,» father William replied,
«I remember’d that youth would fiy fast,
And abus’d not my health and my vigour at first,
That I never might need them at last.»

— Ты стар, папа Вильям, — сынок возгласил, —
И волос твой редок и сед. —
Но ты, хоть старик, полон жизни и сил,
Скажи-ка мне, в чём тут секрет?

— Я с юности помнил, — ответил отец, —
Что короток юности срок.
Чтоб силы свои сохранить под конец,
Здоровье я с детства берёг.

В переводе второй строфы я сохранил неудачный повтор слова юность (youth), имеющийся у Саути, чтобы отразить, кроме прочего, и невысокое литературное качество этих стихов. В них обращает на себя внимание и то, как невежливо сын говорит с отцом, постоянно напоминая ему, что он стар. Неуважительна и формулировка «The few locks which are left you are grey” (дословно: ‘те немногие пряди волос, что у тебя остались, — седые’). Несомненно, что Кэрролл понимал и высмеял в том числе и эти недостатки стихотворения: в его пародии молодой человек тоже бесцеремонен, чем и заслуживает в финальной строфе угрозу от отца спустить его с лестницы. Пародируя вопросы сына и нравоучения старика, Кэрролл доводит их до абсурда.

Авторы русифицированных адаптаций книги пошли по пути использования других объектов для пародии, а именно: арии «Близко города Славянска» из оперы «Аскольдова могила» (1835) А. Н. Верстов-ского на либретто М.Н. Загоскина (AM), стихотворения «Бородино» (1837) М.Ю. Лермонтова (ВН).

В пересказе БЗ на место стихотворения о старом Вильяме помещен стихотворный коллаж из восьми произведений русской поэзии и фольклора. Этот коллаж производит впечатление уже не пародии, а абсурдизма. Ограничимся цитированием двух строф:

…Заяц белый, куда бегал?
— Чижик-пыжик, где ты был?
— Аты-баты — что купили? —
Даже это не забыл!

…И, поняв, что всё пропало,
Закричал отцу сынок:
— Что ты ржёшь, мой конь ретивый?
(Лучше выдумать не мог…)

Известен перевод пародии Кэрролла С.Я. Маршаком, включённый позднее в перевод НД. Высказывались (и до сих пор циркулируют) спекулятивные предположения, что Маршак якобы заимствовал находки из перевода ОГ, однако их полная несостоятельность была продемонстрирована Е.Г. Эткиндом [1963, с. 345-379]. Действительно, достаточно сопоставить хотя бы первые две строфы этих переводов, чтобы убедиться в любительском характере перевода ОГ и уверенном профессионализме СМ, не нуждавшегося ни в каких заимствованиях:

— Папа Вильям, — спросил молодой человек,
— Уж давно ты и стар и сед —
Ты, однако, весь день ходишь на голове:
То полезно ль на склоне лет?

— Долго я привыкал, но узнал я зато.
Что мой череп — совсем не воск:
В нём и мозга ведь нет, и никто и ничто
Повредить мне не может мозг. (ОГ)

— Папа Вильям, — сказал любопытный малыш, —
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?

— В ранней юности, — старец промолвил в ответ, —
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами. (СМ)

Перевод СМ написан живо, удобочитаемо и свободно, что способствовало его популярности. Однако при внимательном анализе в нём обнаруживаются смысловые и логические «точки напряжения». Ясно, например, что слово малыш в первой строке обязано своим появлением рифме стоишь, но оно противоречит оригиналу, в котором фигурирует не малыш, а молодой человек. К тому же это слово плохо вписывается в смысловую ткань произведения: «малыши» не формулируют такие вопросы, какие следуют далее. В составе перевода НД версия СМ противоречит также рисункам Тенньела (как и идее самого Кэрролла— см. иллюстрацию), на которых изображён взрослый сын. Лексическая натяжка есть и в вопросе «как ты думаешь, правильно это?»: ведь речь идёт не о корректности или уместности стояния на голове, а о его безвредности для старого человека. Уязвимы и другие места в переводе СМ (см., в частности, следующее примеч.).

49«In my youth,» said his father, «I took to the law, / And argued each case with my wife… — Я с детства, сынок, грыз науки гранит;/Я грызся в суде как юрист…

У читающих по-английски может вызвать затруднения фраза «and argued each case with my wife». Имеется в виду, что, став юристом, Вильям предварительно отрабатывал аргументы, необходимые ему в состязательном судебном процессе, споря со своей женой.
Перевод данной строфы открывает широкие возможности для игры значениями и идиоматическими сочетаниями слов «грызть, грызться», которые и были мною использованы.

——

Д. И. Ермолович.
Отрывок из статьи «Кто украл пирожные из Страны Чудес, или Беззубая улыбка Чеширского Кота».
Опубликовано в журнале «Мосты» №1(49)–2 (50), 2016:
 

Для сравнительного анализа в комментариях к двуязычному изданию было отобрано семь переводов XIX и XX века. Привожу их ниже вместе с аббревиатурами, которые для краткости буду использовать далее (полные выходные данные издании? см. в Библиографии в конце статьи):
АМ — перевод-переложение «Соня в царстве дива», изданный типографией А. Мамонтова (предположительно выполнен О. И. Тимирязевой) в 1879 г.;
АР — перевод А. Рождественской, изданный анонимно в 1911 г.;
АЩ — перевод А. Щербакова, изданный в 1977 г.;
БЗ — пересказ Б. Заходера, изданный в 1979 г.;
ВН — перевод-переложение «Аня в Стране Чудес» В. В. Набокова, изданный под псевдонимом В. Сирин в 1923 г.;
НД — перевод Н. М. Демуровои?, изданный в 1978 г.;
ОГ — перевод А. П. Оленича-Гнененко, изданный в 1960 г.;
СМ — перевод С. Я. Маршака (стихи, включенные в перевод НД).
Сочетанием ДЕ я буду помечать цитаты из собственного перевода.

Проделки папы Вильяма

Отступая, возможно, от принципов научной строгости, я начну не с основного — прозаического — текста повести Кэрролла, а с вошедших в неё стихотворений. Самым ярким и весёлым из них является, на мой взгляд, стихотворение из пятой главы о папе Вильяме, которое Алиса читает Синей Гусенице, — пародия на скучную нравоучительную поэму Роберта Саути.

Авторы ряда русифицированных версий и пересказов сказки отказались от перевода кэрролловского текста, а заменили его на собственные переделки самых разных стихов. Так, в качестве объектов для пародии использовались: в издании АМ — ария «Близко города Славянска» из оперы А. Н. Верстовского на либретто М. Н. Загоскина «Аскольдова могила»; в версии ВН — стихотворение М. Ю. Лермонтова «Бородино»; в пересказе БЗ на этом месте — коллаж из восьми произведений русской поэзии и фольклора. Что ни говори, а подобные замены — это элементы переделки произведения, уводящие нас далеко от чисто переводческих проблем. Да и от Кэрролла, думаю, тоже. В самом деле, имеет ли к нему отношение следующий текст:

…Заяц белый, куда бегал?
— Чижик-пыжик, где ты был?
—Аты-баты — что купили? —
Даже это не забыл!

…И, поняв, что всё пропало,
Закричал отцу сынок:
— Что ты ржёшь, мой конь ретивый?
(Лучше выдумать не мог…) (БЗ)

Думаю, не стоит задерживаться на таких переделках. Обратимся к собственно переводам пародии. Самый известный из них принадлежит С. Я. Маршаку: он был впервые опубликован в 1946 году как отдельное стихотворение под заголовком «Баллада о старом Вильяме», а позднее использован и в переводе НД.
Высказывались (и до сих пор циркулируют) спекулятивные предположения, что Маршак якобы заимствовал какие-то находки у А. Оленича-Гнененко, однако полная неосновательность этих утверждений была продемонстрирована ещё Е. Г. Эткиндом [10]. Действительно, достаточно сопоставить хотя бы первые две строфы этих переводов, чтобы убедиться в уверенном профессионализме СМ и любительском характере перевода ОГ:

— Папа Вильям, — сказал любопытный малыш, —
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?

— В ранней юности, — старец промолвил в ответ, —
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Преспокойно стою вверх ногами. (СМ)

— Папа Вильям, — спросил молодой человек,
— Уж давно ты и стар и сед —
Ты, однако, весь день ходишь на голове:
То полезно ль на склоне лет?

— Долго я привыкал, но узнал я зато,
Что мой череп — совсем не воск:
В нём и мозга ведь нет, и никто и ничто
Повредить мне не может мозг. (ОГ)

В один ряд с переводом ОГ можно поставить и версию АЩ: она написана на столь же невысоком любительском уровне. Процитирую из неё четыре строфы:

«В твои годы, сынок, — отвечает отец, —
Я лелеял макушку свою.
Но теперь опустело под ней наконец.
И я вдоволь на ней постою»…

«В ваши годы вздыхают: мол, сила-то — вся!
И особенно у челюстей.
Как же вы в одиночку убрали гуся,
Целиком, не оставив костей?»

«В твои годы сутяга я был хоть куда!
У жены научиться сумел.
И не будет такого со мной никогда,
Чтобы я ухватил да не съел!»

«В ваши годы, отец, вообще говоря,
Тяжелы кой-какие профессии.
Как же вы, водрузив себе на нос угря,
Удержали его в равновесии?» (АЩ)

Интересно, например, что, как и ОГ, АЩ допускает неуклюжее ударение на предлоге («Ты, однако, весь день ходишь н? голове» — ОГ; «И особенно ? челюстей» — АЩ). Но во многих отношениях перевод АЩ даже слабее версии ОГ. Переводчик укладывает слова в строку, как в прокрустово ложе, не особенно заботясь о благозвучии, связности, смысле стиха. Так, крайне искусственна форма будущего времени совершенного вида постою (ведь речь идёт о действии, совершаемом в прошлом и настоящем времени) — ясно, что приставка по- вставлена лишь для заполнения стихотворной стопы. Слово убрали с трудом воспринимается в значении ‘съели’. Слово вообще, привычно произносимое в два слога, растянуто на три слога («ва-аб-ще»); да и сама вставка вообще говоря лишена ясного смысла и нужна переводчику лишь для рифмы с угря. Невразумительно сочетание лелеял макушку; нет логической связи между «сутяжничеством» и способностью «ухватить да съесть»; удержание на носу угря странным образом отнесено к «профессиям»… Короче говоря, в версии АЩ хромают логика, лексика и элементарная техника стихосложения.

Крайне беспомощен перевод АР. Для наглядности приведу лишь одну строфу из этого перевода:

«Ты уж стар, ты уж сед, слабы зубы твои. —
Сын сказал. — Тебе кашу есть!
Как же гуся всего — объясни это мне —
Мог с костями и клювом ты съесть?» (АР)

Несоблюдение строфики, ритмические сбои, бесконечные слова-затычки, бедные (а подчас просто убогие) рифмы, общее косноязычие — вот чем характеризуется этот перевод. «Венцом» этих упражнений в версификации выглядит рифмовка глагола практически с самим собой: (кашу) есть — (гуся…) съесть. Всё это просто не позволяет обсуждать стихи в переводе АР всерьёз.

Вернёмся к переводу СМ. Он написан живо, свободно и удобочитаемо, что способствовало его огромной популярности. Мне с детства очень нравился этот перевод: он так и просится, чтобы его декламировали. И в то же время я всегда явственно ощущал в нём точки смыслового и логического напряжения.
Например, ясно, что слово малыш в первой строке обязано своим появлением рифме стоишь. С чисто просодической точки зрения — это прекрасная рифма. Но содержательно она противоречит оригиналу, в котором фигурирует отнюдь не малыш, а молодой человек. Да и логически это слово плохо вписывается в смысловую ткань произведения: «малыши» не формулируют такие вопросы, какие следуют далее. Будучи включённой в перевод НД, версия СМ противоречит и рисункам Тенньела, на которых изображен вполне взрослый сын. В рукописи «Алисы в Подземелье» (первоначальном варианте сказки) Льюис Кэрролл и сам проиллюстрировал «Папу Вильяма», нарисовав сына взрослым человеком.

1864 - Lewis Carroll Alice underground_078

Лексической натяжкой в переводе СМ звучит вопрос «малыша», заданный в первой строфе («правильно это?»): ведь речь идёт не о корректности или уместности стояния на голове, а о безвредности такой позы для пожилого человека. Далее, попытка игры переводчика на выражении раскинуть мозгами также не вполне удачна: даже в буквальном смысле его трудно понять в значении ‘повредить мозги’, в лучшем случае — ‘расплескать’, но расплескать что-то можно лишь из открытого сосуда, каковым человеческая голова не является. Явственно ощущаются трудности переводчика при работе над третьей строфой:

“You are old,” said the youth, “as I mentioned before,
And have grown most uncommonly fat;
Yet you turned a back-somersault in at the door —
Pray, what is the reason of that?

«Ты старик, — продолжал любопытный юнец,—
Этот факт я отметил вначале.
Отчего ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?» (СМ)

Здесь, во-первых, несколько искусственен вопрос «отчего… ты проделал»: ведь молодой человек интересуется не мотивом или причиной самого прыжка, а тем, откуда у старика такие физические способности. Из-за этого возникает точка логического напряжения.

Что касается термина back-somersault, то его передача даёт повод порассуждать о том, как меняется привычный нам язык. Для Маршака прыжок, обозначаемый этим словом, был прежде всего цирковым трюком: в годы создания перевода (напомню, он был опубликован в сборнике 1946 года, а написан наверняка значительно раньше) спортивная гимнастика была в нашей стране ещё молодым видом спорта, и её терминология не была у людей на слуху. В цирке же высокий акробатический прыжок через голову, называемый по-английски somersault, пышно именовался длинным и звучным итальянским словосочетанием сальто-мортале («смертельный прыжок»).
Поставив это словосочетание в конец стихотворной строки, поэт должен был решить, как заполнить пять её начальных слогов. Тут он оказался перед непростой задачей: строка написана трёхстопным анапестом, из-за чего лишь один слог из этих пяти мог быть ударным, а четыре должны были быть безударными. Изобразим эту строку наглядной схемой, обозначив ударные слоги знаком «плюс», а безударные — знаком «минус»:

(– – + – –) сальто-мортале.

Маршак заполнил пять начальных слоговых «ячеек» строки прилагательным троекратное. Тем самым акробатические способности папы Вильяма оказались резко преувеличены; это само по себе не страшно, но в строке не осталось места для глагола. Глагол (проделал) пришлось перенести на предыдущую строку, из-за чего фраза с описанием трюка расползлась на две строки, и у СМ уже не осталось места для того, чтобы передать на русский язык другие особенности прыжка: тот факт, что папа Вильям прыгал через голову назад, и то, что таким образом он вошёл в дверь.
ОГ тоже, видимо, не знал русского гимнастического термина и передал ситуацию с прыжком чисто описательно. Судите сами, до чего косноязычно и неточно у него это получилось:

— Что за фокус, — сын третий вопрос задаёт:
— Хоть ужасно ты толст теперь,
Через голову прыгнув спиною вперёд,
Ты легко вылетаешь в дверь. (ОГ)

Не говоря уже о корявом «прыгнув спиною вперёд», получилось, что, прыгая, папа Вильям не входит, а, наоборот, «вылетает» через дверь. Рисунком Тенньела, на котором однозначно ясно, куда прыгает папа Вильям, проиллюстрировать такой перевод нельзя.

1865_John Tenniel wonderwond_62a

Я не хочу сказать, что упомянутые детали оригинала (направление и характер прыжка) имеют прямо-таки кардинальное значение для перевода стихотворения. Но сложности, связанные с их передачей, не должны, на мой взгляд, служить оправданием для грубой приблизительности и небрежности перевода. Кроме того, эти детали играют определённую роль в реализации авторской концепции, заложенной в стихотворение, на которой я остановлюсь далее.

Вернёмся в варианту СМ с «троекратным сальто-мортале». Со времени появления этого перевода прошло 70 лет, и наш активный словарь изменился. Мы уже вполне можем отказаться от устаревшего сальто-мортале и построить стихотворную строку иначе. Термин back-somersault по-русски обозначается более корректным и коротким соответствием — хорошо известным гимнастическим термином сальто назад. Нет и нужды добавлять к слову сальто «довесок» мортале. Благодаря уменьшению длины соответствия отпадает необходимость делать прыжок «троекратным» и вообще можно описать трюк с прыжком в одной строке, высвободив в другой строке место для более вразумительной формулировки вопроса сына.
Таким образом, первый вывод, который приходится сделать при анализе версии СМ, заключается в следующем: те лексические трудности, которые сковывали Маршака, на современном этапе можно преодолеть иначе.

В маршаковском переводе есть и другие точки лексической и логической напряженности. Например, с трудом встраивается в смысл предложения слово наконец в последней строфе:

— Нет, довольно! — сказал возмущенный отец.
Есть границы любому терпенью.
Если новый вопрос ты задашь, наконец, —
Сосчитаешь ступень за ступенью! (СМ)

Обычно слово наконец употребляется как вводное перед последним пунктом при перечислении чего-либо (например, Она умна, богата и, наконец, красива) или как наречие перед упоминанием некоего долгожданного действия либо результата (Мы строили, строили и наконец построили). Ни того, ни другого смысла в цитированной формулировке нет. Как междометие наконец может выражать недовольство (Уйди же ты, наконец!), но лишь в повелительной фразе, а никак не в условном придаточном. В переводе СМ это слово выглядит явной «данью» рифме (отец — наконец).

На прочих лексических шероховатостях версии СМ я не буду останавливаться ввиду недостатка места. Ещё одна существенная особенность этой версии — интонация, отличная от английского подлинника. Переведя «Балладу о старом Вильяме» как отдельное стихотворение, Маршак сделал эти стихи просто весёлой чепухой (кстати, заголовок со словом баллада — добавка Маршака, не имеющая опоры в оригинале; он вообще любил приписывать это слово к названиям своих переводов без серьёзных на то оснований — вспомним хотя бы «Балладу о королевском бутерброде»).
Если же вернуть стихотворение в контекст всей книги, как это сделано в переводе НД, то версия СМ звучит негромким, но отчётливым диссонансом с повестью об Алисе. Ведь у Кэрролла стихи о папе Вильяме — не просто нонсенс, а издевательская насмешка над плохими нравоучительными виршами, какими во все времена и во всех странах взрослые пичкают детей.

Конечно, в комментированном двуязычном издании сказки следовало представить читателю сам объект пародии — стихотворение Роберта Саути «Радости старика и как он их обрёл» (Robert Southey. The Old Man’s Comforts and How He Gained Them). Для комментария я перевёл первые две строфы этого стихотворения:

“You are old, father William,” the young man cried,
“The few locks which are left you are grey;
You are hale, father William, a hearty old man;
Now tell me the reason, I pray.”

“In the days of my youth,” father William replied,
“I remember’d that youth would fly fast,
And abus’d not my health and my vigour at first,
That I never might need them at last.“

— Ты стар, папа Вильям, — сынок возгласил, —
И волос твой редок и сед.
Но ты, хоть старик, полон жизни и сил,
Скажи-ка мне, в чём тут секрет?

— Я с юности помнил, — ответил отец, —
Что короток юности срок.
Чтоб силы свои сохранить под конец,
Здоровье я с детства берёг. (ДЕ)

Помимо скучной нравоучительности, внимательный читатель заметит в стихах Саути явные стилистические несовершенства: неполная рифмовка, повторы слов old и youth, а также «повисшее» и не очень вразумительное придаточное “That I never might need them at last”, которое гораздо логичнее было бы построить без отрицательного слова. Переводя вторую строфу, я не стремился воспроизвести все эти огрехи, но всё же намеренно сохранил повторы: стар и старик в первой строфе, двукратное упоминание юности во второй строфе.

Обращает на себя внимание и то, как бестактно сын говорит с отцом, постоянно напоминая тому, что он стар и немощен. Так, весьма невежлива формулировка во второй строке: The few locks which are left you are grey; дословно: ‘Те редкие пряди волос, что у тебя остались, — седые’.
Именно этот изъян нравоучительной прозы, которая пытается воспитывать, а на деле подаёт юным читателям дурной этический пример, и высмеивает, кроме прочего, Кэрролл. Вслед за пародируемым автором он начинает каждую реплику сына со слов “You are old…” — «Ты стар» и повторяет их четырежды, добавляя к ним и другие нелестные эпитеты. Такое поведение и вызывает в конечном счёте недовольство отца.

У Маршака данная коллизия сильно сглажена. Резкие слова «Ты старик» в его версии употреблены только один раз, прочие указания на возраст звучат весьма деликатно: «Ты немолод», «Сотню лет ты без малого прожил» (причём «сотня лет» придумана самим Маршаком, и не очень удачно: получается, что «малыш» — сын столетнего старика). Исчезли упоминания о том, что отец непомерно разжирел (“and have grown most uncommonly fat”), не может жевать ничего твёрдого (“anything tougher than suet”) и ослаб зрением (“one would hardly suppose / that your eyes were as steady as ever”). Вместо этого в последней строфе в версии СМ сынок просто рассыпается в любезностях: «Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря / На неловкость такого вопроса…». Это уже прямо противоречит образу вздорного и наглого сынка, нарисованного Кэрроллом, и лишает логики финальную реакцию отца, грозящего спустить сына с лестницы.

Пусть современный читатель уже не знает стихов Саути, оригинальное стихотворение Кэрролла всё равно звучит и воспринимается как острая пародия на неталантливую нравоучительную поэзию в целом. У Маршака этого нет, он в типичной для себя манере сгладил углы, изменил характер персонажей и превратил пародию в чисто юмористическую бессмыслицу. Констатирую это не в порядке осуждения или критики: Маршака просто не интересовал перевод всей книги в целом, он воспользовался отдельными стихотворениями из неё как материалом для творчества и преподнёс их по-русски читателю в том виде, какой соответствовал его собственной стилистике и эстетической манере. Такой подход встречается в литературе нередко и способен давать очень интересные и яркие творческие результаты.

Однако, если всё-таки анализировать версию СМ в контексте перевода всей книги Кэрролла, нельзя не прийти к выводу, что этот перевод не вполне воспроизводит пародийный характер оригинала и, изменяя тон и характер взаимодействия персонажей, не во всём соответствует оригинальной авторской концепции Кэрролла.
Работая над своим переводом книги «Алиса в Стране Чудес», я стремился — нет, считал необходимым — оставаться в русле авторского замысла. Этот замысел не всегда очевиден и, конечно, может быть определён лишь с большей или меньшей степенью вероятности. Однако Кэрролл оставил немало подсказок, на которые может опереться переводчик, и задача последнего заключается, в частности, в том, чтобы увидеть и использовать эти подсказки. К их числу относятся, например, рисунки, сделанные самим автором (ведь он самостоятельно проиллюстрировал первый, рукописный вариант книги — «Алиса в Подземелье»). Подсказки есть и в иллюстрациях Джона Тенньела — художника, работавшего в тесном сотрудничестве с автором, пусть даже к ним и следует относиться с долей критичности, поскольку известно, что не со всеми решениями Тенньела писатель был полностью согласен.

Вообще, переводя «Алису», я сформулировал для себя одно общее условие: мой перевод не должен противоречить иллюстрациям, верным кэрролловскому тексту, особенно авторским. Если какой-то рисунок корректно иллюстрирует оригинал, то и перевод должен быть таков, чтобы этот рисунок подошёл к нему без натяжек.
Конечно, руководствоваться только рисунками невозможно. Воспроизводя предметно-логическое содержание и стиль оригинального текста, нужно было выдержать перевод в духе авторской концепции, включающей следующие компоненты: (а) формальное следование стилистике и структуре пародируемого стихотворения Саути, создающее яркий контраст с абсурдистским содержанием пародии; (б) подчёркивание промахов Саути, у которого любопытный сын получился бестактным и заносчивым; (в) создание юмористического эффекта не только через приём reductio ad absurdum «жизненного опыта» старика в целом, но и с помощью прорисовки конкретных ярких деталей в его «умениях» (включая особенности акробатического прыжка, поедание гусиного клюва и костей и т.д.).

Попробую конкретизировать задачи перевода стихов о Вильяме в рамках этой концепции. Следуя первому её компоненту (а), важно было снабдить реплики сына и отца такими же устойчивыми, как в оригинале, зачинами (“You are old…” — “In my youth”). Решение этой задачи было тесно связано с выбором стихотворного размера для перевода. И эти зачины, и английский оригинал в целом, как уже было сказано, написаны в размере анапеста, однако этот размер не выдержан строго. Вообще для Кэрролла, как и для английской поэзии XIX века в целом, нехарактерно строгое соблюдение единого размера в рамках стихотворения и даже в рамках одной строфы. Английское стихосложение той поры было не строго силлабо-тоническим и опиралось не столько на количество слогов в строке, сколько на ритмику ударных слогов (что объясняется самой природой просодии английской речи, для которой даже в прозе характерно относительно ритмичное чередование ударных слогов независимо от количества безударных слогов между ними).

По-русски анапестовые зачины (– – +) строятся в переводе этого стихотворения с трудом. Фраза «Ты старик» звучит не как указание на возраст, а скорее как характеристика внешности и, на мой вкус, не очень хороша в данном контексте (может быть, именно поэтому Маршак использовал её лишь единожды). Если же вставлять в анапестовую стопу краткое прилагательное стар, не обойтись без слов-«затычек» (как у АР: «Ты уж стар, ты уж сед»), что резко снижает качество стиха.

Маршаковский зачин «В ранней юности» занимает целых пять слогов (– – + – –), прихватывая два слога от следующей стопы и тем самым сокращая драгоценное место в строке. Попытку уйти от таких соответствий мы видим в переводе АЩ, где использованы другие зачины: «В ваши годы» и «В твои годы», но эти варианты противоречат второму из отмеченных выше компонентов концепции автора: обращение сына звучит в такой формулировке чересчур вежливо.
Маршак, написав «Балладу о старом Вильяме» регулярным анапестом, не мог не придать русскому стихотворению балладность, напевность. И он был совершенно прав, сделав размер регулярным: ведь в русской просодии смена размера не может осуществляться так же легко и произвольно, как это делается в английской системе версификации, тяготеющей к тоническому стихосложению (неучёт этого — большой недостаток поэтических опытов ОГ и ряда других переводчиков).
Однако итоговая мелодика стиха СМ, на мой взгляд, оказалась не очень близка английскому оригиналу. Маршак сделал балладу — и по названию, и по ритмике — из стихов, которые по своей природе и стилистике балладой не являются, вступив в сотворчество с Кэрроллом и при этом выдвинув собственные эстетические предпочтения на первый план.

В своём переводе я избрал другой путь. Если быть точным, размер кэрролловских стихов о старом Вильяме можно рассматривать как смесь двух близких трёхсложных размеров: анапеста (– – +) и амфибрахия (– + –): амфибрахическую структуру имеют 12 из 32 его строк, или более трети. Это легко объяснимо: ведь если без пауз прочитать две последовательности стихотворных стоп, выдержанных одна в анапесте, а другая — в амфибрахии, мы услышим один и тот же ритм: различие сводится лишь к количеству безударных слогов (один или два) перед первым ударным слогом строки.
Исходя из этого, я построил своей перевод в размере амфибрахия (с усечённым безударным слогом в конце строки, т. е. с ямбической финальной стопой). Можно классифицировать такой размер и по-другому: как тот же анапест, но с регулярной начальной ямбической стопой.
А тем читателям, кто не склонен забивать себе голову просодическими терминами, скажу проще: в своем переводе я сохранил размер оригинала, пойдя лишь на одну небольшую модификацию: сократив количество безударных слогов в начале строки с двух (там, где их было два) на один.

Это решение дало возможность чётче и легче строить строку, избегая слов-затычек. Соответственно, зачины реплик по-русски приобрели такой вид: «Ты стар» — «Я с детства…». Хорошо вписалось в избранный размер и точное русское соответствие термину back-somersault, о котором я уже говорил, — сальто назад. Это краткое ритмичное словосочетание позволило уместить описание трюка с прыжком и проходом через дверь (детали, не лишние с точки зрения третьего компонента концепции Кэрролла) не в две строки, как у Маршака, а в одну («При входе проделал ты сальто назад»).
Благодаря этому в освободившейся строке удалось неоднословно сформулировать вопрос молодого человека («Откуда такая сноровка?»). С другой стороны, к словам сальто назад подобралась удачная по форме и по смыслу рифма — пузат — в первой строке. Она отвечает второму компоненту концепции автора — подчёркнутой бесцеремонности слов сынка: ведь сказать отцу «Ты пузат и жирен» — весьма нелюбезно.

Так одно решение в стихотворном переводе повлекло за собой целую цепочку других решений, и стихи начали выстраиваться в целостную, «подогнанную по швам» систему. Приведу первые четыре строфы стихотворения о старом Вильяме в своём переводе:

— Ты стар, папа Вильям, и волос твой сед, —
Сказал человек молодой. —
Неужто, в твои-то года, не во вред
Стоять на полу головой?

— Я голову с детства лелеял свою —
Мозги я берёг от вреда.
Но нынче на ней без опаски стою:
В ней нету мозгов и следа.

— Ты стар (как отметил я выше), пузат
И жирен, однако же ловко
При входе проделал ты сальто назад —
Откуда такая сноровка?

—Я с детства ухаживать стал за спиной,
А также суставами ног,
Втирая в них мазь — только шиллинг ценой.
Продать тебе банку, сынок? (ДЕ)

Не могу не остановиться здесь на маршаковском переводе строфы о натирании мазью:

— В ранней юности, — сыну ответил старик, —
Натирался я мазью особой.
На два шиллинга банка — один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу? (СМ)

Эта версия, увы, отмечена печатью ушедших времён. В третьей строке четверостишия оказалась такая забытая мера веса, как золотник — явно включённая туда ради рифмы со словом старик: ведь в оригинале не упоминаются меры веса. На первый взгляд, в переводе произведения XIX века подобный историзм не так уж неуместен; однако, если задуматься, выбран он неудачно. Во-первых, золотник — чисто русская старинная мера, её упоминание ведёт к ненужной русификации текста (как если бы мы вставили в перевод вершок или пуд); во-вторых, один золотник равен лишь сотой доле фунта, или 4,3 грамма, что представляет собой несоразмерно малое количество мази для целой банки.

Дальнейшее «подвиги» старого Вильяма заключаются в поедании гуся и балансировке на носу живой рыбы. Сначала молодой человек отмечает, что челюсти у отца должны были настолько ослабнуть к старости, что им впору разжёвывать лишь почечный жир (suet). Сохранять в переводе название данного кушанья, экзотичного для русской кухни, не имело смысла. Этот suet понадобился Кэрроллу не как важный элемент предметной ситуации, а, во-первых, для рифмы с “do it” и, во-вторых, как название показательно мягкой пищи. На роль таковой в русском переводе я избрал «мягкий, разваренный рис». Главная причина такого выбора была в том, что рис хорошо рифмуется с глагольной формой сгрыз, а использование последней позволяет недвусмысленно дать понять читателю, вслед за Кэрроллом, что папа Вильям съел гуся вместе с клювом и костями (маршаковская формулировка «Ты от клюва до лап уничтожил» слишком неопределённа и не проясняет эту деталь):

— Ты стар, и тебе по зубам (уж прости)
Лишь мягкий, разваренный рис.
Как ты умудрился гуся уплести —
И кости, и клюв его сгрыз? (ДЕ)

Перевод ответа на этот вопрос открывает широкие возможности для игры значениями и идиоматическими сочетаниями слов грызть, грызться, которые так и просятся в текст русского перевода:

—Я с детства, сынок, грыз науки гранит;
Я грызся в суде как юрист;
Жену грыз в ответ, если та забранит,
И рот мой теперь мускулист. (ДЕ)

Не могу вновь не подчеркнуть, как в стихотворном переводе одна находка влечёт за собой другую. Папа Вильям говорит о том, что в юности занялся юриспруденцией (took to the law). Маршак довольно близко к оригиналу переводит это сочетанием изучение права. Но шутливая мысль Кэрролла идёт дальше: он говорит, что папа Вильям тренировался в юридической аргументации, споря по судебным делам с женой (argued each case with my wife). В духе своего неизменно иронического отношения к современной ему системе судопроизводства Кэрролл приравнивает здесь судебные прения к тренировке челюстных мускулов. У Маршака же («В ранней юности силу своих челюстей / Я развил изучением права» — СМ) упоминание о судебных спорах отсутствует, из-за чего возникает логическая нестыковка: неясно, каким образом изучение права может развивать силу челюстей.
Пойдя по другому пути и использовав выражение «грыз науки гранит» (просто удивительно, что его не применил ни один из переводчиков этого стихотворения), а далее — фразу «грызся в суде как юрист», я получил сразу два достаточно убедительных шутливых объяснения для крепости челюстей папы Вильяма. В свою очередь, слово гранит подсказало мне интересную рифму — забранит, слово, удачно вписавшееся в контекст споров с женой («Жену грыз в ответ, если та забранит»).

Перевод строфы с вопросом сына о последнем «подвиге» папы Вильяма — балансировке рыбины на носу — требует от любого переводчика рифмы к слову угря: ведь это слово неожиданно для читателя, оно должно быть выделено логическим ударением и поэтому просто не может не стоять в сильной рематической позиции, предпочтительно — в конце строки. О неудачной рифме АЩ («вообще говоря») говорилось выше, как и о решении Маршака со словом несмотря, вынудившем его сделать вопрос сына чересчур любезным. Однако помимо этих слов выбор невелик: рифм к угря в русском языке очень мало — буквально несколько существительных в родительном падеже (фонаря, бунтаря) или во множественном числе (моря, якоря), наречие зря да ряд деепричастий (горя, беря, соря).

В своём переводе в качестве рифмы к слову угря я выбрал слово говоря, однако в другом сочетании — «без затей говоря». Это выражение не только свободно от ритмического напряжения, но и вписывается в оригинальную концепцию стихотворения с точки зрения её второго компонента: молодой человек употребляет нелицеприятное слово («ты… неуклюж»), после которого такое вводное словосочетание звучит логично. Оказалось возможным обойтись без слова равновесие, которое в переводе СМ превратилось в малоблагозвучное стяжение «равновесье», а в переводе АЩ, вместе с лексически неудачной рифмой «профессии», ещё и нарушило ритмику двух строк лишним безударным слогом в конце («Тяжелы кой-какие профессии… — Удержали его в равновесии»).
Вот что у меня получилось:

— Ты стар, неуклюж (без затей говоря)
И, кроме того, близорук.
Скажи, как ты держишь живого угря
На кончике носа без рук?

— Три раза тебе я ответил, сынок,
Но слишком ты многого хочешь!
Ступай — или быстро получишь пинок
И с лестницы вниз загрохочешь! (ДЕ)

Что касается последней строфы, здесь интересно отметить, кто из переводчиков какими деталями пожертвовал. По-английски угроза папы Вильяма звучит очень сжато, будучи уложена всего в пять слогов: “I’ll kick you downstairs!”. В переводе СМ он угрожает сынку тем, что тот «сосчитает ступень за ступенью», но не тем, что даст ему пинок (kick); в переводе АЩ, наоборот, грозится лишь «спровадить пинком», не упоминая лестницы.
В рамках задачи, диктуемой третьим компонентом кэрролловской концепции стихотворения, как она сформулирована выше, я постарался сохранить обе детали этой ситуации (пинок и падение с лестницы). А заодно и проиллюстрировал их.

2015_yermolovich_ris_william

Я бы мог уделить ещё много места тому, как пришлось «помучиться» над этим четверостишием, подбирая, рифмуя и укладывая в строку угрозу папы Вильяма спустить сына с лестницы пинком. Однако думаю, что мой анализ и сопоставление вариантов перевода стихотворения из восьми строф, вошедшего в сказку Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране Чудес», уже в достаточной мере показали читателю, какое количество факторов приходится принимать во внимание переводчику, расположившему «четверостишие на верстаке» (по выражению Юлиана Тувима).

____________________________________________________

Перевод Евгения Клюева (2018) (отрывок):

— Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Ты, будучи довольно старым,
Всегда стоишь на голове —
Что толку в этом шутовстве?
— Я жил, мой мальчик, полагая,
Что голова моя — с мозгами,
Но, обнаружив, что их нет,
Встал на нее на склоне лет.

— Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Ты, будучи довольно старым
(Что ставил я тебе на вид),
Так ловко делаешь кульбит?
— Так ловко мне б ни в коем разе
Не прыгнуть без кульбитной мази.
Но нынче, мальчик, я в летах —
И мазь отдам тебе за так.

— Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Ты, будучи довольно старым
И зубы в тряпочке нося,
Съедаешь враз по два гуся?
— Мой мальчик, я себе на горе
Всю жизнь прожил, с женою споря,
И челюсти я так развил,
Что стал типичный крокодил.

— Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Ты, будучи довольно старым,
Удерживаешь на весу
Угря живого на носу?
— Мой мальчик, я же не философ,
Чтоб отвечать на сто вопросов!
Я этот твой вопрос прощу,
Но дальше — с лестницы спущу.

—-

Примечание автора проекта:

Переводчик пародирует стихотворение М. Ю. Лермонтова «Бородино» («Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»).

____________________________________________________

Перевод Николая Горбунова (2011):
http://www.stihi.ru/avtor/gorba

Про папу Уильяма

Сын спросил у отца: «Вы не мальчик, папА,
Вы почтенны и седобороды;
Как Вам кажется, ставить себя на попа —
Это правильно, в Ваши-то годы?»

«В детстве доктор мне дал идиотский совет —
Дескать, это для мозга опасно;
Но с годами я понял — а мозга-то нет!
И с тех пор управляюсь прекрасно.»

«Вы давно не юны, если внешность не врет», —
Молодняк продолжал осторожно —
Но Вы крутите сальто спиною вперед —
Я сражен! Как такое возможно?»

«В ранней юности я, чтоб был гибок сустав,
Натирал едким снадобьем кожу;
Если чуть напрягусь, может, вспомню состав —
Не желаешь попробовать тоже?»

«Вы немолоды, папа», — упорствовал сын, —
«Ваши зубы редки и сточились;
Но Вы вмиг уплели двух печеных гусынь,
Да с костьми! Где Вы так наловчились?»

«Я усердно трудился, и мне повезло
Стать юристом в Торговой палате;
Переспорить жену это не помогло,
Зато хватку развил — будьте нате!»

«Вы старик, папа Уильям! Но самка крота
На носу Вашем делает стойку —
А ведь прикус не тот, и осанка не та…
О, откуда в Вас мудрости столько?»

«Мальчик, это четвертый дурацкий вопрос;
Может, хватит с меня околесицы?
Убирайся, напыщенный молокосос,
А не то я спущу тебя с лестницы!»

 

____________________________________________________

Перевод Юрия Сарсакова (2011):
http://www.stihi.ru/avtor/skrasov

«Ты уж стар, папа Уильям, – промолвил сынок, –
Голова твоя вся поседела.
А стоишь вверх ногами. Неужто для ног
не найдется приличнее дела?»

«Когда молод я был, – сын услышал в ответ, –
Я боялся стоять вверх ногами.
А теперь вот стою – почему бы и нет?
Ведь в башке и не пахнет мозгами».

«Ты уж стар безнадежно, пропах табаком,
растолстел и одет не по моде.
Но при этом влетаешь ты в дверь кувырком.
Почему это так происходит?»

«Когда молод я был, всё мне было пустяк,
Я не знал, что такое усталость.
А всё мазь та – ценою за банку пятак.
Если хочешь – продам, что осталось».

«Ты уж стар, и зубов у тебя почти нет.
Тебе есть бы овсянку да клецки.
Ты ж съедаешь с костями гуся на обед.
Как тебе это всё удается?»

«Когда молод я был, стать юристом хотел.
Каждый день вел разборки с женою.
В этих спорах по поводу каверзных дел
Стали челюсти крепки – не скрою».

«Ты уж стар, и едва ли кто сможет сказать,
что твой глаз так остер, как и прежде.
Ты же вздумал угря на носу удержать.
Это что, в назиданье невеждам?»

«Что-то гонору много в тебе, мой сынок!
На вопросы твои я ответил.
Но иссякло терпенье, и добрый пинок
Тебе будет уроком за это».

 

____________________________________________________

Перевод Сергея Колчигина (2012):
http://www.stihi.ru/avtor/ckolchig

Папаша Уильям

– Папаша Уильям, уж ты не малыш,
Тебе ведь без четверти век!
Зачем же ты кверху ногами стоишь? –
Спросил молодой человек.

– Я раньше боялся, – отец объяснил, –
Мозгам это будет во вред,
Но так и стою, ибо вскоре открыл,
Что их в голове моей нет.

– Папаша Уильям, ведь ты же одрях,
К тому же ещё и толстяк,
А сальто-мортале затеял в дверях.
Ты как это делаешь, как?

– Я с юности, – сыну ответил мудрец, –
Использовал чудную мазь
Для гибкости членов. Тебе бы, юнец,
Я продал её, не скупясь!

– Беззубые челюсти, – сын продолжал, –
Годятся для жижи и сплетен,
А ты, я гляжу, даже гуся сжевал.
Скажи, как ты справился с этим?

– Мы в юности очень любили с женой
Вести разговоры о праве,
И нынешней силой моей челюстной
Обязан я этой забаве.

– С твоими глазами – что ночью в лесу,
А ты, на моё удивленье,
Держал в равновесье угря на носу!
Откуда такое уменье?

– Ко мне ты с вопросами лезешь весь день!
Послал же Господь недоучку!
Отстань: надоела твоя дребедень –
Не то я задам тебе взбучку!

 

____________________________________________________

Перевод Владимира Филиппова (2016):
http://www.stihi.ru/avtor/filvlad

– Ты стар, папа Вильям, – сынок молвил так, –
Твоя голова совершенно седа,
А ты ведь стоишь на ней часто, чудак, –
Не вредно ли это в твои-то года?

– Я в юности, – папа промолвил в ответ, –
Боялся, что мозг покалечится мой.
Теперь я уверен: мозгов во мне нет,
И делаю стойку я вниз головой.

– Ты стар, – сын сказал, – как я вижу теперь,
Ты стал необычно большим толстяком,
Сейчас ты лишь боком протиснешься в дверь, –
Признайся, причина вся этого в чём?

– Я в юности, – папа ему отвечал, –
О гибкости тела заботился сам,
Мазь – шиллинг за банку – я в тело втирал, –
А хочешь, тебе пару банок продам?

– Ты стар, – сын заметил, – и в челюстях слаб
Для пищи, что твёрже куриных котлет,
Но ты съел гуся, и с костями, до лап!
Скажи мне: а в чём здесь таится секрет?

– Когда я был молод, – отец говорил, –
Я ссорился часто с женою моей,
И силы, что в челюстях этим развил,
Мне хватит теперь до скончания дней.

– Ты стар, – молвил сын, – очевидно вполне,
Что зреньем, отец мой, ослаб ты весьма:
На кончике носа ты носишь пенсне, –
Откуда в тебе вдруг да столько ума?

– Я трижды ответил, а больше – мне лень, –
Промолвил отец, – да и ты не болтай.
Ты думаешь: вздор буду слушать весь день?
Не жди, что на лестницу выпну, ступай!

____________________________________________________

Перевод Юрия Изотова (2020):

Алиса подумала и согласилась подождать. Она никуда не торопилась: а вдруг Гусеница, наконец-то, выложит что-нибудь полезное? Несколько минут Гусеница в полном молчании пыхала кальяном, затем разняла скрещенные руки, вынула кальян изо рта и сказала:
— Итак, ты решила, что изменилась, это правда?
— Похоже, что так, — ответила Алиса. — Какие-то вещи я помню по-другому, и меняю свой рост довольно часто.
— А что ты помнишь по-другому?
— Я хотела прочесть стихотворение «Трудолюбивая пчела», а вышло совсем по-другому, — печально ответила Алиса.
— Прочти «Папа Вильям», — попросила Гусеница. Алиса сложила руки и начала:

«Ты стар, папа Вильям, и сед волос твой, —
Юнец обратился любезно. —
Зачем же опять встал ты вниз головой?
Ведь это отнюдь не полезно!»

«Боялся я в юности, что причиню
Увечье мозгам, — был ответ, —
Стою так теперь я три раза на дню:
Мозгов в голове больше нет.»

«Ты стар, я об этом уже говорил,
Приличный на брюхе жирок…
Но как ты при входе, лишь дверь отворил,
Проделал назад кувырок?»

«Я чудным бальзамом суставы сберёг,
Я мазал им ноги и руки.
Купи-ка бутылку за шиллинг, сынок,
А лучше уж сразу две штуки.»

«Пора бы на кашку тебе перейти,
Поскольку ты слаб челюстями.
Но как же сумел ты гуся уплести,
Мгновенно и прямо с костями?»

«Мой рот упражнялся речами в суде,
Обетом молчанья не скован.
С женой я ругался всегда и везде,
Поэтому он тренирован.»

«На всю неуклюжесть свою несмотря,
И зренье к тому же плохое,
Держал на носу ты живого угря!
Скажи, как возможно такое?»

«Не слишком ли ты беспардонный, малыш,
Четвёртый вопрос задавая?
Проваливай прочь, или вниз полетишь,
Собою ступеньки считая!»

— Всё неправильно, — заявила Гусеница.
— Вроде бы не совсем правильно, — скромно согласилась Алиса. — Некоторые слова поменялись.
— Всё неверно от начала до конца! — решительно заключила Гусеница, и на несколько минут в воздухе повисло молчание.

____________________________________________________

Стихотворный перевод Светланы Медофф (2022):

– Пыталась Тютчева читать –
Выходит полный бред.
– Попробуй классику не брать.
Что помнишь с ранних лет?

– Хрюшка-сын к отцу пришёл[31]
И тупит малёхо:
«Что такое хорошо,
И что такое плохо?»

У меня секретов нет,
Слушайте, детишки.
Разболтать чужой секрет
Плохо, но не слишком.

Если папа скушал мыло,
Ел стиральный порошок,
Хорошо, что не могила,
А всего лишь лёгкий шок.

Если папу сильно рвёт,
Если он заохал,
Если, как марал, ревёт,
Значит, папе плохо.

Врач прокапал и ушёл,
Папа на диете.
Гадость жрать не хорошо
И большим, и детям.

От вороны карапуз
Не оставил перьев.
Плохо: пузо как арбуз,
Явно несваренье.

Если свин чернее ночи,
Грязь лежит на спинке,
Ясно, это круто очень,
Мило каждой свинке.

Этот в ил полез и рад,
Что прохладно вроде.
Паразиты говорят:
Плохо нам, уходим.

Помни это каждый сын,
Знай любой свинёнок…

——

Примечания переводчицы:

31 — Пародируется стихотворение В. В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо» («Крошка-сын к отцу пришёл, / И спросила кроха…»).

 

____________________________________________________

Украинский перевод Галины Бушиной (1960):

Аліса подумала, що все одно їй нічого більше робити, то можна почекати, може й справді вона почує щось путяще. Кілька хвилин Гусениця мовчки попихкувала люлькою, нарешті підняла руку і вийняла її з рота, а потім заговорила:
—  Отже, ти вважаєш, що мінялася, так?

—  Боюся, що так, пані, — сказала Аліса. — Я неспроможна пригадати того, що колись знала… І я не буваю однакових розмірів навіть десять хвилин підряд.

—  Не можеш пригадати чого саме? — допитувалася Гусениця.

—  Ну, я пробувала читати вірш «Хороша перепілонько», але вийшло щось зовсім не те! — відповіла Аліса дуже сумним голосом.

—  Прочитай «Ти старий, любий діду»,- запропонувала Гусениця.
Аліса згорнула руки і почала:

— Ти старий, любий діду,- сказав молодик,-
І волосся у тебе вже сиве,
А стоїш вверх ногами й до цього вже звик,-
На твій вік це не дуже красиво.

—  Молодим, — мовив дід,- я боявсь неспроста,
Що це може відбитись на мізку,
Та моя голова — я вже знаю — пуста.
На ній можна стояти без риску.

—  Ти старий,- знову каже юнак до ділка, —
І, нівроку, гладкий, як діжчин?
А в переверти йдеш, крутиш хвацьки млинка.
Ти скажи мені, в чому причина?

—  Молодим,- мовив дід,- всі сустави собі
Розтирав я чарівною мастю,
Коли хочеш — за гроші хороші й тобі
Дам коробочку-дві того щастя.

— Ти старий, в тебе шелепи наче й слабкі,
Не вжувать їм нічого, крім здору, —
Та ти гуску з кістками строщив залюбки,
Де ти взяв таку силу бадьору?

— Молодим, — мовив дід,- я постійно сваривсь
Із дружиною в День по три рази,
І від того мій рот на весь вік укріпивсь,
Мов стальні мої щелепні м’язи.

— Ти старий,- каже хлопець, — і, справа ясна.
Твої очі вже добре не бачать,
А на кінчику носа ти держиш в’юна;
Хто навчив тебе, діду, трюкачить?

— Я тобі відповів вже на троє питань,
Та дурний все одно не мудрішає.
Ти з дурницями, хлопче, від мене відстань.
Вимітайся, бо вижену втришия!

—  Ти читаєш вірша не вірно,- сказала Гусениця.

—  Не зовсім вірно, боюся,- несміливо зауважила Аліса.

—  Зовсім не вірно, від початку до кінця,- рішуче заперечила Гусениця. Кілька хвилин панувала тиша.

____________________________________________________

Украинский перевод Валентина Корниенко (2001):

Аліса вирішила трохи потерпіти: робити й так нічого, а раптом Гусінь повідомить щось варте того, щоб його слухати.
Кілька хвилин Гусінь мовчки пахкала димом, нарешті розімкнула руки, вийняла з рота люльку й запитала:
— Отже, на твою думку, ти змінилася, так?

— Боюся, що так, — зітхнула Аліса. — Я щодесять хвилин міняю свій зріст і нічого не пам’ятаю!

— Чому нічого? — запитала Гусінь.

— Ось, наприклад, я пробувала читати напам’ять «Хорошу перепілоньку «, а вийшло казна-що! — журно відповіла Аліса.

— То прочитай «Ти старий любий діду», — запропонувала Гусінь.

Аліса схрестила руки й почала:

— Ти старий, любий діду*, — сказав молодик, —
    І волосся у тебе вже сиве.
А стоїш вверх ногами й до цього вже звик, —
    На твій вік це не дуже красиво.

— Молодим, — мовив дід, — я боявсь неспроста,
    Що це може відбитись на мізку,
Та моя голова — я вже знаю — пуста,
    На ній можна стояти без риску.

— Ти старий, — знову каже юнак до дідка, —
    І, нівроку, гладкий, як діжчина,
А в переверти йдеш, крутиш хвацько млинка,
    Ти скажи мені, в чому причина ?

— Молодим, — мовив дід, — всі суглоби собі
    Розтирав я чарівною мастю,
Коли хочеш — за гроші хороші й тобі
    Дам коробочку-дві того щастя.

— Ти старий, в тебе щелепи наче й слабкі,
    Не вжувати їм навіть кандьору, —
Та ти гуску з кістками строщив залюбки,
    Де ти взяв таку силу бадьору?

— Молодим, — мовив дід, — я постійно сваривсь
    Із дружиною вдень по три рази.
І від того мій рот на весь вік укріпивсь,
    Мов стальні, моїх щелепів м’язи.

— Ти старий, — каже хлопець, — і, справа ясна,
    Твої очі вже добре не бачать,
А на кінчику носа ти держиш в’юна, —
    Хто навчив тебе, діду, трюкачить?

— Скільки можна дурних задавати питань!
    Ти схибнувсь, чи об’ївся метеликів?
Все, терпець мій урвався, благаю: відстань!
    Вимітайся, бо дам духопеликів!

— Це не те, — сказала Гусінь.

— Не зовсім те, — знічено мовила Аліса. — Декотрі слова немовби змінилися.

— Це зовсім не те. Від початку і до кінця! — твердо сказала Гусінь.

——

Коментарі перекладача:

* — Цей вірш — один з визнаних шедеврів поетичного жарту — є майстерною пародією на давно забутий повчальний вірш Роберта Сази (1774-1843) «Дідусеві радощі». У вірші старенький благочестивий татусь Вільям на власних прикладах навчає сина добропорядності і здорового способу життя.

____________________________________________________

Украинский перевод Владимира Панченко (2007):

«Ті старий, тату Вільяме, — син запитав, —
Голова твоя геть посивіла,
Та на ній ти з годину сьогодні стояв:
Звідки в тебе, старого, ця сила?»

«Молодим, — тато Вільям на те відповів, —
Ворушити я мозком боявся,
Та як мозок на старість ущент спорожнів,
Я на голову радо зіп’явся».

«Ти старий, — каже син, — і, на слові пробач,
Товстелезний, як теє барило,
А стрибаєш перевертом, наче циркач:
Звідки в тебе, старого, ця сила?»

«Молодим, — похитав головою татусь, —
Руки й ноги я звик розтирати
Диво-мастю: як хочеш, синочку, берусь
І тобі цього зілля продати».

«Ти старий, — знову хлопець своєї завів, —
І беззубий, татусю мій милий,
Та в обід умегелив ти двох гусаків:
Звідки в тебе, старого, ця сила?»

«Молодим, — мовив тато, — закон я вивчав,
Вдома з жінкою часто судився;
Хоч у судді, синочку мій, я не попав,
Та від сварки мій рот укріпився».

«Ти старий, — каже хлопець, — давно вже пора
Кволі очі тобі лікувати,
А ти досі на носі тримаєш вугра:
Звідки сила така в тебе, тату?»

«Вже на троє питань відповів я тобі,
Ти ж ніяк не вгамуєшся, сину.
Як дурниці свої не скінчиш, далебі,
То зі сходів, як цуцика, скину!»

____________________________________________________

Украинский перевод Виктории Нарижной (2008):

— Ти старий, батьку Віллі, — гукнув молодик, —
Вже на скронях блищить сивина,
Та на тім’ячку, бачу, стрибати ти звик,
Чи годиться воно, старина?

Каже Віллі до сина: — Як був я юнак,
То все мозок боявся відбить,
Нині ж знаю: довбешка — порожній баняк,
Тож люблю я на тім’їходить.

— Ти старий, — мовить хлопець, — казав я не раз,
Й роздобрів до цих пір, наче слон,
Та перекидом в двері заходиш весь час:
Поясни ж мені, в чому резон?

Мудрий Віллі всміхнувся: — В юнацькі роки
Мав кістяк я до біса міцний,
Бо мастилом оцим натирав я кістки.
Хочеш, трохи продам в півціни?

— Ти старий, — каже хлоп, — і щелепи твої,
Вдатні тільки до смальцю, мабуть.
Але щойно ти гуску з кістками доїв:
Як ти зміг, я не можу збагнуть?

— Як я був молодий, то суди я любив
І з дружиною їх розбирав,
Тож і м’язи могутні собі заробив,
Бо щелепу весь час тренував.

— Ти старий, — каже син, — у поважних роках,
Гостре око навряд чи ти маєш.
Але що за чуднота: в’юна сторчака
Ти на носі спокійно тримаєш!

— Я на три запитання тобі відповів, —
Каже старець, — та кирпу не гни!
Ушивайся мерщій без носів і в’юнів —
А то вхопиш понижче спини!

.

____________________________________________________

Белорусский перевод Максима Щура (Макс Шчур) (2001):

Алеся падумала: можна й пачакаць, балазе ёй няма чаго асабліва рабіць, а раптам Вусень скажа нешта вартае. Некалькі хвілін той пыхкаў кальянам у поўным маўчаньні. Урэшце, ён разьняў складзеныя на жываце рукі, выняў з рота кальян і пачаў:

— Дык ты думаеш, што перамянілася, так?

— Баюся, што так, спадару, — сказала Алеся. — Я не магу ўспомніць таго, што заўжды дагэтуль помніла. Апроча таго, не праходзіць і дзесяці хвілін, як я мяняюся ў росьце!

— Успомніць чаго? — удакладніў Вусень.

— Прыкладам, я спрабавала чытаць вершык “Не сядзіцца ў хаце…”, але выйшла зусім ня тое! — засмучана адказала Алеся.

— Прачытай тады “Бацьку Ўільяма”, — парадзіў Вусень.

Алеся склала на грудзёх рукі і пачала:

— Бацька Ўільям,[0502] ты вельмі глыбокі стары, —
так сказаў маладзён. — Дык навошта
цэлы дзень ты нагамі стаіш дагары,
адкажы мне, якім гэта коштам?

— У сваёй маладосьці, — стары адказаў, —
я на думкі ня траціў ні глузда
і цудоўную здольнасьць стаяць я прыдбаў,
бо заўжды ў галаве маёй пуста.

— Ты стары чалавек, я пра гэта казаў,
да таго ж ты — уеўшыся, сыты,
але тут ля дзьвярэй сальта мне паказаў —
і адкуль у цябе столькі спрыту?

— Як я быў малады, — сівізною затрос
мудры бацька, — я быў вельмі порсткі,
націрацца купіў мазі дзіўнае воз
я за шылінг. Ці даць табе трошкі?

— Ты стары, — кажа сын, — апроч тлушчу, усе
мусяць стравы давацца нялёгка,
ды з касьцямі і дзюбай зьядаеш гусей
ты за раз, не зьмігнуўшы і вокам.

— З тваёй маткай, быў час, — той яму адказаў, —
я судзіцца ня страчваў нагоды
і ў прамовах я сківіцам сілу прыдбаў —
тая сіла са мной назаўсёды.

— Ты стары чалавек, — зноўку хлопец сказаў, —
і твой зрок прытупіўся дарэшты,
ды на носе ты здольны трымаць ментуза —
адкуль спрытнасьці столькі бярэш ты?

— Я ўжо тройчы табе, сыне мой, даў адказ, —
мовіў той. — Ці ня будзе на сёньня?
Не магу гэтак шмат гаварыць я за раз —
прэч адсюль, а то скіну са сходняў!

——

Заувагі Юрася Пацюпы:

0502 — “Бацька Ўільям” — пародыя на павучальны верш Робэрта Саўты (1774-1843) “Радасьці старога, і як ён іх набыў”.

____________________________________________________

Белорусский перевод Дениса Мусского (Дзяніс Мускі):

Аліса пачала чакаць, часу ў яе хапала, а Вусень, палічыла яна, насамрэч мог падказаць штось добрае. Колькі хвілін доўжылася маўчанне, але ў рэшце Вусень апусціў свае рукі, выцягнуў кальян з роту і сказаў:
— Так ты лічыш, што змянілася?
— Думаю, так,- адказала Аліса,- Я не магу ўспомніць тое, што ведала заўжды і ледзь не кожныя дзесяць хвілін мяняю свой рост!
— Напрыклад, што ты не можаш успомніць?
— Ну, напрыклад, я паспрабавала расказаць “Як добра пчолцы працаваць”, але словы былі непадобнымі!- сумна адказала Аліса.
— Хм, раскажы лепш “Татку Вільяма”- прапанаваў Вусень.
Аліса па-акцёрску склала рукі і пачала:

— Татка Вільям,- спытаўся юнак,-ты стары,
І валоссе бялюткае маеш,
Паміж тым твае ногі заўжды да гары —
Што ва ўзросце сваім вычвараеш?

Так стары адказаў:- Калі быў юнаком
Я лічыў: “Для мазгоў гэта шкодна”.
Але зараз, калі стаў старым дураком,
На руках я хаджу бесклапотна.

— Ты стары,- сын пытаў,- як я ўжо гаварыў
І тлусты, як пазадак свінячы,
Але ж цяжкае сальта назад ты зрабіў —
Як ты гэткі кульбіт растлумачыш?

— Ў маладосці я гібкасць,- стары гаварыў
І сівой галавою хістаў,-
Развіваў гэтай маззю — па шылінгу скрынь
Калі хочыш, на спробу прадам?

— Ты стары і бяззубы,- нашчадак спытаў,-
Можаш есці тольк вадкія кашы;
Але разам з касцямі гуся скаштаваў —
Што ты, бацька, на гэта адкажаш?

— Ў маладосці я лепшым суцяжнікам быў,
Нават з маткай тваёю судзіўся;
І цяперча мой рот без ніякіх зубоў
Самым моцным у свеце зрабіўся.

— Ты старэнькі і бачыш не лепей крата,
Падкажы, як хапіла адвагі,
Утрымаці на кончыку носа вужа
Не згубіўшы пры тым раўнавагі?

— До на сёння, юнак, а цяперча бяжы
Ты у гулі з сябрынай сваёю.
Ці прыступкі на лесвіцы буду лічыць
Я тваёю дурной галавою.

____________________________________________________

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ:

В первом рукописном варианте сказки «Приключения Алисы под землей» в стихотворении о папаше Вильяме баночка с мазью, сохранившей этому замечательному старому джентльмену бодрость и ловкость, стоила «в Подземелье» пять шиллингов, а в «Стране Чудес» только шиллинг.

—-

Стихотворение Роберта Саути, которое пародировал Кэрролл в пер. Татьяны Климентьевой:

«Стариковский радости и как он их обрёл». 1799 г.

 – Ты стар, отец Вильям! — воскликнул юнец,
 Затылок с проплешиной и весь седой,
 Но пышешь здоровьем и духом, отец,
 Скажи, отчего ты такой молодой?

 – Все юные годы, — отец отвечал,
 Я помнил, что жизни река быстротечна,
 Здоровье своё почём зря не терял,
 С тех пор полон сил и энергии я.

 – Ты стар, отец Вильям! — воскликнул юнец,
 Уж страсти любовные канули в Лету.
 Но это тебя не печалит, отец,
 Скажи, поделись по секрету.

 – Когда был я молод, — ответил отец,
 Я помнил, что юность – мимолётное счастье.
 О будущем думал и делал я всё,
 Чтоб грело меня моё прошлое солнцем.

 – Ты стар, отец Вильям, — воскликнул юнец,
 И жизнь тебя гонит поганой метлой.
 Ты ж весел, глядишь смерти прямо в лицо,
 Отец, поделись своей тайной.

 – Я молод душой, — отец Вильям сказал,
 И это – мой главный секрет, понимаешь.
 С младых ногтей верил я в Бога истово,
 И Он – щит мой, не забыл меня в старости!

Далее переводчица приводит оригинал с подстрочником

Роберт Саути. «Утешения/блага/комфорт старика и как он их обрёл», 1799 г.

– Вы стары, отец Вильям! – воскликнул юнец, «YOU ARE OLD, FATHER WILLIAM,» THE YOUNG MAN CRIED,
Пучок волос, что остался, сед «THE FEW LOCKS WHICH ARE LEFT YOU ARE GREY;
Вы крепкий, Отец Вильям, душевный старик; YOU ARE HALE, FATHER WILLIAM, A HEARTY OLD MAN;
А теперь назовите причину, я умоляю. NOW TELL ME THE REASON, I PRAY.»

– В дни моей юности, – отец Вильям ответил, «IN THE DAYS OF MY YOUTH,» FATHER WILLIAM REPLIED,
Я помнил, что молодость весьма быстротечна, «I REMEMBER’D THAT YOUTH WOULD FLY FAST,
И не растрачивал здоровье и энергию изначально, AND ABUS’D NOT MY HEALTH AND MY VIGOUR AT FIRST,
Чтобы не испытывать в них нужду напоследок. THAT I NEVER MIGHT NEED THEM AT LAST.»

– Вы стары, отец Вильям, – воскликнул юнец, «YOU ARE OLD, FATHER WILLIAM,» THE YOUNG MAN CRIED,
А удовольствия с молодостью уходят. «AND PLEASURES WITH YOUTH PASS AWAY.
Но вы не плачетесь, что канули дни; AND YET YOU LAMENT NOT THE DAYS THAT ARE GONE;
А теперь назовите причину, я умоляю. NOW TELL ME THE REASON, I PRAY.»

– В дни моей молодости, – отец Вильям ответил, «IN THE DAYS OF MY YOUTH,» FATHER WILLIAM REPLIED,
Я помнил, что молодость не может быть вечной; «I REMEMBER’D THAT YOUTH COULD NOT LAST;
Я думал о будущем, и я делал всё, I THOUGHT OF THE FUTURE, WHATEVER I DID,
Чтоб не горевать никогда о прошлом. THAT I NEVER MIGHT GRIEVE FOR THE PAST.»

– Вы стары, отец Вильям, – воскликнул юнец, «YOU ARE OLD, FATHER WILLIAM,» THE YOUNG MAN CRIED,
А жизнь, вероятно, торопится прочь; «AND LIFE MUST BE HAST’NING AWAY;
Вы ж бодры и общительны до последнего вздоха; YOU ARE CHEERFUL AND LOVE TO CONVERSE UPON DEATH;
А теперь назовите причину, я умоляю. NOW TELL ME THE REASON, I PRAY.»

– Я весел и юн, – отец Вильям сказал, «I AM CHEERFUL, YOUNG MAN,» FATHER WILLIAM REPLIED,
Причина этого, обращаю внимание, в том, «LET THE CAUSE THY ATTENTION ENGAGE;
Что в пору моей юности в Бога я верил IN THE DAYS OF MY YOUTH I REMEMBER’D MY GOD!
И он не забыл меня в старости. AND HE HATH NOT FORGOTTEN MY AGE.».

____________________________________________________

<<< пред. | СОДЕРЖАНИЕ | след. >>>