Информацию об отдельной песне и комментарии к ней можно прочесть, открыв страничку этой песни.
7. Молодые Львы
(БГ)
9. Death of King Arthur
(БГ — Т. Мэлори)
12. Китай
(А. Вертинский — Н. Гумилев)
All songs written by Boris Grebenshikov except «Death the King Arthur» (music by BG and lyrics by Sir Thomas Malory) and «China» (music by A. Vertinsky and lyrics by N. Gumilev).
Produced by David Stewart.
Recorded at The Hit Factory, New York (1-3), Church Studios, London (2,3,6,8,10,11), Chapel Studios, Los Angeles (3,11), Orca Studios, Los Angeles (4,5), Reb Bus Studios, London (7), Le Studio, Morin Heights, Quebec (9,12)
Boris Grebenshikov — Vocals, Guitars
David A. Stewart — Guitars
Olle Romo — Drums, Synclavier (All Other Sounds)
Annie Lenox — Vocals (3,10,11)
Sasha Titov — Bass (3,4,8-11)
Michael Kamen — Oboe (3)
Siobhan Stewart — Back-up Vocals (4,8)
Patrick Seymour — Keyboards (4,6,8,11)
Billie McKenzie — Haunting Vocals (6)
Darryl Way — Violin (6,8)
Chucho Merchan — Bass (7)
Harry Dean Stanton — Vocals (8)
John Stewart, Kenny Smith — Back-up (8)
Ray Cooper — Percussion (8,10,11)
Derek — Megaphone (8)
Piotr Troshenkov — Drums (9)
Seva Gakkel — Vocals (9)
Andrei Romanov — Flute, Vocals (9)
Chrissie Hynde, Janice Jameson, Charlie Wilson — Vocals (10,11)
Dave Plews — Trumpets (10,11)
* * *
Из интервью с БГ и Кенни Шаффером, «Комсомольская Правда» 10.01.1988:
— Кенни, почему вы выбрали именно Бориса Гребенщикова?
— Когда больше года тому назад зародилась идея совместной пластинки, передо мной встала дилемма: кому из советских музыкантов сделать это предложение? Несколько раз я приезжал в СССР, встречался со многими артистами, многих видел и слышал по телевидению. Не исключаю, что в Советском Союзе, может быть, есть и другие замечательные певцы и инструменталисты, но мой опыт работы с музыкантами, и в частности с Джимми Хендриксом, научил меня, что по-настоящему большой артист — это сплав таланта, того, что хочет сказать музыкант и как он это делает. Знакомство с Борисом и его творчеством сразу же решило проблему выбора.
В Америке мы называем музыкантом любого человека, который играет на каком-нибудь инструменте или поет. Музыкальная жизнь США, увы, с каждым годом все больше становится коммерцией, развлечением. Бывая же в СССР, я увидел, что артист — это прежде всего выразитель идей, мнений, самосознания общества. Этого очень не хватает здесь, в Америке. Поэтому, пригласив Бориса и записав совместный диск с одним из серьезных американских музыкантов, мне хотелось бы, с одной стороны, восполнить этот некоторый дефицит настоящего искусства здесь, в США. А с другой — связать нитями взаимопонимания людей, и в первую очередь молодежь наших двух стран.
— Борис, а какой вы видите эту пластинку?
— Пока в подробностях ее содержание пересказывать рано. Она будет выпущена одновременно в США и в СССР на фирме «Мелодия», вероятно, в начале лета этого года. Нынешняя поездка — это, в общем-то, предварительные переговоры. С рабочим материалом я собираюсь приехать сюда снова месяца через два-три. А потом запись!
— С кем вам удалось встретиться?
— За десять дней я побывал, помимо Нью-Йорка, в Лос-Анджелесе. Встретился с Дэвидом Боуи, Джорджем Харрисоном, Фрэнком Заппой, Майклом Джексоном, Джулианом Ленноном и другими. Многие выразили желание участвовать в записи совместной пластинки. Был принят президентами пяти ведущих фирм грамзаписи США.
— Борис, как показывает практика, добиться популярности в Соединенных Штатах, исполняя песню на любом другом языке, кроме английского, почти нереально. Как вы собираетесь решить эту проблему?
— Могу сказать твердо, что переводить уже написанные мною песни на английский я ни в коем случае не буду. Я убежден, что любой перевод песни на иностранный язык, губит ее душу, делает ее совершенно нелепой. Поэтому сейчас, вернувшись в Ленинград, попытаюсь воплотить свои творческие замыслы, возникшие в ходе этой поездки, в музыку и стихи, которые буду писать на английском. Однако не менее трети песен на диске обязательно будут на русском.
— Кенни, а что, на ваш взгляд, помимо языка, мешает проникновению советской рок-и эстрадной музыки в Соединенные Штаты?
— Пожалуй, технические недостатки аранжировки и записи произведений советских артистов. Я неоднократно приносил пленки и пластинки с записями ваших музыкантов ведущим продюсерам компаний грамзаписи, и они соглашались с моими высокими оценками исполнителей. Однако, с точки зрения техники записи, эти произведения не могли быть выпущены на американский рынок. Поэтому записывать Бориса и членов его группы «Аквариум» мы будем здесь. Мне кажется, столь знаменитые душа и глубина русской песни и американская технология замечательно дополнят друг друга, позволят нам найти путь к сердцам американцев.
— Борис, а в чем еще, кроме достижения признания советской рок-музыки в США, вы видите задачу будущей пластинки для советских музыкантов и любителей этого жанра у нас в стране?
— К сожалению, десятилетиями у нас неоправданно смотрели на западный рок, как на пример для подражания. А у нас, мол, все примитивно. Негативную роль в этом сыграли и существовавшие у нас в стране заслоны на пути развития советской рок-музыки. Дело вовсе не во мне лично, а в том, что благодаря выходу такой пластинки и даже просто приезду в Соединенные Штаты советского рок-музыканта, переговорам, которые я вел вполне на равных со всемирно признанными западными исполнителями, наша рок-музыка освобождается от унизительного комплекса неполноценности, второсортности.
.
***
Интервью А. Троицкого с БГ для «Программы «А» на даче А.Вознесенского, октябрь 1989 г.:
АТ: С какими чувствами Вы покидали Америку?
БГ: Ну-у-у, как покидает зону человек, отмотавший долгий срок, приблизительно. Америка страна прекрасная, но мне там просто надоело. А скучно потому что там прекрасная возможность для работы – то есть когда хочется что-то записать, можно пойти и записаться, но что здесь вот есть в воздухе, почве – я не знаю. Вообщем я рвался на родину как же…как на родину, я рвался сюда домой, как жеребец застоявшийся. Вот дорвался.
АТ: То есть можно сказать, что в каком-то смысле Вы разочаровались в том, что принято называть «американским шоу-бизнесом» или «американской системой», «американской мечтой»?
БГ: Ну как – американский шоу-бизнес и американская музыкальная система вообще, очень мне напоминала фирму «Мелодия» в её застойные годы. То есть там тоже на тысячу человек, как у нас везде, два человека которые работают и девятьсот девяносто восемь, которые звонят им тупо по телефону. И вот и всё – это скучно. Я предпочитаю работать так, как мы работали всегда, и как мы работаем теперь.
АТ: Ты считаешь, что петь на русском языке и петь на английском языке – это, скажем так, одинаково естественно для тебя и одинаково органично для нашего общества и для их общества?
БГ: Нет, для меня всё-таки петь на английском языке не так органично как…мне это интересно, но петь на русском гораздо органичнее. И где бы я не пел – и там, и здесь – для меня на русском…с большим кайфом я пою. То есть просто с кайфом, а на английском – это интересно, это эксперимент.
.
***
Из интервью с БГ, 1990?:
— Вы были одним из первых наших музыкантов, выпустивших на западный рынок «нашумевшую» пластинку. Вокруг этого события давно ходят всякие сплетни…
БГ: Обьясняю ситуацию. В 1987 году я познакомился с людьми, которые мне сказали: «Парень! Ты — крупный рок-н-ролльщик. Давай мы тебя вывезем в Америку, это будет всем интересно». Я, ни секунды не веря, говорю: «Давайте». Они убедили «Межкнигу», что все получат большие бабки. Те как-то напряглись и сделели мне чудом визу в Америку. Жил я там в квартире своего менеджера, который, как выяснилось, ни фига не понимал. Ну и он пользуясь тем, что с ним был русский рокер (представлял меня всем, как русского Боба Дилана) пытался меня везде им воткнуть. А поскольку я был первый русский рокер в Америке, то очень многие подумали, что смогут быстро сделать на мне бабки. А еще таким образом мой менеджер пытался познакомиться с героями своей молодости. Я чувствовал себя при этом неуютно, хотя он человек хороший, но без царя в голове. Так мы тусовались с ним в течении года. В результате он умудрился продать меня CBS. Мы записали пластинку.
.
***
Из интервью с БГ, 1989?:
— БОРИС, почему песни написаны на английском языке? Это было требование CBS?
— Во-первых, я не тот человек, которому можно диктовать какие-либо условия. Заставить человека писать вообще нельзя, тем более русского — по-английски. Этот диск на английском потому, что мне самому было интересно посмотреть, получится у меня или нет. Интересен сам результат.
— Почему в Америке работали вы один, кусками — АКВАРИУМ, а не вся группа целиком?
— Причины чисто финансовые. Если приглашать всю группу, то кто бы за нее платил?
— А как отреагировали на ваш успех музыканты АКВАРИУМА?
— Насколько мне известно (если они от меня ничего не скрывают), реагировали нормально. Никаких страстей, слез и всего остального не было. Ждали, когда я вернусь, чтобы заняться делом. То, что они без меня делали в своей группе ТРИЛИСТНИК, тоже очень интересная музыка. Сейчас мы опять вместе. И сегодня у нас даже интереснее, чем раньше. Так что с АКВАРИУМОМ ничего не произошло.
— Не жалеет ли Борис Гребенщиков, что он почти два года работал в Америке, в то время как на Родине происходила масса интересных событий?
— Нет, не жалею. Попробуйте мне назвать что-нибудь, что за эти два года здесь происходило, а я это пропустил, не участвовал. Я такого не знаю.
— Кроме чисто творческих планов при записи пластинки, была ли подспудная мысль или честолюбивая мечта попасть в «Биллборд»?
— Честно говоря, мне этот «Биллборд» по фигу. Мне было просто интересно работать в нормальных студийных условиях, где техники не забывают, куда какой кабель включен, и не стирают по ошибке запись. Умеют работать! В России я с таким пока не сталкивался. Там же получил все сполна, наработался всласть. Посмотрел, как это делается у людей.
Появление моего альбома в «Биллборде» — это, конечно, хорошо, но сам процесс записи еще лучше…
— Судя по тому, что вы здесь сказали, создалось впечатление, что вы довольны этой своей работой. Так?
— Дело в том, что так или иначе это — двенадцатый альбом АКВАРИУМА. Я все-таки продолжаю считать эту пластинку работой АКВАРИУМА, хотя он на ней присутствует не весь и не везде. Но по духу, по настроению, по экспериментальности, в конце концов,— это чистый АКВАРИУМ. Потому что в принципе — это чистая афера. Я все-таки не американец и не англичанин, английский язык мне не родной. Взять и написать пластинку на английском — все-таки это афера.
Очень интересно было работать с Дэйвом и со всеми остальными. В этом смысле — это удача. Неудача же в том, что этот альбом получился хуже, чем «Оркестр Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». Я бы хотел, чтобы он получился не хуже. Но для этого, видимо, нужно прожить там столько же, сколько прожили БИТЛЗ, по крайней мере.
Так что есть и плюсы, и минусы, но я от него не отказываюсь. Я им очень доволен в той мере, в какой им можно быть довольным, когда у нас на запись было реально две с половиной недели.
— Некоторых ваших фанатов настораживает легкий налет попсовости в новом альбоме.
— Я не знаю, что имеется в виду под «легким налетом попсовости». Пластинка очень прилизанная — этo факт, и в этом, безусловно рука Стюарта. Когда материал микшируется, абсолютно непонятно, что получится, потому что все звучит громко. А потом уже поздно что-то делать. Это был хороший урок.
Но меня это не слишком волнует. В конце концов, зa 18 лет существования АКВАРИУМА выпустить пластинку с коммерческим звуком тоже интересно.
— Есть ли у вас какие-либо замечания к CBS по организации работы или все идеально?
— Мои знакомые уже не раз упрекали меня, что я очень нетактично отзываюсь о фирме CBS. Я не хочу обижать фирму, много сделавшую для меня. Замечательная фирма. Живет в прекрасном и большом доме. Замечательно работает, тем более если сравнить с «Мелодией».
Правда, обложку они так и не смогли сделать как надо, несмотря на месячную битву с ними. Факт и то, что в то время, как мы выступали в США, мои пластинки продавались лишь в половине городов. В других городах они были или уже распроданы, или их недослали, или же прислали ящик с пластинками якобы моими, на самом же деле с чужими. Во многих городах рекламы вообще не было.
— А какое впечатление осталось у вас о работе посреднической фирмы «Белка Интернейшнл»?
— О, ее сотрудники работали, как волки! Без них ничего не получилось бы. Кстати, сама идея этой записи принадлежит именно им. Поэтому сколько ни хвали, все равно не захвалишь.
— Сколько пластинок нужно продать в США и других странах, чтобы окупить те средства, что были затрачены, и получить прибыль?
— Этот вопрос не ко мне. Я по поводу продажи, как, впрочем, и вообще финансов, ничего не знаю. Мое дело сочинить и записать. Все остальное — вне моей компетенции и, честно говоря, меня не интересует.
Знаете, за эти полтора года я научился очень важной вещи: как только человек начинает думать о деньгах, все мысли о творческой деятельности надо забыть. Совмещать эти вещи невозможно! Я это и раньше знал, но на теоретическом уровне. А там с утра подумаешь о деньгах — и уже целый день ничего делать не можешь. А то и следующий день…
— Чему еще научила вас работа в США?
— Я научился гораздо больше ценить то, что происходит у нас здесь. Все-таки лицом к лицу лица не увидать. Здесь есть что-то, чего там нет. Под конец меня с большой силой тянуло сюда. Это для меня был самый большой урок.
.
***
Из интервью с БГ, «Кукиш» (г. Сыктывкар), № 8, 1990 г.:
— Как сам относишься к этой пластинке?
— С записью была интересная история. Пластинка же нравится не очень. Это просто была попытка поработать в нормальных студийных условиях. И для первой попытки, по-моему, неплохо.
— В «Кукише» вышла рецензия на «Radio Silence», сводившаяся к тому, что для тебя это своеобразный оттяг был.
— Я не оттягивался, к сожалению. Если бы я оттягивался, это было бы интересно. Это первая проба того, как это делается на Западе.
— Как тебе работалось над пластинкой без «Аквариума»?
— Вообще, без «Аквариума» мне работать просто физически трудно. «Radio Silence» мы могли бы записать все вместе, но не было никаких материальных возможностей вывезти туда всех.
.
***
А. Житинский, «Альманах Рок-дилетанта», из интервью с А. Титовым, 12 октября 1990 годa:
http://www.macca.ru/item.php?id=721
РД: Сaня, a что ты думaешь про «Radio Silence»?
Тит: Идя нa подобный шaг, ни в коем случaе нельзя было допускaть слaбости. Потому что это был первый aльбом первого музыкaнтa — нa подобном уровне. ЗВУКИ МУ выпустили плaстинку нa мaленькой получaстной фирме Брaйaнa Ино, a все остaльное не стоит упоминaния. ГОРЬКИЙ ПAРК — ну, это понятно, это коммерческий коллектив. A Боб был первым, который поехaл тудa кaк мессия — с миссией. И допустить подобную слaбость…
РД: В чем ты ее видишь?
Тит: Слaбость я вижу в том, что он перемикшировaл aльбом, что он много рaз устрaивaл истерики нa студиях, что он перегрузил aльбом ненужными, нa мой взгляд, звукaми и исполнителями. В том, что он не выдержaл основной линии, которaя должнa быть в любом aльбоме. В любом aльбоме должнa быть кaкaя-то кaйфовaя идея, которaя идет между строк, между песен. Когдa нaстоящий aльбом — это всегдa чувствуется. Вот этой вещи у него не произошло. Получился нaбор синглов — тaк будем говорить. И он откровенно слaбо — энергетически слaбо — спет. Если ты обрaщaл внимaние, он спет нa крике, нa истерике, но спет энергетически слaбо. A знaешь почему? Потому что русский человек не в состоянии с той же энергетической силой петь нa другом языке. Мaло того, его тексты нa aнглийском очень рaзмaзaны. В некоторых — блaгодушнaя слaбость, в некоторых — стрaсть, но тaкaя кaртиннaя, покaзнaя. Это идет от того, что язык не нaтурaльный. Если откровенно говорить, Боб кaк литерaтор не очень сильно подковaн. Он знaет очень много, он прекрaсно влaдеет aнглийским языком, но не кaк поэт. Ему не дaется сильное слово по-aнглийски. И по-русски-то в последние годы у него нет сильных слов, все больше тумaнные обрaзы.
.
***
Пресс-конференция БГ в Красноярске, 07.12.2005:
— В американо-английский период «Radio Silence» и «Radio London» Дейв Стюарт действительно был необходим как незаменимый сотрудник?
— На «Radio Silence» он был совершенно необходим. Так сложилось, так было необходимо в то время. А «Radio London» Дейв, по-моему, и не слышал никогда. Это мы делали уже вдвоем с Чучо Мёрчаном.
— Сегодня у вас не вызывает улыбку то, что в тот период Дейв всем, кто к нему обращался Дилану, Джаггеру, Тому Петти, вам сделал практически одинаковый звук?
— Дейв может сделать только то, что он может сделать, и все обращаются к нему именно за этим. Я в меньшей степени, потому что у меня не было большого выбора. Мне просто было интересно поработать с настоящим человеком, чьё творчество я хорошо знаю. Мне нужно было прежде всего проверить самого себя; что есть я по отношению ко всем ним. Вот если бы мы начали в полный рост делать «Radio London», это уже было бы интересней. Но не с Дейвом, с кем-то другим. На самом деле мы с Дейвом в 98-ом основали группу, которая просуществовала около трёх месяцев. Мы даже кое-что вместе записали, а потом опять подвернулись «Eurythmics», и он от меня ушел в «Eurythmics», я его благословил на это. Они записали альбом «Peace» — я считаю, что это правильно.
…- Теперь уже точно можно сказать, что оригинальные плёнки «Radio Silence» невозможно найти для ремастеринга и переиздания с какими-то бонус-треками, неизданными вещами, концертными версиями?
— Все записи пропали. Учитывая, что «Church Studio» продана, даже при их порядке они, скорее всего, куда-то делись. Может быть, только у Дейва в архивах лежит что-то, но далеко не всё.
.
***
БГ, «Краткий отчет о 16-ти годах звукозаписи»:
Мы сидели с Дэйвом на краю бассейна в его доме/студии в Лос-Анжелесе и он сказал: «Наверняка найдутся критики, которые напишут — Стюарт испортил то, что могло бы стать хорошим folk-rock альбомом». Он сам не знал, как он был прав.
Критики в России не любят «Radio Silence» за то, что это а). не похоже на Аквариум, б). за то, что это, что не взяло везде первого места, тем самым подтвердив бы примат советского рока над всем остальным, и в). вообще не по-митьковски. Они правы. Они, как всегда, ничего не поняли.
RS фактически развалил благодушествующий от собственного успеха (с осени ’86 мы перемещались со стадиона на стадион под такие бурные овации, как будто лично отменили советскую власть) и промитьковавшийся Аквариум и поставил нас лицом к лицу с реально существующим всем остальным миром. По традиции всегда Россия придумывала себе некий мифический «Запад» (основанный на переводах О.Генри, Диккенса и Франсуазы Саган), населяла его «немцами» и спокойно жила себе, зная, что наша Русская Душа сложнее, глубже и ближе к Богу — поэтому «немцам» ее все равно не понять. Мне же с детства было интереснее не читать сказки, а жить в них. Что и произошло. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что «немцы» — продукт русского невежества, а мир крайне мал, и делить его на «своих» и «чужих» просто самоубийственно.
Я не буду приводить здесь историю генезиса «RS»; достаточно сказать лишь, что некий безумный изобретатель из Нью-Йорка по имени Кенни Шеффер решил сойтись в единоборстве с драконом советской власти и (with a little help from his friends) завалил его. В итоге я, кажется, оказался первым (с 1917) свободным русским за границей. Но вернемся к Аквариуму.
В силу вышесказанного становится очевидным, что, после 11 альбомов Аквариума ехать в Нью-Йорк записывать 12-тый альбом того же самого было бы довольно странно. Случайная встреча с Дэйвом Стюартом в Лос-Анжелесе определила музыкальное направление моего «американского альбома», потому что «Eurythmics», по определенным причинам, занимали тогда в моем мире чрезвычайное место. Искра проскочила, работа началась. Весь следующий год был одним грандиозным приключением, и это было отнюдь не «приключение русского за границей». Все песни (кроме самой «Radio Silence») были написаны, исходя из ситуации и в ответ на нее. Происходящее бодро фиксировалось кинокамерами режиссера Майкла Аптеда, из чего получился фильм «Long Way Home». Скучный, потому что все интересное беспощадно вырезалось скучными американскими цензорами. В паузах я приезжал в Россию, где все записанное внимательно отслушивалось Аквариумом.
Спето на RS все — по неумению — довольно хило, однако песни удались, и я рад, что альбом останется нерасшифрованным иероглифом. Он достиг своей цели. Боги внимательно следили за процессом и откликнулись на сказанное.
Остается добавить, что для него была записана еще одна песня, почти никогда не игранная «Драма», но запись, насколько я помню, даже не была смикширована.
P.S. Лондон. Church Studios. Поздняя ночь. Весь день мы записывали Рея, Анни и Крисси. Вечером в студию зашел Билли Маккензи из «Associates», который писал свой сольный альбом в студии на первом этаже — узнать, как у нас дела. Мы проиграли ему заготовку «That Voice Again»; через пять минут он уже пел. Все в студии замолчали (это был еще не урезанный CBS, одиннадцатиминутный вариант). Два дубля. Он вошел в микшерскую и спросил: «Подходит?» — и несколько минут никто не мог промолвить ни слова. Все сидели, околдованные, боясь пошевелиться.
Критики? Мои соболезнования, господа критики!
***
Из книги О. Сагаревой, 1992:
Что именно и почему произошло с «американским» проектом, так до сих пор и не ясно. Едва ли кто разберется когда-нибудь в многочисленных точках зрения на этот вопрос. По сумме фактов создается впечатление, что какой-то злой гений российского духа пробрался в систему шоу-бизнеса и сделал там свое черное дело. Почему-то в истории с «Radio Silence» максимально проявились все черты тупого бюрократизма, свойственные, как оказалось, и Америке, и тут же стали происходить редкостные для капиталистического мира накладки: то рекламная кампания отгремела и прошла до того, как напечатали тираж и пластинка появилась в магазинах (а американец помнит увиденную рекламу не больше суток), то не сделали вовремя рекламный ролик к фильму, то пластинки было нигде не купить, и между тиражами снова начиналась рекламная
кампания. Продано было около ста тысяч экземпляров, что, между прочим, совсем не мало для перенасыщенного рынка, и во много раз больше, чем, скажем, дисков группы «Звуки Му», пластинка которой появилась на западе в то же время. И попадание пластинки (по результатам продажи, причем с продажей творилось черт-те что) в легендарный «топ-200» журнала «Биллборд», пусть даже на сто девяносто восьмое место, почему-то с иронией воспринятое у нас, было, по сути, значительным успехом, неоцененным по достоинству, по-моему, никем. Ошибка была в изначальной сверхставке не на весь проект, а именно на этот, первый, диск, сделанный среди страшной шумихи, нестихающих пересудов и разговоров, споров о том, выйдет из этого что-то, или нет (самое гиблое дело для работы), в очень нервозной обстановке.
…Справка. Альбом «Radio silence» («Радио-молчание», что более точно переводится приблизительно как «тишина в эфире») был записан Борисом Гребенщиковым по контракту с фирмой СВS в основном летом 1988 г. на студиях Америки, Канады и Европы, был пересведен в Англии весной 1989 г. и в мае выпущен фирмой в виде пластинки, кассеты и лазерного диска. В записи принимали участие специально приглашенные английские музыканты, в том числе — гитарист Дэвид Стюарт («Юритмикс), ставший продюсером пластинки, Энн Леннокс («Юритмикс») —
вокал, Рей Купер — известный ударник, игравший с Элтоном Джоном, Крисси Хайндз («Претендерз») — вокал, и Александр Титов (Советский Союз) — бас-гитара. Кроме этого, в песне «Смерть короля Артура» можно услышать флейту А. Романова.
К выходу пластинки был приурочен выход рекламного фильма «Long way home» («Долгий путь домой»).
В фактическом финале истории сыграло решающую роль накопившееся психологическое и нервное напряжение всех участников, усталость заинтересованных сторон друг от друга, видимо,
усугубившаяся огромными нагрузками для Гребенщикова, обусловленными обстоятельствами презентационной кампании и турне. Наверное, нет виновных в том, что все проиходило именно так, а не иначе.
В любом случае, на момент очередного возвращения Бориса Гребенщикова в СССР в сентябре 1989 г. уже ясно, что его сотрудничество по крайней мере с фирмой «Белка-интернэшнл» не возобновится, хотя контракт с CВS будет расторгнут годом позже.
.
***
Из книги «АКВАРИУМ. Сны о чем-то большем» (М.: ООО Издательский дом «София», 2004):
Разговор при подписании контракта (Radio Silence) на CBS.
Президент CBS: «Мы предлагаем вам контракт».
Юрист: «А вы будете слушать, как он поет?»
Президент CBS: «Зачем? Я вижу, как он пьет виски».
Альбом «Radio Silence» большинству сограждан не понравился.
Все чего-то ждали и, не дождавшись неопределенных и несформулированных результатов, стали говорить о «неудаче», а то и о «провале» американского контракта БГ.
На самом деле никакой неудачи, а тем более провала не было и близко. Была нормальная студийная работа, и записанный альбом стал вполне неплохо продаваться — во всяком случае, контракт расторгнут не был, и Борис Гребенщиков отправился в Англию записывать второй англоязычный диск. Соотечественники же с русским максимализмом ждали, что «Radio Silence» займет все первые места, побьет все рекорды и убедит весь мир в примате русского рока над всем остальным искусством. Этого, как можно было догадываться, не произошло. Кроме того, альбом был не похож на привычный АКВАРИУМ семидесятых-восьмидесятых (хотя в альбоме «Равноденствие» все последующие действия БГ уже были зашифрованы — прочитать их никто не удосужился), он был сделан, по выражению Бориса, «не по-митьковски»
«Все это так, — говорит БГ. — Они правы. Они, как всегда, ничего не поняли».
«…с осени 86-го года мы перемещались со стадиона на стадион под такие бурные овации, как будто лично отменили советскую власть», — писал БГ по поводу истории с «RS». Группа встала лицом к лицу со всем остальным миром.
«В 1987 году я познакомился с людьми, которые мне сказали: «Парень! Ты — крупный рок-н-ролльщик. Давай мы тебя вывезем в Америку, это будет всем интересно». Я, ни секунды не веря, говорю: «Давайте». Они убедили «Межкнигу», что все получат большие бабки. Те как-то напряглись и сделали мне чудом визу в Америку. Жил я там в квартире своего менеджера, который, как выяснилось, ни фига не понимал. Ну и он, пользуясь тем, что с ним был русский рокер (представлял меня всем как русского Боба Дилана). пытался меня везде им воткнуть. А поскольку я был первый русский рокер в Америке, то очень многие подумали, что смогут быстро сделать на мне бабки. А еще таким образом мой менеджер пытался познакомиться с героями своей молодости. Я чувствовал себя при этом неуютно, хотя он человек хороший, но без царя в голове. Так мы тусовались с ним в течение года. В результате он умудрился продать меня CBS. Мы записали пластинку».
«Контракт подписан с фирмой «Си-би-эс», хотя там нам предложили денег меньше, чем в других — «Поли-граме» или «Эй энд Эм». Просто нам понравился президент «Си-би-эс» Уолтер Йетников, а мы понравились ему… Это не будет звучанием АКВАРИУМА, как он есть сейчас, поскольку я туда специально и явился, чтобы идею АКВАРИУМА продвинуть дальше. Потому что мы застыли на месте, мы на болоте, и это — наш путь выбраться. Я думаю/что идея АКВАРИУМА не потеряется, и иду на определенный риск. Я растягиваю потенциал слишком сильно, но надеюсь, что в процессе работы он сожмется опять.
Нас так могут «хавать» еще сколько угодно. Но я не хочу, как «Машина», как Майк. Потому что это — бесконечное повторение. Я забыл, как это — удивлять самого себя хорошей песней. И поэтому мне снова надо уехать в деревню. Только «деревней» на этот раз окажется Нью-Йорк».
В Лос-Анджелесе Борис Гребенщиков встретился с Дэйвом Стюартом — половиной группы Eurythmics, и эта встреча определила направление будущего альбома.
«Дэйв Стюарт всегда меня поражал своей открытостью. Идем с ним по Лондону, какие-то уличные музыканты играют. Он к ним запросто подходит и говорит: «Ребята, вот телефончик моей студии. Приходите — запишитесь». И он их совершенно бесплатно записывает!» (БГ)
У Дэйва с Борисом была философская дискуссия: что есть песня и как она пишется. Борис говорил, что песня — плод длительного внутреннего процесса; как мифологическая песня барда, она не связана со временем и сообщает какие-то вечные решения. Дэйв говорил, что песня — «открытка из сегодняшнего дня». Оба были правы.
Сама песня Radio Silence была написана в ДК связи. Остальные же писались в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Первый (и последний) случай в практике БГ, когда песни не вырастали сами, а должны были быть написаны — и это было странно и тяжело. Крайне нелепое занятие — сидеть и «писать песни».
Записи происходили в нескольких студиях, в том числе в Канаде, куда был вызван весь «старый добрый АКВАРИУМ», который в результате практически ничего там
не записал, разве что остался зафиксированным на пленке в фильме «Long way home». По словам Севы Гаккеля, в дорогущей студии, которая обошлась фирме что-то около 300 долларов за час работы, сначала долго настраивали барабаны, потом пошли купаться, а потом Борис стал петь песни Вертинского. В общем, для русского, оказавшегося за границей вдруг совершенно свободным и занятым любимым делом, такие праздники вполне естественны.
В результате альбом все-таки получился, и получился очень неслабым. Заглавная песня, несмотря на то что сам Гребенщиков считает вокал «хило спетым», являемся настоящим хитом «большого рок-н-ролла», уже без скидок на трудности перестройки и перебои с питанием.
«Я, будучи советским человеком, вышедшим из Советского Союза, для которого «Битлз» были все, часто говорил Дэйву: «Хорошо бы это место сделать поближе к такой-то песне… здесь кусочек как в Strawberry Fields, здесь сделать, как в Penny Lane. И как-то он сказал: «Понимаешь… Вот магазин, вот стоит пластинка «Битлз» — на букву «Б», а вот на букву «Г» стоит пластинка «Борис Гребенщиков». Ты хочешь, чтобы люди сразу говорили, что вот это — «Битлз» — главное, а Борис Гребенщиков — не главное… Ты посмотри на это другими глазами. Вот приходит человек, у него денег всего на одну пластинку. И он купит пластинку либо твою, либо другую. Ты делай не то, как у них, а делай так, как ты сам считаешь нужным».
Это был для меня огромный урок. Потребовался скачок сознания, чтобы понять, что я наконец-то нахожусь на одном и том же уровне со всеми… Больше нет скидок, что мы из страны четвертого мира.
И после этого в девяностых годах я начал делать то, что я делал по возможности бескомпромиссно. Нужно знать, что нет никого выше. Есть только твое дело.
Прекрасная шутка, которая потом перестала быть шуткой. Работать там нам было довольно занудно, потому что все это дело снимали и всюду ходили люди с камерами. И вот как-то раз мы сидели, отслушивая очередной трэк, и Дэйв Стюарт сказал трагическую вещь: «Потом критики будут говорить — пришел Дэйв Стюарт и испортил то. что могло бы быть хорошим фолк-альбомом…» Что, отчасти, впоследствии и случилось. Критики так и говорили: «Пришел Стюарт и все испортил». Никто’ не понимает, что я именно этого и хотел. Я хотел вырваться из недостаточно экипированной технически, недостаточно упакованной мифологемы России.
Никто не понял, в силу разницы двух миров, что, собственно говоря, происходило.
Боуи говорил мне по этому поводу: «Не позволяй им сделать из этого американский альбом…»
Он, как всегда, посмотрел глубже, в корень. Моя задача была перескочить через пропасть — и я перескочил. Но потом пришлось перескакивать обратно, потому что пропасть все равно осталась. Он, вероятно, имел в виду, что если делать так, как бы это делал АКВАРИУМ, на другом техническом уровне — это буду в большей степени я.
А мне казалось, что нужно избавиться от того груза, морального и технического, который я тащил на своих плечах, и посмотреть на себя в совершенно другой ситуации. Это было невыгодно для дела, но очень полезно для психики,
…Теперь у нас есть техника. Вчера я сидел с Сашкой Васильевым и слушал последний Radiohead. Я слушаю их и понимаю, что они-то находятся на передовой грани всего этого и они до сих пор создают звуки, которые меня удивляют. Но дело в том, что и я, и Сашка — мы можем делать то же самое. Техника у нас одна и та же. Везде стоят одни и те же аппараты. И если мы чего-то недокупаем, то это наша вина. Могли бы и купить. Но все равно мы делаем что-то второразрядное, нам важно побыстрее догнать песню, чтобы она быстрее зазвучала на радио. А сделать песню так, чтобы она ушла хоть на полшага вперед. — об этом никто не думает. Вот это для меня очень грустно». (БГ)
«В известном фильме «Матрица» существует матрица. А все на самом деле живут совершенно по-другому. Но делают вид, что живут вот так. Все живут какой-то своей печальной жизнью и делают вид. что существует какая-то другая, общественная жизнь. А на самом деле вечером приходят на кухню, нажираются водки и ноют — как же все вокруг х…во. Все, по большому счету, сводится к этому. А я всегда знал, что есть возможность жить в русском поле, с русским языком абсолютно по-другому. Но почему-то этим никто не пользуется. И мой интерес к Дилану — с самого начала—с 77-го года заключался в том, что я понимал, что эти песни — они могут быть на русском языке, потому что они выражают то. что я чувствую. Но они почему-то на английском. А кто же пишет на русском? Выясняется, что никто не пишет. Выясняется, что в России печальная нехватка этого дела. И я всю жизнь заполняю эту пустоту. Жить по-русски, в русском поле, но с совершенно другой ориентацией. С ориентацией на нормальную жизнь, на позитив, на бытность частью космоса. И один раз это блестяще подтвердилось в Кенигсберге, году в 89-м. Я уже записал «Радио Сайленс». мы уже поездили, перезнакомились со всеми. Дюша с Grateful Dead подружился… Пришли мы давать интервью, и местные ребята в итоге сказали, что они нам завидуют. «Мы настолько этой жизнью замотаны, — сказали они. — А когда вы к нам приезжаете, мы понимаем, что вы свободные люди. Вы. русские — и при этом вы свободны… Мы тоже хотим так…»» (БГ)
.
***
Тишина на разные голоса. 25 лет альбому «Radio Silence». 30.05.2014.:
http://kommersant.ru/doc/2476779
22 мая 1989 года в США на лейбле CBS вышел альбом Бориса Гребенщикова «Radio Silence». Лидер группы «Аквариум» стал «первым русским рокером на Западе», заодно заставив соотечественников как следует задуматься над тем, нужны ли мы на этом самом Западе со своим роком. Диск занял 198-е место в Top-200 альбомов журнала Billboard. Причиной такого результата называли неудачный выбор продюсера, смену руководства CBS, плохой пиар, скандал в эфире шоу Дэвида Леттермана и даже смену прически. Заново переслушав альбом «Radio Silence» и пересмотрев снятый во время его записи фильм «Долгий путь домой», Борис Барабанов связался с ключевыми персонажами этой истории и попросил поделиться воспоминаниями и эмоциями
Александр Кан: Для истории «Radio Silence» ключевым моментом был выход в США сборника «Red Wave», выпущенного с подачи Джоанны Стингрей. Никакой серьезной дистрибуции у «Red Wave» не было, ни в какие чарты он не попал, но как политико-культурное событие все же прогремел. Правда, официальными советскими источниками «Red Wave» был принят в штыки.
Из статьи «Красная волна на мутной воде» («Комсомольская правда», 1987 год)
Начало этой истории в изложении американского издания «Ю. Эс. Эй. Тудей» выглядит, словно реклама боевика: «Американская рок-певица посетила Ленинград, познакомилась со многими местными любительскими группами и подпольно (контрабандой) вывезла их записи в США, где вскоре выходит двойной альбом». Скажем сразу: уже вышел. И с зазывным названием на обложке: «Красная волна». «4 подпольные группы из СССР»: «Аквариум». «Кино», «Алиса», «Странные игры». Прежде всего давайте представим главную героиню. «Американская рок-певица» — это 25-летняя Джоанн Стингрэй, хотя о том, что она певица, знают в США пока немногие. Теперь — о контрабандном альбоме. Как сообщает западногерманский журнал «Шпигель», из нашей страны Джоанн «подпольно вывезла кассеты с записями под видом чистых», затем предложила их ряду известных в Соединенных Штатах фирм грамзаписи. Умудренные опытом менеджеры первым делом поставили перед Стингрэй вопрос: «Законно ли все это?» Новоявленный продюсер вразумительного ответа дать не могла и была фирмами отвергнута.
Георгий Гурьянов, Борис Гребенщиков, Джоанна Стрингрей, Юрий Каспарян, Виктор Цой, Игорь Тихомиров, Александр Титов, Сергей Бугаев, Андрей Крисанов (слева направо). Свадьба Юрия Каспаряна и Джоанны Стингрей, Ленинград, 2 ноября 1987 года
Борис Гребенщиков: Это был мой первый выезд за пределы России. Английский язык я знал с отрочества. Свою первую песню в 9 классе я написал на английском. Вопрос акцента волновал, видимо, только меня; остальные уверяли, что им нравится, как я пою и говорю. В итоге я перестал на это обращать внимание.
Марина Олби: Я изучала советскую историю в Колумбийском университете, закончила аспирантуру в 1986 году и стала помогать Кенни Шафферу продавать программы советского телевидения американским университетам. Альбом «Radio Silence» начался с того, что Джоанна Стингрей подарила нам с Кенни пластинку «Red Wave».
Артемий Троицкий: СССР в ту пору был очень модной страной. К нам просто валили валом всевозможные иностранные випы, политические, медийные и культурные. В мире свирепствовала горбимания. Примерно в одно время с «Radio Silence» вышел американский дебют «Парка Горького» плюс более мелкие релизы — «Центр» во Франции, «Браво» и «Ва-Банкъ» в Финляндии, «Кино» в Америке и во Франции. Воспринималось это как должное. С музыкантами возились как с писаной торбой и здесь, и за границей. Если в случае с «Парком Горького» лоббистом с американской стороны был менеджер Bon Jovi Док Макги, а в случае со «Звуками Му» — жена Брайана Ино Энтия, то за команду Гребенщикова выступал Кенни Шаффер, известный как изобретатель беспроводной электрогитары, его подруга Марина Олби и русский предприниматель Виктор Хроленко. Они нашли очень правильного партнера — американца русского происхождения Уолтера Йетникоффа, шефа компании CBS.
Борис Гребенщиков с дочерью Василисой в компании Джорджа Харрисона, Тома Петти, Джеффа Линна, Рэя Купера, Шивон Стюарт и Дэйва Стюарта. 1988 год. Фото из архива Кена Шаффера.
Кенни Шаффер: Я никогда в жизни не мог себе представить, что буду работать с русскими. Был такой эпизод — в 1983 году я застрял в Катманду без денег на обратный билет в Нью-Йорк. Был вариант дешевого перелета с пересадкой в Москве, но я сказал себе: “ни секунды своей жизни не проведу в такой дыре”. Через пару недель я назанимал достаточно денег на билет через Лондон. И представьте себе, как судьба распорядилась: вскоре нашлась девушка, за которой я был готов последовать хоть на Паго-Паго. Всегда находится такая девушка… В этот раз ее звали Марина, судьба свела нас в России, мы дружим до сих пор, а вы можете отобедать в ее петербургском ресторане… Мы встретились в лучшее время для того, чтобы побывать в Москве и Санкт-Петербурге,— в декабре 1985-го. Вокруг нас были люди, которые сильно отличались от того образа, который вдалбливали нам американские СМИ. После полудюжины путешествий в Россию мои рок-н-ролльные корни заставили меня задуматься о том, что будет, если взять лучших местных и лучших наших и заставить их играть вместе. Мы запустили компанию Belka с Виктором Хроленко. Я вытащил Виктора в Штаты — не самое простое дело по тем временам. Компанию мы назвали в честь Белки, по его словам, первой собаки в космосе. Потом, правда, выяснилось, что первой она не была. Но зато первой вернулась на землю живой. Так что название мы оставили. Вращаясь в кругах ВААП, Минкульта, «Межкниги», «Мелодии», я исследовал списки «официальных артистов», потом слушал их кассеты, и от того, что там было, уши вяли. Это было не то, с чем стоило перезапускать советско-американские отношения. Так что я просто вышел на улицу и спросил у людей. И мне сказали: «Гребенщиков». Он сам не верил, что сможет поехать в США. После двенадцати согласований в двенадцати кабинетах, где мне все говорили: «Это же самодеятельность!», я вывез его в Нью-Йорк и Лос-Анджелес и познакомил со всеми — с Лу Ридом, с Игги Попом, с Джорджем Харрисоном, с Фрэнком Заппой, с Томом Петти, с Лори Андерсон и Сюзанн Вегой. Мы представили Бориса боссам шести рекорд-компаний. Мы чуть не подписали контракт с A&M, там, кстати, в одном лобби рядом оказались Борис и Майкл Джексон. В итоге остановились на CBS. Уолтер Йетникофф сказал: «Это рискованная идея, но этим стоит заняться!».
Александр Кан: Имея билингвального бикультурального артиста, да еще самого главного у себя в стране, можно было делать серьезное предложение CBS. Процесс гласности и перестройки нарастал, как снежный ком. Интерес к СССР был гигантский и абсолютно позитивный. Вышла книга корреспондента The Guardian Мартина Уокера “Пробуждающийся гигант”. Вышла книга Троицкого “Back In The USSR”. Был интерес к этому загадочномe русскому рок-н-роллу, который вызревал где-то там, вне поля зрения Запада.
Из статьи Дэвида Киссинджера “Достачно ли хорош этот Борис?” (Rolling Stone, сентябрь 1989 года)
Вооруженный акустической гитарой и старыми записями “Аквариума” Гребенщиков произвел необычайно сильное впечатление на Уолтера Йетникоффа, президента CBS Records, которая оказалась единственной из пяти ведущих фирм грамзаписи, по-настоящему заинтригованной музыкой Гребенщикова (или, может быть, подоспевшей ко времени идеей «русского Дилана»). Гребенщиков подписал свой, о семидесяти страницах, контракт с CBS, не прочитав ни пункта.
Артемий Троицкий: История была очень милой, если не считать одного обстоятельства, которое до сих пор с морально-этической точки зрения мне представляется крайне сомнительным. Когда американцы удостоверились в том, что «Аквариум» в музыкальном отношении группа слабая, они решили, что, чем возиться с разнородным и не очень профессиональным коллективом, лучше иметь дело с его наиболее ценной и конвертируемой частью. Пустить побоку своих старых соратников — это было, скажем так, не бесспорное решение.
Александр Титов: Сначала Борис съездил в Америку один. Вскоре он поехал в Лондон, где записал демо нескольких песен. Миди-аранжировки звучали немного странно, и наша компания восприняла это неоднозначно. Аргумент группы был «либо все вместе — либо никак». Бориса же звали одного. И его позиция была такая: «В случае успеха это двинет «Аквариум» на международный уровень, и упускать шанс неумно».
Анна Черниговская: В Ленинграде было немного собственническое отношение к “Аквариуму”. “Аквариум” был как Эрмитаж. Его не хотели делить с москвичами, рьяно опекали легенду о “группе, как образе жизни”. Поэтому за Бориса переживали как за члена семьи. Но в целом всем же нравилась ассоциация, что Борис — наш Дэвид Боуи. Представления об устройстве западного мира и шоу-бизнеса и в 1987-м, и в 1989-м были настолько наивные и далекие от реальности, что можно только удивляться бориному терпению, когда все ему высказывали прямо или косвенно свое «фэ», в общем-то на основании знаний о “той стороне мира” на уровне “Рабинович напел”. Когда в июне 1988 года музыканты “Аквариума” встретились с Crosby, Stills, Nash & Yong на концерте, прошедшем в Монреале, и записали песни “Death of King Arthur” и “Китай” Вертинского, все думали, что это демо, и вот-вот все поедут записывать альбом. У остальных музыкантов еще оставалась иллюзия братства: вместе шли к успеху, и, когда успех пришел, должны, несмотря ни на что, его разделить. Только Борис знает, почему это не произошло. Может быть продюсеры были против, может быть самому Борису для англоязычного альбома было интереснее попробовать сделать песни по-новому, с местными, так сказать, музыкантами. Может быть, у него были объективные претензии к техническому уровню музыкантов. Да и к раздолбайству, вежливо скажем, которое именно 1987-88 годы характеризует, да и дальше… Когда совместного прорыва не случилось, каждый обиделся на свое. Одни — на то, что прибыльная серия стадионных концертов на родине была прервана. Другие — что на новый виток их не взяли. А вокруг всегда была масса людей, которые подливали масла в огонь самолюбий. В любом случае, это, конечно, остается скользкой ситуацией, той, которая подвела черту под историей, так скажем, канонического “Аквариума”. Вероятно, если бы Боря меньше верил в свой прорыв на Запад и складывал бы яйца в обе корзины, мог бы сохраниться старый “Аквариум”. А может быть, наоборот.
Из статьи «Советская рок-звезда планирует визит» (The New York Times, 21 мая 1987 года)
Борис Гребенщиков, советская рок-звезда, чья подпольная музыка была официально признана благодаря политике гласности Михаила Горбачева, едет в Соединенные Штаты, чтобы записывать песни и снимать видео с западными музыкантами. Получившийся альбом выйдет одновременно на Западе и в странах советского блока, говорит Кен Шаффер, глава Orbita Technologies, которая исследует возможности ретрансляции программ советского телевидения в США. 33-летний Гребенщиков станет первым рокером из СССР, который запишется с западными музыкантами, сообщил господин Шаффер. Однако Алан Дуглас, музыкальный продюсер, работавший с Билли Холидей и Джими Хендриксом, заявил, что переговоры об участии западных рок-звезд в проекте имели место, но пока никто ни о чем не договорился.
Борис Гребенщиков и Дэвид Боуи. Нью-Йорк, 1989 год.
Александр Кан: Я был очень дружен с Гребенщиковым, часто у него бывал. И на моих глазах происходил мучительный выбор продюсера. Я помню, как на его квартиру на улице Софьи Перовской пришел Фил Рамон, человек старой школы, который работал с полуджазовыми-полуэстрадными проектами типа Дайан Уорвик, Элтона Джона, Билли Джоэла, Пола Саймона. Это была, скажем так, мягкая продюсерская линия. Говорили, что рассматривался Боб Эзрин, продюсер Kiss и Pink Floyd. Были разговоры с Дэвидом Боуи. Боуи вроде бы говорил о мрачном андерграундном звучании, что Бориса пугало. Пугало не эстетически, а в том смысле, что это не произведет должного коммерческого эффекта. При всей своей высочайшей культуре и интеллекте, он все-таки воспитал в себе амбиции рок-звезды. Боуи сильно торчал, звонил Боре в три часа ночи, что-то нес в наркотическом угаре. До дела по-настоящему так и не дошло… Борис был знаком с этими людьми как слушатель, а тут нужно было разобраться в структуре бизнеса, причем прямо по ходу дела.
Кенни Шаффер: Я думаю, лучшей кандидатурой на роль продюсера этого альбома был Майкл Стайп из R.E.M., но Борис выбрал Дейва Стюарта, и его было не переубедить.
Артемий Троицкий: Шла бешеная гонка, решалось, кто выпустит первый «русский альбом» на Западе — Гребенщиков или «Парк Горького». По моим сведениям, которые я получил не только от партии Гребенщикова, но и от источников равноудаленных, продюсер «Парка Горького» Стас Намин, конечно, применял грязные приемы, пытаясь не столько выйти вперед, сколько притормозить движение Гребенщикова. У него были для этого возможности, все же 1987-1988 годы — это время, когда совковые рычаги еще были живы-здоровы. В итоге на какое-то время Гребенщикову была закрыта американская виза. Понадобился очень серьезный блатной ресурс, чтобы этот наминский блок преодолеть.
Александр Титов: Несколько песен были написаны в Калифорнии, в кресле у бассейна. При всей идиллии окружающей природы и великолепии климата стресс был страшный. Боба постоянно донимали то Кенни, то Айна Майбах (адвокат проекта). Все требовали скорейшего написания гениального материала, чтобы запустить его в стратосферу корпоративными усилиями. Мне было легко, моя задача заключалась в поддержке автора. Я купался, загорал и катался по Беверли-Хиллз на дейвовском «харлее». Для меня это было забавное приключение с минимумом ответственности, поэтому воспоминания мои исключительно позитивны. Помню, например, как я на дне рождения Энни Леннокс, проходившем в доме Мика Джаггера в Нью-Йорке, пел песню «Черный ворон». Удачный выбор! Хорош я был, должно быть, когда утром на выходе ко мне подбежал фанат и попросил автограф, думая, что я — Кит Ричардс.
Из статьи Дэвида Киссинджера “Достачно ли хорош этот Борис?” (Rolling Stone, сентябрь 1989 года)
Трудно представить более сложные условия для создания альбома. Помимо культурного шока, душивших ограничений во времени, вызванных советской выездной визой (28 дней), и возложенной на себя нелегкой задачи сочинять на английском («Мне попросту хотелось этого»), Гребенщикову также пришлось справляться с бесконечными вариантами, предлагаемыми многоканальной западной студией, и совладать с докучливым присутствием киногруппы режиссера из Англии Майкла Аптеда. Вышедший в результате этого документальный фильм «Долгий путь домой» (по заказу британской телекомпании «Гранада») дает некоторое представление о попытках Гребенщикова совладать со шквалом открывшихся ему музыкальных и технических возможностей, не потеряв своего собственного творческого видения.
Марина Олби: Вместе со съемками фильма Майкла Аптеда «Долгий путь домой» проект «Radio Silence» стоил около $2,5 млн.
Александр Кан: Боря жил, ездил, у него была открытая кредитная карта, он ел в ресторанах, покупал шмотье без ограничения. По меркам CBS, может быть, это копейки, но в совокупности со студиями, съемками, рекламой, это выливалось в какие-то большие суммы. Он был на обложке Newsweek и The Village Voice. Ощущение было такое, что этот артист запускается из своего советского подполья сразу на уровень мегазвезды.
Кенни Шаффер: За день до начала турне в поддержку альбома Борис постучал в дверь моей нью-йоркской квартиры. Я открыл — и увидел его новую стрижку в стиле «милитари». Пропал его «конский хвост», довольно необычная по тем временам и очень узнаваемая деталь. Он постригся и разрушил весь имидж, который мы выстраивали.
Александр Титов: Гастрольная группа была создана в Нью-Йорке и репетировала два месяца перед выездом на гастроли в поддержку альбома. За 25 дней мы объехали на туровом автобусе с койками 22 города. Было полнейшее взаимопонимание. Например, гитарист Дрю Зинг приходил ко мне в гости в отеле и знакомил меня с “Мотауном”, после чего я сильно подсел на ритмику Джеймса Джеймерсона. До сих пор храню подаренную им книгу “Стоя в тени студии Motown” с двумя аудиокассетками. Или Делмар Браун, клавишник, игравший у Стинга. У него была прическа в виде ананаса. Каждое утро, приходя на репу, он восклицал “Стрижки — всем”. На барабанах у нас играл молодой израильский перкуссионист Тал Бергман. У него на ладонях были толстые прозрачные мозоли от этнических барабанов. Сейчас трудится у Бонамассы. Заматерел!
Борис Гребенщиков: Это были никак не «аккомпаниаторы», а именно группа, семья, пусть и временная. Доказательством этого может служить то, что после тура наши техники (бывшие Hell’s Angels) сделали себе татуировки с символом «Radio Silence» — звездой в кругу.
Анна Черниговская: На презентации англоязычного материала в ленинградском СКК, которая состоялась в ноябре 1988 года, народа было море два вечера подряд. Надо не забывать, что группа в городе почти два года не играла. А тут еще знаменитый для “аквариумистов” Дейв Стюарт и настоящие западные музыканты. Плюс песни на английском никто же еще не слышал. В итоге англоязычную программу не поняли и приняли прохладно. Но вторая часть состояла из традиционных хитов и была принята с восторгом. Все это воспринималось тогда как невероятный триумф. В том духе, что нашему-то настоящие рок-звезды американские подыгрывают, значит он крут не только в наших местечковых глазах.
Артемий Троицкий: Может быть, это касается в большей степени моих референтных групп, но я знаю много людей, для которых в этом концерте был вообще важен именно факт присутствия Дейва Стюарта и Энни Леннокс, а не Бориса Гребенщикова. Режиссером видеоверсии концерта стал Константин Эрнст, это практически был его дебют, и до некоторой степени этот дебют спродюсировал я. Костя жил в Питере и ходил в кирзовых сапогах.
Константин Эрнст: С Борей я познакомился в начале 1980-х. И к моменту, о котором идет речь, я уже регулярно общался с «Аквариумом», ушел из НИИ, с улицы пришел в «Видеофильм», новую структуру перестроечного стиля, и снял для них клип «Аэробика» группы «Алиса». Когда стало ясно, что в рамках промотура «Radio Silence» в Ленинград приезжает Дейв Стюарт и группа The Pretenders, а снимает все это (правда, только фрагментарно, для промофильма) режиссер «Парка Горького» и «Горилл в тумане» Майкл Аптед, я предложил «Видеофильму» под мое честное слово выделить мне съемочную группу из шести камер и снять этот концерт. Организация была живая, открытая к нестандартным идеям, так что уже через неделю я расставил эти камеры в комплексе «Юбилейный». Конечно, никаких ПТС у меня не было, снимали мы изолированными камерами, а командовал я ими через уоки-токи. Параллельно какая-то американская группа снимала фильм об истории Дина Рида. Их толмачом и гидом был Артемий Троицкий, который тут же попросил меня сняться в эпизоде. Я должен был быть человеком в джинсовой куртке и с длинными волосами, таким образом изображая на общих планах Дина Рида… Вообще тот концерт был эпохальным событием. Чистая фантасмогория — еще недавно подпольная группа в компании мировых звезд. Для меня фантасмагория была отдельная: меньше чем год назад я сидел в лаборатории за микроскопом, а сейчас руководил съемочной группой, рядом сновала группа Аптеда, я обсуждал с ним наше взаимодействие, здоровался за руку с Дейвом Стюартом из моей любимой группы Eurythmics, обнимал Крисси Хайнд и чувствовал себя героем еще одного фильма, причем не Растиньяком, а Хлестаковым, и только под утро засыпал с мыслью: господи, спасибо, что все это происходит со мной. Спустя полгода «Видеофильм» решил направить музыкальный фильм «Радио тишины» на фестиваль «Золотая роза» в Монтре. Фестиваль проходил рядом с отелем «Монтре-палас», и, конечно, я спросил в лобби, можно ли посмотреть номер, где жил Набоков. Мне сказали, что в номере живут и что стоит обратиться к гостям напрямую — возможно, покажут. Я постучал в дверь, мне открыли, я по-английски объяснил, что хотел бы ознакомиться с последним приютом великого писателя. Попросили подождать. Через некоторое время вышла пожилая женщина, пригласившая меня войти. А дальше мы сидели с ней на балконе, пили чай с вареньем и говорили по-русски. Это была Вера Набокова. На память у меня осталась набоковская книжка с его посвящением жене и собственноручно нарисованной им бабочкой. За что Борису Борисычу отдельное спасибо.
Из статьи Дэвида Киссинджера “Достачно ли хорош этот Борис?” (Rolling Stone, сентябрь 1989 года)
Формально Гребенщиков уже не числится среди чужаков в своей стране. Он стал, как он сам допускает с некоторой долей неловкости, «любимцем гласности». Как и многие другие артисты, носившие прежде клеймо «антисоветчиков», Гребенщиков и его друзья по команде хрустят в медвежьих объятьях советского руководства, которое полно решимости предстать перед миром в новом обличии… Хотя Гребенщиков не скрывает своих симпатий к Горбачеву, его энтузиазм по поводу новой разрешительной политики Кремля весьма сдержан — осмотрительность, понять которую нетрудно. «Мы не верили им прежде, мы не верим им сегодня, мы не поверим им и впредь,— говорит он с твердостью.— Я имею в виду: кому охота им верить?»
Борис Гребенщиков: По мнению CBS, я зарубил свою американскую карьеру не в последнюю очередь потому, что неправильно повел себя, когда мы выступали на шоу Дэвида Леттермана. Леттерман спросил меня о деньгах, и я сказал, что чрезмерное внимание к деньгам — это то, что сделало скучной большую часть современной американской музыки. Был скандал; но потом мне приносили мешки писем, где американцы благодарили меня за эти слова.
Александр Титов: Sony Music приобрели CBS и уволили всех, кроме Мэрайи Кэри, чей муж Томми Моттола стал экзеком компании. Помню, что в те годы у него были очень короткие брюки.
Борис Гребенщиков: Альбом был начат при старом президенте CBS Уолтере Йетникоффе, с которым у нас возникли отличные дружеские отношения; но, пока продолжалась запись, его «ушли», и новым начальником стал Томми Моттола, у которого были совсем другие представления о прекрасном. История с «Radio Silence» была мягко свернута, а когда я показал им демо второго альбома, мы разошлись в выборе продюсера: я настаивал на Рэе Купере, они предлагали мне коммерческих продюсеров. Мне это было неинтересно, и мы решили не продолжать контракт.
Александр Кан: Коммерческий успех был крайне скромным. 198-е место в Billboard — это и близко не было похоже на то, на что они рассчитывали. Да, не сменись босс CBS, ему бы дали второй шанс. А войди он в Top-10, никакой новый босс от него бы не отказался.
Кенни Шаффер: Альбом продался тиражом 200 тыс. копий — в случае с дебютом совершенно неизвестного артиста это не назовешь полным провалом, согласитесь. Два сингла, «Radio Silence» и «Postcard», вошли в Top-5 альтернативного чарта. Неплохо. Но Боря не чувствовал поддержки ребят из пиар-отдела CBS (кстати, по-английски он говорил лучше большинства из них). И у него не было «конского хвоста».
Артемий Троицкий: БГ, «Звуки Му» и «Парк Горького» продемонстрировали три разных подхода к продвижению на Западе. «Парк Горького» — выхолощенная западная музыка без намека на реальную русскую идентичность. Все русское там сфокусировалось на электрогитаре в форме балалайки. Противоположный полюс — это «Звуки Му», где нет английского языка и все своеобразно, по-мамоновски. То, что было с Гребенщиковым, где-то посередине. Ни один, ни другой, ни третий подходы не сработали. Как, друзья, вы ни садитесь, все в рок-стары не годитесь. t.A.T.u. доказали позднее, что уж если выходить на международный рынок, то вообще без намека на русскость. Там на первом месте, если помните, был образ жертв педофилии, на втором — лесбийский акцент, на третьем — продакшн Тревора Хорна, и в последнюю очередь — то, что они девушки из России.
.
***
БГ отвечает на наши вопросы по имейлу. Часть 2. 27 мая 2020 г. :
https://www.facebook.com/groups/bgyavlenie/permalink/935794556894570/
— Как-то вы сказали, что на «Radio Silence» высказали прямо то, что раньше «не находило выхода». Это с особенностями языка связано или причина иная?
— Не знаю; то, что я чувствовал тогда, нашло выражение в песнях, написанных на английском. Так должно было быть.
_______________________________________________________________________
<<< Вернуться на главную страницу группы АКВАРИУМ
<<< Вернуться на страницу «Дискография группы АКВАРИУМ»
<<< Вернуться на страницу «Песни группы АКВАРИУМ по алфавиту»
Автор и координатор проекта «РОК-ПЕСНИ: толкование» — © Сергей Курий