Автор статьи: Сергей Курий
Рубрика «Прочие статьи»

«И о а н н (вынув монету). Бери, холоп, и славь
царя и великого князя Ивана Васильевича!..
Ш п а к. Извиняюсь, что это вы всё — холоп да холоп!
Какой я вам холоп? Что это за слово такое?
З и н а и д а. Он пошутил!
Ш п а к. За такие шутки в народный суд влететь можно.
Да не нужна мне ваша монетка, она ненастоящая.
И о а н н. Ты что же, лукавый смерд,
от царского подарка отказываешься?
З и н а и д а. Это он из роли, из роли…
Ш п а к. Эта роль ругательная,
и я прошу ее ко мне не применять».
(М. Булгаков «Иван Васильевич»)

 Хочется кому-то или нет, но бранные слова являются неотъемлемой частью нашего языка и жизни. Вряд ли найдется человек, который хотя бы раз в своей жизни не ввернул крепкое словцо. Конечно, ругательства — это палка о двух концах. Ими можно оскорбить и рассмешить, спровоцировать конфликт и, напротив, получить психологическую разрядку. Но у бранных словечек есть и третье — этимологическое — дно, о котором многие не подозревают. Удивительно, что многие ныне употребляемые ругательства произошли от слов, которые изначально имели совершенно невинные значения. В этой статье я попытаюсь, насколько это возможно, проследить историю некоторых бранных слов — преимущественно тех, которые прочно вошли в литературный язык и, оставаясь ругательствами, не относятся к сфере нецензурной брани.

Правда, за последние двадцать лет безцензурной «вольницы» матерщина в сфере литературы, музыки и кино стала настолько привычной, что, если так пойдет и дальше, даже самые грубые выражения могут легализоваться. Лично меня это не радует по двум причинам. Неограниченно вводя мат в общеупотребительный культурный обиход,  мы, во-первых, обедняем, засоряем и унижаем литературный язык, но и оказываем медвежью услугу самой матерщине. Полностью выводя нецензурную брань из сферы табу, мы лишаем ее экспрессивной силы, а соответственно – и смысла.

Часть 1: «Моя нежная зараза…» (в адрес женщин)

Блядь

«..А ты из спальни королей,
А мой удел — любить блядей…»
(из песни группы АУКЦЫОН)

 Это слово в последнее время почти легализовалось. Хотя мне до сих пор как-то не по себе, когда набираю его без стыдливого многоточия. Впрочем, если уж остальные СМИ не стесняются, то мне это делать тем более глупо. В контексте данной статьи ставить точки бессмысленно, и вы сейчас в этом убедитесь.
Начнем с того, что употребление этого слова в Древней Руси никакого дискомфорта не вызывало. А православные священники — люди вроде бы неприличия не приветствующие — употребляли его во всяческих посланиях и поучениях направо и налево.

 Вот что писал опальный протопоп Аввакум в Послании царевне Ирине Михайловне Романовой (ок. 1666 г.): «Преудобренная невесто Христово, не лучше ли со Христом помиритца и взыскать старая вера, еже дед и отец твои держали, а новую блядь [Никона] в гной спрятать?» Крепкое словечко использует Аввакум и в «пятой» челобитной царю Алексею Михайловичу (1669 г.): «Что есть ересь наша или сий раскол внесохом мы во церковь, якож блядословят о нас никонияня, нарицают раскольниками и еретиками в лукавом и богомерском Жезле,  а инде и предотечами антихристовыми?». А в толковании протопопом XLIV-го псалма мы встречаем: «Богородицу согнали со престола никонияня-еретики, воры, блядины дети».

Конечно, Никона горячий Аввакум не любил, но зачем уж так материться в челобитных к царствующим особам? И уж совсем неуместным выглядит это слово в Акафисте Богородице, где поется: «проповедницы богоноснии быша волсви …оставиша Ирода яко блядива» . Похожее можно встретить и в тексте церковной анафемы, где говорится: «блядословно отвергающего святые тайны Господни…».

Протопоп Аввакум.

 Наверно уже все читатели поняли, что слово «блядь» в данном случае не только не является нецензурной бранью, но и означает вовсе не женщину легкого поведения. Дело в том, что первоначально древнерусский глагол «блядити» значил «ошибаться, заблуждаться, пустословить, лгать». То есть, ежели ты трепал языком наглую ложь (неважно, осознавая это или нет), тебя вполне могли назвать блядью, невзирая на пол. Так что протопоп Аввакум уличал никонян не в разврате, а в «ереси, лжи, заблуждении». Исследователи считают, что истоки слова лежат в праиндоевропейском корне bhla — «дуть». 

 В это же самое время в славянских языках жило-поживало другое, весьма похожее по звучанию, слово «блудити», которое означало «блуждать» (ср. украинское «блукати»). Постепенно словом «блуд» стали определять не только экспедицию Ивана Сусанина, но и беспорядочную «блуждающую» половую жизнь. Появились слова «блудница», «блудолюбие», «блудилище» (дом разврата). Сначала оба слова существовали обособленно, но затем постепенно стали смешиваться. Уже Даниил Заточник в XIII веке писал: «Девиця бо погубляет красу свою бляднею, а мужество татьбою (т. е. воровством — С.К.)». Этому способствовала не только схожая фонетика, но и схожесть значений. Женщина-блядь считалась женщиной заблудившейся, сошедшей с истинного пути, как и блядословы-еретики.

 Но уже к XVIII веку это слово употребляется только в значении «распутство»,  а в 1830-х оно переходит в разряд неприличных, нецензурных. Постепенно, как и многие ругательства, оно приобрело также значение эмоциональной вставки, выражающей глубокую досаду — «бля», «бляха-муха» (а в смягченном варианте — всем хорошо известный «блин»).

Стерва

«Я выкурил на антресолях еще тринадцать трубок — и создал
новое эссе, тоже посвященное любви. На этот раз оно все,
от начала до конца, было написано по-французски, русским был
только заголовок: «Стервозность как высшая и последняя стадия
блядовитости». И отослал в «Ревю де Пари». …Разумеется, вернули.
Язык мой признали блестящим, а основную идею — ложной».
(В. Ерофеев «Москва-Петушки»)

«Буду-буду твоей стервою,
Закипит кровь венная,
Буду портить тебе нервы я,
Стерва я, и драгоценная».
(из, так сказать, «песни» группы ШПИЛЬКИ)

 Сейчас не редкость услышать от женщины: «Да, я — стерва и горжусь этим». Статьями о психологии стерв пестрят все женские журналы, а мужчины, говоря о «стервозности», не вкладывают в это понятие никакого презрительного оттенка. По сути дела, сейчас под стервой понимают полную психологическую противоположность бляди. Если блядь не в силах сдерживать свои сексуальные инстинкты и беспорядочна в половых связях,  то стерва, напротив, весьма разборчива и цинична. Это — сексапильная, уверенная в себе женщина, обладающая стальным и трудным характером, которая весьма цинично использует заинтересовавшихся ею мужчин (обычно держа их в напряжении, но не позволяя ничего лишнего).

 Всё вышеизложенное — лучшее доказательство того, как забылось и нивелировалось первоначально о-очень грубое и обидное  значение этого слова. Хотя каждый, открывший словарь Даля, может прочесть, что под стервой подразумевается… «дохлая, палая скотина», то есть, проще говоря — падаль, гниющее мясо. Вскоре словцом «стервоза» мужчины стали презрительно называть особо подлых и вредных («с душком») шлюх. А так как вредность женщины мужчин, видимо, заводила (чисто мужское удовольствие от преодоления препятствий), то и слово «стерва», сохранив изрядную долю негатива, присвоило себе и некоторые черты «роковой женщины». Хотя о первоначальном его значении нам до сих пор напоминает гриф стервятник, питающийся падалью.

Ф. Достоевский «Преступление и Наказание»:
 «— Славная она, — говорил он, — у ней всегда можно денег достать. Богата, как жид, может сразу пять тысяч выдать, а и рублевым закладом  не  брезгает. Наших много у ней перебывало. Только стерва ужасная…
И он стал рассказывать, какая она злая, капризная, что стоит  только одним днем просрочить заклад, и пропала  вещь».

С. Есенин:
«Я средь женщин тебя не первую…
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз».

Н. Олейников:
«Жена-стерва —
Для раздраженья нерва».

Зараза

«Ты отказала мне два раза.
«Не хочу» — сказала ты.
Вот такая вот зараза
Девушка моей мечты».
(из песни кабаре-дуэта АКАДЕМИЯ)

 Девушки бывают разные. Возможно, и на слово «зараза» не все обижаются, но комплиментом его уж точно не назовешь. И тем не менее, изначально это был все-таки комплимент. В первой половине XVIII века светские ухажеры постоянно «обзывали» прекрасных дам «заразами», а поэты даже фиксировали это в стихах.

М. Ломоносов:
«Прекрасный пол, о коль любезен вам наряд…
Когда блестят на вас горящие алмазы,
Двойной кипит в нас жар, сугубые заразы!»

Н. Николаев:
«С Сореной мне расстаться!
Не зреть ее очей, не зреть ее зараз!»

А. Сумароков:
«Когда прекрасна мать, а дочь ее урод,
Полюбишь ли ты дочь,
узришь ли в ней заразы,
Хотя ты по уши зарой ее в алмазы?»

 А всё потому, что слово «заразить» изначально имело не только медицински-инфекционный смысл, но и было синонимом «сразить». В  Новгородской Первой летописи, под 1117 годом стоит запись: «Единъ от дьякъ зараженъ былъ отъ грома». В общем, заразило так, что и поболеть не успел…
Так слово «зараза» стало обозначать женские прелести, которыми те сражали (заражали) мужчин. Церковь все эти бесовские искушения осуждала, и всячески с ними боролась. И кое-чего в этой борьбе добилась, придав слову «зараза» сначала греховный, а затем и оскорбительный смысл. Термин перешел в вотчину медицины, и выражение «заразная женщина» ныне звучит совершенно не соблазнительно.

Часть 2: «Не будь идиотом — приходи на выборы!»
(«слабоумные» ругательства)

Даун

«Соседская девочка-даун
С косичкой играет в мячик,
А как может играть в мячик
Даун — подумайте сами».
(А. Лаэртский)

 Конечно, любому ученому приятно, когда его имя входит в научный арсенал, становясь нарицательным. Теорема Пифагора, бином Ньютона, всякие вольты, амперы, фарадеи и паскали… Но уж кому не позавидуешь, так это тем, чьи имена попали в медицинский словарь. И действительно, при слове «Боткин» первая ассоциация — желтовато-болезненное лицо, при слове «Кох» — сразу вспоминаешь какую-то зловредную палочку, да и слово «венерический» не вызывает в памяти ничего сродни мраморным формам богини любви…

Не повезло и английскому врачу Л. Дауну, который в 1886 г. описал задержку психического развития, связанную с аномалией хромосомного набора. Сам врач к сомнительной славе не стремился, и назвал заболевание монголоизмом (больные имели, плюс ко всему, косой разрез глаз). Не помогло — благодарные коллеги таки увековечили фамилию Дауна в науке, ну а народный язык — в обыденной речи.

На рисунке изображен хромосомный набор больного синдромом Дауна. Здесь видно, что 21-я пара хромосом вовсе не «пара», а «тройка». Одна хромосома лишняя. Так что много —- не всегда хорошо…

Дебил

«Изощренные мутации,
Широта дебилизации,
Диктатура вырождения,
Поздравляю с наступающим!»
(из песни группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА)

 В отличие от предыдущего, это слово произошло вовсе не от имени французского аристократа американского происхождения Де Билла, а от латинского слова debilis — «слабый». В медицине дебилизм определяется более конкретно, чем в жизни, а именно — как сравнительно легкая задержка психического развития (так и пишут: «легкая степень олигофрении»). То есть, по сути дебилы, конечно, умом не блещут, но на простых общественно-полезных работах вполне уместны.

Кретин

«Антона Крайнего боялись не меньше, чем самого Брюсова.
Приговоры его были убийственны. Критические статьи его пестрели
определениями вроде: «рыжая бездарность», «идиот», «недоносок», «кретин»
и тому подобными вежливыми характеристиками писателей».
(И. Одоевцева «На берегах Невы»)

 Если бы мы перенеслись где-то веков на пять-шесть назад в горный район французских Альп и обратились к тамошним жителям: «Привет, кретины!», никто бы вас в пропасть за это не скинул. А чего обижаться — на местном диалекте слово cretin вполне благопристойное и переводится как… «христианин» (от искаженного франц. chretien).
Так было до тех пор, пока не стали замечать, что среди альпийских кретинов частенько встречаются люди умственно отсталые с характерным зобом на шее. Позже выяснилось, что в горной местности в воде частенько наблюдается недостаток йода, в результате чего нарушается деятельность щитовидной железы, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Когда врачи стали описывать это заболевание, то решили не изобретать ничего нового, и воспользовались диалектным словом «кретин», чрезвычайно редко употреблявшимся. Так альпийские «христиане» стали «слабоумными».

Кретины из книги «Зоб для практических врачей и хирургов», 1821 г.

Идиот

 «…когда, уже после многих часов, отворилась дверь и вошли люди,
то они застали убийцу в полном беспамятстве и горячке. Князь сидел
подле него неподвижно на подстилке и тихо, каждый раз при взрывах крика
или бреда больного, спешил провесть дрожащею рукой по его волосам и
щекам, как бы лаская и унимая его. Но он уже ничего не понимал, о чем его
спрашивали, и не узнавал вошедших и окруживших его людей. И если бы сам
Шнейдер явился теперь из Швейцарии взглянуть на своего бывшего
ученика и пациента, то и он, припомнив то состояние, в котором
бывал иногда князь в первый год лечения своего в Швейцарии,
махнул бы теперь рукой и сказал бы, как тогда: «Идиот!».
(Ф. Достоевский «Идиот»)

 Прославленное романом Федора Михайловича, это греческое слово первоначально не содержало даже намека на психическую болезнь. В Древней Греции оно обозначало «частное лицо», «отдельный, обособленный человек». Не секрет, что древние греки относились к общественной жизни очень ответственно и называли себя «политэс». Тех же, кто от участия в политике уклонялся (например, не ходил на голосования), называли «идиотэс» (то есть, занятыми только своими личными узкими интересами).
Естественно, «идиотов» сознательные граждане не уважали, и вскоре это слово обросло новыми пренебрежительными оттенками — «ограниченный, неразвитый, невежественный человек». И уже у римлян латинское idiota значит только «неуч,  невежда», откуда два шага до значения «тупица».

 В русском языке слово стало приобретать популярность только к середине XIX века (у А. Пушкина оно еще не встречается), а после романа Достоевского стало нам и вовсе родным. Хотя классик, популяризируя это слово, сразу же делает его двусмысленным. Его князь Мышкин «идиот» только для мира сего — мира грешного и несовершенного, а на поверку князь оказывается чище и во многом мудрее (!) его окружающих «полноценных». Корни этого образа лежат и в «Первом послании апостола Павла коринфянам», где говорится о мудрости века сего, как о безумии, и в традиционном для Руси институте «юродивых Христа ради».

1 Кор. 1, 20-25:
«Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?
Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих.
Ибо и Иудеи требуют чудес, и Эллины ищут мудрости;
а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Эллинов безумие,
для самих же призванных, Иудеев и Эллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость;
потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков».

В результате Достоевский выстраивает логически ясную цепочку: «безумный — юродивый — святой».

«Идиоты» из двух экранизаций романа Ф. Достоевского.

 «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка» Н. Кириллова слово «идиот» трактует, как «кроткий, не подверженный припадкам бешенства человек, которого у нас называют дурачком, или дурнем». Не знаю, чем там конкретно болел князь Мышкин перед лечением в Швейцарии, но в романе Достоевский кроме кротости наградил своего героя эпилептическими припадками, хорошо знакомыми самому писателю. Лишь состояние Мышкина в конце книги похоже на настоящий медицинский идиотизм, под которым понимают самую крайнюю степень задержки психического развития, когда у человека присутствуют лишь самые элементарные влечения и эмоции, а речь и мышление вообще не развиваются. Так что, обзываясь, помните: идиот дебилу — рознь…

Болван

 «— Я человек маленький, — произнес Болванщик дрожащим
голосом, — и не успел я напиться чаю… прошла всего неделя,
как я начал… хлеба с маслом у меня уже почти не осталось… а я все
думал про  филина  над  нами, который, как поднос над небесами…
— Ну, хватит, — сказал Король Болванщику. — Закругляйся!
— А я и так весь круглый, — радостно возразил Болванщик. —
Шляпы у меня круглые, болванки тоже…
— Круглый ты болван, вот ты кто! — сказал Король».
(Л. Кэрролл «Алиса в Стране чудес»)

 А вот это слово не слишком далеко «ускакало» от своего исконного значения. «Болванами» на Руси называли каменных или деревянных языческих идолов, а также сам исходный материал или заготовку — будь то камень, или дерево (ср. чешское balvan — «глыба» или сербохорватское «балван» — «бревно, брус»).
Считают, что само слово пришло в славянские языки из тюркского. Так что будет весьма грамотно сказать, что и папа Карло, и Микеланджело делали из болванов человека. Вспомним также болван для шляп, болванку снарядов, да и сегодня чистые компакт-диски для записи в народе называют «болванками». Поэтому этимология слова в применении к человеку предельно ясна — «тупой, неотесанный, глупый, невежа».

Два болвана и болванка.

Дурак (дурень)

«У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак».
(П. Ершов «Конек-Горбунок»)

 С этимологией же самого популярного у нас «слабоумного» ругательства дело настолько запутано, что я так и не смог докопаться до истины. Разные исследователи находят истоки этого слова в совершенно разных языках.
Одни выводят его из тюркского корня «дур» — «стоять» (в  турецком языке слово «дурак» значит «остановка») и считают, что «дураками» назывались уже упомянутые нами языческие истуканы.
Другие считают, что в основе его — литовское durti — «колоть», «жарить», «ударить», которое прошло следующую эволюцию — «ужаленный», «бешеный», «безумный», «глупый».
Третьи же считают «дурака» исконно славянским словом, происходящим от глагола «дуть».

 Как бы то ни было, одно мы знаем точно — очень долгое время слово дурак обидным не было. В документах XV–XVII вв. это слово встречается в качестве… имени. И именуются так отнюдь не холопы, а люди вполне солидные — «Князь Федор Семенович Дурак Кемский», «Князь Иван Иванович Бородатый Дурак Засекин», «московский дьяк (тоже должность немаленькая — В.Г.) Дурак Мишурин». С тех же времен начинаются и бесчисленные «дурацкие» фамилии — Дуров, Дураков, Дурново…

Сколько знаменитых людей носили фамилии с корнем «дур»! Это и кавалер-девица Надежда Дурова, которая, выдав себя за мужчину, воевала с французами в 1812 г. (помните к/ф «Гусарская баллада»?), и Иван Дурново — один из министров внутренних дел царской России, и целая цирковая династия Дуровых (на фото — Наталья Дурова со своим питомцем), и замечательный актер Лев Дуров (к/ф «Три мушкетера», «Не бойся, я с тобой!», «Семнадцать мгновений весны» и др.).

 А дело в том, что слово «дурак» часто использовалось в качестве второго нецерковного имени. В старые времена было популярно давать ребенку второе имя с целью обмануть злых духов — мол, что с дурака взять?
К тому же, в народных сказках Иван-дурак — персонаж хотя и поначалу бестолковый, но в целом — симпатичный, добрый, бескорыстный. И везет ему не в пример больше, чем его расчетливым и практичным братьям.

«Сел как-то Иван-дурак на коня-дебила…».

У. Эко «Маятник Фуко»:
 «— Специфика дурака затрагивает не сферу поведения, а сферу сознания. Дурак начинает с того, что собака домашнее животное и лает, и приходит к заключению, что коты тоже лают потому, что коты домашние… Или что все афиняне смертны, все обитатели Пирея смертны, следовательно, все обитатели Пирея афиняне.
— Что верно.
— По чистой случайности. Дурак способен прийти к правильному умозаключению, но ошибочным путем.
— …Дураки коварны. Имбецилы опознаются моментально, не говорю уж о кретинах, в то время как дураки рассуждают похоже на нас с вами, не считая легкого сдвига по фазе. От дурака редактору нет спасения, приход его, как правило, длится вечность. Дураки публикуются легко, потому что с первого наскока выглядят убедительно. Издательский редактор не стремится выявлять дураков. Если их не выявляет Академия наук, почему должен редактор?
— …Мы окружены дураками.
— И спасения нет. Дураки все, кроме вас и меня. Ну не обижайтесь! Кроме вас одного.
— …А если бы дураком оказались вы?
— Попал бы в большое и хорошее общество».

 Вскоре дураками стали называть шутов. А историк Н. Костомаров, описывая уклад древней России, упоминает о том, что «дураком» именовалась плетка, которой муж наказывал нерадивую жену. Ну а в XVIII веке слово «дурак» становится нарицательным и обидным.

Из А. Пушкина:

«…Иль ты сердит: помилуй, брат, за что?
Не будь упрям: скажи ты мне хоть слово…
«Ох! отвяжись, я знаю только то,
Что ты дурак, да это уж не ново».

«Счастлив ты в прелестных дурах,
В службе, в картах и в пирах…»

Из «Энеиды» И. Котляревского:

«Еней, к добру з натури склонний,
Сказав послам латинським так:
«Латинус рекс єсть невгомонний,
А Турнус пессімус дурак…».

«Сюди привів Анхиз Енея
І між дівок сих посадив;
Як неука і дуралея,
Принять до гурту їх просив…»

Лох

«Слышен денег громкий шелест —
это лох пошел на нерест!»
(фольклор)

 Это весьма популярное ныне словечко два века назад было в ходу только у жителей русского севера и называли им не людей, а… рыбу. Наверное, многие слышали, как мужественно и упорно идет к месту нереста знаменитый лосось (или как его еще называют — семга). Поднимаясь против течения, он преодолевает даже крутые каменистые пороги. Понятно, что добравшись и отнерестившись рыба теряет последние силы (как говорили «облоховивается») и израненная буквально сносится вниз по течению. А там ее, естественно, ждут хитрые рыбаки и берут, как говорится, голыми руками.

После нереста лосось становится лохом.

 Постепенно это слово перешло из народного языка в жаргон бродячих торговцев — офеней.  «Лохом» они прозвали мужичка-крестьянина, который приезжал из деревни в город, и которого было легко надуть.
В этом значении слово дожило и до наших дней. Но если не так давно оно больше относилось к заезжим и простодушным деревенским жителям, то сейчас практически вытеснило слово «простофиля». На основе «лоха» образовались новые слова и выражения — «лохануться», «развести лохов», ну и конечно, знаменитое «лохотрон». Сначала «лохотроном» называли в основном шулерские уличные игры, а потом перенесли это слово на любую спланированную и рассчитанную на доверчивость людей аферу.

Игра в наперстки — классический пример «лохотрона».

«В Шотландии разводят лох-несских чудовищ в пропорции: два лоха на одну Несси». (анекдот)

Часть 3: Как шевалье швалью стали…
(родные ругательства из чужих языков)

Шаромыжник

«Да, да, почтеннейший мой книжник!
Заткни фонтан и не рюми —
Ведь косолапый шаромыжник
Произошел от cher ami.»
(В. Князев «Патриотическая филология»:
Русская стихотворная сатира 1908–1917-х годов»)

 1812 год… Ранее непобедимая наполеоновская армия, измученная холодами и партизанами, отступала из России. Бравые «завоеватели Европы» превратились в замерзших и голодных оборванцев. Теперь они не требовали, а смиренно просили у русских крестьян чего-нибудь перекусить, обращаясь к ним «сher ami» («любі друзі»). Крестьяне, в иностранных языках не сильные, так и прозвали французских попрошаек — «шаромыжники». Не последнюю роль в этих метаморфозах сыграли, видимо, и русские слова «шарить» и «мыкать».

«Французы — голодные крысы в команде у старостихи Василисы…»
(рисунок нач. XIX в.).

Шваль

«— …С тобой она будет не такая, и сама, пожалуй, этакому
делу ужаснется, а со мной вот именно такая. Ведь уж так.
Как на последнюю самую шваль на меня смотрит».
(Ф. Достоевский «Идиот»)

 Так как крестьяне не всегда могли обеспечить «гуманитарную помощь» бывшим оккупантам, те нередко включали в свой рацион конину, в том числе и павшую. По-французски «лошадь» — cheval (отсюда, кстати, и хорошо известное слово «шевалье» — рыцарь, всадник). Однако русские, не видевшие в поедании лошадей особого рыцарства, окрестили жалких французиков словечком «шваль», в смысле «отрепье».

А. Дельвиг:
«Смирнов, как и многие из тогдашнего общества, говорил по-французски дурно. Он был охотником до лошадей и часто употреблял слово «cheval», которое дурно произносил, так что Цуриков говорил ему: «Сам ты шваль!»

Шантрапа

«— …Он только и мечтает, как бы скорей попасть в
каталажку и начать объедать полицию! Это не настоящий
преступник, а шантрапа с пустыми карманами. Что с
него возьмешь, когда у него даже на обед денег нет?..»
(Н. Носов «Незнайка на Луне»)

«Впрочем, Сердюк давно знал, что большинство иностранцев,
встречающихся на московских улицах, на самом деле никакие
не иностранцы, а так, мелкая торговая шантрапа, укравшая
немного денег и отоварившаяся в магазине «Калинка-Стокман».
(В. Пелевин «Чапаев и Пустота»)

 Не все французы добрались до Франции. Многих, взятых в плен, русские дворяне устроили к себе на службу. Для страды они, конечно, не годились, а вот как гувернеры, учителя и руководители крепостных театров пришлись кстати. Присланных на кастинг мужичков они экзаменовали и, если талантов в претенденте не видели, махали рукой и говорили «chanter pas» («к пению не годен»). Дальнейшая история этого слова, думаю, ясна.

Подлец

«Разумеется, он подойдет ко мне и подаст руку, а я, к примеру,
попрошу его разъяснить мне, подлец он  или кретин,
потому что кретинам я подаю руку, а подлецам — никогда».
(С. Лем «Осмотр на месте»)

 А вот это слово по происхождению польское и означало всего-навсего «простой, незнатный человек».  Так, известная пьеса А. Островского «На всякого мудреца довольно простоты» в польских театрах шла под названием «Записки подлеца». Соответственно, к «подлому люду» относились все не шляхтичи. Д. Ушаков в своем толковом словаре указывал, что слово «подлец» первоначально означало: принадлежащий к крестьянскому, податному сословию и употреблялось как термин, без бранного  оттенка».
Впрочем, чего уж там таить — все основания для такой эволюции были (ни для кого не секрет, как относилось любое дворянство к простому люду). Сначала слово проникло на территорию Украины, а после присоединения в XVIII в. части Польши к России прочно вошло и в русский язык.

А. Кантемир:
 «Гнусно дворянину завидовать благополучию подлейших себя».

А. Пушкин «Капитанская дочка»:
 «Изменник помог Пугачеву вылезть из кибитки, в подлых выражениях (льстивых, унизительных — С.К.) изъявляя свою радость и усердие…».
«…Целуй руку, целуй руку, — говорили около меня. Но я предпочел бы самую лютую казнь такому подлому унижению».

 Когда же к середине XIX века либеральная интеллигенция увлеклась народническими идеями, слово «подлый» применительно к простонародью стало считаться оскорбительным. Уже в журнале «Северный вестник» 1804 г. писали:

«Выражение подлый язык есть остаток несправедливости того времени,  когда говорили и писали подлый народ; но ныне, благодаря человеколюбию и законам, подлого народа и подлого языка нет у нас! А есть, как и у всех народов, подлые мысли, подлые дела. Какого бы состояния человек ни выражал сии мысли, это будет подлый язык, как, например: подлый язык дворянина, купца, подьячего, бурмистра и т. д.».

В итоге за словом стало закрепляться хорошо ныне известное второе значение — «низкий», «бесчестный». Хотя в то время слово «подличать» обозначало «заискивать, унижаться, выслуживаться», а отнюдь не совершение какой-то гадости втихомолку, как понимается ныне.
В грибоедовском «Горе от ума» Софья говорит Молчалину, ползающему перед ней на коленях: «Не подличайте,  встаньте».

Или еще:

С. Неелов «Тайному советнику»:
«Лет тридцать у вельмож паркеты натирал,
Ногами и спиной мучительно трудился,
Как рыба об лед колотился,
Он явно подличал и в тайные попал».

Шельма

 «…майор Алябьев, находившийся при канальной Ладожской
канцелярии, писал в 1723 г. к Меншикову: «Вашей светлости
всепокорно доношу, как в бытность в селе Назье
господин генерал-лейтенант Миних тряс меня дважды
за ворот и называл меня при многих свидетелях
дердивелем и шельмою и бранил м… по-русски».
(С. Соловьев «История России с древнейших времен»)

 «Дай Бог тебе в женихи доброго человека,
не ошельмованного изменника».
(А. Пушкин)

 Шельма, шельмец — слова, пришедшие в нашу речь из Германии. Немецкое schelmen означало «пройдоха, обманщик». Чаще всего так называли мошенника, выдающего себя за другого человека. В стихотворении Г. Гейне «Шельм фон Бергер» в этой роли выступает бергенский палач, который явился на светский маскарад, притворившись знатным человеком. Герцогиня, с которой он танцевал, уличила обманщика, сорвав с него маску…

«…Смотрите, бергенский палач!» —
Шепнули гости друг другу.
Все замерло. Герцогиня в слезах
Упала в объятья супругу.

Но герцог мудро спас ей честь:
Без долгих размышлений
Он обнажил свой меч и сказал:
«Ну, малый, на колени!

Ударом меча я дарую тебе
Сан рыцаря благородный
И титул Шельм фон Берген даю
Тебе, как шельме природной».

Так дворянином стал палач,
Прапрадед фон Бергенов нищий.
Достойный род! Он на Рейне расцвел
И спит на фамильном кладбище».

В нашей литературе типичный образ шельмеца мы можем видеть в образе гоголевского Хлестакова.

 Особое значение это слово приобрело, когда в 1716 г. Петр I Воинским уставом ввел в практику шельмование — особый вид позорящего наказания для дворян. Процедура шельмования происходила на эшафоте. К виселице прибивалась табличка с именем провинившегося, затем над его головой ломалась шпага, как символ лишения всех дворянских прав, с военных срывали погоны. С этого момента бывшего дворянина могли повесить, сослать в Сибирь или, на худой конец, высечь, как простого смертного. Хотя в 1776 г. слово «шельмование» исчезло из русского законодательства, и было заменено термином «лишение всех прав состояния», суть наказания не особо изменилась (вспомним хотя бы гражданскую казнь революционера Н. Чернышевского в 1864 г.).
С тех пор слово «шельма» мы употребляем в изначальном немецком значении, а под «шельмовать» подразумеваем — публично опозорить, оклеветать человека, подвергнуть публичному осуждению и травле.

Мымра

«Мы называем ее «наша мымра»
(из к/ф «Служебный роман»)

 Смысл этого слова, претерпев небольшую трансформацию, ныне практически вернулся к изначальному. «Мымра» — коми-пермяцкое слово и переводится оно как «угрюмый». Попав в русскую речь, оно стало означать прежде всего необщительного домоседа (в словаре Даля так и написано: «мымрить» — безвылазно сидеть дома»). Постепенно «мымрой» стали называть и просто нелюдимого, скучного, серого и угрюмого человека. Именно в этом значении адресовал его своей начальнице герой к/ф «Служебный роман».

Часть 4: Галерея моральных уродов

Сволочь

«Ты — последняя сволочь,
Скажу сразу, чтоб знала,
Предпоследняя может,
Шар земной не объять…»
(С. Аксененко)

 «Сволочати» — по-древнерусски то же самое, что и «сволакивать». Поэтому сволочью первоначально называли всяческий мусор, который сгребали в кучу.  Это значение (среди прочих) сохранено и у Даля: «Сволочь — все, что сволочено или сволоклось в одно место: бурьян, трава и коренья, сор, сволоченный бороною с пашни».

И какая это сволочь навалила эту сволочь?

Со временем этим словом стали определять ЛЮБУЮ толпу, собравшуюся в одном месте. И уж потом им стали именовать всяческий презренный люд — алкашей, воришек, бродяг и прочие асоциальные элементы. Особенно полюбили это слово российские аристократы, сделав его почти синонимом «черни». Когда «презренная чернь и сволочь» аристократов ликвидировала как класс, слово вошло в широкий обиход и чаще стало относиться к конкретному человеку, нежели к множеству.

И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев»:
«Остап, который к этому времени закончил свои наблюдения над Коробейниковым, решил, что «старик типичная сволочь».

Подонок

«…мы убиваем себя карьерой,
деньгами, девками загорелыми,
ведь нам, актерам,
жить не с потомками,
а режиссеры — одни подонки…»
(А. Вознесенский «Монолог Мэрелин Монро»)

 Еще одно слово, которое изначально существовало исключительно во множественном числе. Иначе и быть не могло, так как «подонками» называли остатки жидкости, остававшейся на дне вместе с осадком.

Ф. Достоевский «Идиот»:
«Генерал допил из бутылки последние подонки, встал и пошел из комнаты».

 А так как по трактирам и кабакам частенько шлялся всякий сброд, допивающий мутные остатки алкоголя за другими посетителями, то вскоре слово «подонки» перешло на них. Возможно также, что немалую роль сыграло здесь и выражение «подонки общества», то есть, люди опустившиеся, находящиеся «на дне».

Подонки в пиве.

Ублюдок

«Храбрятся только ослы и их ублюдки,
но ведь и те до известной стены».
(Ф. Достоевский «Записки из подполья»)

 Слово «гибрид», как известно, нерусское и в народный арсенал вошло довольно поздно. Гораздо позже, нежели сами гибриды — помеси разных видов животных. Вот и придумал народ для таких помесей словечки «ублюдок» и «выродок». Слова надолго в животной сфере не задержались и начали использоваться в качестве унизительного наименования байстрюков и бастардов, то есть, «помеси» дворян с простолюдинами.

Д. К. Ролинг «Гарри Поттер и тайная комната»:
«— Трепещите, враги наследника! — громко крикнул кто-то. — Сначала кошка — следующими будут те, в чьих жилах течет нечистая кровь!»

 Теперь ублюдком мы обычно называем низменного человека, морального урода, нелюдя, в том числе и того, кто ратует за «чистоту крови».

Мул — ублюдок осла и кобылы.

Хам

«Гадалка была убеждена, что это именно так. Того же
мнения придерживался, видно, и попугай в красных
подштанниках. Он смотрел на Полесова своим круглым
разумным глазом, как бы говоря: «Дай семечек, и я тебе
сейчас все расскажу. Виктор, ты будешь губернатором.
Тебе будут подчинены все слесаря. А дворник дома № 5 так
и останется дворником, возомнившим о себе хамом».
(И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев»)

 Истоки этого слова хорошо знакомы каждому, кто хотя бы в общих чертах знаком с Библией. Для тех, кто подзабыл детали, приведем небольшой отрывок.

Быт.9, 20-25:
 «Ной начал возделывать землю и насадил виноградник;
и выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем.
И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим.
Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего.
Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его,
и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих».

Микеланджело «Опьянение Ноя».

 В общем, в библейские времена хамство старшим обходилось слишком дорого — кара пала не столько на нахамившего, сколько на всех его потомков. Поэтому изначально в русском языке слово «хам» не совсем соответствовало современному понятию «невоспитанный грубый человек», сколько было синонимом слова «раб, чернь» в память о злополучных ханаанянах. Достаточно вспомнить ругательство «хамово отродье» или известную пословицу «Из хама не будет пана». Слово быстро вошло в арсенал всё того же дворянства, коим оно величало низшие сословия. Ну а дальше вы знаете… Рабство отменили, а хамство оказалось живучим. 

Наглец

«…Назвать и впредь величать себя
Председателями земного шара.
Какие наглецы — скажут некоторые,
Нет, они святые, возразят другие…».
(В. Хлебников)

«Был побег на рывок —
Наглый, глупый, дневной…»
(В. Высоцкий)

 У поэта И. Дмитриева в «Стихах на восшествие на престол императора Павла I» (1797) есть любопытная строчка: «Смири свою ты наглость, время!». Конечно, поэты — люди с языком обращающиеся довольно вольно, но Дмитриев в этих строчках отнюдь не желал уличить Время в бессовестности и дерзости. Уличал он время в том, в чем его уличают многие — в стремительности. Ведь слова «наглость», «наглый» довольно долго существовали в русском языке в значении «внезапный, стремительный, взрывчатый, запальчивый».

Бытовало в Древней Руси и понятие «наглая смерть», то есть смерть не медленная, естественная, а внезапная, насильственная. В церковном произведении XI века «Четьи Минеи» есть такие строки: «Мьчаша кони нагло», «Реки потопят я нагло» (нагло, то есть, быстро). Вскоре значения «дерзость, умение брать все быстро, нахрапом, нахальство» стали для слова «наглость» главными.

«Словарь Академии Российской», 1814:
«Наглость.
1. Бесчинство, дерзость, свойство наглого. Чего достигает один трудами или заслугами, другой думает получить наглостию.
2. В отношении к ветрам: ярость, сильное стремление,  жестокий порыв. Презирать наглость ветров».

 С тех пор появилась грустная пословица: «Наглость — второе счастье», но мне больше нравится другая — «Наглому дай волю, захочет и боле».

Пошляк

«Т и л ь т и л ь. Что это за толстяки веселятся и едят такие вкусные вещи?
Д у ш а  С в е т а. Это самые тучные земные Блаженства, их узнать легко.
Т и л ь т и л ь. А подойти к ним можно?
Д у ш а  С в е т а. Разумеется. Они не злые, но они пошляки, да
еще к тому же довольно плохо воспитанные пошляки!…»
(М. Метерлинк «Синяя птица»)

 «Пошлость» — слово исконно русское, которое коренится в глаголе «пошли». До XVII века оно употреблялось в более чем благопристойном значении и означало все привычное, традиционное, совершаемое по обычаю, то, что ПОШЛО исстари. Филолог В. Виноградов приводит следующие строки из рукописей конца XIV века: «А мыты ны держати давныи пошлыи, а непошлыхъ мытовъ и пошлинъ не замышляти»; «Пожаловалъ есми… деревнею Куколцинымъ  и съ лъсомъ и съ пожнями, куды топоръ ходилъ, куды коса ходила, съ пошлою землею, что къ  неи из старины тянуло». Или пример из В. Даля: «А ездоки ездят не пошлою дорогою».

 Однако в конце XVII — начале XVIII веков начались Петровские реформы, прорубка окна в Европу и борьба со всеми древними «пошлыми» обычаями. Слово «пошлый» стало на глазах терять уважение и теперь всё больше значило — «отсталый», «постылый», «некультурный», «простоватый». Вскоре «пошлостью» стали чаще называть тривиальность, банальность, ограниченность. Пошлая шутка — значит заезженная и ныне неприличная.

В. Даль «Толковый словарь живого великорусского языка», 1863-66:
«Пошлый — избитый, общеизвестный, надокучивший, …неприличный».

Д. Ушаков  «Толковый словарь», 1935-40:
 «Пошлый — заурядный, низкопробный в духовном, нравственном отношении, чуждый высших  интересов и запросов».

Н. Гоголь:
«Он (Пушкин — С.К.) мне говорил всегда, что еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека… Вот мое главное свойство, одному мне принадлежащее…»

 Ну а к середине XIX века уже появились и такие слова, как «пошляк», «пошлячка», «опошлить», а пошлость стала неразлучным синонимом мещанства — еще одного безобидного слова, ставшего негативным.

Мерзавец

«Я лишнего и в мыслях не позволю,
Когда живу от первого лица, —
Но часто вырывается на волю
Второе «Я» в обличье подлеца.
И я боюсь, давлю в себе мерзавца, —
О, участь беспокойная моя! —
Боюсь ошибки: может оказаться,
Что я давлю не то второе «Я».
(В. Высоцкий)

 Здесь всё очень просто, хотя, может, и не так очевидно. Этимология «мерзавца» восходит к слову «мерзлый». Холод даже для северных народов никаких приятных ассоциаций не вызывает, поэтому «мерзавцем» стали называть холодного, бесчувственного, равнодушного, черствого, бесчеловечного… в общем крайне (до дрожи!) неприятного субъекта. Слово «мразь», кстати, родом оттуда же. Как и популярные ныне «отморозки».

Дед-Мерзавец.

Негодяй

«У меня на лбу «7б» —
не годен к строевой службе,
Не годен к нормальной семье,
простой любви и дружбе.
Негодяй!»
(из песни группы ТЕЛЕВИЗОР)

 Не знаю, случайно или сознательно, но лидер группы ТЕЛЕВИЗОР очень точно подметил этимологию слова «негодяй». То, что это человек к чему-то не годный, в общем-то, понятно… Но в XIX веке, когда в России ввели рекрутский набор, это слово не было оскорблением. Так (тут Михаил Борзыкин прав!) называли людей, не годных к строевой службе. То есть, раз не служил в армии — значит негодяй!

И.  Дмитриев:
«…одного отмечал в гренадерский убор, иного во фрунтовые, иного в негодяи».

«Сейчас мы посмотрим, кто из вас негодяй…».

Ф. Кривин «Король Годяй»:
 «В те далекие, теперь уже сказочные времена, когда все слова свободно употреблялись без «не», жили на земле просвещенные люди — вежды. Король у них был Годяй, большой человеколюб, а королева — Ряха , аккуратистка в высшей степени.
Собрал однажды король своих доумков, то есть мудрецов, и говорит:
— Честивые доумки, благодарю вас за службу, которую вы сослужили мне и королеве Ряхе. Ваша служба была сплошным потребством, именно здесь, в совете доумков, я услышал такие лепости, такие сусветные суразицы, что, хоть я и сам человек вежественный, но и я поражался вашему задачливому уму. Именно благодаря вам у нас в королевстве такая разбериха, такие взгоды, поладки и урядицы, — благодаря вашей уклюжести, умолимости и, я не побоюсь этого слова, укоснительности в решении важных вопросов.
— Ваше величество, — отвечали доумки, — мы просто удачники, что у нас король такой честивец, а королева такая складеха, какой свет не видал.
— Я знал, что вы меня долюбливаете, — скромно сказал король. — Мне всегда были вдомек ваши насытность и угомонность в личной жизни, а также домыслие и пробудность в делах. И, при вашей поддержке, я бы и дальше сидел на троне, как прикаянный, если б не то, что я уже не так домогаю, как прежде, бывало, домогал.
— Вы домогаете, ваше величество! — запротестовали  доумки. — Вы еще такой казистый, взрачный, приглядный! Мы никого не сможем взлюбить так, как взлюбили вас…».

 Уже к ХХ веку «негодяй» становится оскорблением, и более приближается к значению «не годный быть настоящим человеком», означая человека беспринципного, бессовестного, способного на подлость.

Чмо

 «— Можно тебя чмокнуть?
— Валяй!
— Чмо!!!»

 «Стоит мужик в трусах перед зеркалом. Так, сяк
повернется, бицепсы напрягает, живот
втягивает, бормоча при этом самодовольно:
— Какое чмо! Ну какое же я все-таки чмо!
Жена из соседней комнаты:
— Дурак! Сколько раз повторять — не чмо, а мачо!»

(из анекдотов)

 «Чмарить», «чмырить», если верить Далю, изначально обозначало «чахнуть», «пребывать в нужде», «прозябать». Постепенно этот глагол родил имя существительное, определяющее жалкого человека, находящегося в униженном угнетенном состоянии.
В тюремном мире, склонном к всякого рода тайным шифрам, слово «ЧМО» стали рассматривать, как аббревиатуру определения «Человек, Морально Опустившийся», что, впрочем, совершенно недалеко от изначального смысла. 

Жлоб

«Лукоморья больше нет,
От дубов простыл и след, —
Дуб годится на паркет —
так ведь нет:
Выходили из избы
Здоровенные жлобы —
Порубили все дубы
на гробы».
(В. Высоцкий)

 Есть теория, что сперва «жлобами» прозвали тех, кто пил жадно, захлебываясь. Так или иначе, но первое достоверно известное значение этого слова — «жадина, скупердяй». Кстати, украинская фамилия Жлоба встречается до сих пор. Да и выражение «Не жлобись!» и сегодня означает «Не жадничай!».
Правда в последние годы слово «жлоб» стало ассоциироваться еще и с грубым, неотесанным, угрюмым и обязательно здоровым мужиком. Вполне возможно, что большие габариты в описании «жлобов» стали популярны после появления приведенной нами песни Владимира Семеновича.

***

 Теперь, после всего вышепрочитанного, вы наверно поймете, если я скажу о себе, что «по рождению я, судя по всему, подлец; по вере — кретин; по образу жизни — мымра; по военному билету — негодяй; по политическим убеждениям долго был идиотом; имею кота-ублюдка и пса-выродка».
Однако надеюсь, что вы не будете применять эти слова в повседневной жизни, ибо вполне можете нарваться на того, кто эту статью не читал…

Автор: Сергей Курий
ноябрь 2006 г.
Впервые опубликовано в журнале «Время Z» №1 2007 (январь)